ГЛАВА XIX РЕАКЦИЯ ПРИ АЛЕКСАНДРЕ II

1. ИЗМЕНЕНИЕ ОТНОШЕНИЯ К ЕВРЕЙСКОЙ ПРОБЛЕМЕ

Еврейские проблемы тщетно пытались решить гомеопатические реформы, призванные «улучшить» часть еврейского народа. Общая реакция выразилась в том, что после проведения первых крупных реформ, таких, как освобождение крестьянства, введение сельского самоуправления и реорганизация отправления правосудия, правительство считало задачей Русское возрождение должно было завершиться и упорно отказывалось, по бывшему в то время выражению, «увенчать здание» одной великой политической реформой, дарованием конституции и политической свободы. Этот отказ расширил разрыв между правительством и прогрессивной частью русского народа, надежды которой были прикованы к конечной цели политического переустройства. Стремление к свободе, загнанное в подполье полицией и цензурой, приняло среди русской молодежи характер революционного движения. И когда смертоносная рука «Третьего отдела» тяжело обрушилась на поборников свободы, юные революционеры ответили политическим террором, омрачившим последние дни Александра II и привели к его убийству.

Полная эмансипация евреев была неуместна в этой атмосфере растущей официальной реакции. Та же самая бюрократия, которая остановила ход «великих реформ» для страны в целом, не была склонна допускать даже незначительные реформы, затрагивающие только евреев.

Исчезло даже прежнее стремление к «ступенчатому» и частичному улучшению положения евреев. Вместо этого центр сцены снова заняла старая волокита, дискуссии о еврейском вопросе, бесконечные, не менее чем бесплодные, в кулуарах чиновничьих комитетов и подкомитетов, оракулы враждебности губернаторов и генерал-губернаторы о поведении евреев и так далее. Теория реакционной разновидности снова была в большом почете.

Власти снова обсуждали вопрос о том, следует ли считать евреев полезными или вредными для государства, вместо того, чтобы поставить диаметрально противоположный вопрос простой справедливости: является ли государство, призванное служить евреям как часть гражданского организма, России полезна для них в той мере, в какой они могут на законных основаниях требовать.

При Николае I правительственные канцелярии были заняты изобретением новых средств против «сепаратизма» евреев и их «вредных занятий». В первые либеральные годы царствования Александра торговля перестала клеймиться как «вредное занятие». Но как только купцы-евреи, подстрекаемые частичным расширением их права проживания и занятия, проявили более широкую экономическую активность и стали успешными конкурентами «изначальных» русских дельцов, их встретили криками протеста с требованием отменить это еврейское «эксплуатация» может быть эффективно «обуздана».

В связи с этим надо указать, что экономическое развитие евреев было обусловлено не только привилегиями, дарованными им русским законодательством, но скорее следствием общих экономических условий. Большой прогресс в промышленной жизни в «эпоху реформ», особенно расширение железнодорожных предприятий в 60-е и 70-е годы, открыл широкое поле для энергии еврейских капиталистов. Кроме того, с отменой в 1861 году старой системы откупа от продажи спиртного часть крупного еврейского капитала перешла от торговли спиртными напитками к железнодорожному строительству. Еврейские «акцизные фермеры» были превращены в железнодорожников, акционеров, торговцев поставками или подрядчиков. Возникла новая еврейская плутократия, рост которой вызывал ревность и страх у русского торгового класса. Правительство, преисполненное энтузиазма в отношении развития крупной промышленности, еще не было готово дискриминировать евреев, когда дело касалось крупного капитала. Но оно внимательно выслушивало «изначальных» русских купцов всякий раз, когда они жаловались на еврейскую конкуренцию в мелкой торговле, от которой зависели средства к существованию низших еврейских классов. Правительство, еще не освободившееся от привычки «сортировать» своих граждан и делить их на охраняемый и терпимый классы, приступило к разработке мер для «обуздания» евреев, принадлежащих к последней категории.

Следующий вопрос, который встал перед правительством, заключался в следующем: в какой мере надежды на слияние евреев с коренным населением оправдались событиями? И здесь ответ был неудовлетворительным. Наивное ожидание, что немногочисленные дары, предложенные евреям в виде привилегий, вызовут у них страстное желание «слиться» с русскими, не оправдались. Как ни сильна была тенденция к русификации в новой еврейской интеллигенции 60-х годов, широкие массы еврейства ничего не знали о такой тенденции.

