История "Рассвета"

Глава 58. Захват.

Наличие нездорового абзаца почувствовал и Мигунов. Полковник стянул рацию с пояса, зажал тангенту и холодно бросил в эфир:

– Какого хера?

– У нас…, – неназвавшийся оператор замялся. – Проблема. Майор Мелихов с группой вооружённых захватил медсанчасть.

Полимерный корпус радиостанции резко заскрипел от той силы, с которой офицер сжал устройство. На секунду мне показалось, что я услышал характерный хруст выламывающихся закладных, через которые винты соединяют его воедино.

– Иду.

Я не знал Мигунова настолько досконально, чтобы угадывать его настроение по полутонам голоса или мысли по взгляду. Но и по первому, и по второму было очевидно: кем бы ни был этот самый Мелихов, приговор он себе подписал однозначный.

Рация резко вернулась на своё место. Полковник окинул меня препарирующим взором.

– Избавься от скафандра, – приказал он. – Бери пулемёт и за мной.

Офицер обернулся в сторону огневых точек, рассыпанных вдоль вереницы траншеи.

– Христенко! Ты за старшего! Пали фишку по направлению! Хоть глаза пусть лопнут, но не пропустите второй накат!

– Есть, тарщ полковник! – раздался приглушённый расстоянием голос оного Христенко.

Я даже не увидел самого бойца. Видимо, между нами был какой-то излом или неровность местности…

Томка всеми силами делала вид, что занята ранеными бойцами. Новость о захвате медсанчасти она прекрасно слышала: динамик у р/с довольно громкий, а в боевых условиях его и вовсе выводят на максимальные децибелы. Иначе в горячке боя и вследствие оглушения/контузии можно просто не услышать входящую передачу. Радиофицированных активных наушников-то у нас нет. О чём говорить, если порой люди после близкого разрыва фугаса не слышат, как за их спиной проезжает танк? Но Беляева – одна, а мест, где она нужна – несколько. Медик физически не может разорваться и присутствовать везде одновременно.

– Я займусь этим, – бросил ей тихо, проходя мимо.

Военврач вскинула на меня свой взгляд.

– Там остались неходячие раненые, – тихо произнесла она. – Я не хочу повторения Будённовска.

– Никто не хочет. Но он, похоже, случился.

Скафандры Древних – слишком редкая и дорогостоящая вещь. Даже не в плане стоимости производства, а именно что в невосполнимости потери. У нас их и без того немного. А в случае выхода из строя заменить не получится вовсе. Но трястись над ними сейчас нет времени. Мигунов уже бодрым резким шагом направился к центральной части лагеря, где в заброшенном строении и была развёрнута медсанчасть.

Я попытался как мог быстро избавиться от скафандра. В одно рыло снимать его чрезвычайно неудобно, но, тем не менее, проще, чем надевать. Спустя пять минут высококачественной акробатики скафандр уже лежал на грунте, а я, пробуксовывая берцами по перекопанной сыпучей земле бруствера, обгонял полковника: надо было ещё добежать до «прыгуна» и взять оставленный там пулемёт с разгрузкой.

Забегая в кабину кораблика и натягивая «броню» с разгрузом поверх, с одной стороны, я благодарил свою паранойю, без пяти минут грозящую перейти в стадию параноидальной шизофрении. Когда попросил полковника Мигунова заменить выданный мне автомат на пулемёт, тот чуть пальцем у виска не покрутил. Спрашивается, на хрена козе баян, если технику и автомата-то много? Технари – такие звери, что им и пистолеты страшно давать. Но, с другой стороны, я эту самую паранойю готов был пристрелить с особо циничным показательным хладнокровием перед строем. Подавляющее большинство лезущего мне в мозг бреда, кажущегося абсолютно нелогичным, неестественным и аномальным, в конечном итоге имеет паскудное свойство материализовываться. В простонародье это называется «накаркал».

Бронежилет надет на тело, подогнанные камербанды и застёжки схватили торс средства индивидуальной бронезащиты и посадили его по фигуре. Поверх брони накинута разгрузочная система. В моих габаритах не менялось ровным счётом ничего: не пришлось тратить время на подгонку. Накинул, застегнул и всё. Пулемёт из угла кабины будто бы сам прыгнул в руку. Ладонь сама, «на автомате» уже без моего ведома сорвала переводчик режима огня из положения «Предохранитель» на «АВ». О том, что машинально дослал патрон в патронник, отведя затворную раму в крайнее заднее положение и отпустив её на бегу, я понял уже в тот момент времени, когда приклад сам вжался в плечо по автоматному.

