История евреев в России и Польше: с древнейших времен до наших дней.Том I-III

1. «Комитет улучшения положения евреев».

Либеральный ветерок, зашевелившийся в первые годы царствования Александра I, пронес освежающую струйку воздуха через душную атмосферу петербургских канцелярий, в которых русские бюрократы, невозмущенные своим полным невежеством в иудаизме, выдумывали способы и средства перевернуть еврейскую жизнь с ног на голову. Однако прошло некоторое время, прежде чем еврейский вопрос был вновь поднят. В 1801 и 1802 годах правительство было занято реорганизацией всей административной машины. С образованием министерств и Государственного совета Сенат утратил свою прежнюю исполнительную власть, и в результате имевшиеся в его распоряжении материалы по еврейскому вопросу должны были быть переданы в новое официальное учреждение.

Такое учреждение было создано в ноябре 1802 года. По приказу царя был организован особый «Комитет для улучшения положения евреев», в состав которого были назначены: Кочубай, министр внутренних дел, Державин, специалист» по иудаизму, в то время министр юстиции граф Зубов, и два высоких чиновника польского происхождения, Адам Чарториский, помощник министра иностранных дел, близкий друг Александра I, и Северин Потоцкий, член Сената. Комитету было поручено исследование всех вопросов, затронутых в «Мнениях» Державина, об обуздании корыстолюбивых исканий евреев в Белоруссии, с целью «распространить улучшение евреев и на другие приобретенные правительства»

Слухи о том, что в Петербурге учреждается специальный Комитет по еврейским делам и что его работа должна вестись по линии, изложенной в проекте Державина, вызвали значительную тревогу среди евреев Северо-Запада, которые слишком хорошо знали хорошо антисемитские наклонности бывшего сенатора и инспектора. В декабре 1802 г. Минский кагал провел особое совещание, на котором было принято следующее постановление:

Поскольку из столицы до нас дошли тревожные слухи о том, что дела, касающиеся евреев в целом, теперь переданы в руки пяти сановников, имеющих право распоряжаться ими по своему усмотрению, если будет решено, что это необходимо проследовать в Петербург и просить государя нашего не допускать им [сановникам] никаких нововведений между нами.

Был сделан публичный призыв о средствах для покрытия расходов делегатов. Кроме того, на всех членов общины был наложен трехдневный пост, во время которого в синагогах должны были возноситься молитвы об отвращении бедствия, которым правительство угрожало навлечь на евреев.

Когда министр внутренних дел Кочубай узнал о волнениях, царивших среди евреев, он в январе 1803 г. послал циркуляр губернаторам, предписывая им развеять опасения евреев. Кагалы должны были быть проинформированы о том, что «при назначении Комитета по расследованию еврейских дел» не было «никакого намерения ухудшить их статус или ограничить какие-либо существенные преимущества, которыми они пользовались», а, напротив, предлагалось «предложить им лучшие условия и большую безопасность».

Это словесное заверение не так эффективно успокаивало евреев, как действия, предпринятые в то же время правительством. В начале 1803 г. «Еврейский комитет» постановил пригласить депутатов от всех губернских кагалов в Петербург для выяснения их взглядов на нужды еврейского народа, который правительство планировало «преобразовать» без собственного знания. Это был первый отход от бюрократической рутины Петербурга. К концу января 1803 г. кагалы развернули активную подготовку к приезду таких депутатов. Зимой и весной в российскую столицу приезжали депутаты-евреи от Минской, Подольской, Могилевской и Киевской губерний, о других правительствах сведений нет. Депутаты вскоре имели повод порадоваться выходу Державина из состава Еврейского комитета вслед за его отставкой с поста министра юстиции. Будучи консерватором «настоящего русского», Державин был неуместен в либеральном правительстве, которое вершило судьбы России в первые годы царствования Александра. С уходом его на пенсию его «Мнение» перестало быть обязательным правилом поведения членов Комитета.

Приехав в Петербург, депутаты от губерний застали там небольшую группу евреев, преимущественно выходцев из Белоруссии, временно проживающих в столице в связи со своими делами. Несмотря на отказ в праве на постоянное проживание в столице Империи, эта горстка евреев, которых с трудом терпели, сумела добиться права умирать там и хоронить своих мертвецов на собственном кладбище. Открытие кладбища в 1802 году символически знаменует начало еврейской общины в Петербурге. В таком же знамении смерти губернские депутаты встретили своих митрополичьих собратьев на довольно странном «торжестве» летом 1803 г.: по предложению депутатов и в их присутствии останки трех евреев, погребенных на христианском кладбище были перенесены на новоприобретенное еврейское кладбище.

Среди петербургских евреев в то время было несколько человек, которые благодаря своим связям с высшими чиновниками и по знакомству с бюрократическими приемами могли оказать существенную услугу депутатам от провинции. Один из этих евреев, Нота Шкловер, получивший около того же времени фамилию Ноткин, тот самый общественный купец, который в 1800 г. был среди депутатов, приглашенных некоторое время назад для участия в работе Еврейского комитета. Находясь в комитете, он постоянно настаивал на своем плане продвижения сельского хозяйства и мануфактур среди евреев, но не дожил до торжества своих идей. Он умер незадолго до принятия закона 1804 года, в котором его излюбленная теория нашла должное признание. Другой петербургский еврей, богатый подрядчик и торговый советник Авраам Перец, не принимал непосредственного участия в еврейских делах. Но и он оказал некоторую услугу депутатам благодаря своим деловым связям с официальным миром.