Власти засомневались: а что, если эти лукавые евреи снова нас одурачат и откажутся платить за подаренные права, слившись с христианами? Российское чиновничество получило новую пищу для размышлений, которой хватило на годы, нет, даже на десятилетия.

2. Информатор Джейкоб Брафман

Несколько событий сыграли важную роль в том, что правительство решило начать новую политику, заключающуюся в усердном расследовании внутренней жизни евреев. В конце шестидесятых годов в Вильно появился человек, который предложил властям свои услуги в качестве сыщика и шпиона среди евреев. Якоб Брафман, уроженец Минской губернии, отказался от своей расы и религии в последние годы призыва Николая, надеясь таким образом избежать сетей бдительных кагаловских «похитителей», которые хотели призвать его в армию. Озлобленный на агентов кагала, которые стали простым полицейским орудием, Брафман хотел отомстить кагалу в целом, более того, самой идее еврейской общинной организации.

Когда «слияние» или ассимиляция евреев стало лозунгом высших официальных кругов, проницательный новообращенный обнаружил, что может добиться своего, разоблачив влияние, которое, по его мнению, сдерживало усилия правительства. Меморандум, поднесенный им Александру II, когда последний проезжал через Минск в 1858 г., открыл ему двери Святейшего Синода. Он был назначен преподавателем иврита в греко-православной семинарии, и ему было поручено найти способы устранить препятствия, чинимые евреями на пути их единоверцев, намеревающихся перейти в христианство. Его миссия по содействию отступничеству среди евреев потерпела неудачу, а его услуги в качестве сыщика еще не были оценены по достоинству в либеральные годы правления Александра.

Однако с реакционным поворотом в российской политике в середине 60-х годов эти услуги вновь стали востребованы. Брафман поспешил в очаг реакционного шовинизма, в город Вильно, прочно удерживаемый железной хваткой Муравьева, и там стал «разоблачать сепаратизм внутренней жизни евреев» перед высшим начальством. провинции. Он утверждал, что Кагал, хотя официально был упразднен в 1844 г., в действительности продолжал существовать и поддерживать широко разветвленную судебную систему (Бет Дин), что он представлял собой тайную, сверхъестественную организацию, которая обладала деспотической властью над общинами посредством используя такое оружие, как herem (отлучение от церкви) и hazakah (еврейская юридическая практика обеспечения прав собственности), что она настраивала еврейские массы против государства, правительства и христианской религии и взращивала в этих массах фанатизм и опасный национальный сепаратизм. По мнению Брафмана, единственным способом искоренить это «тайное еврейское правительство» было уничтожение последних остатков еврейской общинной автономии путем закрытия всех религиозных и благотворительных обществ и братств. Такую же судьбу должна постичь и сама еврейская община, а входящие в нее евреи должны быть включены в число христианских сословий в городах и селах. Одним словом, иудаизм как общинная организация должен вообще исчезнуть.

Главы русской администрации в Литве жадно выслушивали зловещие разоблачения нового Пфефферкорна. В 1866 г.

Генерал-губернатор Кауфман назначил комиссию, в которую также вошли несколько экспертов-евреев, для изучения материалов, собранных Брафманом.

Этот материал состоял из протоколов минского кагала первой половины девятнадцатого века, фиксирующих вполне законные постановления, принятые общинной администрацией в силу автономных прав, предоставленных ей правительством. Брафман опубликовал свой материал в серии статей в официальном органе провинции «Виленском вестнике»; статьи позже были переизданы отдельным томом под названием «Книга Кагала». Данные, собранные Брафманом, были украшены обычными антисемитскими цитатами из талмудической и раввинистической литературы и представлены в таком свете, что правительство было поставлено перед дилеммой: либо уничтожить одним ударом всю еврейскую общинную организацию и все примыкающие к ней культурные учреждения, иначе рискнуть увидеть Россию захваченной «Всеобщим кагалом». Можно добавить, что Alliance Israélite Universelle, которая незадолго до этого была основана в Париже с целью оказания помощи евреям в различных странах, фигурировала в обвинительном акте Брафмана как составляющее общество универсальной организации еврейского кагала.

