Теперь мы с Анькой поменялись ролями.
От самого убытия Мигунова с Юлькой с мостика и до самого отбытия их «прыгуна» с борта «Авроры» в помещении Центрального поста царила абсолютная тишина. За всё то время, что тем двоим понадобилось для перехода в ангар, посадку в «прыгун», предстартовую подготовку, вылет и отход на безопасную дистанцию, мы с Рыковой не проронили ни слова. Зато теперь, кажется, настало время поднять чрезвычайно важные вопросы, которые касались, без сомнения, всех нас.
Дождавшись, пока на оперативном экране отметка «прыгуна» начнёт отходить на безопасную дистанцию от борта «Авроры», я жестом указал Аньке на кресло оператора передо мной. В ногах правды нет. А разговор предстоит не из простых.
Это поняла и Рыкова. Поняла, но тут же дала понять и мне, что вертела она всю эту непростоту на одном валу с околорелятивистскими угловыми скоростями. Всё той же фирменной походкой «от бедра», на ходу расстёгивая накинутый на голое тело китель, прошла до кресла, развалилась в нём и закинула ногу на ногу, небрежно откинув полы куртки. Всем своим видом давала понять, что если и не является хозяйкой положения, то уж точно не считает хозяином меня.
Томить театральными паузами не стал. У нас и без того много времени уходит не по делу.
– Рассказывай, – велел я. – Как ты докатилась до такой жизни.
Рыкова не стала ломать комедию и деланно удивляться, какую такую докатку я имею ввиду. Для нас двоих всё очевидно, как устройство электровеника.
– А то что? – хмыкнула Анька. – Выкинешь в открытый космос?
Я пожал плечами.
– Как вести себя будешь. Возможно, для начала прострелю колени.
Биолог фыркнула в голос, будто бы слышала такие угрозы по десять раз на дню и привыкла к ним, как к утренней чистке зубов.
– Мне предстоит решать задачу, равную которой не мог вообразить никто из всех тех, кто хоть малость связан с проектом «Звёздных врат». И я должен знать, стоит ли рыпаться вообще, или всё настолько хреново, что меня порешат во сне и я даже пикнуть не успею. Ты на чьей, вообще, стороне?
Анька смерила меня взглядом.
– Самодостаточности тебе не занимать, – собеседница подпёрла скулу кулаком. – Но порой тупишь, как блондинка перед танком. По-твоему, моих намёков тебе недостаточно?
– «Намёков»? – переспросил я. – То есть, если мы несколько раз потрахались, то у нас любовь до гроба? Не смеши мои подсумки. Я быстрее поверю, что на меня королева рейфов западёт.
Рыкова замялась и отвела взгляд.
– Ну… «любовь до гроба» – громко сказано. Во всяком случае, ты мне… ну… не то, чтобы нравишься… но не могу сказать, что прошедшая ночь была ошибкой.
Приступ косноязычия можно списать как на некоторую толику смущения, так и на идеально отточенную актёрскую игру. Пока рано делать выводы.
– Мне необходимо знать, чем ты дышишь, – повторил я. – Мы все оказались в одной лодке. Одним веслом гребём и одним веслом огребаем. Если в твоих планах завалить всю экспедицию…
Рыкова резко вернула на меня ставший невероятно острым и тяжёлым взгляд.
– Я действительно выгляжу как сука? – с нотками нескрываемого желания причинить тяжкий вред перебила она.
– А разве нет?
Я не из тех, кто выбирает выражения даже в общении с противоположным тоном. Лебезить этикетом можно в наземной обстановке, но никак не в условиях, когда в открытую подозреваешь кого-то в ненадёжности. Хочет обидеться на недоверие – туда и дорога. Но если у человека действительно все шарики за роликами и кукуха на месте, он поймёт, откуда такое неверие. В особенности, если учесть принадлежность агента передо мной.
– Люсианский союз – тот ещё сброд, – произнёс я. – И за большие заслуги перед Галактикой туда не принимают. Хапни мои соболезнования, если обидел, но мне слишком хорошо известна внутренняя кухня этих ушлёпков. Я сейчас не судить тебя собрался и не приговоры выносить. Если мы собираемся работать рука об руку, я должен знать, насколько могу доверять тебе. Пока поводов для доверия немного. Сорян, но твои постельные умения ещё не показатель.
