Признаться честно, я не до конца доверял Рыковой, прося её присмотреть за моим окружением. Быть может, Анька и справится с этой технической задачей. Но будет ли у биолога мотивация делать это – вопрос. Да, она спит со мной. Если б меня убили – она б лишилась самоходной грелки для своего спального мешка. Но на этом её потери, в общем-то, кончаются. Строго говоря, с моей смертью она теряла и шансы вернуться в Млечный Путь, но это уже сопутствующие потери, косвенные и непрямые. Засим, большой утраты бывший агент люсианского союза не понёс бы.
Но где-то в глубине руин сознания, на задворках здравого смысла, нет-нет, да мелькала шальная мыслишка: «Может, зря себя накручиваю? Может, не такая уж она и стерва?». Приходилось отдельным параграфом самоконтроля осаживать себя. Чрезмерное возложение надежд на малознакомых союзников всегда выходит боком. «На Аньку надейся – а сам не плошай».
Я надеялся, что бой пройдёт легко и как по маслу? Ха… Наивный чукотский юноша.
Что входящего сообщения от Рыковой не дождался – ожидаемо. Честно говоря, и не ждал его особо. Потому абсолютно не удивился началу движухи, которая началась без предварительного уведомления.
Но вот что гости вместо «Здрасьте» зайдут по-нашему, по-боевому, и заместо головного ведущего или щитового занесут в зал Центрального поста парочку шоковых гранат гоа`улдов… вот такой петрушки я не ожидал точно.
То ли их смутил горящий в зале свет, то ли просто чуйка у кого-то сработала, то ли мы умудрились как-то спалиться при подлёте. Нормальная реакция при исследовании пустующих объёмов – зайти и проверить, есть ли там кто живой. Так ведь, нет! Кинули одну «грену», и с интервалом в несколько секунд вторую! Их, бл9ть, «Альфа» тренировала, что ли?!
Шоковые гранаты гоа`улдов – вещь крайне неприятная, но не смертельная, в подавляющем большинстве случаев. В радиусе нескольких метров формирует поле, в пределах которого способна перегрузить нервные центры живых существ, попавших в него. Это приводит к глубокому параличу на неопределённый срок, который зависит от живучести цели. Масса тела, возраст, рост, стойкость нервной системы, её целостность, наличие в организме стимуляторов или седатиков, и так далее. Ребёнка может и на сутки вырубить. Подготовленному бойцу достаточно полчаса-час отлежаться. Некоторых «танков» и вовсе не берёт.
К последним я себя не мог отнести при всём желании. Меня спасло только удаление от входа (балкончик с моей огневой точкой располагался в чистых пяти десятках метрах от примыкающих ходков), откуда прилетели «подарки». Плюс – укрытие из сплошной балюстрады, которая, худо-бедно, но тоже создаёт преграду для действия боеприпаса.
А вот первого сунувшегося боевика не спасла даже броня джаффа: 5,45х39 на дальности до полусотни метров пробивает все известные земные классы бронежилетов до третьего включительно. Броня же «червяков» не «вывозит» даже второго и держит лишь первый. Короткая очередь из трёх выстрелов – и первое же тело валится в проход, роняя боевой энергетический посох.
Его тут же втягивают за ноги прочь с прохода, высвобождая пространство для манёвров следующего.
«Минус один».
Удостовериться, что цель уничтожена, возможности нет. Обстрелянный противник не обязательно мёртвый. Я больше, чем уверен, что ликвидировал его: даже, если из трёх пуль в тело попала лишь одна, при стрельбе в присевшего на корты боевика попадание не будет ювелирно аккуратным, минующим жизненно важные органы. Если он ещё жив, то умрёт минут через несколько от шока и кровопотери. Сомневаюсь, что среди боевиков люсианцев есть медики, заточенные под тактическую и штурмовую медицину.
Второй сунувшийся боевик был более резвым: успел выскочить, дать в мою сторону беглый залп из посоха и заставил меня понервничать. Выстрел лёг аккурат в балюстраду буквально в паре метров от меня. Что катастрофически близко, учитывая стрельбу с посоха «от бедра». «Понервничал» я настолько, что первой короткой очередью промахнулся, дёрнувшись инстинктивно, и лишь второй полоснул по боевику, запоздало сообразившему, что после неудачного обстрела цели, вообще-то, принято менять позицию.
