27

Телефон, наглухо отрубившийся в квартире На­таши Саниной еще накануне ночью, едва они вер­нулись домой, наутро так и не заработал, в чем они и смогли убедиться, как только проснулись. И на­дежд на то, что повреждение будет сегодня исправ­лено, не было никаких. День начинался воскрес­ный, а бюро ремонта на телефонной станции по воскресеньям отдыхало, чтоб начать принимать за­явки на ремонт и проверку номеров только завтра утром, в понедельник.

Конечно, то, что вслед за пейджером и «мобиль­ником» Русакова замолчал телефон и у Наташи, проще всего было бы приписать дурацкому стече­нию обстоятельств. Возможно, Русаков именно так и подумал бы, если бы не стал политиком и не был бы поставлен командовать своим оперативным шта­бом на переднем крае обороны, на рубеже прямого соприкосновения с противником. А так уж слиш­ком сильно смахивало на заведомую диверсию с тем, чтобы он утратил связь со своими «штабами» и управление своими «войсками». И он, и Наташа отлично поняли это, хотя намерения своих непри­ятелей могли представить и оценить только в общих чертах.

В семь утра они были уже на ногах, и Русаков решил не мешкая махнуть в свой главный студен­ческий «форт» — в общежитие университета. Чтоб не задерживаться, завтракать не стали, порешив перехватить чего-нибудь в городе или в одной из общаг. Они торопливо вышли из квартиры и спус­тились вниз.

Как и накануне, день начинался солнечный, и от реки несло бодрящей свежей прохладой.

— Ах, ч-черт! — воскликнул он невольно, остол­бенев на широком бетонном крыльце подъезда. Ма­шины, его повидавшей виды белой «пятерки», на том месте, где оставил он ее вчера ночью, не было.

— Так, события развиваются, — быстро, пони­мающе переглянувшись с Натальей, констатиро­вал он.

Выходит, прошлой ночью за ним мотались и пасли по всем точкам его хаотичного маршрута явно неспроста. А он, похоже, все-таки допустил непро­стительную оплошность, не придав этому должного значения.

— Ну, что будем делать? — взволнованно спро­сила Наташа.

Оба слишком хорошо знали, как последние ме­сяцы работает городской транспорт, а уж тем более в выходные дни, когда в обоих автобусных парках механики из последних сил пытались реанимиро­вать и сделать хотя бы отчасти дееспособными перед рабочей неделей те машины, что еще счита­лись на ходу и могли кое-как выползать на линии.

— Надо в милицию заявить об угоне, — вос­кликнула Наташа, но Русаков только безнадежно махнул рукой.

— А... пустые хлопоты. Все потом! Бежим!

Те, кто проектировал эти высоченные, элитные дома-махины, резонно исходили из того, что здеш­ним жителям услугами городского транспорта при­дется пользоваться лишь в исключительных случа­ях. Что в основном будут они раскатывать на собст­венных машинах и государственных «персоналках». Так что этот вознесенный на холме светло-кирпич­ный заповедный микрорайон для избранных стоял на отшибе от основных магистралей, до которых

надо было топать не менее двадцати минут хорошим шагом.

Деваться было некуда. Леваков-калымщиков в нерабочий день было днем с огнем не найти, а уж утром — и подавно. Торопясь, Владимир и Наташа пошли, срезая путь, через лесопарк, сбегающий вниз с холма. И тут-то они увидели свою машину. Ночные похитители, чтоб не слишком утруждаться, не стали отгонять ее далеко — тут же и сожгли, не погнушавшись, впрочем, предварительно вынуть заднее и ветровое стекла и снять колеса. Но, конеч­но, смешно было бы думать, что это были зауряд­ные происки заурядного ворья и шпаны.

— Вот так... — сказал Русаков, и на лицо его упала мрачная тень. — Смотри-ка, даже визитную карточку оставили!

Угонщики-поджигатели не слишком таились. На вчера еще белом, а теперь черном от копоти оплавленном кузове процарапали нечто вроде свас­тики, но не крестообразной, а составленной из трех лучей. И снова они переглянулись.

— Ладно! — зло сказал Русаков и сжал ей руку. — Только не паникуй, слышишь? Щенки по­казывают зубы, вот и все!

— Если бы щенки, — покачала она головой. — Скорее тут матерыми пахнет...

— Ладно! — повторил он и заставил себя улыб­нуться. — Будет время — разберемся.

Через десять минут они достигли трассы, веду­щей к центру города, и яростно размахивали рука­ми, голосуя и пытаясь остановить какую-нибудь по­путку. Как назло, все пролетали мимо, будто не замечая их. А тревога Наташи становилась все силь­нее и сильнее. Высокий, светлоголовый, заметный в любой толпе, одетый в почти белый элегантный плащ и будто в тон, в колорит, сильно побледнев­ший, Русаков чуть ли не под колеса кидался, и она сама не знала, чего хочет больше: чтобы он скорей поймал и остановил какую-нибудь машину или чтобы подольше не наступал этот момент, потому что никто теперь не мог сказать, кто окажется в случайной попутке, которая любезно примет их в свой салон и куда привезет. Теперь все могло быть. Она чувствовала это. И волнение вводило ее в какое-то полуобморочное, сомнамбулическое со­стояние, когда все перед глазами как бы плыло и казалось призрачным и ирреальным.