Тем временем Комитет по улучшению положения евреев, тщательно изучив представленные ему различные проекты, выработал общий план реформы и сообщил его депутатам-евреям. После «длительного нерешительности» депутаты-евреи объявили, что они не в состоянии представить свои заключения без предварительной консультации с кагалами, которыми они были избраны. Соответственно, они просили полугодовую отсрочку «с целью консультации». Официальный Еврейский комитет, с другой стороны, не мог согласиться на столь длительную задержку своих работ и решил через правительство представить основные положения проекта кагалам, при том понимании, что последние, «без внесения каких-либо изменений в вышеуказанные пункты», должны ограничиться предложениями о наилучших путях и средствах проведения в жизнь намечаемых реформ.

Эпистолярное расследование не произвело «желаемого эффекта». Заранее ограниченные в свободном выражении мнений и не имевшие права высказываться по существу проекта, кагалы в ответе ограничились просьбой отложить «исправительные мероприятия» на двадцать лет, особенно в части где речь шла о предложенном запрете на продажу спиртных напитков и владение землей, что подорвало бы всю экономическую структуру еврейской жизни. Комитет не внял доводу кагалов, что было равносильно осуждению основных принципов проекта, и продолжил работу в первоначально намеченном направлении.

Не было полного единодушия и внутри самого Комитета. Две тенденции, кажется, боролись за господство: утилитаризм, представленный поборниками «исправительных мер» и принудительного «преобразования еврейской жизни», и гуманизм, отстаиваемый глашатаями безусловного освобождения. К последнему классу принадлежал Сперанский, блестящий и просвещенный государственный деятель, которому сто лет назад удалось бы освободить царскую империю, если бы он не пал жертвой роковых условий русской жизни. В то время, о котором мы говорим, он служил в Министерстве внутренних дел у Кочубая и занимался разработкой планов реформы различных ведомств государственной службы.

Сперанский проявлял активный интерес к Комитету по улучшению положения евреев и часто замещал Кочубая. Было время, когда его влияние в Комитете было преобладающим. Очевидно, под его влиянием были написаны замечательные фразы, вошедшие в протокол заседания Комитета от 20 сентября 1803 г.:

Реформы, проводимые властью государства, как правило, неустойчивы и особенно несостоятельны в тех случаях, когда этой власти приходится бороться с вековыми привычками. Поэтому кажется и лучше и безопаснее вести евреев к совершенству, открывая им пути, ведущие к их собственному счастью, наблюдая издалека за их движениями и удаляя все, что могло бы отвратить их от этого пути, не пользуясь никакими средствами силы, не учреждая для них специальных органов, не пытаясь действовать вместо них, а лишь открывая дорогу их собственной деятельности. Как можно меньше ограничений, как можно больше свобод — вот простые элементы любого общественного строя.

С тех пор, как правительство начало заниматься еврейским вопросом, это было первое разумное высказывание из рядов русской бюрократии. Оно подразумевал решительное осуждение системы государственного патронажа и «исправительных мер», посредством которых русское чиновничество тогда и впоследствии стремилось «преобразовать» целую нацию. Здесь впервые прозвучала высокая заповедь гуманизма: предоставьте евреям неограниченные возможности развития, дайте полный простор их энергии, и сами евреи в конце концов изберут тот путь, который ведет к «совершенству» и прогрессу... Но даже либерализовавшиеся государственные деятели того периода не могли удержаться на этом высоком уровне политической мысли. Концепция Сперанского была слишком нежным цветком для сурового климата России даже в весенний период. Цветок должен был увянуть. Что касается Комитета по улучшению положения евреев, то на первый план вновь вышла избитая политическая мудрость того времени, система меценатства и принудительные реформы. В отчете, представленном Еврейским комитетом Александру I в октябре 1804 г., нет и следа того радикального либерализма, который год назад обнаружился в протоколах Комитета.

Отчет начинается с определения приблизительной численности еврейского населения, подсчитывая количество зарегистрированных, облагаемых налогом мужчин, которое составляет 174 385 человек — «цифра, которая составляет менее пятой части всего еврейского населения». Другими словами, общее число евреев, по оценке Комитета, приближалось к одному миллиону. Далее в отчете указывается, что вся эта масса сгрудилась в присоединенных польских и литовских провинциях, в Малороссии и Курляндии и недоступна для внутренних правительств, — заявление, за которым следует исторический экскурс, стремящийся показать, что евреям никогда не разрешалось селиться в России». Царю сообщают далее, что евреи обязаны платить двойные налоги, что, несмотря на то, что они подотчетны общим судам и муниципалитетам и что их кагалы подчиняются губернаторской полиции, евреи все же держатся в стороне от государственных учреждений. земли и стараются управлять своими делами через кагалы. Наконец указывается, что продажа спиртных напитков, самое распространенное среди евреев занятие, является источником злоупотреблений, вызывающих жалобы окружающего населения. Основываясь на этих предпосылках, комитет составил закон, который в своих основных чертах воплотился в «Уставе об организации евреев», изданном с санкции царя вскоре после этого, 9 декабря 1804 года.

2. «Еврейская конституция» 1804 г.

Новая хартия, смесь свобод и лишений, была продиктована, как сказано в преамбуле, «заботой об истинном благополучии евреев», а также о «пользе туземного населения тех правительств, в которых эти людям позволено жить». Заключительная часть предложения предвосхищает способ решения вопроса о еврейском ареале расселения. Оно по-прежнему ограничивалось тринадцатью правительствами: двумя в Литве, двумя в Белоруссии, двумя в Малороссии, Минской, Волынской, Киевской и Подольской и, наконец, тремя в Новороссии. Несколько большая площадь предоставляется новым статутом будущему классу еврейских земледельцев, предусмотренному в том же статуте. Им позволено поселиться дополнительно в двух внутренних губерниях, Астраханской и Кавказской.

