13

Субботняя студенческая демонстрация в Степногорске была организована и разогнана силами правопорядка как раз в то время, когда губернатор Платов находился в Москве, участвуя как член Со­вета Федерации в очередных заседаниях верхней па­латы Российского парламента. Было ли это простым совпадением?

Как многоопытный матерый политик, умевший улавливать самые незаметные, потайные связи со­бытий, фактов и явлений, Платов никогда не верил, будто что-то на этом свете происходит спонтанно, волею случая. Даром, что ли, в блаженные минув­шие времена долбил он законы диалектики в Уни­верситете марксизма-ленинизма, а после и в Выс­шей партийной школе в Москве? Нет-нет, с бухты- барахты такие события развернуться никак не могли, и скорее всего, кто-то расчетливо подгадал начало студенческой бузы к отъезду первого челове­ка региона по его важным сенаторским делам. Хотя, конечно, полностью не исключалось, что волнения и в самом деле вспыхнули стихийно, в связи с толь-

ко что принятым Госдумой в первом чтении новым законом об образовании.

Вообще говоря, положение Платова было доста­точно непростым. С одной стороны, как деятель и политик антилиберальной ориентации, стоявший в жесткой оппозиции к правящему кремлевскому ре­жиму, он должен был бы не только приветствовать, но и поощрять подобные акции, направленные про­тив антинародного, чтоб не сказать чего покрепче, дерьмократического режима.

Но вместе с тем, как высшее ответственное лицо, он должен был поддерживать во вверенном ему регионе законность, стабильность и порядок и уж по крайней мере не допускать уличных потасо­вок с привлечением отрядов милиции, что, несо­мненно, подрывало его позиции накануне новых губернаторских выборов и было абсолютно недо­пустимо для человека, убежденного, что губерна­торский пост вовсе не последняя вершина в его политической карьере.

Вот почему, едва получив в субботу сообщение о разогнанной демонстрации в Степногорске, разъ­яренный Платов немедленно связался с обоими вице-губернаторами, чтобы получить максимально точные сведения о происшедшем. Однако ничего вразумительного не услышал: оба они только ахали да охали, утверждая, что и сами ничего толком по­нять не могут.

Эта невнятица лишь еще больше распалила кру­того губернатора, решительно все измерявшего те­перь лишь одним — как то или иное может сказать­ся на его имидже в свете приближающейся новой избирательной кампании. В любом случае надлежа­ло устроить грандиозную взбучку начальнику об­ластного Управления внутренних дел и начальнику областного Управления ФСБ. Чтобы маленько по­чесались, чтобы призадумались, пораскинули моз­гами и смекнули, что он, известный в стране губер­натор, подобного терпеть не станет и, пока он у себя в Степногорске царь и бог, для них, пусть и подчи­ненных своим московским начальникам, это озна­чает одно: Бог дал, Бог и взял — его власти на то пока еще хватит.

Что касается тезки, начальника областного УВД генерал-майора Мащенко, Николая Прохоровича Мащенко, а проще сказать — просто Николы, тот был свой, что называется, без вопросов, «с потроха­ми». Сколько лет, еще в те, отлетевшие советские времена, частенько оказывались рядом в самые трудные, щекотливые моменты, когда сам он, быв­ший сотрудник областного УКГБ, а после перспек­тивный, неудержимо растущий обкомовский кадр, курировал по партийной линии административные органы! И на охоты катались, и в саунах парились... А уж соли под шашлычок не один пуд съели. А потому и знали о-очень много чего друг о друге, а потому связка была уже неразрывная. На веки и веки связка. Да и могло ли быть иначе, если генерал Мащенко все свои достижения, все карьерные прыжки получил прямехонько из его, платовских рук?

Мащенко был стреляный воробей, никакой оп­лошности от него ждать не приходилось. Ум же его был хоть и прост, но конкретен — никогда ничего не брать на себя, не заручившись четким, желатель­но письменным указанием свыше. И вот надо же, этакая неувязка! Едва ли не первая в его послужном списке.