«Книга кагала» была напечатана за казенный счет и разослана во все правительственные учреждения, чтобы служить руководством для русских чиновников и помогать им бороться с «внутренним врагом». Напрасно еврейские писатели разоблачали в статьях и монографиях незнание Брафманом раввинистических знаний и полное искажение им той роли, которую играл кагал в былые дни; напрасно еврейские члены комиссии, назначенной виленским генерал-губернатором, протестовали против варварских предложений доносчика. Власти в Петербурге ухватились за открытия Брафмана как за неопровержимое свидетельство существования еврейского сепаратизма и как за оправдание того метода «осторожности», который они сочли нужным применить к решению еврейского вопроса.

3. БОРЬБА С ЕВРЕЙСКИМ «СЕПАРАТИЗМОМ»

Другой случай, происшедший примерно в то же время, послужил в глазах руководящих правительственных кругов дополнительной иллюстрацией еврейского сепаратизма. В 1870 году Александр II был с визитом в Королевстве Польском и увидел там плотные массы хасидов с их длинными прядями в ушах и развевающимися пальто. Царь, возмущенный этим зрелищем, приказал польским воеводам строго соблюдать в своих владениях старый русский закон, запрещавший еврейскую форму одежды. После этого администрация королевства с особым рвением взялась за важную задачу искоренения «уродливых костюмов и ушных замков» хасидов.

Вскоре после этого вопрос о еврейском сепаратизме стал предметом обсуждения в Государственном совете. Под безошибочным влиянием недавних разоблачений Брафмана Государственный совет пришел к заключению, что «запрещение внешних различий в одежде далеко еще не ведет к цели, преследуемой правительством, а именно к разрушению исключительности евреев и почти враждебное отношение еврейских общин к христианам, эти общины образуют на нашей земле замкнутую религиозно-гражданскую касту или, можно сказать, государство в государстве». Поэтому Собор предложил возложить на особую комиссию задачу «рассмотреть пути и средства к возможному ослаблению общинной сплоченности среди евреев» (декабрь 1870 г.). В результате в 1871 г. была учреждена комиссия, предложенная Советом, в составе представителей различных министерств под председательством помощника министра внутренних дел Лобанова-Ростовского. Комиссия получила название «Комиссия по улучшению положения евреев».

Пока правительство вновь предавалось одному из своих многочисленных экспериментов над проблемой еврейского сепаратизма, произошло событие, необычное для того времени: одесский погром 1871 года. В этой житнице Юга, обязанной своим расцветом торговли с евреями и греками, между этими двумя народностями, которые соперничали друг с другом в торговле хлебом и в бакалейном деле, возникли неприязненные чувства.

Эта конкуренция, хотя и приносившая большую пользу потребителям, была занозой в теле греческих купцов. Снова и снова греки пугали евреев во время христианской Пасхи своим варварским обычаем стрелять из пистолетов перед своей церковью, расположенной в самом сердце еврейского квартала. Но в 1871 году, с приближением христианской Пасхи, греки приступили к организации очередного погрома.

Для возбуждения толпы греки распространили слух, что евреи украли крест с церковной ограды и забросали камнями здание церкви. Погром начался в Вербное воскресенье (28 марта). С евреями жестоко обращались, их дома и магазины были разгромблены и разграблены. Начавшись в непосредственной близости от церкви, беспорядки перекинулись на соседние улицы и, наконец, охватили весь город. В течение трех дней полчища греков и русских давали волю своим инстинктам толпы, разрушая, сжигая и грабя еврейское имущество, оскверняя синагоги и избивая евреев до бесчувствия во всех частях города, не беспокоясь о присутствии полиции и войск, которые ничего не делали. чтобы остановить зверства. Обращение представителей одесских евреев к генерал-губернатору Коцебу было встречено ответом, что виноваты сами евреи, «начавшие первыми» и что необходимые меры для наведения порядка приняты. Последнее утверждение оказалось ложным, ибо на следующий день погром возобновился с еще большей силой.

Только на четвертый день, когда уже были разрушены тысячи домов и магазинов, а опьяненные успехом погромщики грозили устроить очередную бойню, власти решили вмешаться и «усмирить» довольно странный метод. Солдаты были выставлены на рыночной площади с телегами, нагруженными розгами, а бунтовщиков, пойманных с поличным, публично пороли на месте.

Достаточно было «отцовской» расправы местных властей над «непослушными» детьми, чтобы положить конец погрому.