В экономическом отношении новый устав устанавливает два противоположных полюса: отрицательный полюс, поскольку речь идет о сельских занятиях трактирщиков и землевладельцев, подлежащих беспощадному искоренению, и положительный полюс, поскольку речь идет о земледелии, которое, наоборот, следует поощрять и продвигать среди евреев всеми возможными способами. Статья 34, самая суровая статья всего закона, направлена не только против содержания гостиниц, но и против сельских занятий вообще. Он гласит:

С 1 января 1807 года в Астраханских и Кавказских губерниях, также в малороссийских и новороссийских, а с 1 января 1808 года и в прочих губерниях никому из евреев ни в какой деревне и хуторе не быть разрешается брать землю в аренду, держать кабаки, салуны или постоялые дворы, как под своим именем, так и под чужим именем, или продавать в них вино, или даже жить в них под каким бы то ни было предлогом, кроме как при переходе через.

Этот пункт одним ударом исключил из экономической жизни евреев занятие, которое, хотя и не отличалось особой известностью, все же давало средства к существованию почти половине всего еврейского населения России. Более того, не слишком обширную территорию еврейской черты оседлости еще больше сузили, исключив из нее огромную площадь деревень и хуторов.

Экономический и юридический удар, нанесенный евреям Статутом 1804 г., должен был компенсироваться привилегиями, предоставленными тем, кто хотел заниматься сельским хозяйством. Таким евреям было предоставлено право покупать незанятые земли во всех западных и двух восточных правительствах или обосновываться на коронных землях. В последнем случае переселенцам должны были быть выделены определенные земельные наделы и на первые годы освобождены от государственных налогов. Однако вскоре стало очевидно, что предложенное средство несоразмерно серьезности нанесенной раны. В то время как сотни тысяч евреев были изгнаны из сельской местности, с которой веками была связана их экономическая жизнь, новая отрасль труда, открытая для евреев, занятие сельским хозяйством, могло на какое-то время привлечь внимание ограничивались лишь несколькими незначительными группами еврейского населения.

Среди привилегированных профессий, стоящих ниже земледелия, новый закон включает промышленность и ремесла. Фабриканты и ремесленники объявляются освобожденными от двойного налога, взимаемого с евреев, а учредителям «самых нужных фабрик» обещается, кроме того, казенный заем. Еврейские купцы и бюргеры поставлены в последнюю очередь, их просто «терпимо». Фабрикантам, ремесленникам и купцам разрешается временно пребывать с деловыми целями во «внутренних правительствах, не исключая столиц, но не иначе, как с губернаторскими паспортами», какие даются для выезда за границу.

В главе «О гражданской организации евреев» новая хартия устанавливает, с одной стороны, ответственность евреев перед властью муниципалитетов, общей полиции и судов общей юрисдикции и предоставляет евреям с другой стороны, право избирать раввинов и «кагалменов», которые сменяются каждые три года и утверждаются губернаторской администрацией. Особые пункты предусматривают, что раввины обязаны «присматривать за всеми церемониями иудейской веры и разрешать все споры, касающиеся религии», но им строго воспрещается прибегать к «анафемам» и отлучениям (так называемый херем). Кагалы, в свою очередь, несут ответственность за регулярную уплату государственных налогов. Таким образом, общинная автономия евреев была рассчитана на то, чтобы служить двум господам, религии и казначейству, Богу и мамоне, и должна была приспособить свои многочисленные проблемы к обоим.

«Еврейская конституция» 1804 года снабжена как бы европейским ярлыком. Его первая глава носит заголовок «О Просветлении». Еврейским детям предоставляется свободный доступ во все государственные школы, гимназии и университеты Российской империи. Евреям также предоставляется право открывать свои школы светской культуры, обязательно на одном из трех языков: русском, польском или немецком. Один из этих языков должен также в течение двух-шести лет после обнародования закона стать обязательным для всех государственных документов, векселей, торговых книг и т. д. Евреи, которые избирались членами муниципалитетов или избирались раввинами и членами кагалов, были обязаны в течение определенного срока (1808-1812 гг.) знать один из этих трех языков в той мере, в какой они могут писать и говорить на нем. Кроме того, предполагается, что евреи-члены муниципалитетов будут носить одежду польского, русского или немецкого образца.

Эта «просвещенная» программа представляет собой дань, которую русское правительство чувствовало себя обязанным отдать духу времени, духу просвещенного прусского абсолютизма, а не духу французской эмансипации. Это был типичный образец прусско-австрийского режима, воплощавший в себе ту самую систему «реформ, проводимых силой государства», против которой тщетно предостерегал Сперанский. В конкретной действительности эта система не привела ни к чему иному, как к насильственной ломке построенной веками конструкции, беспощадному принуждению, с одной стороны, и страданию опекаемых масс, с другой.

3. Планируемое изгнание из деревень

Законодательство 1804 г. было оценено русскими евреями по достоинству: сомнительные блага в будущем и несомненные тяготы в настоящем. Перспектива будущих благ, достижение которых обусловливалось ослаблением вековых основ крепкой еврейской культурной жизни, выражавшейся в языке, школе, общинном самоуправлении, не прельщала русских евреев, еще не затронутых влияниями Западной Европы. Но что чувствовали русские евреи, и чувствовали с тошнотворной болью, так это близость страшной экономической катастрофы, изгнание сотен тысяч евреев из деревень. Вскоре стало очевидно, что изгнание затронет 60 000 еврейских семей, или около полумиллиона евреев. Нечего и говорить, что в течение двух-трех лет передышки, оставшихся до катастрофы, эта огромная масса никак не могла получить доступ к новым полям труда и обосноваться в новых жилищах, а потому ей грозила голодная смерть. Вследствие этого Санкт-Петербург был завален петициями с просьбами к властям отсрочить высылку на время. Эти петиции исходили не только от кагалов, но и от помещиков, для которых выселение еврейских арендаторов и трактирщиков из их имений влекло за собой значительные финансовые потери. С приближением 1808 года, срока, установленного для изгнания, крики отчаяния из провинции становились все громче и громче. Трудно сказать, откликнулось бы русское правительство на страшный протест, если бы не событие, взволновавшее все политические круги Петербурга.