«Минус два».
Второе тело осталось лежать посреди прохода. Кто к нему не сунься – ляжет рядом. Вокруг решительно негде укрыться.
Третья граната влетела, уже зная, где я нахожусь: пришлось укрыться за балюстрадой, присев, чтобы не оказаться в поле действия боеприпаса.
Вслед за ней, едва только закончилось вызванное её детонацией светошоу, в зал влетело четверо боевиков и рассредоточились по объёму. «Альфа» не «Альфа, но что такое зачистка объёма эти кадры знали. Действовали резко, дерзко, стараясь подавить числом и огнём. Влетели, ведя на ходу беглый огонь на подавление.
Один из них сразу рванул по лестнице на мой балкон, видимо, надеясь таким образом достать меня. Мол, раз остальные соратники кроют огнём, то и я не высунусь. Высовываться, конечно, желания не было, но кто мне мешал открыть огонь из положения «сидя с колена»? Вот и я не сразу понял: таких помех никто не причинял.
Не успел боевик показаться на уровне балкона, ведя поле зрения перед собой взведённым и готовым к выстрелу посохом, как тут же сразу и лёг, прошитый пятёркой выстрелов. Короткая очередь прочертила силуэт противника от брюха до горла. О чём он думал, суясь ко мне на уровень? Меня даже в присяде балюстрада прикрывает. Меня ж глазами не видно.
«Минус три».
Но прекрасно можно просчитать моё местоположение с точностью, достаточной для условного броска той же гранаты. Не дожидаясь пока «плюха» прилетит мне снизу, я тихо, на кортах, под огнём боевых посохов, чьи залпы ложились над ограждением и непосредственно в него, отполз насколько мог далеко и укрылся за восстающей конструкцией, поддерживающей свод зала.
Три стрелка по ту сторону укрытия – весомый аргумент. Достаточный для того, чтоб не высовываться лишний раз и не геройствовать. Один на один ещё можно попытаться что-то сделать: такие «дуэли» даже на линии фронта нередки, а в пылу зачистки спецгруппами и вовсе нормальное явление. Но я – не спецгруппа. Я – не на зачистке. На мне тяжёлый бронежилет с разгрузкой, пулемёт и боекомплект. Я – в положении приседа. Сейчас начну вставать, потеряю полсекунды где-то, тут-то мне плюха и прилетит. Спасибо, если только в жилет, а не в голову. Стрелять же «по-сомалийски», из-за укрытия не глядя, нерезультативно: только зря переводить боекомплект и портить мишенную обстановку. А мне хотелось бы видеть Центральный пост этого корабля повреждённым как можно меньше.
Звук сработки очередной шоковой гранаты заставил сместиться чуть глубже. По ходу дела, кинули, но не рассчитали траекторию броска. Боеприпас отскочил обратно метателю. Или из-за ходка швырнули, прямиком из коридора?
Ожидаемо, обстрел утих. Когда свою же группу накрывает своя же брошенная по своим граната, тут уже не до обработки засевшего в укрытии противника. Но возобновился через секунду с новой силой, когда парочка, судя по звуку, боевых посохов выдала целую очередь залпов. В задокументированных тактико-технических характеристиках автоматический режим стрельбы для них отсутствовал, но «самый быстрый палец на диком Западе» в состоянии выдать с этого оружия сто или сто двадцать выстрелов в минуту.
Что происходило за балюстрадой, пока я укрывался от обстрела – не знаю. Глаз на каске нету. Но заинтересовался, услышав в тишине, воцарившейся в помещении Центрального поста после обстрела, чистейшую русскую речь:
– …и снится нам не рокот космодрома, не эта ледяная синева…, – кое-кто напевал вслух песню-пароль, ставшую универсальным ключом для всех, кто поимел счастье пересечься в космосе. – Браток! Вылазь, давай. Тут это… свои, в общем.
***
«Своими» оказались «свои» в доску: въехали на сцену будто на белом рояле из кустов, двое наших.
