– О, ohayo godzaimasu, desu ka!
– Konnichiwa.
Встреча влипшего в историю «главного по тарелочкам» и приданного ему в усиление электрика была похожа на древнюю японскую гравюру стыка эпох Мэйдзи и Тайсё. Прям не хватает суфлёра в исполнении Мигунова, держащего гравированную табличку «Японский самурай присягает на вассалитет своему сёгуну».
Насквозь раскосый японец в экспедиции примелькался ещё на Земле. Слишком уж выделялся он на фоне сплошь и рядом славянского населения базы. Не спасала его отечественная спецовка с триколором, не помогало и идеально выверенное произношение русских и исконно русских слов. Совсем уж резало глаз и вносило сумятицу вышитое на груди «Суминоэ А.М.».
Акихиро Максимович, стало быть.
Вот такого кадра занесло в гражданский персонал. Уроженец живописного местечка Сиракава-Го префектуры Гифу, товарищ Суминоэ. В простонародье «Максимыч».
Нездоровые ассоциации с полковником Исаевым закрались в моё подсознание. Надеюсь, случайное совпадение, а не очередные коллизии судьбы. Мне тут только ещё одного «Штирлица» не хватает для полноты комплекта.
– Прибыл для оказания содействия, – доложил «Максимыч» на чистейшем русском языке. – Полковник Мигунов сообщил, что не хватает рабочих рук.
– Квалифицированных рабочих рук, – уточнил я, пожимая эти самые квалифицированные руки, что последовало после традиционного для японского общества поклона. – Припахать молодых летёх – большого ума не надо.
– Я электрик, – коротко рекомендовался Акихиро-сан. – Но немного понимаю язык Древних. Потому рассчитываю на плодотворное сотрудничество.
– На него не надо рассчитывать. Его необходимо реализовать. Иначе мы покойники.
Взгляд зацепился на аккуратно разложенные комплектующие от разобранного агрегата: в одном из машинных залов и состоялось наше, с позволение сказать, знакомство. Судя по характерным отросткам патрубков с жидким хладагентом и массивному радиатору, это был какой-то накопитель энергии. Коллега пытался реанимировать одно из устройств, которое планировалось забрать с собой при эвакуации.
– Что тут у нас?
– Нет питания, – кратко доложил Максимыч.
– Ну, это мы и так знали, – замялся я. – Что-то конкретное?
– Похоже на перегрузку, – пожал плечами электрик, копаясь в плате накопителя. – Подай индикаторную отвёртку!
– Есть ряд «приятных» новостей, – произнёс я, беря с пола инструмент и передавая его напарнику. – Мы возле какой-то гравитационной аномалии. К тому же, на ближайшей звезде в одной астрономической единице от нас мощные солнечные бури.
– Тогда должны работать солнечные батареи, – нахмурился Акихиро.
– Ключевое слово – «должны». Но, похоже, что за миллиард с копейками лет корабль сильно потрепало, и батареи не стали исключением.
– Накрылись медным тазом? – переспросил он.
– Так точно. – кивнул я.
В очередной раз про себя отметил, как уроженец страны Ямато лихо вертит сугубо русскими изречениями и на первый взгляд не допускает ошибок в логике употребления.
Где-то полминуты понаблюдал, как электрик пытается прозвонить цепи и найти разрыв. Только что при мне он замерил уровень заряда на клеммах накопителя: энергии пруд пруди. Но не все выходы, способные выдавать питание, сейчас могут это сделать. Как будто на выходы нет контакта или они отключены программно, через плату.
– Ладно, кончай уже дурью маяться, – поднялся я. – Собственно, чего зашёл-то… Нужна помощь с диагностикой. Тут кладбище кораблей неподалёку. Надо слетать и проверить несколько корыт. В соло я это буду до нового Большого Взрыва делать.
– Кладбище кораблей – это интересно, – хмыкнул Максимыч, откладывая инструмент. – Помню, ковырялся с хат`таками трофейными на Даккаре… что ни компьютер – то с сюрпризом. Что ни накопитель памяти – то с приветом.