Это было осенью 1806 года. «Еврейский парламент» в Париже, созванный Наполеоном, заканчивал свои заседания и рассылал во все страны Европы воззвания о предстоящем созыве «Великого Синедриона». Эта новая причуда Наполеона встревожила все европейские правительства, находившиеся в состоянии вражды с французским императором и имевшие основания опасаться недовольства своих еврейских подданных. Австрийское правительство дошло до того, что запретило евреям вступать в какие-либо отношения с «опасным» Парижем. Всполошился и Петербург. Наполеон, только что разгромивший Пруссию и уже вошедший в ее польские провинции, постепенно приближался к границам враждебной России. Благоговение перед государственным гением французского императора заставило русское правительство заподозрить, что созыв всемирного еврейского синедриона в Париже был просто наполеоновской уловкой, направленной на то, чтобы расположить еврейские массы Пруссии, Австрии и России в его пользу. В этих условиях казалось вероятным, что возмущение русских евреев предстоящим изгнанием их из деревень даст благоприятную почву для коварной агитации Наполеона и создаст очаг антирусских настроений в тех самых областях, которые вскоре станут театр войны. Во избежание подобных рисков казалось необходимым погасить пламя недовольства и прекратить изгнание.

Так получилось, что в начале февраля 1807 г., в тот самый момент, когда в Париже открылись заседания Синедриона, министр внутренних дел Кочубай представил Александру I доклад, в котором указывал на необходимость «отсрочить переселение евреев из деревень в города и местечки, чтобы оградить эту нацию вообще от намерений французского правительства». Царь согласился с этим мнением, в результате чего была немедленно образована особая комиссия для рассмотрения вопроса о практическом применении Статута 1804 года. 15 февраля сенатору Алексееву было поручено осмотреть западные губернии и выяснить, в какой мере «военное положение и теперешнее состояние окраинных губерний, равно как и хозяйственное разорение евреев, неизбежное при принудительном изгнании их, «сделает это изгнание трудным или даже невозможным для исполнения.

В то же время министр внутренних дел поручил администраторам западных правительств не допускать ни малейших контактов между евреями России и парижским Синедрионом, которые французское правительство использовало как орудие, чтобы выслужиться перед евреями в политических целях. В том же циркулярном письме губернаторам рекомендуется еще одно довольно любопытное устройство. Это говорит о том, что евреи были впечатлены идеей, что Синедрион в Париже стремился изменить еврейскую религию и по этой причине не заслужил сочувствия русских евреев.

В то же время Священный Синод рассылал циркуляры, предписывающие греческому православному духовенству информировать русский народ о том, что Наполеон является врагом Церкви и другом евреев.

Чтобы лучше посрамить Церковь Христову, — так провозгласил Священный Синод, — Наполеон собрал иудейские синагоги во Франции… распятия на Господе и Спасителе нашем Иисусе Христе, и теперь он планирует объединить евреев, которых гнев Всевышнего рассеял по лицу всей земли, чтобы побудить их ниспровергнуть христианскую Церковь и провозгласить псевдо-мессию в лице Наполеона.

Этими ухищрениями правительство, оказавшись в отчаянии перед лицом большой войны, ловко пыталось запугать еврейский народ призраком антиеврейского Наполеона, а православных русских склонностью Наполеона к иудаизму. Первых заставили поверить, что Синедрион направлен против иудейской религии, а вторым внушили, что он был учрежден еврейским «псевдо-мессией» для ниспровержения христианства.

В этой опасной ситуации правительство решило еще раз выяснить, посредством циркулярного опроса, мнения представителей еврейских общин о наилучших путях проведения «реформы» в жизнь. Указ от 19 февраля, изданный царем по этому поводу, сформулирован на удивление мягко:

Побуждаемые желанием дать нашим подданным еврейской национальности еще одно доказательство нашей заботы об их благополучии, мы сочли правильным допустить все еврейские общины в губерниях: Виленской, Гродненской, Киевской, Минской, Подольской, Волынской, Витебской и Могилевской, и избрать депутатов и предложить через них губернским администраторам те средства, которые они сами считают наиболее подходящими для успешнейшего проведения мероприятий, изложенных в Статуте 1804 года.

Депутаты были вызваны на этот раз не в Петербург, а в губернские столицы, чтобы представить свои мнения губернаторам.

Выражение мнения со стороны депутатов-евреев, или, как их официально именовали, «адвокатов еврейских общин», не ограничивалось роковым тридцать четвертым пунктом, отмену которого желали все депутаты. или хотя бы отложить на неопределенный срок. Серьезные возражения вызывали и другие положения «еврейской конституции». Депутаты выступали за отмену двойного налогообложения для всех классов еврейского населения; они просили расширить полномочия раввинских трибуналов и смягчить положения, запрещающие использование иврита в юридических документах, векселях и торговых книгах. Некоторые из них ратовали за отсрочку принятия закона о иврите как неудобном для бизнеса, а другие предлагали разрешить использование древнееврейского языка для векселей на сумму до ста рублей.[73]

Депутаты также обратили внимание на трудности со стороны раввинов и еврейских членов магистратуры в овладении русским языком в столь короткий срок. Они были готовы дать согласие на переодевание магистратов и временно проживающих вне черты оседлости. Но они указывали в то же время, что предписанная немецкая одежда не идет евреям, которые по религиозным соображениям отказываются брить бороды, и что в отношении магистратов и посетителей русских внутренних дел они предпочли бы принять русскую форму одежды. Что касается законов об образовании, то депутаты заметили, что еврейским детям бесполезно ходить в обычные русские школы, пока они не понимают русского языка, и что по этой причине представляется целесообразнее сначала они усваивают русский язык в еврейских школах, где их учат еврейскому языку и «догматам веры».

