К концу 80-х годов план поощрения еврейской эмиграции из России, от которого отказались с отставкой графа Игнатьева, вновь был благосклонно встречен руководящими правительственными кругами. Чувства царя были выражены в заметке на полях, которую он приложил к отчету губернатора Подолии за 1888 год: «должно быть весьма желанным» было дополнено царским почерком словами «и даже весьма полезным». На предложение одесского губернатора лишить еврейских эмигрантов права вернуться в Россию царь ответил решительным «да». Официальный русский хронист доходит даже до того, что признает, что «это было частью плана стимулировать эмиграцию евреев (а также немецких колонистов) путем более строгого соблюдения воинской обязанности» — замысел что, с политической точки зрения, вполне может быть объявлено преступным и которое, очевидно, было причиной суровых военных штрафов, наложенных на евреев. Тот же чистосердечный летописец добавляет: «Нетрудно понять, с каким сочувствием правительство восприняло предложение Еврейской колонизационной ассоциации в Лондоне, основанной бароном де Гиршем в 1891 году, удалить в течение двадцати пяти лет, 3 250 000 евреев из России.
Имя Мориса де Гирша было известно российскому правительству.
За несколько лет до этого ей приходилось вести с ним переговоры, результатами которых ей нечем было хвастаться. Этот великий немецко-еврейский меценат, решивший потратить сотни миллионов на экономическое и сельскохозяйственное развитие своих единоверцев в Восточной Европе, пожертвовал в 1888 году пятьдесят миллионов франков на учреждение в России школ искусств и ремесел, как а также мастерские и сельскохозяйственные фермы для евреев. Для него было естественно предположить, что русское правительство будет только радо принять этот огромный вклад, который должен был стимулировать производительный труд в стране и повышать благосостояние ее обездоленных масс. Но он забыл, что выгоды, ожидаемые от фонда, достанутся еврейскому пролетариату, который, согласно катехизису ненависти к евреям, должен был быть «удален от монархии». Условие, сделанное русским правительством представителям барона Гирша, было совершенно неприемлемо: оно настаивало на том, чтобы деньги были переданы не еврейским государственным учреждениям, а русскому правительству, которое растратит их по своему усмотрению. Кому-то пришла в голову постыдная идея, принятая представителями барона Гирша, умилостивить Победоносцева подарком в миллион франков на нужды его любимого учреждения, греко-православных приходских школ.
«Подарок» был принят, но предложение Гирша было отклонено. Так получилось, что русские евреи были лишены сети образцовых школ и учебных заведений, а миллион еврейских денег пошел на пополнение числа церковных русских школ, внушавших русским массам грубую невежественность и антисемитские предрассудки. Миллионы Гирша, первоначально предназначенные для России, частично пошли на создание еврейских школ в Галиции, работа, которая встречала всемерное поощрение со стороны австрийского правительства.
Щедрый еврейский меценат понял теперь, что помощь, которую он стремился оказать своим русским единоверцам, могла выражаться не в улучшении их положения в их собственной стране, а скорее в обустройстве их за ее пределами — путем организации эмиграционного движения.
Внимание Гирша было обращено на то, что, начиная с 1889 г., несколько групп русских евреев обосновались в Аргентине и после неимоверных лишений сумели основать там несколько земледельческих колоний. Барон отправил в Аргентину экспедицию под руководством профессора Левенталя, специалиста по гигиене, с целью исследовать страну и найти места, пригодные для колонизации. Экспедиция вернулась в марте 1891 года, и Гирш решил начать с покупки земли в Аргентине в соответствии с рекомендациями экспедиции.
Это произошло в тот самый момент, когда разразилась московская катастрофа, повлекшая за собой паническое бегство из России в Северную и Южную Америку, а отчасти и в Палестину. Барон Гирш решил, что его первой обязанностью является регулирование эмиграционного движения из России, и он сделал еще одну попытку вступить в переговоры с русским правительством.