И в то же время она понимала, что деваться им уже некуда, пути назад нет, а значит — надо садить­ся в любую машину, какая подвернется, а уж там будь что будет. Было уже около девяти часов утра.

Наконец приближавшийся издали замызганный «уазик» доброжелательно замигал правым поворотником, резко вильнул и остановился около Русако­ва. За рулем его сидел простецкого вида парнишка, который, услышав названную Русаковым конечную точку маршрута, кивнул головой и как будто застен­чиво спросил:

— А сколько?

— Сколько скажешь, — нервно бросил Влади­мир. — Только скорей, понимаешь.

— Садитесь.

Они взобрались в его машину, устроились на жесткой скамейке в пространстве позади водителя и понеслись по солнечной трассе к одному из мостов.

Но при приближении к мосту водитель подался вперед, даже привстал, вытянув шею, пытаясь что- то разглядеть впереди, и они тоже напряженно всмотрелись туда. Какое-то столпотворение машин, замерших на выезде к эстакаде, переходящей в мост.

— Что за фигня? — пожал плечами водитель и, пристроившись к веренице, выскочил из машины, чтобы что-нибудь разузнать.

Вернулся он минут через пять, обескураженно разводя руками:

— Говорят, в центре буза какая-то, вот и пере­крыли...

— Какая еще буза? — подскочил Русаков.

— Да черт его знает... Толком не сказали. Вроде опять, как давеча, студенты. Не слыхали, что ли?

Сейчас только по радио передали. Вышли вчера на митинг, ну и сцепились с ОМОНом. Вроде разо­шлись более-менее тихо, а ночью опять ОМОН на общаги бросили, отдубасили многих, на пол клали, ногами пинали, искалечили кого-то, демократия, блин... Ну а эти опять спозаранку, видно, поперли..,

— Вот оно! — вскрикнул Русаков. — Ты поняла, Наташка?! Вот в чем вся штука! Телефоны, пейджер, машина... Ну, спасибо тебе, друг.

Он сунул в кулак водителю несколько бумажек, выпрыгнул из машины и начал пробираться между притиснутыми друг к другу «Жигулями», «Москви­чами» «Волгами» и иномарками вперед, ближе к мосту, туда, где виднелась мерцающая мигалка на крыше желтого милицейского «козла».

Наташа еле поспевала за ним, и оба они — вы­сокие и светловолосые, в похожих светлых плащах, будто брат с сестрой, — привлекали внимание тех, что сидели в машинах. Некоторые шутливо оклика­ли их, а иные, кажется, и узнавали Русакова.

— Все спланировано, понимаешь?! — яростно обернулся он к ней. — Все вычислили и рассчитали! Им надо было отсечь меня, блокировать! Оторвать от ребят и от наших... Нельзя было мне уезжать! Надо было остаться в общаге!..

Наконец они пробрались к милицейскому кор­дону и перегородившим дорогу машинам ГАИ и городского Управления внутренних дел. Не разду­мывая долго, Русаков вытащил свое депутатское удостоверение и кинулся к человеку, сидевшему в одной из милицейских машин, судя по виду, на­чальнику над остальными. Тот тоже узнал Влади­мира.

— А-а, господин Русаков! — расплылся он в зло­вещей усмешке. — Ну что, довольны? Вот она, ваша демократия... И почему это вы тут? Заварили кашу, ребят завели, а сами вон где!

Объясняться с ним вряд ли имело смысл, но от этого разъевшегося пузатого майора в эту минуту зависело все.

— Ваша правда, майор, — сказал Русаков. — Подписываюсь под каждым словом. Но нам надо быть там! Мне и вот этой девушке, она со мной.

— Лидер, лидер... — злобно проговорил май­ор. — Вожак... Втравил ребят болтовней своей... Ну ладно, сейчас запрошу, подождите...

Он поднес ко рту рацию и заговорил, но почему- то не открытым текстом, а условными фразами па­роля, а после выглянул из машины и поманил Ру­сакова:

— Вас пропустят, даже велено транспорт вам предоставить. Только надо подождать, пока маши­ны с подкреплением пропустят.

— С каким еще... подкреплением? — в ужасе воскликнул Русаков. — О чем вы?

— Вот мать твою! — выругался майор. — Сказа­но же — побоище в городе. Чистая война! Магазины громят, машины жгут...

— Этого не может быть!.. — воскликнула Ната­ша.

— Мне что, сами увидите. Ждите...

Наташа схватила Русакова за руку:

— Володя, ты слышал?! Ты понимаешь, что это значит?