К тому времени, когда мнения депутатов были переданы губернаторами в Петербург, политические настроения там претерпели перемену. В июле 1807 г. был заключен Тильзитский мир. Между Наполеоном и Александром I установилось сердечное согласие, и Россия уже не трепетала перед «происками» Бонапарта. Не было больше причин опасаться тайной договоренности между русскими евреями и парижским Синедрионом, которая незадолго до этого была прервана, и бюрократическое сострадание к несчастным евреям растворилось в воздухе. Приближался последний срок изгнания из деревень, 1 января 1808 г., и за два месяца до этого срока, 19 октября 1807 г., царь направил указ, отмеченный чрезвычайной суровостью, генерал-губернатору Западный регион:

Обстоятельства, связанные с войной, — в частности говорится в указе, — имели характер осложнить и приостановить переселение евреев... Эти осложнения могут теперь, после прекращения войны, быть предотвращены в будущем посредством постепенного и наиболее удобного устройства работы по переселению... По этим причинам мы считаем правильным установить порядок, посредством которого переселение евреев, начиная с даты, указанной выше, может быть осуществлено, без малейших задержек и смягчений.

Упомянутая «договоренность» заключалась в распределении изгнания из деревень на три года: одна треть евреев должна была быть изгнана в 1808 году, другая треть в 1809 году и последняя треть в 1810 году. В помощь губернаторам были назначены комитеты по исполнению постановления о высылке. Этим комитетам было поручено возложить на кагалов обязанность оказывать финансовую помощь изгнанным, безжалостно разоряемым правительством.

Начались ужасы изгнания.

Тех, кто не шел добровольно, заставляли уходить силой. Многие были безжалостно изгнаны в сопровождении крестьян и солдат. Их гнали, как скот, в поселки и города и оставляли там на площадях под открытым небом. Особенно свирепо производилось изгнание из деревень в Витебской губернии.

Десятки ссыльных евреев ходатайствовали перед властями о переводе их в Новороссию, в сельскохозяйственные колонии, в которых нашли какое-то пристанище несколько сотен еврейских семей. Но запас пахотной земли и средства, предназначенные для передачи, оказались исчерпанными; поэтому призывы остались без внимания. Бедствие еврейских масс достигло таких колоссальных размеров, что сами губернаторы в своих отчетах центральному правительству заявляли о невозможности проведения декрета об изгнании, не подвергнув евреев полному разорению. Соответственно, в последних числах декабря 1808 г. был издан новый указ о том, что евреи должны быть оставлены в своих прежних жилищах в ожидании особого императорского распоряжения.

В начале января 1809 г. в Петербурге была назначена новая Комиссия (хронологически третья) для рассмотрения всех сторон вопроса об отвлечении евреев от сельского винного дела к другим отраслям труда. На этот раз комитет состоял из сенатора Алексеева, совершившего инспекционную поездку по западным губерниям, тайного советника Попова, помощника министра внутренних дел Козодавлева и других. В своих наставлениях Попову, бывшему председателем Комитета, царь признает, что невозможность выселения евреев из деревень проистекает из того, что «самые евреи, по их бедственному положению, не имеют средств, которые позволили бы им, покинув свои нынешние места жительства, поселиться и найти дом в своих новых условиях, в то время как правительство в равной степени не может взять на себя обязательство разместить их всех в новых жилищах». Поэтому было сочтено необходимым «искать пути и средства, с помощью которых евреи, отстраненные от их исключительного занятия продажей вина в деревнях, деревнях, постоялых дворах и трактирах, могли бы зарабатывать себе на жизнь трудом». В то же время Комитету было поручено принять во внимание «мнения», представленные ранее депутатами-евреями. Предаваясь жестоким вивисекторским экспериментам над людьми, правительство наконец осознало, что простые бумажные распоряжения бессильны переделать экономический порядок, созданный столетиями развития, и что насильственные изгнания и ограничения могут привести к разорению людей, но не к осуществлению «улучшения».

Комитет работал три года. Итоги его трудов нашли свое воплощение в замечательном отчете, представленном в марте 1812 г. Александру I. После воспроизведенного выше заявления Сперанского 1803 г. этот официальный документ был первым, в котором было сказано слово правды по еврейскому вопросу.