С этой целью он послал в Петербург своего представителя, англичанина Арнольда Уайта, члена парламента, принадлежавшего к парламентской антииностранной группе, который выступал против иностранной иммиграции в Англию, на основании ее вредного воздействия на интересы местных рабочих. Одновременно Уайту было поручено проехать через черту оседлости и выяснить, можно ли получить там элемент, пригодный для земледельческой колонизации Аргентины.
Уайт прибыл в Петербург в мае и был принят Победоносцевым и несколькими министрами. Мученичество московских евреев было тогда в разгаре. Крики возмущения разносились по воздуху Европы и Америки, протестовавших против варварства русского правительства, причем последнее было взбешено как этими протестными протестами, так и недавним отказом Ротшильда от участия в российском займе. Высокие сановники Санкт-Петербурга, обеспокоенные в своей работе по травле евреев протестами цивилизованного мира, дали полный выход своей ненависти в разговорах с заместителем барона Гирша. Уайт сообщил впоследствии, что чиновники Петербурга представили ему русского еврея как «смесь вора и ростовщика».
Победоносцев высказал следующее злобное замечание: «Еврей есть паразит. Удалите его из живого организма, в котором и на котором он существует, и посадите этого паразита на скалу — и он умрет». Оправдывая, таким образом, перед уважаемым иностранцем свою систему уничтожения пяти миллионов еврейских «тунеядцев», русские министры тем не менее были рады протянуть руку помощи в удалении их из России, при условии, что в течение двенадцати лет большая часть Евреев следует вывезти из страны — в конфиденциальных беседах с Уайтом называлось три миллиона эмигрантов. Уайт был снабжен рекомендательными письмами Победоносцева и министра внутренних дел к высшим чиновникам в провинциях, куда отправился лондонский делегат для ознакомления с живым экспортным материалом. Он посетил Москву, Киев, Бердичев, Одессу, Херсон и еврейские земледельческие колонии на юге России.
Внимательно изучив положение евреев, Уайт пришел к выводу, что тот извращенный тип еврея, который был нарисован ему в Петербурге «развился из внутреннего сознания некоторых ортодоксальных государственных деятелей и фактически не существует». Куда бы он ни пошел, он видел людей трезвых, трудолюбивых, предприимчивых дельцов, искусных ремесленников, чья физическая слабость была лишь следствием недостаточного питания. Посещение южнорусских колоний убедило его в пригодности евреев для колонизации.
Короче говоря, — пишет он в своем отчете, — если мужество, нравственное мужество, надежда, терпение, умеренность — прекрасные качества, то евреи — прекрасный народ. Такому народу под мудрым руководством суждено добиться успеха в любом хорошо организованном плане колонизации, будь то Аргентина, Сибирь или Южная Африка.
По возвращении в Лондон Уайт представил барону Гиршу рапорт, в котором констатировал вышеизложенные факты, а также указывал, что помощь, которую он должен оказать эмиграционной работе со стороны русского правительства, должна принять форму разрешения организовать эмигрантские комитеты России, освобождения эмигрантов от паспортной пошлины и допущения их бесплатного проезда до российской границы.
Отчет Уайта обсуждался бароном Гиршем совместно с ведущими евреями Западной Европы. В результате было принято решение о создании общества, которое должно было взяться за широкомасштабную колонизацию Аргентины и других американских территорий русскими евреями. Общество было основано в Лондоне осенью 1891 года под названием Еврейская колонизационная ассоциация (JCA) в форме акционерного общества с капиталом в пятьдесят миллионов франков, почти полностью подписанным бароном Гиршем. Уайта отправили в Петербург во второй раз для получения разрешения на организацию в России эмигрантских комитетов и обеспечения необходимых привилегий для эмигрантов. Английский делегат, хорошо знакомый с настроением руководящих правительственных кругов России, изложил им далеко идущие планы барона Гирша. Еврейская колонизационная ассоциация должна была переселить 25 000 евреев в Аргентину в течение 1892 года и в дальнейшем постепенно увеличивать количество эмигрантов, так что в течение двадцати пяти лет из России будет вывезено 3 250 000 евреев.