Что же касается центрального правительства в Петербурге, то оно хотело только знать, имеет ли погром какую-либо связь с тайной революционной пропагандой, которая, начав с евреев, могла затем настроить толпу против дворянства и русской буржуазии. Поскольку официальное расследование не выявило никаких политических мотивов одесских беспорядков, петербургские власти успокоились и были только рады поверить на слово сатрапам черты оседлости, сообщившим о начале антиеврейского движения. как «грубый протест масс против неспособности решить еврейский вопрос» — а именно, решить его в реакционном духе — и как проявление народного негодования против еврейской эксплуатации.

Старое обвинение евреев в сепаратизме нашло, таким образом, новое обвинение: их экономическая «эксплуатация» христианского населения оседлости. Комитету, назначенному по рекомендации Государственного совета, было предписано провести строгое расследование обоих этих «обвинений». Конкретно работа Комитета сводилась к рассмотрению двух вопросов, один касался кагала, или «улучшения духовной жизни евреев», а другой касался возможности прореживания евреев в черте оседлости, имея ввиду ослабление экономической конкуренции евреев.

Материалом по этим вопросам была, кроме «стандартной работы» Брафмана, «Меморандум о важнейших административных вопросах на Юго-Западе», представленный в 1871 г. киевским генерал-губернатором Дондюковым-Корсаковым. к царю.

Автор меморандума высказывает свое убеждение, что «главные усилия правительства должны быть сосредоточены на еврейском вопросе». Евреи становятся великой экономической силой в юго-западных провинциях. Они покупают или закладывают поместья и получают контроль над фабриками и мельницами, а также над торговлей зерном, лесом и спиртными напитками, вызывая тем самым ожесточенное негодование христианского населения, особенно в сельских районах. Более того, еврейские массы, отказываясь следовать примеру горстки обрусевших еврейских интеллектуалов, живут совершенно обособленно и остаются в муках талмудического фанатизма и хасидского мракобесия. Они «имеют полное самоуправление в своих кагалах, свою систему финансов в корзине налогов, свои отдельные благотворительные учреждения», свою традиционную школу в хедерах, которых на Юго-Западе не менее шести тысяч. Вдобавок евреи владеют международной организацией «Всемирный кагал», представленной израильским союзом «Вселенная» в Париже, президент которого Адольф Кремье имел наглость заявить протест российскому правительству против актов насилия, совершенных против евреев. По всем этим причинам генерал-губернатор считает, что «пересмотр всего законодательства, касающегося евреев, стал настоятельной необходимостью».

Такой же тон был принят и в других официальных документах, попавших в руки «Комитета по улучшению положения евреев». Сообщения губернаторов и отчеты членов Комитета были одухотворены тем же духом, который говорил через «Книгу о кагале» Брафмана. Это было естественно. Чиновники, которым эта книга была послана центральным правительством «для руководства», черпали из нее всю свою политическую мудрость в еврейских делах и в своих ответах старались следовать указаниям Государственного совета, переданным им Комитетом, a именно, «рассмотреть пути и средства ослабления общинной сплоченности среди евреев».

В Королевстве Польском наместники жаловались в своих отчетах на то, что евреи провинции, хотя и наделенные Велепольским равными правами, не выполнили условий, приложенных к этому акту, а именно: «отказаться от использования своих прав». собственный язык и письменность в обмен на дарованные им милости». За исключением горстки ассимилированных «поляков мозаичного толка», пропитанных польским шовинизмом, рядовые хасиды были проникнуты крайним сепаратизмом, поощряемым «Кагалом через его различные учреждения, Конгрегационалистские советы, раввинат, хедеры и множество специальных учреждений».

Эти и подобные им сообщения легли в основу докладов, или, вернее, обвинительных актов, в которых члены Комитета обвиняли евреев в ужасном преступлении образования «религиозно-политической касты», другими словами, национальности. Следуя примеру Брафмана, члены Комитета в своих отчетах особо подчеркивали отвратительность Талмуда и опасность еврейского сепаратизма. Излишне говорить, что предлагаемые ими выводы были того же рода, что предполагались в инструкциях Государственного совета: необходимость уничтожения последних остатков еврейского самоуправления, таких как еврейская община, школа, общества взаимопомощи. словом, все, что способствует «общественной сплоченности среди евреев».