Предлагается, — говорится в отчете, — исключить евреев из сельского оборота спиртных напитков, так как последний считается вредным для населения. Но очевидно, что корень пьянства кроется не в владельцах салунов, а в праве перегонки, или «пропинации», которое составляет прерогативу помещиков и их главный источник дохода. Предположим, что шестьдесят тысяч еврейских владельцев питейных заведений будут изгнаны из деревень. Результатом будет то, что их место займут шестьдесят тысяч русских крестьян, десятки тысяч деловитых батраков будут потеряны в земле, а от евреев нельзя ожидать, чтобы они мгновенно превратились в способных земледельцев, тем более, что у правительства нет средств, чтобы осуществить это внезапное превращение владельцев салунов в хлеборобов. Неправда, что деревенский еврей обогащается за счет крестьянина. Наоборот, он вообще беден и влачит скудное существование продажей спиртного и снабжением крестьян нужными им товарами. Более того, покупая хлеб на месте, еврей избавляет крестьянина от траты времени на поездку в город. Вообще в сельской экономической жизни еврей играет роль посредника, которого не может пощадить ни помещик, ни крестьянин. Переселить всех деревенских евреев в города и превратить их в фабрикантов, купцов и ремесленников — дело невозможное, ибо даже еврейское население, уже поселившееся в городах, едва способно зарабатывать на жизнь, а создавать фабрики и мельницы искусственно. было бы выбрасыванием денег в воду, тем более что в распоряжении казначейства нет свободных миллионов, которые позволили бы ему предоставлять субсидии производителям. Недавние эксперименты правительства не возымели действия. Напротив, еврейский народ «не только остался в том же состоянии бедности, но даже доведен до еще большей нищеты в результате того, что он был вынужден отказаться от занятия, которое давало ему средства к существованию в течение нескольких столетий.» Следовательно, «Комитет, сознавая такое положение всего народа и опасаясь, что продолжение принудительных мер, при нынешних политических условиях, может только разозлить этот и без того стесненный до предела народ, считает необходимым... решительное прекращение господствующих в настоящее время методов вмешательства, позволив евреям оставаться в их прежних местах жительства и освободив преследование, приостановленное статьей 34». Правительство представило соответствующий проект. При подаче его подвигли не столько ясные и неопровержимые доводы Комитета, сводившиеся к беспощадной критике нынешней системы государственного покровительства, сколько «политические обстоятельства», на которые намекают в заключительных предложениях доклада. Армия Наполеона шла к границам России. Началась война, которая должна была охватить всю Россию, а затем и всю Европу. В такой момент, когда французская армия наводняла всю Западную Россию, казалось гораздо опаснее создавать отряды гонимых и озлобленных изгоев, чем это было в 1807 году, когда французское вторжение было только опасением. В этих условиях вопрос о том, следует ли оставить евреев в деревнях и хуторах, нашел благоприятное решение сам собой, без особого указа. Взволнованная до глубины души Россия в момент национальной опасности должна была полагаться для своего спасения на напряженные усилия всех ее жителей, в том числе и евреев.

4. Патриотическая позиция русского еврейства во время войны 1812 г.

Роль, которую сыграли евреи в войне 1812 года, была не так уж незначительна, как обычно склонны предполагать историки, введенные в заблуждение тем фактом, что евреи России еще не были призваны в армию. Надо иметь в виду, что великая война разыгралась на западе России, в особенности на северо-западе России, на территории, населенной компактным еврейским населением, рассеянным по городам, местечкам и селам. Симпатии этого населения к тому или иному из воюющих часто решали успех или неудачу отряда, находившегося в этой местности. Общеизвестно, что поляки западного региона были большей частью на стороне Наполеона, от которого ждали восстановления Польского королевства.

Что касается русских евреев, то их отношение к воюющим сторонам носило более сложный характер. Недавние преследования сельских евреев могли, с одной стороны, настроить их сердца против русского правительства, и, если бы эти преследования продолжались, угнетенные евреи приветствовали бы французов как своих спасителей. Но изгнание из деревень было прекращено за три года до войны, и евреи ожидали полной отмены жестокого закона, столь сурово осужденного в официальном отчете Комитета, представленном царю в начале 1812 года. Кроме того, депутаты кагалов, дважды вызывавшиеся для участия в работе правительства (в 1803 и 1807 гг.), имели возможность убедиться, что правительство Александра I в целом благосклонно относится к евреям, а его ошибки были просто следствием неправильной системы государственного покровительства, желания правительства осчастливить евреев по-своему, применяя принудительные и «исправительные» меры.

С другой стороны, ореол Наполеона значительно потускнел даже в глазах евреев Западной Европы теперь, когда стали известны результаты его «еврейских парламентов». Евреи России, которые все были православными, считали планы реформ Наполеона чреватыми опасностью и считали замену кагалской автономии консисториальной организацией подрывной для иудаизма. Партия хасидов, которая была наиболее консервативной, опять-таки чувствовала себя в долгу перед Александром I, который в статье Статута 1804 г., касающейся еврейских сект, даровал хасидам право отделяться в отдельных синагогах в пределах еврейских сект и сообществ. Лидер белых русских хасидов рабби Шнеор Залман, сначала страдавший от подозрительности русского правительства, но впоследствии объявленный политически «благонадежным», выразил настроения влиятельных еврейских кругов по отношению к двум воюющим государям в следующее предсказание:

Если Бонапарт победит, богатство евреев увеличится, и их [гражданское] положение повысится. В то же время их сердца будут отчуждены от нашего Небесного Отца. Если же победит наш царь Александр, еврейские сердца приблизятся к нашему Небесному Отцу, хотя бедность Израиля может стать больше, а его положение — ниже.

Это было равносильно утверждению, что гражданское бесправие предпочтительнее гражданского равноправия, поскольку первое призывало справедливость гарантировать неприкосновенность религиозной жизни, а второе грозило ее распадом.

Все эти обстоятельства вкупе с неосознанной ненавистью масс к вторгшемуся врагу привели к тому, что евреи Северо-Запада повсеместно давали знаки своей преданности интересам России и нередко оказывали существенные услуги русской армии в его комиссариатское и разведывательное отделения. Известный русский партизан Давыдов рассказывает, что

настроение польских жителей города Гродно было к нам очень неблагоприятно. С другой стороны, евреи, жившие в Польше, были настолько преданы нам, что отказывались служить врагу в качестве разведчиков и часто давали нам самые ценные сведения о нем.

Поскольку на польских чиновников нельзя было положиться, пришлось доверить еврейскому кагалу все полицейское управление Гродно. Виленский губернатор свидетельствовал, что «еврейский народ проявлял особую преданность русскому правительству во время присутствия врага».