Эта блестящая перспектива исхода евреев обрадовала сердца новоегипетских сановников. Их воображение загорелось. Когда этот вопрос встал перед Комитетом министров, морской министр Чихачев предложил выплатить Еврейскому колонизационному обществу премию в несколько рублей за каждого эмигранта и таким образом дать ему возможность переселить не менее 130 000 человек в течение первого же периода. в год, так что предполагаемое число в 3 250 000 можно было бы равномерно распределить на двадцать пять лет. Предлагалось также переселить евреев на их собственные деньги, т. е. использовать для этой цели остатки еврейского налога на мясо, но предложение не было сочтено осуществимым. Официальный летописец свидетельствует, что «очаровательное предложение барона Гирша показалось русскому правительству едва ли возможным для осуществления». Тем не менее, движимое надеждой, что хотя бы часть предполагаемых миллионов евреев покинет Россию, правительство санкционировало создание Центрального комитета Еврейской колонизационной ассоциации в Санкт-Петербурге с отделениями в провинциях. Далее он обещал выдавать эмигрантам бесплатно разрешения на выезд из страны и освобождать их от воинской обязанности при условии, что они никогда не вернутся в Россию.
В. В мае 1893 года конституция Еврейской колонизационной ассоциации была ратифицирована царем. В это время эмиграционный прилив предыдущего года постепенно сходил на нет. Летом и осенью 1891 года бегство из России в Северную и Южную Америку достигло своего апогея.
Высылка из Москвы, а также тревожные слухи о грядущих гонениях, с одной стороны, и преувеличенные известия о планах барона Гирша, с другой, привели к переселению десятков тысяч людей. Огромные массы беженцев стекались в Берлин, Гамбург, Антверпен и Лондон, умоляя о переводе их в Соединенные Штаты или в аргентинские колонии. Повсюду организовывались комитеты помощи, но не было возможности направить эмигрантов к новому месту назначения, особенно в Аргентину, где большие территории, купленные Гиршем, еще не были готовы для приема колонистов.
Барон Гирш был вынужден разослать обращение ко всем еврейским общинам, призывая их остановить пока эту беспорядочную человеческую лавину.
Вскоре мечта барона Гирша о переселении миллионов людей с миллионами денег оказалась полным провалом. Когда, после долгих приготовлений, отобранные еврейские колонисты были, наконец, отправлены в Аргентину, оказалось, что первоначальная цифра в 25 000 эмигрантов, подсчитанная за первый год, сократилась примерно до 2500. Всего за первые три года, с 1892 по 1894 гг. аргентинская эмиграция поглотила около шести тысяч человек. Половина из них осталась в столице республики Буэнос-Айресе, а другая половина сумела осесть в колониях, пережив все тяготы, связанные с земледельческой колонизацией на новой земле и в новых климатических условиях. Через несколько лет стало общеизвестно, что гора родила мышь. Вместо миллиона евреев, как первоначально планировалось, Еврейской колонизационной ассоциации удалось переселить в течение первого десятилетия только 10 000 евреев, которые были распределены по шести аргентинским колониям.
Основной поток еврейской эмиграции, как и прежде, протекал в направлении Северной Америки, Соединенных Штатов и Канады. В течение 1891 года, при его многочисленных паниках, одни только Соединенные Штаты приняли более 100 000 эмигрантов, из которых более 42 000 успели прибыть в том же году, а 76 000 были задержаны в различных европейских центрах и успели приехать в течение года. после. Следующие два года снова показывают прежний годовой коэффициент эмиграции, колеблющийся между 30 000 и 35 000 человек.