Варварство этих предложений прикрывалось фиговым листком просвещения. Когда отсталые еврейские массы сольются с высококультурным населением России. Другими словами, когда евреи перестанут быть евреями, тогда еврейский вопрос найдет свое решение.

Тем временем, однако, евреи должны быть обузданы уздой ограничения прав. Судья Комитета по вопросу о черте оседлости Григорьев прямо заявил: «В этом вопросе важно не то, будет ли лучше жить евреям, когда им будет предоставлено право проживания по всей Империи, а скорее влияние эта мера экономического благосостояния огромной части русского народа».

С этой точки зрения рефери находит, что было бы опасно выпускать евреев за черту оседлости, так как «чума, которая до сих пор была ограничена западными провинциями, затем распространится по всей империи».

Долгое время Комитет находился в тупике, скованный бюрократической реакцией. Лишь к концу его существования раздался в его среде голос из другого мира, посмертный голос умершего и похороненного либерализма. В 1880 году Комитету был представлен меморандум двух его членов, Нехлюдова и Карпова, в котором была сделана смелая попытка отстоять еретическую точку зрения о полной еврейской эмансипации. Язык меморандума был таким, которого русское правительство давно не слышало.

Во имя «морали и справедливости» авторы меморандума призывают правительство отказаться от своего грубо-утилитарного отношения к евреям, которые должны быть лишены гражданских прав до тех пор, пока они не окажутся полезными для «исконного» населения. Они разоблачают эгоистичный мотив, лежащий в основе тех кусочков эмансипации, которые раздавались евреям во время предыдущего заклинания либерализма: желание не помочь евреям, а воспользоваться их услугами. Купцов первой гильдии, врачей, юристов, ремесленников допустили во внутренние районы с единственной целью развития в этих местах дела и восполнения ощутимой нехватки в ремесленниках и профессионалах. «Как только та или иная категория евреев оказывалась полезной русскому народу, она освобождалась, и освобождалась лишь отчасти, от гнета исключительных законов и принималась в господствующее население Империи». Но миллионы простых евреев, покинутых высшими классами, продолжают томиться в удушающей оседлости. Еврейскому населению отказано в элементарных правах, гарантирующих свободу передвижения и владение землей, каких может быть лишен только преступник по приговору суда. Как бы то ни было, среди этих лишенных наследства масс царит недовольство. «Подрастающее поколение евреев уже начало участвовать в революционном движении, которому они до сих пор были чужды». Система угнетения должна быть отброшена. Все еврейские пороки, их сепаратизм и односторонняя экономическая деятельность являются лишь плодами этого угнетения. Там, где закон не имеет доверия к населению, там неизбежно население не имеет доверия к закону и, естественно, становится врагом существующего порядка вещей наравне с преступниками». Первым шагом на пути к полной эмансипации должно быть немедленное предоставление права проживания по всей Империи.

Эти смелые слова, превратившие евреев из ответчиков в истцов, противоречили основной задаче Комитета, который, согласно полученным им первоначальным указаниям, должен был разрабатывать свои планы в духе реакции. Во всяком случае, эти слова были сказаны слишком поздно. Наступала новая эпоха, которая в решении еврейского вопроса прибегала к таким методам, которые привели бы в ужас даже консервативных государственных деятелей семидесятых: эпоха погромов и жестоких увечий.

4. СКЛОН К УГНЕТЕНИЮ

В течение последнего десятилетия правления Александра механизм еврейского законодательства работал медленно, ожидая полного «пересмотра» еврейских прав. Тем не менее шаги приближающейся реакции можно было хорошо различить. Так, в 1870 г. при обсуждении проекта нового Городского устава особой комиссией Министерства внутренних дел, в которую входили в качестве «экспертов» бургомистры важнейших городов России, встал вопрос, не было ли прежнее ограничение число еврейских олдерменов в муниципальных советах до одной трети от общего числа олдерменов должно быть оставлено в силе или нет.

Речь шла о городах оседлости, где евреи составляли большинство населения, и комитет искал пути и средства, чтобы ослабить «чрезмерное влияние» этого большинства на городское управление и подчинить его христианскому меньшинству.

Один-единственный член, Новосельский, бургомистр Одессы, выступал за отмену старого ограничения с той лишь оговоркой, что еврейские олдермены должны обладать определенными образовательными качествами, поскольку образованные евреи были «не так вредны», как необразованные.