Поляков раздражало такое пророссийское отношение евреев. Ходили слухи, что поляки приготовились вырезать всех евреев и русских в Виленской и Минской губерниях и в Белостокской губернии. Было много случаев самопожертвования. Не раз случалось, что евреи, приютившие русских курьеров с депешами в своих домах, или конвоировавшие их в русские ставки, или доставлявшие русским командирам сведения о положении неприятельской армии, попадали в плен к французам, и были расстреляны или повешены. Александр I знал об этих делах. Находясь в Калише, он дал аудиенцию членам кагала и вступил с ними в продолжительную беседу. Среди евреев уезда были распространены написанные на еврейском просторечии воззвания, в которых евреев призывали возносить молитвы за успех Александра I, который освободит еврейский народ из рабства. В целом волна патриотизма, прокатившаяся по России, в значительной степени охватила еврейские массы.

В штабе русской армии, шедшей теперь на запад, в 1812-1813 годах находились два депутата-еврея, Зундель Зонненберг из Гродно и Лейзер (Элиэзер) Диллон из Несвижа. С одной стороны, они поддерживали связи с ведущими государственными деятелями и доносили до них пожелания еврейских общин. С другой стороны, они поддерживали отношения с кагалами, которых регулярно информировали о намерениях правительства. По-видимому, эти два общественных деятеля играли в штабе двоякую роль: роль крупных поставщиков, получавших заказы непосредственно от русского комиссариата и пересылавших их своим местным агентам, и роль представителей кагалов, потребности которых они доносили до царя и высших сановников короны. В те непростые времена правительство сочло выгодным держать в своей штаб-квартире представителей еврейского населения, которые могли влиять на умы своих единоверцев в соответствии с характером издаваемых им политических инструкций. В июне 1814 г., во время пребывания за границей в Брухзале (Германия), Александр обратился к этим депутатам с просьбой заверить «еврейские кагалы в его милостивой благосклонности» и пообещал в скором времени издать «ордонанс относительно их пожеланий и просьб о немедленном улучшении их нынешнего состояния». Похоже, что Александр I, все еще находившийся под влиянием рассказов о еврейском патриотизме, был склонен в тот момент улучшить их судьбу. Но общая реакция, обрушившаяся после Венского конгресса 1815 года, как язва на Европу и Россию, оказалась роковой и для русских евреев.

5. Экономические и сельскохозяйственные эксперименты.

Политические потрясения переходного периода (1789-1815 гг.) не могли не сказаться бурно на экономическом положении русско-польского еврейства. Огромное еврейское население Западной России делилось в то время на две части: большая часть проживала в городах и местечках, меньшая — в деревнях. Предпринимаемые в этот период русским правительством усилия втиснуть все еврейское население в городские поместья и выделить из его среды новый класс земледельцев не дали должного эффекта. Вместо этого ему удалось нарушить прежнее равновесие между городскими и сельскими занятиями евреев.

Городской еврей был либо бизнесменом, либо ремесленником, либо владельцем салуна. Во многих городах еврейский торговый элемент численно превосходил христианский. Особенно заметна возросшая еврейская активность в экспортной торговле. Еврейские купцы ежегодно в большом количестве ездили на заграничные ярмарки, особенно в Лейпциг, чтобы купить товары, главным образом галантерейные товары, в то же время вывозя товары из Польши и России, такие как меха, шкуры и т. д. Постепенное поглощение Польской территория России открыла новый, огромный рынок сбыта среднерусских губерний для товаров, ввозимых из-за границы. Вполне естественно, что евреи стали стекаться в эти провинции. Но путь им тотчас преградили местные русские купцы, которые стали возмущаться против еврейской конкуренции и вынуждали правительство признать монополию туземных «интересов» в ущерб потребителю.

Правда, полностью закрыть русские внутренние районы для иностранных дешевых товаров и украшений, которые еврейское купечество еще продолжало ввозить, монополистам не удалось, правда, по пункту Статута 1804 г., предоставлявшему евреям право посещать внутренние правительства по особым губернаторским приказам и паспортам. Однако беспрепятственное развитие еврейской торговли было невозможно из-за этой искусственной преграды между Западной и Восточной Россией.

Вторая городская профессия, ремесла, считалась более низкой по рангу, чем торговля. Ими занимались беднейшие слои населения. Ремесленный труд стоил очень дешево. Чисто еврейские профсоюзы были редкостью, и когда еврей-ремесленник набирался смелости, чтобы покинуть родной городок и искать работу в большом городе, он обязательно сталкивался с враждебностью организованных христианских гильдий. Мы видели, что перед вторым разделом Польши такая «встреча» приняла форму погрома в польской столице.

Рядом с магазином и мастерской стоял трактир или салон, который обычно был связан с гостиницей. Продажа спиртного в городах зависела прежде всего от крестьян, прибывавших из деревень в праздничные и базарные дни. В целом торговля спиртными напитками занимала в городах подчиненное место. Его опора находилась в деревнях.

Все серьезные наблюдатели за экономическим положением евреев того времени свидетельствуют о том, что в большинстве городов еврейский труд составлял краеугольный камень цивилизованной экономической жизни, что без еврея нельзя было ни купить, ни продать или сделать какой-либо предмет. Еврей, довольствовавшийся малой заработной платой и прибылью, благодаря этому мог снизить как себестоимость производства, так и цену товаров. Он довольствовался грошами, его физические потребности были чрезвычайно ограничены. Благодаря посредничеству вездесущего бизнесмена-еврея крестьянин имел возможность распоряжаться на месте своими продуктами, даже такими, которые из-за их малой стоимости не стоило бы везти в город. Несмотря на все свои неутомимые, лихорадочные труды, еврей в среднем был так же беден, как и крестьянин, за исключением того, что он был свободен от порока пьянства, одного из источников экономической нищеты крестьянина. Бедность евреев была искусственным следствием того, что города и местечки были перенаселены мелкими торговцами и ремесленниками, и эта скученность усугублялась систематическим отстранением евреев от их вековых сельских занятий и, как следствие, притоком деревенских евреев в города.

