Род жадно поглощает практически все, что ему дает бабуля. В тех редких случаях, когда она по капризу или приступу умопомрачения предлагает добавку, Род принимает, но осторожно, всегда опасаясь подвоха.
Он поглощает:
зельц вареную картошку жареную лопатку стейки лук вымоченные ребрышки фасоль кислую капусту резиновое желе
тушеное мясо яичницу с пережаренным хрустящим белком и склизким желтком печенку бекон шпинат поджаренный на свином сале черствый хлеб рожки маргарин китайскую горчицу суп с дробленым зеленым горохом кетчуп горчицу хрен бутерброды
лимскую фасоль болонскую колбасу пирожки с рыбой фасоль «Кэмпбелл» помидоры майонез вырезку капусту репу овощной суп
сосиски сладкий картофель латук тушеную картошку с луком филе камбалы жареную картошку соус чили сахарное печенье из «Вулворта» моченую зеленую фасоль восковую фасоль горох брокколи и десятки других блюд подчас неузнаваемых в том числе те что неизменно готовятся на Пасху День благодарения Рождество и Новый год.
Но единственное, чего Род совершенно не выносит, — кольраби. Хотя через силу ест других представителей ненавистного семейства: просто капусту, брокколи, цветную и брюссельскую. Но кольраби — мерзость и слизь, сопли, моча, дерьмо, блевотина, глисты и кровь, дьявольским образом перемешанные. Бабуля подобной своенравной испорченности не выносит. Она обвиняет мать, что та портит жалкого капризулю, помилуй его, господи, поведение его безнаказанно, а тем временем люди недоедают в Армении, Китае, Аравии и бог знает каких еще богом забытых местах, где полно голодных черных ниггеров и китайцев, они лопочут, и полюбить их способен только сам Иисус, они ведь едят друг друга без маринада, и у каждого по пятьдесят жен!
Они что, осведомляется бабуля, думают, она покупает кольраби для собственного удовольствия?
Они что, не знают, вопрошает она, прижав одну руку к слабой груди, а другой, кулаком, молотя Рода по голове, не знают, что кольраби дешева, в ней полно всем необходимых витаминов, о которых пишут в «Ньюс», что без них кровь становится жидкой, как вода, глаза желтеют, как у бедняг прокаженных в Африке, а руки и ноги отваливаются, ей-богу, вместе с кишками, когда по улице идешь? Только миссионеры, уверяет она, воистину святые, способны подойти у всех на виду к таким отвратительным созданиям, что разваливаются на части, да возлюбит их господь!
Бабуля говорит, что от подобной участи их избавит кольраби. Она оборачивается к дедушке и, свирепо уставившись в его тарелку, напоминает, какой прекрасный пример своему тощему внуку он подает. В тяжелую минуту бабуля поднимает взор к потолку за поддержкой и вопрошает бога, зачем он послал ее на грешную землю страдать из-за мужа-размазни, дочери-потаскушки и внука, дикого индейца, точь-в-точь, как его забулдыга-отец.
Но бог в премудрости своей знает, насколько тяжелый крест способен нести каждый, бог сжалится над ней, о да, она уверена, он не увеличит ее бремя ни на йоту. Богу известно, говорит она, молотя кулаком Роду по черепушке, что ее терпение истощилось. Что она всего лишь человек из плоти и крови. Что мучители пользуются ее добротой.
Не думает ли кто, повторяет бабуля, что она покупает кольраби для своего удовольствия?
Род пялится на капусту, что стынет у него на тарелке. Далее все идет как обычно. Бабуля и мать убирают со стола, заваривается чай, на десерт подается лаймовое желе. Бабуля самолично соскребает объедки с тарелок в мусорное ведро, но бережно перекладывает кольраби Рода на треснутое блюдце, а блюдце убирает в ледник. Она счастливо улыбается Роду, у Рода крутит живот. Жжет глаза. Он глядит на дедушку, тот читает «Джорнел-Америкэн» двухдневной давности, свистнутый с буфетной стойки. Род смотрит на мать, та льет молоко в чай. Длинная страстная речь и бабулины стенания о ее мучениях, удары кулаком Роду по голове и порка тонким ремнем по ногам, ягодицам и бедрам — ничего этого нет.
Поглаживая Роду лицо сальными пальцами, бабуля мягким, чарующим голосом спрашивает, не хочет ли он еще желе или вкусного печенья. Может, молока с желе? На все вопросы Род отвечает отрицательно, угрюмо повесив голову, и бабулино лицо в ярости багровеет. Наступает глубокая тишина. Род медленно поднимает взгляд — бабуля сердито смотрит. Ее глаза вспыхивают, и Род знает: у нее появился план. Он оседает на стуле и видит блюдце, полное отвратительной, холодной, студенистой, зеленовато-белой капусты. Это для него.
Может, мать что-нибудь такое скажет, и бабуля выбросит кольраби. Род знает, что этого не будет. Может, кольраби исчезнет. Может, дедушка воспротивится. Может, ледник взорвется, или весь дом сгорит. Он знает, ничего подобного не случится. Может, бабуля?.. Может, бабуля?.. Может, она?.. Ничего не будет. Не может быть. Род пять раз повторяет имена Иисуса, Марии и Иосифа. Он прикидывает, что если б заболел проказой, его губы, наверное, отвалились бы к утру.