Жёстко? Возможно. Некультурно? Не исключено. Оскорбительно? О, да. Но разговаривать в другом ключе с агентом союза сейчас не могу. Или я провоцирую её на ответную агрессию и устраняю как очевидную угрозу, или мы сейчас договариваемся, потому что наши жизни важней наших же политических, социальных и прочих разночтений во взглядах на жизнь.
– И что же ты хочешь знать обо мне, мой милый? – до тошноты притворным голоском нежно протянула Анька. – Как я попала в Союз? Или сколько лет я в нём тусуюсь? Может, тебе координаты, явки и пароли подавай? А если…
Юродствовать можно до бесконечности долго. Я и сам люблю под настроение включить дурачка. Но время идёт. А у нас в списке первоочередных задач внештатная ситуация на внештатной ситуации и внештатной ситуацией погоняет. Я предпочёл форсировать события.
ПМ из кобуры перекочевал в руку, большой палец полоснул по предохранителю и заученным за сотни сожжённых на тренировках выстрелов взвёл курок. При наличии патрона в патроннике этого достаточно, чтобы произвести выстрел.
При наличии. Это важно.
– У меня мало времени, – проинформировал я, опуская оружие дульным срезом в пол. – Юродствовать будем после того, как разберёмся с угрозами. Сейчас ты – в списке приоритетных угроз. Агент Люсианского союза, балующийся «кассой», целью которого при внедрении было явно не транспарантом с лозунгами нас поддержать. Я быстрей поверю, что Орай чирлидерами заделаются и с помпонами нам будут «казачка» отплясывать. Поэтому давай сократим лишнюю воду и все дела.
Дальше произошло примерно то, что я и ожидал.
У Рыковой на поясе самой был ПМ. В такой же точно открытой кобуре, как и у меня. И манипуляции ей необходимо произвести ровно те же самые, что и мне. Вот только делать она этого не стала.
Полностью игнорируя наличие на поясе пистолета, Анька встала с кресла и уверенной походкой, печатая шаг, разве что не по-строевому, подошла в упор к моему креслу. Крепко обхватила ПМ за рамку и наставила его себе на грудь. И по фигу, что не в область сердца. Выстрел из пистолета в упор, когда дульный срез касается кожи, а вслед за пулей в раневой канал врываются раскалённые пороховые газы под давлением, практически не оставляет шансов на выживание. Особенно, если поражение в области грудной клетки. Проходили.
Биолог воткнула в меня свой взор, мгновенно ставший острее кортика.
– Я – агент Союза, а не подзаборная шавка, – процедила Рыкова. – Я наёмница, как и ты. Пусть у нас разные идеалы, но одна натура. И можешь не отнекиваться, прикидываясь овечкой. О твоих похождениях я осведомлена прекрасно.
О, как.
Ну, в таком ключе она может упомянуть только одну серию моих злоключений. А если она о них в курсе, то это существенно сужает круг подозреваемых в утечке информации…
– Если я легла под тебя – то не милости твоей ради, – зло проронила она. – Если не хочешь – больше не буду. Противно – так и скажи! Не хер корчить из себя святого, когда самого даже бесы в ад не берут!
«Противно»? Даже не задумывался, если честно. «Трахнул наркоманку»? Я не из тех, кто вешает клеймо на людей, опираясь на общественные стереотипы. Только на личный опыт. Вот с Люсианским союзом знаком лично: потому и «наехал» на Аньку. Что до «кассы»… Вряд ли она сама с разбегу плюхнулась на эту одностороннюю иглу без шансов слезть без смертельных последствий. Не мне её судить.
– У меня было чёткое задание, – прохрипела биолог. – Выполнение которого больше не представляется возможным. Я наёмница, а не маньячка! Или тебе по приколу из людей Чикатило лепить?! Так я могу соответствовать! С кого начать?! С твоего Мигунова?! Или с твоей ненаглядной подружки детства?!