Видать, это он про ту же самую экспедицию, в которой, в своё время, был и я…
– Что ни рейд на заброшенный объект – то штурмовая операция с боевиками из отступных джаффа, – хмыкнул в ответ, за что удостоился изумлённого взора выпученных от удивления раскосых глаз. – Что ни инфильтрация на заброшенный корабль – так буквально его угон из-под носа с прямым боестолкновением. И не смотри так на меня, будто бы Мессию увидел. Я тоже там был.
– Ты…?! – удивлённо крякнул японец.
Фиглярски прикинул к виску два пальца на манер польского приветствия.
– Привет от «Рассвета». Первая Отдельная Досмотрово-Штумовая бригада.
Максимыч расплылся, будто встретил сослуживца, с которым вместе брал Рейхстаг и Капитолий.
– Ну, тогда тебе привет от «Ёкая», «Рассвет». Вот и свиделись на краю вселенной…
– «Ёкай», – хмыкнул я. – Загадочное непознанное, значит? Дух, выходит?
Японец безучастно развёл руками.
– Почему-то, за ту кампанию прижился именно этот позывной.
***
Сборы не были долгими.
Тройка специально обученных специалистов, в составе которых был один японский электрик с русскими корнями, один оружейник с навыками работы по технологиям Древних и один биолог с непонятным прошлым да туманным будущим, предстала пред ясны очи своего воеводы.
Мигунов же рече:
– Не задерживайтесь надолго, – предупредил полковник. – Корабль остывает медленно, но уверенно. Если мы не хотим превратить наше существование в борьбу за каждый ватт тепла, необходимо искать альтернативное пристанище. Ваша задача – опознать, пригоден ли хоть один корабль на орбите близлежащей планеты к ассимиляции и эксплуатации. Если да – то хватит ли на это наших наличных сил и ресурсов. Если же нет – то ну и к ху… гм… мужским детородным органам их всех. Вам даётся один модуль нолевой точки. Сразу проверите возможность подать питание на основные системы корабля. Заодно, запитав их все разом, прогоните диагностику всего, до чего коснётесь. Вопросы?
Вопросов, традиционно, не оказалось.
К счастью, Мигунов – офицер с мозгами, и поставил правильную задачу с правильной формулировкой. За текущий вылет нам надлежит всего лишь на всего проверить, сможем ли мы вообще «завести» хоть один крейсер, или они все до единого в состоянии хтонического хлама. Будь на месте полковника кто-то типа Терентьева, тот бы уже нарезал задачу в стиле «сколько вам дать времени, чтобы через час корабль был готов к отлёту на Землю?». На нашу радость, от «Звезды» такой подставы ожидать не стоит.
– «Рассвет», – офицер перешёл в полностью рабочий режим, раз обратился по позывному, а не по фамилии. – Зайди в медсанчасть, получи радиопротекторы. Если там фонит, как ты говоришь, как от Чернобыля, вам он понадобится. Про скафандры не напоминаю: их вам уже погрузили на борт.
Отправив Рыкову и Максимыча грузиться, я за этими самыми радиопротекторами и направился. Честно говоря, не верил, что они будет большой прок, но и пренебрегать тоже не стоит. Да и что там могли выдать? Какой-нибудь калия йодид из армейский АИ-1? Тоже мне, блин, волшебная пилюля.
В медсанчасти нашёл Томку, которая при помощи нескольких рукастых бойцов разбирала с «Колыбели зла» всё, что можно было погрузить в «прыгун». Уже лежала на полу внушительная стопка разобранных конструкций, приготовленных к транспортировке, среди которых угадывались в том числе койки и операционный стол. Беляева на серьёзных щах готовилась к развёртыванию на новом месте не просто акушерско-аптечного пункта, а полноценной полевой операционной с приданным госпиталем.
Военврач уже ждала меня.
Отвлеклась от работы и ненавязчиво отвела в сторонку, где тишком поведала, мимоходом передавая укупорки с радиопротектором:
– Держи Анну Николаевну в поле зрения, – шёпотом произнесла Томка. – Я ввела ей абсорбент и иммуностимулирующее. Излишки «кассы», что не успели усвоиться, из организма вывела, но урон уже нанесён. Скоро начнутся симптомы «ломки». Ты и сам знаешь, боец переднего края под «кассой» может всё вверх дном перевернуть.