Тот же роковой 1891 год породил колониальную лихорадку даже в тихой Палестине. Уже в начале 1890 г. русское правительство легализовало палестинское колонизационное движение в России, санкционировав конституцию «Общества оказания помощи еврейским колонистам и ремесленникам в Сирии и Палестине», штаб-квартира которого находилась в Одессе. Эта санкция позволила разбросанным по всей стране обществам «Хобебе Цион» сгруппироваться вокруг легализованного центра и открыто собирать деньги для своих целей.
Палестинская пропаганда обрела новую жизнь. Эта пропаганда, усиленная в своем действии эмиграционной паникой «страшного года», привела к образованию в России ряда обществ с целью покупки земли в Палестине. В начале 1891 г. делегаты этих обществ внезапно явились в Палестине в массовом порядке и при содействии яффского представителя Одесского Палестинского общества начали лихорадочно скупать землю у арабов. Это привело к спекуляции недвижимостью, которая искусственно подняла цену на землю. Более того, турецкое правительство встревожилось и запретило массовую колонизацию евреев из России. Результатом стал финансовый крах.
Попытка массовой иммиграции в нищую Палестину с ее примитивными патриархальными условиями оказалась неудачной. В последующие годы колонизация Святой Земли русскими евреями снова шла медленными темпами. Постепенно возникали одна колония за другой. Большая часть старых и новых поселенцев находилась под опекой администрации барона Ротшильда, за исключением двух или трех колоний, которые содержались Палестинским обществом в Одессе. Было очевидно, что, ввиду медленного продвижения палестинской колонизации, ее политическое и экономическое значение для русско-еврейских миллионов было практически нулевым и что ее единственное преимущество перед американским днем эмиграции в его духовном значении, в том, что что на исторической почве иудаизма там вырос небольшой еврейский центр с более чистой национальной культурой, чем это было возможно в диаспоре. Эту идею отстаивал Ахад Хаам, представитель неопалестинского движения, который впервые появился в еврейской литературе в 1889 году и за короткое время пробился на передовую.
Между тем в царской стране события шли своим чередом.
Московская трагедия подходила к концу, но ее последние этапы отмечены сценами, напоминающими времена инквизиции. Изгнав из Москвы большую часть еврейского населения, генерал-губернатор великий князь Сергий решил смирить оставшееся еврейское население второй русской столицы настолько основательно, чтобы его существование в центре греческого православия могло остаться незамеченным. Глаза российских чиновников в Москве были оскорблены видом новой прекрасной синагоги, законченной в роковой год изгнания. Сначала было приказано снять с вершины здания большой купол, увенчанный щитом Давида, привлекавшим внимание всех прохожих. Позже полиция, не мудрствуя лукаво, закрыла синагогу, в которой уже начали проходить богослужения, до получения нового специального разрешения на ее открытие. Московский рабби Минор и староста синагоги обратились с челобитной к генерал-губернатору, в которой просили разрешения проводить богослужения в здании, строительство которого было должным образом санкционировано Правительством, указывая на то, что иудаизм одна из религий, допускаемых в России. В ответ на свое прошение они получили из Петербурга, от 23 сентября 1892 г.:
Его Императорское Величество, выслушав доклад министра внутренних дел о самовольном открытии Московской синагоги раввином Минором и надзирателем Шнайдером, милостиво изволил повелеть следующее:
Первое. Раввин Москвы Минор освобождается от занимаемой должности и переводится на постоянное жительство в черту оседлости.
Второй. Надзирателя Шнайдера удалить из Москвы на два года.
Третий. Уведомить Еврейское Синагогальное Общество, что, если к 1 января 1893 года здание синагоги не будет продано или преобразовано в богоугодное учреждение, оно будет продано с публичных торгов Московским губернским управлением.
Раввин и надзиратель отправились в ссылку, а труп убитой синагоги — ее строение — спасли от осквернения, поместив в нем одну из школ московской общины.