– Старший лейтенант Катин, – представился первый. – Аркадий Иванович.
– Старший лейтенант Рыков, – назвался второй. – Сергей Николаевич.
– Ефрейтор Попов, – хмыкнул я. – Александр Сергеевич.
Ну, просто натуральная встреча на Эльбе, блин.
В любой другой ситуации последовало бурное изумление матом по-детски, если бы не одно «но». Я устал настолько, что устал удивляться. Наши с нашими званиями. Одетые в броню гоа`улдов? Придумайте что-нибудь позабористей. Меня таким уже не удивить.
Я окинул взглядом тех, кто назвался нашими ребятами.
– Оперативники? – спросил их.
Рыков кивнул.
– Типа того. Внедрённые. А ты тут что забыл?
Я обвёл руками зал Центрального поста.
– А на что похоже? Плюшками балуюсь.
– Ну, тогда давай вместе баловаться…
Оперативники отставили к переборке боевые посохи и начали стягивать с себя броню. Весила эта тварюга преизрядно. А они в ней ещё и по лестнице хер знает сколько поднимались. Отдых полезен для здоровья, знаете ли.
– А вы тут как оказались? – поинтересовался я.
– О-о-о! – протянул Катин. – Это прям отдельная история. Конан Дойл отдыхает.
– Да и не только он, – хмыкнул Рыков.
Парни, оставшись в кольчужной поддёвке, устало приземлились на лестницу центрального прохода.
Серёга посмотрел на меня.
– Я узнаю твою морду лица, – констатировал он. – Вроде, на Даккаре пересекались. Если так, то ты должен помнить тайник Анубиса на ней.
Я пожал плечами.
– Знаешь, сколько этих тайников мы вскрыли? Всех не упомнишь. Какую-то нычку и впрямь раздербанили. Правда, не факт, что именно мы и именно ту самую.
– Там были резервные копии данных с флагмана Анубиса, – напомнил опер. – Среди них – координаты этого места.
Картинно развёл руками. Уж что-что – а содержимое нычек тем паче не запомнишь. Особенно, если подобных задач хватало. И без того башка забита.
– Вероятно, Анубис заполучил инфу об этом месте, когда был вознёсшимся, – предположил Катин. – Ни в одном другом источнике мы не нашли упоминания о нём, сколько ни искали.
– Это – самая секретная верфь Древних во всех заселённых ими галактиках, – Рыков ткнул пальцем в пол, на котором сидел. – А это – очередная экспериментальная разработка времён войны с рейфами. Тут они пытались расселиться. И заодно исследовать то, что мешала исследовать война.
– Ты же заметил сходство этого корабля с органикой рейфов? – спросил Катин. – А теперь представь корабль-город, населённый тысячами людей, способный перемещаться между планетами и галактиками, да ещё и не нуждающийся в ремонте. Любые повреждения, кроме фатальных, он способен не просто отремонтировать сам, но излечить путём деления клеток. Любые раны. Только подай энергию.
Я прикинул в уме расход энергии живого существа на поддержание жизнедеятельности организма и деление клеток тела. По килокалориям получалось немало, а в переводе на масштабы корабля и вовсе упасть можно.
– Это ж сколько энергии ему требуется? – почесал затылок.
– Астрономически до х?я, – согласился Рыков. – Но кого это колышет? Колониальный корабль, способный к межгалактическим переходам, лакомый кусочек для всех, кто понимаете его ценность. Тем более, что для самих Древних это не было проблемой. Те же модули нолевой точки они производили самостоятельно и в количестве.
– Люсианский союз спал и видел, как бы заполучить эту технологию, – пояснил Катин. – Но зачем довольствоваться малым, когда можно заграбастать всё? Это – целая верфь. Тот, кто догадается, как прокинуть сюда двухсторонний переход, будет править Млечным Путём, Андромедой и парой-тройкой соседних галактик во все стороны от нас.
Тут трудно не согласиться. Союз и хат`таками менее развитые по сравнению с Землёй расы кошмарить умудрялся. Если заполучат ту же самую «Аврору», хотя бы одну, баланс сил в галактике кардинально изменится. Огневой мощи одного крейсера хватит, чтобы разнести оборонительный флот планеты среднего уровня эволюции. Тогда придётся собирать очередное «ополчение», чтоб надрать зад люсианцам и указать им на их место на шконке у параши.