Вот что с людьми делает наработанная мышечная память. Работа с автоматом ведётся, если штатно, с упором приклада в плечо. Пулемётчиков по старой школе настраивали, чтобы работа велась с пулемётом на ремне, прижатом к торсу: он в два раза тяжелее автомата. Но моторика – есть моторика. Пусть я и знаю наставления для работы с пулемётом, но тело само восприняло его как свой старый автомат. РПК оказался у плеча так, будто бы это неизменная «семьдесят четвёрка».

Мигунова я догнал уже в тот момент времени, когда офицер чуть прошёл мимо стоянки «прыгунов».

– К стрельбе готов, – коротко доложил я. – БК полный.

– Ты не всех в лицо знаешь? – скорее утвердил, чем спросил Палыч.

– Никак нет.

Вот ещё я знал бы в морду лица две с половиной сотни человек личного состава. Я и в учебке-то запомнил всех только к концу пятого, наверное, месяца.

– Тогда команд не жди. Действуй по ситуации. Вали всех, кого посчитаешь нужным.

Наличествовал тонкий момент, заключающийся в формулировке отданной команды. В руководящих документах чётко прописано, что приказ для военнослужащего должен быть отдан максимально однозначно, просто для восприятия, не допуская двояких и непонятных для бойца толкований. «Вали всех» – согласитесь, не совсем укладывается в эту канву. Такая постановка вопроса в исполнении командира, если он думает о последствиях, намекает, что приказ односложно понятен и не может быть истолкован иначе. Значит, командир не сомневается в умственных способностях подчинённого и знает, что в предстоящей ситуации боец сориентируется самым правильным образом.

– Есть.

Вот только, в этом сомневался я. Что за адская вожжа укусила того же Мелихова? Какая с ним группа вооружённых? Какая численность, какое вооружение, насколько закрепились? Какой смысл в захвате медсанчасти? Правильно ли неназвавшийся радист передал Мигунову о происшествии? Что, бл9ть, вообще происходит?

Когда мы вышли к медсанчасти, стал понятен размах события. Уж не знаю, подозревала ли Томка о произошедшем или просто ляпнула от балды, но это и был натуральный, мать его за ногу, Будённовск.

Строение с развёрнутой медсанчастью оцепил небольшой, до взвода численностью, отряд, ощетинившись стволами в сторону источника угрозы. Оцепление расположилось в полутора сотнях метрах от стен здания. Разворачивать полевые укрепления у бойцов не было ни времени, ни возможности: укрывались кто где. Кто-то залёг за пригорком. Кого-то маскировала буйно разросшаяся трава.

Чуть поодаль заметил знакомую фигуру Максимыча. «Ёкай» стоял, скрестив руки на груди, и молча созерцал сооружение, внутри которого творилась какая-то лютая дичь и невнятная вакханалия.

Я тихо подошёл к соратнику.

– И какого хера? – спросил его.

– То ли Мелихов слетел с катушек, – негромко отозвался электрик. – То ли у нас активизировалась ячейка люсианского союза.

– Чего требуют? – поинтересовался я. – Кино, лям наличных и распутных девок?

– Практически, – хмыкнул Акихиро. – Хотят, чтоб им выдали тебя в обмен на заложников.

«Это непохоже на алхимический закон равноценного обмена…» (с)

Стоп. Чего, бл9ть?!

Только через секунду я полностью осознал сказанное обрусевшим японцем. Офицер Военно-Космической Обороны Вооружённых Сил Российской Федерации, или существо, им представляющееся, совершил террористический акт с захватом заложников и в качестве выкупа за их жизни требует выдать ему техника-троечника за каким-то лядом. Я ничего не упустил, на йух?!

Скосившийся на меня Максимыч заметил моё перекошенное в изумлении хлебало и позволил себе усмехнуться.

– Поверь, ты не один, кто удивился, – краем рта улыбнулся он. – Представляю, как сейчас отреагирует «Звезда».

А вот я не представляю.

Внезапно, из медсанчасти донёсся чей-то надрывный озлобленный рык:

– …вы там оглохли, что ли, 3,14доры?!... Никого на канале не доорёшься!...