— Все, как всегда, — кивнул он, серо-зеленый от волнения. — У них всегда и всюду один почерк. Поджог рейхстага, понимаешь?! Что бы ни было потом, во всех бедах объявят повинным «Граждан­ское действие» как зачинщиков и подстрекателей!

Он не успел договорить. По эстакаде к мосту на большой скорости, в сопровождении завывающей машины ГАИ, мчалась колонна из нескольких ар­мейских грузовиков с тентами и небольших автобу­сов, и в кузовах грузовиков, и в окнах автобусов виднелись люди в военной форме, в защитных кас­ках и со щитами. Русаков торопливо пересчитал: четыре автобуса и семь грузовиков. И это только «подкрепление» к тому личному составу, что, оче­видно, уже вывели на улицы и бросили в дело. И, словно отвечая его мыслям, по мосту, навстречу

ревущей колонне омоновцев, пронзительно завывая сиренами, промчалась машина «скорой помощи», потом, спустя полминуты, еще три, друг за другом, тоже с криком сирен и включенным дальним светом фар. А за ними — еще одна... Видно, летели на всех парах в Зареченскую больницу.

— Видал?! — злобно ткнул пальцем в сторону удалявшихся «скорых» майор милиции. — Видал, сокол? Вот она, твоя болтовня!

На его груди хрипло заговорила рация. Он под­нес ее к уху:

— Понял, понял... Он тут, рядом... ждет.

И минуты через три откуда-то из-под моста вы­вернула будто наготове стоявшая черная «Волга».

— Это для вас, — крикнул майор. — Ну, лети, сокол, разбирайся теперь...

Что-то затаенно-опасное и знакомое на миг по­чудилось Наташе в силуэте этой «Волги», и она тут же отчетливо поняла что. Знакомый ужас поднялся откуда-то из глубины и стиснул сердце, так что ее как будто зашатало. Еле устояла на ногах. Но Руса­ков уже распахнул черную дверцу и сел в машину, готовую сорваться с места.

— Я... я с тобой! — крикнула она и, оттолкнув руку пытавшегося задержать ее постового инспекто­ра с жезлом, бросилась к машине и, рванув дверцу, успела нырнуть внутрь. Водитель «Волги» газанул, завизжали покрышки, и, круто развернувшись, они понеслись вслед колонне грузовиков и автобусов с бойцами ОМОНа и в конце длинного двухкиломет­рового моста обогнали ее, стремительно приближа­ясь к центру города по перекрытым улицам, на ко­торых местами толпились взволнованные и что-то жарко обсуждающие люди.

Солнце палило вовсю, как летом. Черная «Волга» летела по осевой полосе, и на всех постах, на всех блокированных перекрестках ее пропускали и давали зеленую улицу. Они ехали будто по чужо­му, незнакомому городу. Других машин на мосто­вых почти не было, только кое-где на тротуарах виднелись отдельные легковушки, милицейские «жигули» и «козлы», а арки и переулки были пере­крыты тяжелыми грузовиками, чтобы в случае чего никто не мог проскользнуть в спасительные проход­ные дворы и закоулки. В окно машины вместе со встречным ветром влетал сильный запах гари.

На одном из перекрестков, где-то за квартал до площади Свободы, водитель сделал резкий разворот и остановился у тротуара.

— Ну все, приказано доставить вас сюда. Дальше нельзя. Сами топайте. Не ошибетесь.

Русаков сухо поблагодарил и выскочил из маши­ны. Вслед за ним устремилась и Наташа, и они бегом кинулись туда, в сторону главной площади, где были сосредоточены несколько главных адми­нистративных зданий области — городской думы, областного Законодательного собрания, представи­тельства губернатора, управлений внутренних дел, УФСБ и регионального отделения Госбанка...

Все эти структуры были расположены по пери­метру огромной площади, где когда-то проходили первомайские и октябрьские парады и демонстра­ции, а с конца восьмидесятых — бесчисленные ми­тинги и шествия под флагами всех политических расцветок и оттенков: проельцинские и антиель­цинские, за Горбачева и против, коммунистические и националистические, а в последние два-три года — многолюдные демонстрации против феде­ральных властей, кремлевского режима, с требова­ниями выплат задержанных зарплат, восстановле­ния гибнущей промышленности оборонного города и отставки всех тех, кто довел страну и их некогда богатейший мегаполис до нынешнего жалкого, уни­зительного состояния.

Наташа и Русаков отбежали уже достаточно да­леко, почти на сотню метров, когда водитель, кото­рый подвез их, взял в руки небольшую черную рацию и что-то коротко сказал — всего два или три слова.

И в тот же миг из нескольких подъездов и из арок по обеим сторонам улицы одновременно вы­скользнули шестеро накачанных здоровяков в не­приметной одежде и, не спуская глаз с бегущих по мостовой высоких мужчины и женщины в светлых плащах, устремились вслед за ними по тротуарам, прижимаясь к стенам домов.

Загрузка...