– Она в любом случае не жилец, – пожал плечами я. – Даже, если мы решим продлить её агонию и позволим ей употреблять дальше, наличных запасов не хватит надолго. Через несколько недель ей крышка.
– К тому времени мы доработаем замену, – уверенным тоном, не терпящим возражения, оповестила Беляева. – Мне просто необходимо больше времени. Я найду замену оригинальному наркотику. Тогда успеем и до Земли добраться.
Ох, подруга… Мне бы твою веру.
– Не волнуйся. Я и сам не хочу терять перспективного биолога. Но если мы не найдём решения, она покойник.
***
– «Звезда», я «Рассвет», приём…, – скучающим от недостатка экшона голосом вызвал я полковника.
Мигунов дежурил на канале.
– Слышу громко и чётко «Рассвет», я «Звезда», – голос военнослужащего сух и строг в рабочие моменты, в противовес моему.
– «Прыгун» в готовности, уходим на доразведку.
– Принял. Отваливайте.
– Есть «Отваливайте».
Раз уж у нас нет своей диспетчерской, значит, диспетчером будет Мигунов. Ему и будем сообщать о перемещениях. Не сказать, что в этом есть сугубая необходимость, но мне на моём веку хватит космических происшествий с летальными аппаратами. Раз уж мы находимся «на вылете», то о нашем гипотетическом наличии в окружающем пространстве должны знать те, кто могут отдать приказ о вылете другого борта. «Прыгуны» слабы на столкновения. По возможности, следует избегать плотного контакта даже с одноклассниками.
«Прыгун» покинул объём ангара «Колыбели зла», отошёл на безопасное расстояние от корабля, расправил пилоны с двигателями и лёг на курс.
Максимыч наблюдал за моей работой пилота из-за спины.
– Лететь недолго? – спросил он. – Ты не задал параметры полёта.
– Не очень, – пожал плечами я. – Тут всего лишь на всего несколько часов лёту.
Электрик усмехнулся.
– Ох уж, эти русские пилоты. «Всего лишь»… Я даже цель за бортом не вижу.
– Обнаружится при приближении. Нам не требуется математическое сопровождение полёта на таких дальностях. Визуально ориентируемся.
***
Приближение к орбите целевой планеты выполнял прошло штатно и без происшествий. В дороге нас ничего не подвело, радары «прыгуна» молчали, каких бы то ни было подводных камней не было.
Первые интересные моменты начались при выходе на геостационарную орбиту планеты, где и были «припаркованы» несколько крейсеров на почтительном удалении друг от друга.
Тут и стоило сделать первую «зарубочку».
Ладно, гравитационная ловушка в этой солнечной системе. Там и впрямь витало множество пленённых бортов самых разных рас и производителей. Силами самой гравитационной ловушки они и удерживались в ней. Но геостационарная орбита планеты? Очень тяжело заставить корабль лечь на неё даже опытному пилоту. Что уж говорить о случайном пролёте?
Тут же абсолютно очевидно, что крейсеры «припаркованы». Геостационарная орбита – это одно из самых стабильных размещений для орбитальных объектов. Затраты на поддержание местоположения минимальны. Достаточно один раз вывести объект на заданную высоту и дальше не нужны маршевые двигатели. Просто задаётся относительная скорость, равная угловой скорости вращения планеты. Но в то же самое время объект на такой орбите чувствителен к внешним воздействиям: гравитация близлежащих небесных тел, звёздный ветер, неоднородность гравитационного поля собственной планеты, и так далее. Мы же с первого взгляда видим, как корабли кто-то вывел. Они не просто так болтаются тут. Более детальный просчёт орбиты силами бортового компьютера «прыгуна» подтвердил домыслы: борта находятся тут не случайно, характеристики их траекторий имеют признаки вмешательства развитого интеллекта.