«Ёкай» обернулся в сторону строения и оглушительно рявкнул на весь лагерь:

– РАЦИЕЙ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ НАУЧИСЬ, ДОЛБОЁ8! НАБЕРУТ Е8АНАТОВ ПО ОБЪЯВЛЕНИЮ!

Оцепление взорвалось гомерическим хохотом. Русская матершина в исполнении раскосого азиата с откровенно растущими из страны Ямато корнями для многих выглядела невероятно комично.

Соратник улыбнулся и добавил почти шёпотом уже мне:

– Не удивляйтесь. Сейчас нет связи. Я без палева глушилку включил.

Я нахмурился, пытаясь вспомнить, была ли у нас с собой в оснащении экспедиции система подавления радиосвязи. Настолько габаритной, чтобы я её увидел – нет, точно не было. Компактная для создания помех в локальной области – не думаю, что была бы нужна. Могли дать с собой на всякий случай, но очевидной потребности в ней не было.

– Откуда она у нас? – спросил я тихо.

– Ты ещё спрашиваешь? – фыркнул «Ёкай». – Тоже мне, техник.

Понятно. Значит, соорудил из чего-то. Вряд ли из земных комплектующих: мы не брали с собой компонентов для распайки. Это абсолютно точно. Потому что всё, что касалось ремонтных работ, проходило если не напрямую через меня, то с доведением до моего сведения в части, касающейся. Значит, раздербанил что-то на «Колыбели зла» или «Авроре». Или тут нашёл какой-то местный артефакт и запустил его. В любом случае, зачёт: шутка удалась.

К нам подошёл Мигунов, за время нашего диалога получавший доклад от бойцов из оцепления.

Максимыч бросил взгляд на офицера.

– Мы ведём переговоры с террористами? – спросил он.

– Мы топим их в сортире, – холодно бросил в ответ Палыч. – Навесив пудовую медаль «За взятие за щёку».

И повернулся ко мне.

– Мои пойдут на штурм. Твоя задача – на «прыгуне» под маскировкой доставить бойцов на крышу здания. В бой не ввязывайся. Я знаю о твоём опыте на Даккаре, но там вы не освобождали заложников. Прямой штурм и антитеррор – разные вещи.

– Я знаю, – кивнул в ответ. – Азбучные истины. Мне надо несколько минут на подготовку. И нужен «прыгун» с полным боезапасом. У моего пустой БК.

– Бери, – разрешил офицер. – Люсианцы могут прослушивать эфир. Поэтому рацией пользоваться запрещаю. Летишь до опорного пункта, там забираешь столько людей, сколько влезет в «прыгун». Высаживаешь их на крышу. На этом твоя работа закончена. Вопросы?

«Ёкай», наблюдая за медсанчастью, произнёс.

– Предлагаю обождать.

Я проследил за направлением взгляда соратника.

От затяжной тирады матершины меня не остановил даже мозг, занятый оперативным просчётом ситуации.

Из дверного проёма на первом этаже строения показалось две тонкие фигуры небольшого роста. В одной из них я узнал Ленку: девчонку, которую вместе с Климом нашёл на развалинах города неподалёку от потерпевшего крушение «Беллискнера». Другая была никто иной, кроме как Юлькой Рыковой-младшей.

Уже сам факт их выхода пешим порядком из захваченного боевиками здания заставил напрячься. Так делают только в двух основных случаях. Когда используют их для передачи информации между сторонами, или для показательной казни. Порой эти два мероприятия неразрывно связаны и могут являться одним и тем же.

Мой взгляд начал скакать между окнами строения, ища в них движение. Если девчонок решили пустить в расход, это может быть стрелковое оружие. Тогда должен показаться кто-то, кто их порешит. Не уверен, что смогу успеть среагировать, до того, как выстрелы настигнут мелких. Но это же не повод не искать цель?

Но девочки прошли уже полпути между зданием и нами. А в окнах так никто и не появился. Очень скоро стало понятно, почему.

По мере приближения к нам стали видны многие детали, с каждым рассмотрением которых начинала закипать кровь.

Во-первых, обе вышли босиком и почти голыми. Всё, что им оставили при себе – трусы и майки. Ленка лишилась той одежды, в которой я её нашёл. С Юльки содрали скафандр.