Вот на этом моменте Рыкова прошлась по очень тонкому льду. Потому что это было для меня триггером. Прямая угроза в адрес Томки полностью развязывала мне руки: я имел полное моральное право уничтожить Аньку сию же секунду, и терзаться бы потом не стал. Только годами тренируемое хладнокровие и способность трезво оценивать ситуацию без оглядки на собственный эмоциональный фон спасли жизнь агенту союза. Как покажет дальнейшее будущее – очень даже не зря.
– Доволен, козёл? – стиснув зубы, процедила Анька.
Сквозь злобу начинались слышаться грудные реверберации предстоящего плача, а в уголках глаз биолога становилось влажно.
– А теперь, если ты мужик с яйцами, а не петушиное трепло, возьми уже и пристрели меня, пока я…!
Ход спускового крючка пистолета Макарова довольно весом и случайно нажать его не получится. Он, через тягу цапфой воздействуя на курок и боевую пружину, имеет ощутимое усилие на прожим, иногда приводящий к сдёргиванию и промахам. Но это применительно к спущенному ударно-спусковому механизму и режиму стрельбы самовзводом, используемому редко. Чаще всего выстрел происходит с положения предварительного взвода курка, когда ход спускового крючка намного, намного короче и сам по себе легче. Вот только курок бьётся об ударник с одной и той же силой, и звук от этого характерный. Его не спутаешь ни с чем.
Он и прервал спич Рыковой. Которая, мгновенно побледнев, и, кажется, пропустив несколько ударов сердца, замерла солевым столпом. Видимо, разогнанный «кассой» и нервным напряжением мозг запоздало сообразил, что сейчас произошло, и сейчас может разразиться натуральная истерика.
А, может, и нет.
То ли Рыкова настолько не шарила в матчасти, то ли попросту забыла, что для выстрела патрон необходимо дослать в патронник, то ли посчитала, что я, шизанутый на всю катушку, хожу по жизни с патроном в патроннике, но она свято верила в то, что ПМ заряжен. Поверьте, эти глаза заново родившегося человека, только что в мыслях пережившего свою смерть, я знаю хорошо. Их невозможно разыграть, каким бы талантливым актёром ты ни был. Только что Смерть развернула Аньку и дала ей пинка под сраку, не найдя Рыкову в списках своих жертв на сегодня.
– Впредь думай, что говоришь, –предупредил я. – Я ж дурак, и у меня есть справка. Я человек простой: слышу «стреляй» – стреляю. В следующий раз сначала выстрелю, а уже потом спрошу «на хрена». А теперь, если ты закончила истерить и готова продолжать разговор, заткнись молча, пожалуйста, и ответь уже на вопросы. Ты за нас или против?
Дальше ломать комедию смысла нет. Пистолет не заряжен: факт. Если мне потребуется произвести выстрел – я должен отвести затвор в крайнее заднее положение и отпустить его. Прожимать спусковой крючок второй раз сейчас стоило бы лишь в том случае, если после срыва курка с боевого взвода не произошло выстрела: курок врезал по ударнику, но не произошло выстрела. Неисправность, то есть. Или вина патрона. А потому оружие смело можно убирать в кобуру.
Правда, за такую выходку я сейчас рискую получить в грызло.
– А сам-то как думаешь? – ломающимся от назревающих всхлипов голосом спросила Рыкова. – Охота мне положить всех вас и одной подыхать на ледяном корыте на другом конце вселенной?! Я жить хочу! Я детей хочу! Я на вашей стороне, придурок!!!
Вот теперь верю.
Хотя, насчёт детей – это она загнула. Забеременеть Анька, может, и осилит: насколько мне известно, среди побочных действий «кассы» нет нарушения фертильности. Но что наркотик попадёт в плод – это сто процентов гарантии. И Рыкова, как биолог, не может этого не знать. Получая «дозу» ещё на этапе формирования эмбриона, зародыш имеет крайне мало шансов выжить. Ребёнок, если и родится, долго не протянет: приснопамятный «синдром отмены», чтоб его на фрезере болгаркой торцевали.
