С этими «литачками» меня роднило многое. Настолько, что перечислять замаешься.
Закончив курс ускоренной подготовки на базе ДОСААФ, я сразу упал за «рычаги» «прыгуна». Мне не дали даже понять, что происходит: явившийся за мной «покупатель» (уполномоченный представитель силовой структуры, принимающий призывника или контрактника на пункте сбора и сопровождающий его до места прохождения службы) привёз меня на аэродром и сдал на руки местному командованию. Я ещё не успел встать на котловое и вещевое довольствие, а за мной уже закрепили «прыгун» и вменили в обязанности летать этот кораблик.
Что только мне не приходилось вытворять за его пультом… Транспортные задачи, разведывательные, дозорные, ударные, штурмовые, сопровождение, наблюдение, корректировки огня… Мы учились исполнять всё, что умеет машинка: начиная от тупых пересылок небольших грузов и заканчивая боевым дежурством в небе и на орбите.
И далеко не сразу – ой, как не сразу – мне стало известно, что подобные кораблики (как, в общем-то, и подавляющее большинство более или менее новых технологий Древних) чрезвычайно чувствительны к наличию у пилота и штурмана гена с труднопроизносимым именем, который для простоты и удобства все и поголовно именовали «геном Древних». Уж не знаю, каким боком, но я оказался в числе тех, кого одарила им судьба (вот это, блин, коллизия).
Суммарный налёт часов перевалил за тысячу. Пусть я не мог разобрать этот борт в соло на винтики и собрать его обратно (был пилотом, а не наземным техником), но системы знал и летать любил. Буквально спал и жил на борту: бывали и такие периоды, м-да. Меня как-то спросили по этому поводу: «Ты что, пятнадцать лет летал на них?», на что я ответил: «Всего полгода, но целыми сутками». Что правда, то правда. Курсируя между Землёй, МКС и Луной, я днями и ночами напролёт просиживал за штурвалом прыгуна, ел за ним, спал за ним, жил за ним. Так что этот кораблик знаю, как ничто другое.
Почуяв приближение носителя гена, кораблик вышел из спящего режима: задняя рампа ближайшего к нам «прыгуна» начала осторожно опускаться.
Как тут оказались эти относительно новые многоцелевые корабли – меня интересовало мало. Больше всего меня сейчас волновал вопрос – а на что они сейчас способны? Оказалось, на многое.
Питание и освещение активировались сразу же, как только я вошёл. Тут же подключился и главный бортовой компьютер, прогнав экспресс-диагностику систем. За незначительными забоями памяти – ничего существенного найдено не было.
Первым делом я посмотрел на версию операционной системы кораблика. Что самое весёлое – они стояли более поздние, чем на тех бортах, что прибыли с Атлантиды. Другими словами, версия обеспечения на Атлантиде старше, чем тут. Это значит, что сюда Древние прибыли уже после того, как затопили город.
– Чего застыл? – спросил Мигунов.
– Полетим только вдвоём? – посмотрел я на полковника.
– Пока только разведка, – кивнул офицер. – Если всё нормально, пойдём на второй заход.
– Маршрутный лист прилагается? – пошутил я.
– Облетишь вокруг корабля.
– Вас понял… – вздохнул я, но в кресло сел.
Беззвучно заработал антигравитационный двигатель прыгуна. Пилоны с маршевыми движками выдвигать не стал: не рекомендуется это делать в ограниченных пространствах, у этого кораблика ширина и без того порядка пяти с половиной метров будет. Медленно и осторожно за нами закрылась аппарель «прыгуна». Вот, только как мы выберемся в открытый космос? У «Колыбели» люка я, кажется, не заметил. А, нет. Показалось.
Заметил. Открылся сразу над нами, о чём яро начал свидетельствовать экран: на проекционном мониторе отобразилось схематическое изображение нашей части «Колыбели», откуда виднелся выделяемый другим цветом круг посреди корпуса возле носа. Это был ангар.
– Ну, чего завис-то? – хлопнул меня по спине полковник. – Полетели!
