...Имеются человеческие жертвы

38

Николай Иванович Платов, пятидесяти шести лет от роду, прожил жизнь одновременно обычную и достаточно нестандартную, и о ней он думал и вспоминал когда с удивлением, а когда и с гордос­тью.

В самом деле, очень мало кто из его сверстников сумел показать такой класс политической непотоп­ляемости, такую способность удерживаться на самых крутых порогах, брать рифы и живым и не­вредимым низвергаться с водопадов.

Он, кажется, всегда руководил, Колька Платов. Пусть кому-то покажется смешным, но даже в дет­ском саду почему-то его, мордастенького, умытого и очень-очень милого умненького мальчика, поста­вили кем-то вроде старосты в их группе. Ну а даль­ше пошло-поехало. Должности да комитеты, коми­теты да должности. «Взвейтесь, кострами, синие ночи...», а там и комсомол, и секретарство, райкомы и горкомы, выдвижения, назначения, потом не­сколько лет на разных должностях в вооруженном отряде партии, откуда в звании майора действующе­го резерва обратно на партийную работу инструкто­ром обкома.

Он вернулся на партийную работу в числе так называемого андроповского призыва. Он был хва­ток, изобретателен, он всегда умел учиться и всегда на «отлично» сдавал главный экзамен — делал без­ошибочно правильную ставку на человека, кампа­нию, генеральную линию, а для этого нужен был талант недюжинный, нужно было в полном смысле слова высокое искусство, в котором он совершенст­вовался и преуспевал, оставляя позади все новых и новых товарищей-соперников. Именно они, люди его плана, его размаха и его честолюбия, разыграли немыслимо сложную комбинацию и совершили внутрипартийную революцию, которую потом ок­рестили перестройкой. Они могли сколько угодно безостановочно и упоенно разливаться соловьями насчет того, что вся эта грандиозная заваруха —для народа и в его интересах и так далее и так далее. Но они-то, новейшие авгуры, знали, что тут почем и какая цена всем этим заклинаниям в базарный день. Они знали, чего хотели. Они хотели перемен для себя, они хотели страну для себя, все нажитое и завоеванное, построенное и возведенное, все добы­тое они хотели для себя. И когда говорили, вновь и вновь повторяя священную формулу, что в государ­стве, где все — ничье, должен быть, наконец, пол­ноценный и рачительный хозяин, то уж кто-кто, а они-то точно знали, кто должен стать этим самым хозяином, конкретным господином и владельцем. Потому что в чем еще может заключаться подлин­ный порядок, как не в этом распределении богатст­ва и вещества жизни между теми, кто в состоянии забрать эти богатства в закрепленную и неприкос­новенную собственность.

Это была революция поколений, революция жи­вого и мертвого. И в ходе ее он умудрился не сде­лать ни одной мало-мальски серьезной ошибки. А когда началась постыдная, похабная гонка за право

первым или в числе первых избавиться от партби­лета, он, бывший второй секретарь обкома партии, в этих собачьих бегах участия не принял. Просто отошел и затаился, слишком хорошо зная, что там, в провинции, их красные корни ушли в почву глу­боко, разветвились и разбежались в земле густо и что теперь эта развитая корневая система способна без лишнего шума, скрытно, высасывать из своего грунта самое главное, что составляло отныне и смысл и материю жизни — деньги. Он знал, на чем и как они делались раньше. А в новой жизни он приумножил эти свои дары и таланты стократ.

Он был уже одним из крупнейших собственни­ков региона, человеком богатейшим, сумевшим с толком, с громадной, неслыханной прибылью пус­тить в рост свои прошлые связи и знания. А уж когда хитрые московские лисы закрутили машину приватизации, он, Платов Николай Иванович, одновременно кляня и разоблачая «антинародный режим», обездоливший миллионы тружеников, о которых так пеклась и горячо радела партия Лени­на, был уже одним из состоятельнейших «лендлор­дов», новорусским бароном старой отливки, но но­вого чекана, сумевшим обратить в собственные вла­дения множество предприятий и в самом Степногорске, и в области, и в других регионах, и даже за границей, о чем, конечно, в полном объеме знал только он один да еще пяток — десяток самых до­веренных людей, чья материальная, духовная и вся­кая прочая, в том числе и просто биологическая, жизнь всецело зависели от него.

Он был теперь негласным держателем контроль­ных пакетов акций многих предприятий, а так как основной костяк промышленности в его владениях составляли заводы и объединения, производившие оружие, Николай Иванович постиг сложнейшую науку перевода денежных средств от реализации этой продукции через целую цепь специально со­зданных трансферных фирм на свои секретные счета, что, естественно, придало ему особое влия­ние в масштабах всей страны.

И вот теперь, когда предстояло переизбираться на новый срок, когда столько планов обуревало его и он мечтал, вновь заняв этот пост, сделаться поли­тиком всероссийского масштаба, заставив работать свои активы и авуары и превратить Степногорск и весь регион в экономически мощную процветаю­щую территорию, достаточно самостоятельную и не зависимую от прихотей Москвы, он почувствовал резко возросшее сопротивление каких-то сил, кото­рые действовали точно и безжалостно, совершенно в его духе, но, наверное, еще грубее и жестче.

Случившееся в субботу, а затем в воскресенье стало для Платова грозным сигналом тревоги. Чего- то он не предусмотрел, в чем-то просчитался, кому- то передоверился, и таинственный враг не преми­нул воспользоваться его мелкими ошибками и мол­ниеносно перешел в наступление.

Что стояло за всем этим? Как получилось, как вообще могло такое произойти, чтобы тысячи людей несли плакаты, направленные против его главных противников в федеральном центре, и чтобы они, эти самые люди, оказались убиты и покалечены вверенными ему, Платову, войсками и как бы по его наущению и приказу?