В уме промелькнула абсолютно дебильная мысль, имеющая приблизительно нолевые шансы на успех, но мало ли таких у меня в списке дел на сегодня? Может, мне и за Аньку взяться? Я не светоч биологии и наркологии, и слезть живым с «кассы» не удавалось ещё никому из известных мне. Но ведь и Измаил когда-то считался неприступным, и «Бисмарк» непотопляемым. Может, с помощью Аньки мне удастся дать ей второй шанс?
Я поднялся с кресла и посмотрел теперь уже бывшему агенту союза в глаза.
– У нас нет права на ошибку. Ошибёмся – и хана не только нам с тобой, но и всем там, внизу. Нам нужна твоя помощь. Тебе нужна наша. Я не карающая десница правосудия и не длань справедливости. Твои злодеяния останутся твоими, пока они не касаются нас. Если вернёмся живыми – я никому ни словом не обмолвлюсь, кто ты есть на самом деле. До тех пор предлагаю свой союз, с блэкджеком и шлюхами. Ты – мне, я – тебе. Как тебе такой расклад?
Рыкова зло взирала на меня мокрыми от слёз глазами.
– Довольно жестокий способ добиться признания от женщины, – сглотнула она. – Я согласна!
Ну, блин… Такой момент, такие чувственные слова, такое искреннее «Я согласна!», а у меня даже кольца под рукой нет. Ну, что за жёваный карась?
***
Одной проблемой меньше.
Нельзя сказать, что я стал доверять Рыковой на сто процентов и как самому себе. Но если два попавших в одну беду что-то обещали друг другу – то такие слова должны иметь вес. Хотя бы в представлении. «Обмани врага своего, и заставь его думать, что он обманул тебя» – одна из старейших стратегий войны. Но, буде оно так, шансов навредить нам у Аньки было предостаточно. Если не воспользовалась – значит, не надо. Ещё или уже.
– Так, каким ветром тебя к нам занесло? – поинтересовался я.
– В форточку задуло, – огрызнулась биолог. – Должна была оказать содействие штурмовой группе, когда пошли бы на абордаж «Судьбы». Кто же знал, что от неё одни дырки остались…
– С самого начала, – попросил я. – Историю вступления можешь опустить. Ты должна была оказать содействие… Значит, на «Колыбели зла» мы оказались не случайно?
– «Случайно», – Анька дёрнула щекой. – Адрес врат был ложным. Мы знали, что он вёл на «Колыбель зла», но не были уверены, что корабль в надлежащем состоянии. Однако, когда провалилась прямая интервенция через врата на борт, оставалось только взять «Судьбу» на абордаж. Для этого и задействовали «Колыбель».
Но, если так рассудить, то встреча «Колыбели» и «Судьбы» была невозможна даже технически. Ведь «Судьба» не должна была оказаться возле Великой Стены Слоуна. А «Колыбель» материализовалась именно тут.
К слову. А не наша ли засланная казачка приложила к этому свою белу рученьку?
– Тоннельный двигатель на «Колыбели зла» активировала ты? – спросил прямо.
Молодая женщина самодовольно хмыкнула в голос.
– Приятно, что ты так высоко оцениваешь мои навыки и когнитивные способности. Прям бальзам на душу. Продолжай, и я растаю под твоим взглядом.
Появилось острое желание добить перебежчицу.
– Тоннельный двигатель в сравнении со звёздными вратами – что многоканальный реактор в сравнении с батарейкой-«таблеткой». Его не понять простому человеку, сколько бы он ни учил. У меня бы не получилось даже случайно. Может, и есть частичка моей вины в том, что мы вышли из боя живыми, но тоннельный двигатель – не моих рук дело.
Тогда находит подтверждение моя версия о том, что агентов союза в составе экспедиции больше, чем мы вскрыли. Точного количества нет всё равно, и вряд ли Анька мне его сообщит. Как правило, группы внедрения работают независимо друг от друга как раз на случай провала. Поймали одну – осталась другая. Они не должны знать друг о друге всё. Даже факт наличия второй зачастую скрывается от первой.
Рыкова выпрямилась передо мной и встала в кокетливую позу, будто не я только что хотел её прикончить.
– Ты же не думал, что на «Колыбели зла» прикончил всех боевиков Союза? – хищно оскалилась она.