Меньшинство членов Комитета выступало за ограничение числа еврейских олдерменов половиной, но большинство стойко защищало старую норму, которая составляла одну треть. Представители большинства, в частности граф Черкасский, бургомистр Москвы, доказывали, что евреи составляют не только религиозную, но и национальную общность, что они еще весьма далеки от ассимиляции или русификации, что образование, далекое от преобразования евреев в русских, делало их только более успешными в борьбе за существование, что нецелесообразно по этой причине «подвергать весь русский элемент (населения) риску попасть под господство иудаизма».

Возобладал курьезный принцип муниципальной юстиции, согласно которому большинством домовладельцев и налогоплательщиков должны были управлять представители меньшинства. Новый муниципальный статут санкционировал норму одной трети для «нехристиан» и подтверждал неприемлемость евреев для должности бургомистров.

Закон 1874 г., устанавливающий всеобщую воинскую повинность и отменяющий прежний порядок воинской повинности, явился первым законодательным актом, возложившим на евреев равные с согражданами обязанности до предоставления им равных прав. Правда, новое регулирование принесло евреям значительное облегчение, так как тяжкое бремя воинской повинности, которое раньше целиком ложилось на бедняков, теперь распределялось по всем сословиям, а само бремя облегчалось. за счет сокращения срока службы. Более того, прежняя коллективная ответственность общины за снабжение рекрутами, породившая институт «захватчиков» и многие другие пороки, сменилась личной ответственностью каждого отдельного призывника. Всего этого, однако, было недостаточно, чтобы резко изменить отношение еврейского населения к военной службе.

Бывший привилегированный купеческий класс не мог легко примириться с мыслью отправить своих детей в армию. Ужасы старой воинской повинности были еще свежи в их памяти, и даже в новых условиях воинская повинность все еще напоминала отвратительные ужасы прошлого. От тех, кого еще вчера, как преступников, тащили на призывные пункты, нельзя было ожидать, что они за ночь изменят свои настроения и явятся туда по своей воле. В результате значительное количество евреев призывного возраста (21 год) не подчинились призыву к первому призыву. Сразу же поднялся крик о том, что евреи уклоняются от воинской повинности и что христиане вынуждены восполнять недостаток. Официальные ручки в Петербурге и в губернских канцеляриях занялись писаниной.

Военное министерство потребовало принятия драконовских мер для пресечения этого «уклонения». В результате вся еврейская молодежь призывного возраста была поставлена на учет в 1875 г. На призывных пунктах возраст молодых евреев определялся по их внешнему виду, без учета их свидетельств о рождении. Наконец, в течение 1876-1878 гг. был принят ряд специальных положений, в порядке исключения из общевоинского устава, с целью «обеспечить правильное исполнение евреями воинской повинности».

Согласно новым законодательным положениям, евреи, признанные непригодными к военной службе, должны были быть заменены другими евреями и ни в коем случае не христианами. С этой целью еврейские призывники должны были быть отделены от христиан после жеребьевки, что было первым этапом процесса набора. Более того, в случае с евреями требовался более низкий рост и более узкая грудь, чем в случае с неевреями. В случае недостатка «непривилегированных» рекрутов разрешалось призывать не только евреев, пользующихся по своему семейному положению привилегиями третьего и второго класса, но и первого класса, т. е. лишать еврейских родителей их единственных сыновей.

Таким образом, правительство стремилось с безжалостной энергией «обеспечить» выполнение этой самой тягостной обязанности со стороны евреев, не предпринимая в то же время никаких попыток обеспечить права этого трехмиллионного населения, которое было вынуждено проливать свою кровь за отечество. В русско-турецкой войне 1877 года многие солдаты-евреи сражались за Россию, и многие из них были убиты или ранены на поле боя. Однако в российском военном штабе — пост главнокомандующего занимал наследный принц, будущий царь Александр III, — не обращали внимания на тысячи еврейских жертв. ... Когда на Берлинском конгрессе в 1878 г. была представлена резолюция, призывающая правительства Румынии, Сербии и Болгарии предоставить равные права евреям в их соответствующих владениях, которая была горячо поддержана всеми полномочными представителями, такими как Уоддингтон, Биконсфилд, Бисмарк, и др., единственный, кто принципиально выступал против эмансипации евреев, был русский канцлер Горчаков: антисемитский выпад, замечание во время дебатов, что «не следует смешивать евреев Берлина, Парижа, Лондона и Вены, которым нельзя отказать в гражданских и политических правах, с евреями Сербии, Румынии и некоторых русских провинций, где они являются обычным бичом для местного населения».