– Вот только, – хмыкнул Рыков. – С упоением обмазываться трофеями – это, конечно, хорошо. А то, что мы потратили всю энергию, какую была, на переход – этого забывать не стоит.
– Тоннельный двигатель? – повёл я бровью.
– Так точно, – подтвердил Катин. – Наша ячейка действует на борту бывшего флагмана Анубиса. Он их эпизодически менял, как перчатки, но на нашем, по ходу дела, обкатывал трофейные технологии Древних. Тоннельный двигатель стоит, и даже работает. Правда, энергии жрёт, тварина, как я не знаю.
– А вы тут какими судьбами? – спросил Рыков.
– Буквально, – подтвердил я. – Судьбами. Нас на «Судьбу» направляли. Как ограниченный контингент. Усиление присутствия и всё такое.
Катин хмыкнул в голос.
– Прикольно. «Судьбой» занималось смежное направление параллельно нашему. Это ж сколько ресурсов удалось скопить, чтоб такими энергозатратными проектами заниматься одновременно?
Я не стал говорить вслух, что параллельно этому союз вклинился в земную «оборонку».
– Только план пошёл не плану с самого начала, – коротко сообщил вместо этого. – На «Судьбу» мы так и не попали, зато вместо этого занимаемся космической робинзонадой и наслаждаемся романтикой неизведанной Вселенной в полутора миллиардах световых лет от Земли.
– Пятницы только не хватает, – фыркнул Аркаша.
– Наша с вами «Пятница» сейчас на борту этого корыта, – хмыкнул я.
К слову.
Посмотрел на Серёгу.
– Братья-сёстры есть? – спросил его.
Вопрос оперативника преизрядно удивил.
– Ну, да. Есть. Сестра.
– Не Анькой, часом, кличут? – поинтересовался я.
Видимо, у всех оперативников развивается чувство паршивого. Обычно, когда два собеседника на чужбине находят общего знакомого, как минимум, это повод для радости. Порой – чрезмерной, переходящей в бесконтрольное возлияние и питие вина. Но вместо радостного «Вы знакомы?», «Где встречались?» или «Как она?» Рыков помрачнел, предчувствуя нехорошее.
– Угадал, – напряжение в голосе опера чувствовалось физически.
– Давно виделись?
– Не томи уже, паря, – процедил он.
– Она в составе нашей экспедиции.
Самообладания офицеру хватило, чтоб остаться внешне спокойным. На скулах дёрнулись отдельные мышцы, от стиснутых зубов заиграли желваки, взгляд потяжелел ещё сильнее. Но внешне Рыков остался спокоен.
– Где она? – спросил он. – Что с ней?
Вместо ответа я молча махнул рукой и указал обоим оперативникам следовать за мной. То-то сейчас будет безудержная веселуха, я так чувствую.
Пока шли до ангара, ни словом не упомянул ни про состояние Рыковой, ни про «кассу», ни про её связь с союзом. Эти двое – оперативники. Для них в порядке вещей выстраивать истинную картину по обрывкам информации. Серёга сейчас сам всё увидит и оценит. А то я ещё ляпну что-нибудь не то, нагнету обстановку выше необходимого, и разруливай потом.
Всегда во всей литературе (по крайней мере, из прочитанной мною) воссоединение семьи – всегда донельзя трогательный и душещипательный момент. По своей сути и степени испытываемого зрителем/читателем катарсиса находится примерно между встречей на Эльбе и взятием Рейхстага. Обычно, следует сердечная сцена излияния семейной любви или скупая мужская слеза… ну, там, что ещё у нас проходит по разряду классических штампов?
Вот только ничего этого мы не увидели. Всё воссоединение заняло буквально несколько секунд.
Я пропустил Рыкова вперёд себя и указал на «прыгун», где оставил Аньку. Офицер прошёл вперёд, увидел сестру и только и выдавил из себя:
– Бл9дь…
Не понял. Это он констатировал произошедшее событие или обратился к биологу?