Борьба с местами еврейского богослужения была возобновлена полицией через несколько лет, во времена правления Николая II. Поскольку главная синагога была закрыта, евреи Москвы были вынуждены проводить службы в неудобных частных помещениях. Таких молитвенных домов в разных частях города было четырнадцать, но накануне еврейской Пасхи 1894 года генерал-губернатор приказал закрыть девять из этих домов. Чтобы удовлетворить религиозные нужды общины десять тысяч душ должны были молиться в пяти молитвенных домах, расположенных в узких, антисанитарных помещениях. Правительство достигло своей цели.
Синагога обратилась в прах, и ее вид уже не раздражал глаз греко-православных ревнителей. Евреи Москвы были вынуждены изливать душу перед Богом на каких-то задворках, в душной атмосфере частных домов. Как и во времена испанской инквизиции, эти частные молитвенные дома в торжественные дни Рош-а-Шана и Йом-Кипур тайно посещались московскими «марранами», теми евреями, которые спаслись от массовых изгнаний. путем фиктивного обращения в христианство. Страстные покаянные молитвы этих невольных отступников возносились к небу, как и в минувшие века из подземных синагог Севильи, Толедо и Сарагосы.
Постепенно попытка взять еврейскую цитадель штурмом сменилась прежним регулярным осадным положением, целью которого было заморить евреев голодом. Муниципальная контрреформа 1892 г. нанесла тяжелый политический удар по русскому еврейству. По старому закону количество еврейских олдерменов в муниципальной администрации ограничивалось одной третью от общего числа олдерменов, не считая запрета, запрещавшего евреям занимать должности бургомистров. Несмотря на эти ограничения, евреи играли заметную роль в городском самоуправлении и могли похвастаться рядом видных муниципальных служащих. Эта деятельность евреев пришлась не по душе инквизиторской троице — Победоносцеву, Дурново и Плеве, и они решили полностью отстранить евреев от участия в муниципальных выборах.
Реакционное, антидемократическое «Городское постановление» 1892 г. публично провозгласило это новое лишение евреев избирательных прав. Новый закон лишил евреев права пассивно и активно избираться в городские думы, дав только право местной администрации назначать по своему усмотрению число еврейских олдерменов, не превышающее одной десятой от общего числа членов Думы. Более того, этим олдерменам-евреям «благодатью полиции» было запрещено работать в исполнительных органах Думы, административного совета и различных постоянных комитетов. В результате даже там, где евреи составляли от шестидесяти до семидесяти процентов всего городского населения, их единственными представителями в муниципальной администрации были люди, которые были добровольными орудиями муниципальной власти и, кроме того, количественно ограничивались пятью или десять процентов от общего числа олдерменов.
Таким образом, вступил в силу закон, предусматривающий обратное соотношение народного представительства: четыре пятых населения были ограничены одной десятой числа олдерменов, а одна пятая его часть получила девять десятых олдерменов в городское правительство. Закон как бы говорил евреям: «Правда, в данном городе вы можете составлять подавляющее большинство налогоплательщиков, но городским имуществом должны управлять не вы, а небольшое христианское меньшинство, которое будет поступать с вами как хочет».
Само собой разумеется, что христианское меньшинство, которое нередко было враждебно настроено по отношению к евреям, управляло городскими делами вопреки интересам большинства. Даже поборы на особые еврейские нужды, как налог на мясо и свечи, часто использовались городскими думами на содержание учреждений и школ, в которые евреев принимали в незначительном количестве или не принимали вовсе. Такое положение дел полностью соответствовало средневековым церковным канонам: еврей, проживающий в христианской стране, не имеет права распоряжаться никаким имуществом и должен оставаться в рабском подчинении своих христианских сограждан.