В целом рост антисемитизма в правительственных кругах и в некоторых слоях русского общества к концу 70-х годов стал отчетливым. Лавры Брафмана, чье «разоблачение» иудаизма принесло ему много личных выгод и выгодных связей в чиновничьем мире, могли стимулировать всякого рода авантюристов. В 1876 году на сцене появился новый «обличитель» иудаизма, человек с запятнанным прошлым Ипполит Лютостанский. Первоначально он был католическим священником в правительстве Ковно. Лишенный католической консисторией сана «за невероятные беззакония и аморальные поступки», в том числе клевету, растрату, изнасилование еврейки и тому подобные героические подвиги, он примкнул к греко-православной церкви, поступил в знаменитый Троицкий монастырь близ Москве в монахи и был принят учеником в Духовную академию того же города.

Темой для своей диссертации на соискание степени кандидата невежественный монах избрал нашумевшую тему: «Об употреблении иудеями христианской крови». Это была безграмотная и сквернословная брошюра, в которой автор, не указывая своих источников, включил содержание официальной записки о легенде ритуального убийства времен Николая I, дополнив ее искаженными цитатами из талмудической и раввинистической литературы, без малейшее знание этой литературы или еврейского языка.

Монашеский авантюрист, оказавшись в затруднительном финансовом положении, принес свою рукопись раввину Минору в Москву, заявив о своей готовности отказаться от публикации своей брошюры, которая, несомненно, нанесет большой вред евреям, за вознаграждение в 500 рублей (250 долларов). Его шантаж был отвергнут, после чего он опубликовал свою отвратительную книгу в 1876 году и поехал с ней в Петербург, где сумел представить ее цесаревичу, впоследствии Александру III, и добиться от него благодарного признания. Книга также нашла одобрение начальника жандармерии, который приобрел большое количество экземпляров и распространил их среди тайной полиции по всей России.

Ободренный своим успехом, Лютостанский издал через несколько лет, в 1879 г., другой клеветнический труд в двух томах под названием «Талмуд и евреи», в котором обнаруживается такая же грубость по стилю и содержанию, как и его предыдущее достижение, — типичное образец деградированной дворовой литературы. Редактор еврейского журнала «ха-Мелиц» Александр Цедербаум ясно продемонстрировал, что Лютостанский подделал свои цитаты, и вызвал его на публичный диспут, который был мудро отклонен.

Тем не менее агитация этого бессовестного самозванца оказала значительное влияние на высшие официальные сферы, в которых отчетливо заметен все более сильный уклон в сторону антисемитизма. В 1878 г. это антисемитское течение вызвало новый процесс по делу о ритуальном убийстве. Обнаружение в правительстве Кутаиса, на Кавказе, тела маленькой грузинской девочки по имени Сарра Модебадзе, пропавшей накануне Песаха, было сочтено судебными властями достаточным основанием для предъявления обвинения в убийстве против десяти местных евреев, хотя ритуальный характер убийства в обвинительном заключении открыто не выдвигался.

Дело рассматривалось в Окружном суде Кутаиса, и защитникам удалось своими блестящими речами не только полностью разрушить всю структуру компромата, но и нанести смертельный удар зловещей ритуальной легенде. Дело закончилось в 1879 году оправданием всех обвиняемых.

Вместе с тем «ритуальная» агитация оставила неприятный осадок в русской печати. Когда в 1879 году известный востоковед Даниил Хвольсон, обращенный в христианство и профессор Греко-православной духовной семинарии в Санкт-Петербурге, написавший ученый апологетический трактат «О средневековых обвинениях против евреев», опубликовал опровержение ритуала миф под названием «Используют ли евреи христианскую кровь?», на него напали в Новом Время либеральным историком Костомаровым, пытавшимся опровергнуть выводы защитника иудаизма. Сама газета, до сих пор либеральная по своей направленности, примерно в это же время изменила направление и, направляя свой курс господствующими настроениями в руководящих правительственных кругах, развернула систематическую кампанию против евреев. Антисемитские бациллы витали в социальной атмосфере России и готовили почву для погромной эпидемии следующего десятилетия.

Загрузка...