«Прыгун» оторвался от пола и беззвучно полетел вверх. Попутно я уронил взгляд на хронологическую графу правее главного изображения: там отобразилась последовательность действий прыгуна с точностью до тысячной доли секунды. Оперативный журнал полёта в движении мне не нужен: всего его отключал. Старался оставить минимально необходимый для задачи набор отображаемых голограмм приборов.
Управление «прыгуна» интуитивно простое: соединение с корабликом задействует невральный интерфейс. «Механика» нужна, по сути, для дублирования и на всякий противопожарный случай. Основной управление идёт посредством пси-волн, считываемых прямиком с того, что наши биологи не так давно стали называть «биополем человека». Это и было то, что в простонародье принято именовать «управлением силой мысли».
Вот мы прошли щит, удерживающий воздушное давление в ангаре. Слишком большой объём: заколебёшься постоянно гонять туда-сюда воздух по компрессорам и ресиверам. Древние поставили генераторы силового поля, поддерживающие достаточное напряжение, чтобы сквозь него не просачивалась воздушная смесь.
Раз прошли щит и оказались, по сути, в открытом космосе, можно и пилоны с маршевыми двигателями раздвигать.
Попутно осмотрел пульт набора на панели. Да, имеется. Да, прилагается. Но символы на нём другие. На «Судьбе», «Колыбели», и вообще всех вратах первого поколения был достаточно точный механизм: каждая галактика представлялась в виде набора символов, кодов, математических знаков. Отсюда достаточно точный привод: даже после миллиардов лет, когда планеты и галактики меняли свои координаты, они всё равно оставались доступными, ибо перерасчёт производился автоматически. Врата второго и третьего поколения имели изъян, хоть и «били» дальше. Вместо символов – созвездия, видимые с конкретной планеты, что существенно затрудняло перемещение: без должных знаний астрономии пользоваться такими было чревато. Обычно, после истечения определённого времени, врата (а точнее – их сеть, соединённая подпространственной связью) пересчитывали свои координаты, опираясь на смещение планет, звёзд и галактик.
По всей видимости, эти кораблики предназначались для использования с вратами первого поколения… Только какой в этом толк? Неужели Древние собирались воскресить давно забытый всеми проект? Какой? И почему не смогли этого сделать?
Ладно. Это всё факультативно. Сейчас в приоритете корабль, который до подтверждения и опознания приняли за верное именовать «Судьба». Только облететь, говорите? Ну, хорошо.
«Колыбель зла» осталась снизу: «прыгун» заложил крутой вираж вправо и пошёл курсом на перехват с «Судьбой». Корабли не выравнивали курс и скорость, и «Судьба» удалялась от нас всё дальше, хоть и не спешно. Но приближаться к неизведанному кораблю опасно в любой ситуации. Данный случай не исключение.
Запускаю программу сканирования… Уже на первых секундах работы вышел критический отчёт: корабль идентификации не подлежит.
– Что, совсем? – нахмурился полковник Мигунов.
«Нет, бл9ть, частично», – чуть не ответил я.
Подбавил «газку».
Начнём облёт с кормы судна.
Ну, двигатель повреждён: я бы сказал, пущен вразнос. Весь ряд модулей взорван. Судя по характеру повреждений – единовременно. Причин может быть много, но я не вижу следов разрушений от попаданий материальных снарядов или энергетических залпов. Всё говорило о том, что взрывы произошли изнутри. Перегрузка, диверсия, – я остановился на этих двух. Сейчас у меня было слишком мало информации, чтобы что-то об этом говорить. Может, после приземления найдём что-то ещё?
Сканирование показало полное отсутствие энергии на корабле: судно было холодно, как и космос вокруг него. И под «холодно» я подразумеваю практически абсолютный лёд. Если «Колыбель зла» хотя бы, позволяла находиться на борту по летней форме одежды, то сенсоры «прыгуна» уверяли: отопления на «Судьбе» нет уже давно. Борт практически остыл до температуры окружающего космоса.
Летел корабль, скорее всего, по инерции, и уже дожимал последние ньютоны. Щиты так же отсутствовали, орудия на борту подавлены, а множественные повреждения корпуса говорили о разгерметизации корпуса корабля.