Вот ему-то и следовало позвонить прежде всего, чтобы попытаться установить истину и вызнать по­доплеку всех этих малоприятных событий. Но коли с начальником областного УВД разговор предпола­гался достаточно секретный, доверить его обычным телефонным проводам нельзя было никак. И Пла­тов решил соединиться с первым милиционером вверенной ему области по защищенной спутнико­вой связи. Он набрал на черном корпусе аппарата комбинацию цифр, и голос его, слетев где-то с из­лучателя антенны-тарелки, пронизал почти сорок тысяч километров, достиг в черноте космоса приемных устройств спутника правительственной связи и обратно помчался к земле.

Мащенко взял трубку сразу. Видно, ждал его звонка. Связь была превосходная, даже дыхание было слышно.

— Тут я, Николай Иванович! — услышал Пла­тов. — Слушаю!

— Слушаешь? — приветствовал Платов. — Я... я... на кого город оставил? Я, Никола, на тебя город оставил. Улетел со спокойным сердцем. И что мы имеем?

— Разбираемся.

— Давай докладывай, только вкратце — что, как и почему... Как полагаешь, нужен мне сейчас весь этот геморрой?

— Ищем зачинщиков, Николай Иванович. Хотя и так известно, кто студентов накрутил.

— Стало быть, опять этот Русаков?

— Смотрите в корень. Хотя разрешение на шест­вие и митинг мы им выдали.

— Ну так, е-мое, Никола! Неужто нельзя было обойтись без кулачков? Видел я по телевизору, как твои орлы размахались!

— Будем исправлять положение. А так ситуация под контролем.

— Из вас контролеры, как из зайца парашют... В общем, смотри в оба, тезка! Мы молодежь сейчас потерять не должны никак. Какие были лозунги?

— У нас все зафиксировано. Каждый плакатик. Все до одного — только против Москвы. Против Думы, Чубайса, Немцова, против него, ну, и все про­чее... Денег требовали, проверок... Ну, как всегда...

— А против меня?..

— Против вас — ни одного.

— Ну работники! Чего тогда было мордовать? Ну дуболомы! Раз так — тем более с «омонами» своими разберись. Всех, кто особо засветился, — из города прочь! Пускай остынут. Строжайший инструктаж! Если команда русаковская снова вылезет на улицы — палками не махать, щитами не дубасить.

Выйти на переговоры, работать с населением мирно, корректно, впечатление загладить, перело­мить ситуацию психологически. Лаской надо, лас­кой! Уяснил? Основной мотив — хотите правды — ищите ее в Москве, идите на Москву. От нее все беды. А уж там — как хотят. Акции неповиновения, марш протеста — их дело.

— Мысль понял, Николай Иванович.

— Надеюсь... Чтобы вся эта сволочь, вся эта свора не смела после орать, что коммуняки, мол, такие-растакие. Это — политика! Ну, все, бывай. Завтра в это же время доложишь обстановку...

Платов набрал еще один номер и связался с начальником областного управления ФСБ Чекиным. Это была совсем другая птица, не местный, из московского гнезда. Но и с ним они, как бывшие коллеги, как правило, находили общий язык, хотя полностью полагаться на него, как на Мащенко, конечно, не следовало.

Чекин почти теми же словами пытался уверить, что ведется оперативная работа для выявления кон­кретных подстрекателей столкновения, и в его до­кладе тоже не раз прозвучала слишком хорошо из­вестная обоим фамилия доцента Русакова, основа­теля и лидера «Гражданского действия», депутата областного Законодательного собрания, одного из самых популярных людей в городе. Правда, чувст­вовалось, что и отношение к Русакову у Чекина не то, что у Мащенко. Недаром, видно, поговаривали, что и с «Гражданским действием» этот чекист Чекин был вовсе не на ножах...

Затем Платов позвонил домой директору «губер­наторского» канала местной телерадиокомпании, напрямую подчинявшегося администрации облас­ти. Ему было приказано уже в завтрашней утренней программе прокомментировать события в сочувст­венном духе по отношению к трудному положению и требованиям студенчества, выразить от имени гу­бернатора публичное сожаление о случившемся и принести извинения всем, кто угодил под милицейские дубинки. А также известить население о нало­жении строгих взысканий на всех сотрудников пра­воохранительных органов, превысивших полномо­чия. Точно такая же информация была доведена до сведения и главного редактора областной прогубернаторской газеты «Степной край».

Покончив со звонками, Платов подошел к уже темному окну, за которым широко раскинулась ночная Москва, и глубоко задумался.

Загрузка...