Вторая «зарубочка» – уровень радиоактивного излучения, исходящий от корпусов кораблей. Приближение к первому же по списку заставило радиометр «лечь» в красную зону. Полезным для здоровья значение не назовёшь.
– Насколько излучение жёсткое? – спросил Максимыч.
Я бегло прикинул в уме, переводя системы измерения Древних в привычные нам величины.
– Где-то около двенадцати-пятнадцати тысяч рентген в час, – плюс-минус километр. – Если нигде не ошибся с нолями, запятыми и прочей содомией.
Электрик хмыкнул в голос.
– И впрямь «Чернобыль». Сколько в своё время фиксировали на крыше взорванного энергоблока?
– Двенадцать тысяч и фиксировали.
Такое адское значение могло говорить только о двух вещах. Или на борт корабля осела радиоактивная пыль, или корпус фонит сам по себе, став источником наведённой радиации. Первый случай может иметь природное происхождение: допустим, сравнительно неподалёку был выброс квазара или какой-нибудь условный след от пролетавшей неподалёку кометы. Не все же они состоят на сто процентов изо льда, как нам вещает школьный учебник астрономии? Среди них и впрямь бывают радиоактивные экземпляры, имеющие в составе массивного тела активные в этом смысле вещества. А вот второй случай может свидетельствовать как о недавнем выходе из гиперпространства, так и о применении какого-то чрезвычайно мощного энергетического оружия. Но внешне прочные корпусы крейсеров выглядят целыми или минимально повреждёнными. Тогда, почему сенсоры «прыгуна» не фиксируют признаков активности на борту?
– Мы не поджаримся? – промеж делом поинтересовался Акихиро. – Двенадцать тысяч – это весомо.
– Нас защищает расстояние и материал обшивки, – лениво отозвалась Рыкова. – Гораздо больше проникает через лобовое стекло. Оно тоже что-то отражает, хоть и не всё. Меня больше беспокоит внутренний объём. Кабы не фонило изнутри.
Суминоэ скосился на Аньку, но промолчал.
Честно говоря, фон изнутри корабля меня интересовал мало. Мы не команда дезактивации с ближайшего пункта специальной обработки. Нам не вменялось в обязанность вылизать борт до девственной чистоты. Если внутри фонит – мы просто уберёмся оттуда. Меня больше интересовало наличие воздуха на борту. Скафандры – это хорошо. Но если на корабле декомпрессия – то становление его в строй может стать проблемой. Где мы возьмём столько воздушной смеси для заполнения объёма корабля? Длина «Авроры», между прочим, больше трёх километров!
На всякий случай прогнал ещё одно сканирование ближайшего крейсера, хоть и без особой надежды. Что могло измениться за сутки? В прошлый раз это был мёртвый гроб.
Радиация. Излучает порядка двенадцати тысяч рентген в час. Рядом долго находиться не стоит. Корпус «прыгуна» пропустит едва ли процент от этого, но тоже ничего полезного.
Электромагнитное поле. Перебивает звёздная активность местного светила. Но датчики не фиксируют вообще ничего, а ведь «Аврора» штатно питается от модуля нолевой точки. Даже подключённый и не выдающий полезную нагрузку, он должен генерировать поле с заметной напряжённостью. Тут же мимо.
Температура. В тепловом спектре обращённая к звезде сторона прочного корпуса нагрета, а теневая – холодна. И никаких «тёмных пятен», свидетельствующих о разнице температур. Если нагрев – то равномерный. Если охлаждение – тоже. Корабль абсолютно хлад.
Радио. В эфире ничего, кроме шумов. Никаких передач, никаких сигналов. Ни от бортовых систем, ни от любых других внешних устройств, «жучков» или не санкционированно установленных приборов. «Радио» молчит.
Визуально корпус практически цел. Есть несколько пробоин, что неудивительно для опасного соседства с полем астероидов, но целы мостик и ангар. Центральный пост – то, куда нам стоит проникнуть любой ценой. Но сначала – ангар. Если где и садиться, то только там. И надеяться, что объём ангара не заражён радиацией. В противном случае сразу можно разворачиваться до хаты. Скафандры Древних на такую жёсткую радиацию не рассчитаны.