Необходимо отметить, что, когда в официальных документах говорится о «торговле спиртными напитками» в деревнях как об единственном занятии евреев, они не учитывают многогранности сельских занятий евреев, связанных с виноторговлей. Арендуя у помещика или короны право винокурения, еврей в то же время обрабатывал другие предметы сельского хозяйства, как-то молочные заводы, мельницы и рыбные пруды. Кроме того, он занимался скупкой хлеба у крестьян и продажей им в то же время таких необходимых предметов, как соль, утварь, сельскохозяйственные орудия и т. д., привозимых им из города. Он часто совмещал в себе занятия виноторговца, лавочника и торговца продуктами. Дорога, ведущая из деревни в город, была усеяна еврейскими гостиницами или трактирами, которые до появления железных дорог служили привалами для путешественников. Всю эту экономическую структуру, которая создавалась постепенно в течение столетий, русское правительство взялось разрушить. Еще в царствование Екатерины II губернаторы часто сгоняли еврейских крестьян в города, действуя в соответствии с «органическим законом», который обязывает евреев «записываться среди купцов или бюргеров». Двусмысленный указ 1795 г. о том, чтобы «постараться переселить евреев в уездные города, чтобы эти люди не бродили во вред обществу», развязал руки ретивым бюрократам. Когда Закон 1804 г. предписывал изгнать всех евреев из деревень по истечении трех лет, многие помещики, не дожидаясь истечения срока, отказали своим еврейским арендаторам в праве проживания и торговли в своих деревнях. Евреи стали устремляться в города, где даже давно осевшие жители не могли зарабатывать на жизнь.

Правда, правительство привлекало преследуемых евреев к двум новым занятиям: созданию фабрик и сельскохозяйственных колоний. Но у бедного деревенского еврея не было ни капитала, ни возможности открывать фабрики. Кроме того, было немыслимо искусственно создавать отрасли промышленности, не обеспечив предварительно рынок для выпускаемой продукции. Несколько шерстяных фабрик было основано евреями в Литве и на Волыни, но все, что они могли сделать, это обеспечить работой несколько тысяч человек. Таким образом, было естественно, что все взоры обратились к сельскохозяйственной колонизации.

Статут 1804 г. обещал предоставить бедным евреям, желающим заниматься сельским хозяйством, бесплатную землю в нескольких правительствах, предоставить им ссуды для их оборудования и освободить их от налогов на ряд лет. Ссыльные деревенские евреи ухватились за это обетование как за якорь спасения. В 1806 г. несколько еврейских групп в Могилевской губернии обратились к губернатору с просьбой перевести их в Новороссию, чтобы там заняться хлебопашеством. Делегат одной из этих групп, Наум Финкельштейн, ездил даже в Петербург, чтобы изложить дело министру Кочубаю, и был послан последним в Херсонскую губернию для осмотра и отбора земли. Министр, действуя по согласованию с херсонским губернатором герцогом Ришелье, решил выделить отдельные участки земли в степях этого края и поселить на них евреев под покровительством Новорусского «переселенческого бюро». Едва две могилевские группы завершили подготовку к своей эмиграции, как десятки подобных заявлений стали поступать от еврейских групп в других правительствах черты оседлости. К концу 1806 г. количество просителей возросло до полутора тысяч семей, насчитывавших около семи тысяч душ. Российские власти оказались в неловком положении. Их поймали неподготовленными к передаче такого количества людей за счет государства. В 1807 году в Херсонской губернии были основаны четыре колонии евреев-земледельцев, первые среди еврейских колоний юга России. Число поселенцев составило около трехсот семей, состоящих из двух тысяч душ.

Число претендентов, желающих поселиться на этой земле, продолжало увеличиваться. В течение 1808 г., когда изгнание из деревень шло полным ходом, белорусские воеводы засыпали министра внутренних дел ходатайствами о разрешении как можно большему числу еврейских семей отправиться в Новороссию. Губернатор Витебска сообщил, что сельские евреи были несвоевременно изгнаны, разорены и доведены до нищенства. Большая часть их остается без хлеба насущного и без крова, и они в значительном количестве эмигрируют в Новороссию. Многие евреи в ожидании переселения в Новороссию продали все свое имущество и настойчиво просят разрешения переехать туда, хотя бы только на жительство.

В то же время в Петербург постоянно поступали донесения от Новорусского иммиграционного бюро и от герцога Ришелье. Они подчеркивали необходимость остановить поток эмигрантов, ввиду того, что даже первые партии колонистов с трудом обустроились, а новые не могли рассчитывать ни на хижины, ни на какие-либо другие приспособления. К началу 1808 г. в ведении Иммиграционного бюро находилось около тысячи семей колонистов, и, кроме того, несколько тысяч переселенцев, прибывших «добровольно», ждали своей очереди на заселение. Из-за непривычных климатических условий и отсутствия жилья и продовольствия среди приезжих стали распространяться болезни. Все эти обстоятельства побудили правительство временно приостановить расселение евреев в новорусских колониях (указ от 6 апреля 1810 г.).

Попытка превратить часть еврейского населения в земледельцев, несомненно, увенчалась бы огромным успехом, если бы правительство было достаточно подготовлено к такому важному экономическому преобразованию. Десять тысяч эмигрантов уже ушли в Новороссию, и за ними устремились компактные голодающие массы. Но правительство было подавлено трудностями задачи и остановило все движение. Одновременно было прекращено изгнание из деревень западных правительств, грозившее привести к беспримерной экономической катастрофе. Таким образом, после многих колебаний и потрясений экономический уклад еврейской жизни был восстановлен на прежних основах — торговле, ремеслах и сельских занятиях.