Во-вторых, вокруг торсов девочек армированным скотчем накрепко были примотаны до боли знакомые изогнутые корпуса грязного зелёного цвета. Из малышек сделали самоходные джихадные бомбы.

Во-третьих, на ногах и руках девчонок виднелись многочисленные гематомы. На рукопашный бой не похоже. А вот на следы избиений – запросто.

В-четвёртых, мордашки тоже пострадали. У Ленки просто красная вся левая сторона, будто бы ей врезали мощной пощёчиной (и не раз), а у Юльки из рассечённой губы размазана кровь.

В-пятых, Ленка всхлипывала на ходу и даже не пыталась сдерживать или утирать льющиеся градом слёзы. Судя по более или менее твёрдой походке, это не от боли. Хотя, от веса мины на торсе плечи девушки пытались склониться к земле. Юлька тоже была далека от эталона спокойствия и змеиного хладнокровия. Но в ней, очевидно, проснулся сестринский инстинкт. Пусть она и очевидно младше Ленки, но психологически старше на порядок. Своим по возможности невозмутимым видом юный гений пыталась успокоить подругу по несчастью и внушить ей, что всё идёт по плану. По крайней мере, о чём-то они неслышно перебрасывались короткими фразами: это было видно по движению их губ.

До всех в оцеплении моментально дошло, что происходит. Но, несмотря на это, никто не дрогнул. Не побежал прочь от приближающейся смерти. Никто не навёл оружия на девочек. Хотя, вообще-то, логика и здравый смысл приказывали ликвидировать подобные объекты ещё на этапе обнаружения.

Наконец, наши малышки покрыли разделявшее нас расстояние и остановились перед нами. Правда, не стали подходить вплотную, а встали метрах в семи от нас.

Юлька посмотрела на меня влажными глазами.

– Знаешь, кашевар, – дрожащим голосом выдавила она. – Боевая форма тебе идёт больше поварского фартука.

– У меня нет поварского фартука, – улыбнулся ей в ответ. – Только слесарный халат.

Рыкова-младшая нашла в себе силы улыбнулся

– Там злые дяди недовольны. До вас дозвониться не могут. Ругаются, что трубку не берёте. Послали нас. Требуют выдать тебя, «Рассвет». Иначе каждый час будут убивать по одному заложнику, пока не передумаете. А если через пять минут не вернёмся и мы, то станем первыми…

Из корпусов мин торчали по два радиодетонатора с вытянутыми на несколько сантиметров антеннами. Видимо, на это и рассчитывали боевики, подсылая к нам малышек: тянуть сто пятьдесят метров детонационного шнура от подрывной конденсаторной машинки как минимум не удобно. Значит, в любой момент времени может произойти детонация. Что за мина – не знаю. Не могу определить модель. Я не взрывотехник. Понятия не имею, каких и сколько там поражающих элементов, какой угол рассеивания и на какую дистанцию. Сколько там килограмм в тротиловом эквиваленте и какой разлёт осколков на заднюю полусферу. Очевидно одно: в случае подрыва обеим несдобровать. Молодые тела просто разорвёт фугасным действием так, что хоронить будем только головушки.

Я скосился на «Ёкая», немым вопросом спрашивая о минах. «Радио» – оно и в Африке «радио». Нет разницы, что ты по нему передаёшь: сигнал на детонацию для взрывного устройства или же голосовую передачу по средству связи. Физика процесса одна и та же. Если Максимыч запустил глушилку, то, в теории, канал передачи сигнала должен быть подавлен. Или зашумлён. Смотря, какой подход использован в устройстве электрика. А, раз так, то, в теории, подрыва не случится, даже, если оператор в остервенении колотит по условной красной кнопке, пытаясь аннигилировать нас всех к такой-то матери. Но это сработает только в одном случае: если постановщик помех Максимыча функционирует на тех же частотах, что и радиодетонаторы на девушках.

Японец едва заметно кивнул.

Почти синхронно мы с «Ёкаем» выхватили из разгрузок штыки. Электрик шагнул к Ленке, а я, опустив пулемёт висеть на ремне – к Юльке. Обе девушки испуганно отшатнулись и попятились назад. Стоять, бл9ть. Никакой самодеятельности в мою смену.

Буду я за тобой ещё со штыком и пулемётом гоняться, ловить по всему пункту постоянной дислокации…