Неделя бессвязных, раздраженных переговоров бабули с матерью, то и дело всплывает имя отца, и наконец Роду сообщают, что отец в ближайшую субботу намерен с ним погулять.
Отец собирается погулять с Родом?
Род принимает новость с робкой покорностью, исключающей проявление эмоций. У него нет ясного представления, какие чувства уместны, и он знает: ошибка откроет шлюзы бесконечной череде невзгод невероятного многообразия, сопоставимого с многообразием фуги. Бабуля говорит, что выжимать из Рода хоть слово — все равно, что разговаривать со стенкой. Она как никогда убеждена, что в мальчишке, наверное, есть что-то от монгольского идиота. Правда же, хорошо, спрашивает мать, что Род проведет день с отцом, и Род отвечает, что да. Просто здорово. Голос безжизнен и невыразителен. Незачем рисковать. Бабуля качает головой и говорит, что Род и его отец — два сапога пара, оба кретины.
Род почти сразу забывает о субботе. Он считает, что будущее очень редко бывает таким, какое предсказано: зайти в кафе-мороженое — значит, обнаружить, что потерял свои пять центов. Род выполняет требования, что предъявляет ему жизнь, живя как можно осмотрительнее, — быть может, жизнь пройдет мимо, не заметив Рода.
Отец начинает обливаться потом задолго до того, как они добираются до станции «Стилуэлл-авеню» на Кони-Айленде, и Род чует свежесть, свежесть с привкусом медленного гниения. У отца тяжелое похмелье, ему необходимо выпить, Род знает и не удивляется, когда, оказавшись на Променаде, они заруливают в прохладный бар с видом на Променад, пляж и море. Отец заказывает себе двойное виски «Три пера», кружку разливного пива и апельсиновой газировки для Рода. Отец обращается то к бармену, то к Роду, но Род так настраивает слух, чтобы отцовская речь сливалась с шумом и гамом летнего мира вокруг. Эту защитную тактику Род использует чаще всего. Отец может напиться до паралича, и Роду придется смывать с него блевотину, потом провожать до подземки и, может, даже везти домой, к этой девке, которая якобы жена. Перспектива Рода не расстраивает, даже не злит, или ему так кажется. Он мало на что надеется и всегда ожидает худшего.
Пока отец достаточно трезв или, как он сам говорит, слегка под мухой — он пьет ровно столько, чтобы не тошнило, не дрожали руки и человечки не мучили. Род представляет себе человечков — горящих ярким пламенем, в халатах, сидят у отца на плечах и все время тычут ему в глаза и уши острыми, точно бритва, кинжалами.
Отец и Род катаются на карусели, на качелях, на машинках, и отец смущает его, когда раза четыре они врезаются в машинку с двумя девушками, а те смеются, визжат и улыбаются отцу. Род знает, что девицы — лишь пара дешевых шлюх. Мир полон шлюх. Полон бездельников, потаскух, девок и проституток. Род знает. Отец так возбужден после разговора со шлюхами, что когда катание подходит к концу, мальчику хочется, чтобы отца и впрямь разбил паралич. Ради всего святого! Род с трудом терпит отца, это красное потное лицо, эти кривые зубы, неужто мать делала с этим человеком, что они все там делают?
Ближе к вечеру с океана дует прохладный ветер, и в зале игровых автоматов происходит невероятное. Отец Рода, скормив автомату больше двух долларов монетами по одному центу, делает
то, что на самом деле никто сделать не может. Автомат — стеклянный ящик, наполовину забитый красными леденцами, среди которых попадаются призы. Внутри — маленький кран, а к нему на тросике привешена металлическая корзина, чьи зубастые челюсти открываются и закрываются, как захочет игрок — один прогон всей конструкции за один цент. Корзина болтается над ослепительными волнами леденцов, и в этих волнах Род видит расческу, свисток, маленькую юлу, карманное зеркальце, механический карандаш и настольную зажигалку. Большую, гладкую, блестящую зажигалку, она еле влезает в открытые челюсти корзины. Ухватить зажигалку никому не под силу, она там лежит для того, чтобы такие глупцы, как его пьяный отец, потратили все деньги на пригоршню дерьмовых леденцов. Только и всего.
Отец Рода с невозмутимой и почти элегантной решимостью человека, не знающего, что наверняка проиграет, обходит строгие законы, правящие неудачниками и искусством проигрыша. Зажигалка грохочет по скату. Потом вниз, наружу и прямо в руки отцу. Род хватает его за руку, смотрит в потное, восторженное лицо. Господи Иисусе, Иисусе, господи Иисусе! Отец вручает зажигалку Роду и обнимает его за плечи. Они заходят к Натану, Род ест сосиски, а отец выпивает несколько кружек пива. Два сияющих дурака.
Едва Род входит вечером в квартиру с блистательной зажигалкой в вытянутой руке, чтобы все рассмотрели, с той самой минуты, когда он совершает невероятную ошибку, рассказав об отцовской ловкости, зажигалка, подарок дедушке, больше физически не существует.
Ее ставят на столик в столовой, тот, что возле кресла Морриса, в котором бабуля частенько сидит, небрежно перекинув ногу через подлокотник, глупо и внезапно выставляя напоказ свои телеса. Зажигалке необходимы кремень и бензин. Они ей всегда будут необходимы. Первый месяц зловещего и бесполезного пребывания зажигалки в доме Род лениво крутит колесико, отвинчивает крышечку на дне, разглядывает сухой чистый хлопковый фитиль и подкидывает на ладони гладкий, тяжелый, блестящий хромовый корпус. Проделывая все это, механические жесты, которые с каждым днем все более безысходны, печальны и нереальны, Род начинает понимать, что зажигалки на самом деле не существует. Он спрашивает дедушку, когда тот заправит зажигалку. Дедушка тогда сможет ею пользоваться. У дедушки затравленный вид, он отвечает, что зажигалка может взорваться в руке. С дешевыми зажигалками нужно поосторожнее.
И зажигалка стоит на столе, мать добросовестно, однако с отвращением стирает с нее пыль.
Предательство. Зажигалка напоминает о непростительном предательстве Рода. Во сне он видит, как из зажигалки вырывается молния — гигантские языки пламени с ревом пожирают квартиру, все сжигая дотла.