Я подбавил скорости и опередил корабль, перевернувшись кверху ногами: теперь «прыгун» летел параллельно «Судьбе», днищем вверх.
Полковник задрал башку и попытался осмотреть корабль – не вышло. Шея так сильно не выгибалась, хех.
– Выровняй нас, я хочу посмотреть…
Ну, не вопрос, выровняй – так выровняй. Я врубил маневровые носовые нижние и маневровые кормовые верхние одновременно, а потом ещё на долю секунды те же, но в шахматном, обратном порядке, и загасил маршевый разгонный. Теперь мы продолжили лететь по инерции днищем вперёд и носом вниз, глядя на «Судьбу».
Нехило…
С этого ракурса корабль выглядел ещё потрёпанней. Такое чувство, что его планомерно обстреливали, причём не самым меньшим калибром. Я так прикинул: у одного довольно среднего энергетического выстрела огневая мощь порядка тридцать-сорок килоджоулей. Мощность щита «Судьбы» – порядка гигаджоулей двадцати, плюс-минус пять-десять джоулей. Такое нехило жрало энергию и сильно ложилось нагрузкой на генераторы щита: для «Судьбы» – пять излучателей по всему кораблю. Плюс я попытался просчитать: как и чем надо обстреливать «Судьбу», чтобы полностью снесло щиты и корабль заполучил такие тяжёлые повреждения? Про жизнеобеспечение и говорить не приходится.
Продолжив полёт по инерции, мы опередили «Судьбу» и зашли к ней с фронта: сам нос корабля был сильно потрёпан. Выполненный с особым запасом прочности твердосплавный бронированный наконечник-таран был «побит» настолько, что и думать нечего – им не то что орехи кололи, а врезались в борта чужих кораблей, минуя их щит.
– На этом корыте ведь стоит датчик форм жизни? – припомнил матчасть полковник.
– Понял, выполняю…
Сканирование корабля не выявило никаких источников энергии, будь то технические или биологические сигналы. Корабль был мёртв. По всем статьям канона.
– Теперь снизу… – процедил полковник.
Главное – не столкнуться с «Судьбой», а она, на минуточку, всё ещё продолжала движение вперёд.
Носовые нижние маневровые развернули нас на двести двадцать пять градусов, «пнув» кораблик носом кверху: тот встал на дыбы и опрокинулся, а я врубил основной маршевый разгонный. Скорость превысила скорость «Судьбы» примерно вдвое.
Потянул управление на себя. Мы нырнули под корпус корабля, и врубил реверс. Иначе бы моментально проскочили. Так, пятясь каракатицей, кормой вперёд, мы осмотрели корабль снизу: скорость «Судьбы» была чуть выше нашей, потому она медленно проплывала над нами. Света было мало, пришлось подсветить днище судна носовым прожектором.
Тут нас ждала картина не менее радостная: повреждений столько же, если не больше. Было видно, что корабль обстреливали методично и планомерно. Медленно, но уверенно, «Судьба» теряла щиты, отдавая на их мощности последние микроватты своей энергии, покуда полностью не истощила её запасы. Подзарядиться, видно, она уже не могла, и легла в дрейф. Вот только почему не подзарядилась? Если верить текущему курсу корабля, она уже миновала пару десятков звёзд. Неужели энергия кончилась совсем? Ну, то есть, до единого милливатта? Даже «до заправки» не дотянули?
– Давай ещё пару кругов вокруг основной башни – и назад…
«Пара кругов» обернулась ещё тридцатью минутами лёту.
Всего за время нашего отсутствия мы удалились от «Колыбели зла» аж на целых триста километров с хвостиком. Пришлось нагонять отходящий вдаль корабль.
По возвращении я глухо посадил прыгун на палубу ангара «Колыбели».
За шлюзом нас уже ждал Терентьев в сопровождении майора Мелихова.
– Докладывайте, – потребовал генерал.