Еще вылетая из Москвы, он распорядился со­звать к его возвращению особый совет и аналити­ческую группу, чтобы тотчас по прилете в Степногорск провести важнейшее совещание. И уже через полчаса, едва приехав в свою городскую резиден­цию, Платов занял место во главе стола в комнате для заседаний.

Он уже заслушал доклад Мащенко, из которого уяснил, что удавку ему на шею накинули умело. И чтобы нейтрализовать, ликвидировать эти последст­вия, надо было думать и думать. Больше всего Ни­колая Ивановича тревожили странные происшест­вия, которые, собственно, и возбудили против него в ночь с субботы на воскресенье эти тысячные

толпы. И Мащенко, и все другие руководители местных «силовиков» готовы были голову положить на плаху, что не отдавали приказов врываться в общежития и устраивать погромы и обыски, повсю­ду ссылаясь при этом на какие-то мифические рас­поряжения губернатора. Именно эти действия неве­домых групп, неведомых омоновцев и всколыхнули студенчество, а вслед за ним и других — тех же рабочих «оборонки».

Ну не могли — и ежу было ясно, не могли все они за какие-то считанные ночные часы напечь де­сятки и десятки плакатов, требующих немедленной отставки губернатора Платова! Разумеется, все это делалось заблаговременно и с его отсутствием в го­роде тоже совпало вовсе не случайно. Он хорошо знал, что тот, кто защищается и оправдывается, всегда остается в проигрыше, неизбежно теряет очки.

То, что исчез создатель и руководитель главной силы в Степногорске, открыто оппозиционной ему и его региональной политике, этот наивный прямо­линейный чудак Русаков, с одной стороны, могло оказаться на руку — замутил воду известнейший ба­ламут, а после предпочел убраться восвояси.

Но Платов не верил в такой вариант, ни на ми­нуту в расчет не принимал.

Тут, конечно, было что-то другое. Тут был не тот след, чувствовалась не та рука, не тот почерк.

Русаков полагался на собственный ум, на зна­ния, на личную популярность, он всегда пер напро­лом, всегда с открытым забралом, не хитрил, и именно на этом держалась его популярность. Так что Русакова тут надо было вынести за скобки, и, похоже, он тоже попался на этот двойной крючок. А значит, человек, способный навскидку дублетом ухлопать двух таких жирных зайцев, был в полном смысле парень не промах, и отнестись к нему надо было со всей подобающей серьезностью.

Что касается второго вопроса, то группа анализа, да и он сам, пришли к выводу, что самым правильным будет обратиться с экрана телевизора — к горо­ду и миру — с коротким энергичным словом сразу после завершения программы «Время» и киселев­ских «Итогов», перед очередной серией «Спрута-2». И его спичрайтеры тотчас засели за работу, взвеши­вая и пробуя на зуб каждое слово.

Ровно в двадцать один пятьдесят на экранах всех телевизоров, настроенных на первый канал Степногорского телецентра, появился губернатор — подтя­нутый, загорелый человек с яркой сединой и прон­зительными, чуть прищуренными глазами.

— Дорогие степногорцы! — начал он, и взгляд его стал острее бритвы. — Мне пришлось прервать работу в Совете Федерации и срочно вернуться в наш город, так как, воспользовавшись моим отсут­ствием, распоясавшиеся хулиганы решили дестаби­лизировать ситуацию в столице нашего края. Под видом мирной законной демонстрации, якобы за­щищающей права и интересы студенческой молоде­жи, они вознамерились захватить административ­ное здание и явочным порядком установить свой, так называемый «демократический» порядок.

Однако силы правопорядка воспрепятствовали осуществлению этого авантюрного замысла. В ходе массовых столкновений пострадало много людей. По имеющимся данным, пять человек погибли.

Сколько раз за минувшие годы мы слышали фразу, которая уже всем набила оскомину: «Демо­кратия — не вседозволенность».

Есть демократия и демократия. Вся вина и ответ­ственность за случившееся целиком ложится на тех, кто, на словах провозглашая принципы свободы и декларируя верховенство закона, на самом деле готов на все для достижения своих, далеко не бла­говидных целей. Я говорю о руководстве общест­венного движения «Гражданское действие» и лично о его лидере Русакове, который в своем необуздан­ном стремлении к власти пошел на все, не останав­ливаясь даже перед риском для жизни и здоровья тех, кто наслушался его сладких речей и поддался гипнозу популистских фраз.

Руководство правоохранительных органов было поставлено перед необходимостью воспрепятство­вать разгулу беззакония пьяной, агрессивной толпы. Их вынужденно жесткие действия должны быть признаны своевременными и адекватными. Мы не допустим бесчинств и беззакония, под какими бы лозунгами и флагами они ни совершались.

Как губернатор области, выражаю благодарность сотрудникам милиции и внутренних войск, которые сумели в этот трудный час локализовать очаг возго­рания и не допустили распространения пожара на весь город.

Насколько известно на данный момент, главный инициатор, духовный вдохновитель и организатор сегодняшней вылазки псевдодемократических эле­ментов, доцент Степногорского университета и де­путат областного Законодательного собрания Руса­ков, чтобы уклониться от ответственности, скрылся из города. Но я обещаю, что мы сделаем все, чтобы этот авантюрист в кратчайшее время был разыскан, лишен депутатской неприкосновенности и ответил по всей строгости закона.

Порядок в городе полностью восстановлен. За­держан ряд молодчиков, наиболее «отличившихся» во время столкновения на площади Свободы. Все они, также после тщательного расследования, пред­станут перед судом.

Хочу выразить семьям погибших глубокое ис­креннее соболезнование. Прошу всех граждан со­хранять выдержку и спокойствие и не поддаваться на новые провокации.