Ряд законов, принятых в этот период, носит такой характер, что допускает только одно объяснение: желание оскорбить и унизить еврея и заклеймить его средневековым каиновским клеймом преследования. Изданный в 1893 г. закон «Об именах» грозит уголовным преследованием тем евреям, которые в частной жизни называют себя именами, отличающимися по форме от тех, что записаны в официальных реестрах. Практика многих образованных евреев русифицировать свои имена, например Григорий вместо Гирша, Владимир вместо Вольфа и т. д., теперь могла привести виновных к тюремному заключению. Было даже запрещено исправлять искажения, которым обычно подвергались еврейские имена в реестрах, например, Йосель вместо Иосифа; Срул вместо Израиля; Ицек вместо Исаака и так далее. В нескольких городах полиция возбудила дело против таких евреев «за то, что они приняли христианские имена» в объявлениях в газетах, на визитных карточках или на дверных вывесках.
Новое Положение о паспортах 1894 г. предписывает вставлять во все еврейские паспорта физическое описание их владельцев, даже в случае их грамотности и, следовательно, возможности ставить свою подпись в паспорте, тогда как такое описание в паспортах отсутствует у грамотных христиан. В некоторых местах полиция намеренно пыталась сделать еврейские паспорта более заметными, отмечая на них номинал владельца красными чернилами. Даже в тех редких случаях, когда закон был призван принести облегчение, правительству удавалось подчеркнуть свои враждебные намерения. Закон 1893 г., легализовавший еврейский хедер и положивший конец гонениям, которым подвергалась эта традиционная еврейская школа со стороны полиции, в то же время сузил ее функции до исключительно религиозного учреждения и косвенно запретил преподавание в нем общесветской тематики.
Известны случаи, когда хранители этих хедеров, так называемые меламмеды, предавались суду за то, что обучали своих воспитанников знанию русского языка и арифметики.
Однако самым действенным кнутом в руках правительства по-прежнему оставалось изгнание из внутренних областей. В 1893 году этот кнут хлестнул по спинам тысяч еврейских семей.
Дурново, министр внутренних дел, издал циркуляр, отменяющий старый указ 1880 г., который санкционировал проживание вне черты оседлости всех тех евреев, которые жили там ранее.
Этот указ был продиктован мотивом предотвратить полное экономическое разорение евреев, поселившихся в местах вне черты оседлости и создавших там промышленные предприятия. Но такой мотив, которым не осмелилось пренебречь даже антисемитское министерство Толстого, новых аманов не привлекал. Многим тысячам еврейских семей, десятилетиями живших за чертой оседлости, грозило изгнание.
Трудности, связанные с осуществлением этой массовой высылки, вынудили правительство пойти на уступки. В прибалтийских губерниях высылка старожилов была отменена, а в великорусских правительствах отложена на год-два.
Особо злобный мотив стоял за высшим указом 1893 г., исключавшим из черты оседлости крымское курортное местечко Ялта и предписывавшим изгнание оттуда сотен семей, не состоявших в местной городской общине. Официальной причины этого нового ограничения прав не было указано, но все знали об этом. В окрестностях Ялты находилась императорская летняя резиденция Ливадия, гдe Александр III любил проводить осень, и это обстоятельство вынуждало сократить число местных еврейских жителей до ничтожного количества. Чтобы предотвратить полное разорение жертв, многим давали отсрочки, но по истечении их сроков безжалостно депортировали. Последние партии ссыльных были выгнаны из Ялты в октябре месяце и начале ноября 1894 г., в дни всенародного траура по смерти Александра III. 20 октября царю суждено было умереть в окрестностях города, который в его пользу был очищен от еврейского населения. Пока останки умершего императора везли по железнодорожным путям в Санкт-Петербург, по параллельным путям катились поезда с еврейскими беженцами из Ялты, несущиеся к черте оседлости.
Таков был символический финал царствования Александра III, который длился четырнадцать лет. Начавшись погромами, закончилось изгнанием. Замученный народ стоял на пороге нового царствования с немым вопросом на устах: «Что дальше?»
Конец истории евреев в России и Польше. Том II, С. М. Дубнов