Полковник Мигунов сразу включил служебный режим автомата, к ружью приставленного, и коротко сообщил:
– Предварительная разведка показала отсутствие какого бы то ни было жизненного цикла на борту «Судьбы», – начал офицер. – Корабль критически повреждён, и к дальнейшим полётам, считаю, не пригоден.
– Что скажешь, профессор? (с) – спросил Терентьев.
«Всё бы тебе стебаться», – подумалось мне.
Не из-за того, что генерал упомянул старую расхожую цитату из очень старого советского кино. И даже не из-за того, что цитата была не слишком уместна. А просто потому, что не заладилось общение с этим человеком: любое взаимодействие с ним теперь подсознание воспринимало в штыки.
– Корабль повреждён не просто «сильно», – уточнил я. – Он практически уничтожен. И держится исключительно на соплях. На древних соплях.
– На радиосигналы кто-то откликался? – спросил Мелихов.
– Во время разведки сохраняли радиомолчание, – подтвердил Мигунов. – Но на пульт входящих сообщений не поступало: сканировали во всех доступных диапазонах.
– Да и не откуда было их ждать, – выдохнул я. – Корабль – ледяной гроб. Сенсоры не увидели ни единого вольта напряжения и ни одного живого сигнала на борту.
– Кстати, чисто ради интереса! – вмешался полковник. – Эти… «прыгуны». Они имеют связь с этими кораблями, не так ли?
– В смысле, «прыгуны» с «Судьбой» и «Колыбелью зла»? – уточнил я. – Так точно. Имеют.
– А разве разный возраст кораблей не должен был сказаться на их конструктивных отличиях? – допёрло до генерала. – Хотя… даже мы порой оставляем обратную совместимость при модернизации систем и вооружения…
Ну, да. Тот же РПГ-7 тому пример. Номенклатура боеприпасов – ёкнешься, разрабатываться начал ещё при Царе Горохе. А, по сути, меняются только выстрелы: сама труба конструктивно практически неизменна за десятилетия модернизаций.
– За сотни миллионов лет у Древних действительно многое изменилось, в том числе, и принципы связи. – кивнул я. – Но рабочие частоты они, видимо, пожелали оставить прежними, если это было возможным.
Напоминаю: по нашим данным, Древние активно контактировали с тремя другими не менее развитыми расами – Нокс, Фёрлинг и Асгард. С учётом этого внедрять новые частоты было невыгодно: сорвались бы межгалактические переговоры. И тем не менее, военные были правы: большое счастье, что передатчики и приёмники прыгуна и «Колыбели» могут принимать и расшифровывать сигналы друг друга.
Я попытался просчитать дальнейший ход генерала. Если нет опасности, следующий ход военных – занять объект, провести досмотрово-штурмовые мероприятия, и, по возможности, выяснить причины и следствия происходящего. В самом идеальном случае – закрепиться на объекте, что в нашей ситуации означает переезд на «Судьбу».
– Соберём досмотрово-штурмовую группу, – решил генерал. – Пойду я, Мигунов, Мелихов, и третий отряд.
– Считаете целесообразным идти всему генеральскому и офицерскому составу? – посмотрел на него майор. – Хотя бы товарищ полковник должен остаться и контролировать наши действия с мостика этого корабля.
– Этим займусь я, – заверил я их.
– С хера ли рояли подорожали? – удивился генерал. – Ты пилот, ты повезёшь нас до «Судьбы»!
И почему я не удивлён?
– Вылетаем через час. Попов. Выровняй скорость с «Судьбой» и ложись рядом с ней в дрейф.
Видать, генерал совсем космическую физику полётов не знает…
Ложиться в дрейф ещё разумно, сэкономим энергию. Но рядом с другим кораблём – это идиотизм. Начнём с того, что они, как-никак, испытывают чувства взаимного притяжения, и романтика тут ни при чём. Это, извиняюсь, гравитация: любые объекты тяготеют друг к другу, школьный курс физики, знаете ли. А потому на дистанцию ближе ста километров приближаться я не стал бы даже, если б мог. А у нас ещё система питания от модуля нолевой точки не откалибрована: мы даже зарядку главных аккумуляторов не начинали.