Изверг Род

Сорок девять

Мать говорит, что все детские фотографии Рода без спросу забрал отец, и Род долго ей верит, но однажды понимает, что никаких детских фотографий не было, что мать врет. Как и все остальные.

Как-то мисс Крейн — затуманенные очи лезут на лоб, нижняя юбка настырно выглядывает из-под мятого платья, — пошатываясь встает и, с трудом сохраняя равновесие, начинает писать на доске авторучкой. Большой Микки кидает в нее бутербродом с помидорами и майонезом, Белок — яблоком, а Сэл Ронго — тряпкой для мела. Мисс Крейн рыдает, а Род, почти истерически развеселившись при виде ее беспомощности, теряет самообладание и мочится в штаны.

В центовке Род заглядывает в сонник «Познайте ЗНАЧЕНИЕ своих СНОВ» и читает, что сон о том, как находишь бумажные деньги в пустой комнате или доме, — к серьезной болезни, а может, и смерти, что постигнут дорогих и близких. Вечером он упоминает, что ночью ему снился такой сон, и с удовольствием видит, как на секунду, не сразу вычислив его замысел, бледнеет бабуля.

Когда мисс О’Райли, читая или беседуя с классом, опирается бедрами о край стола, застежки ее подвязок чуточку выпирают на тугой ткани юбки, и Рода доводит до исступления это необычайное доказательство реальной женственности. Оно заставляет его мастурбировать так часто и одержимо, что лицо его сереет, глаза от усталости косят, и каждый вечер он засыпает за ужином; эти спонтанные грезы бабуля прерывает легкими ударами сахарницей по голове.

Часто, уже засыпая, Род видит бабулин золотой зуб, что горит в вечном сумраке длинного коридора — бабуля распахивает пасть, сейчас уничтожит Рода: сука, уродина, гарпия, убийца.

Толстая пачка писем, перетянутая резинкой, — все письма адресованы бабуле и написаны отцовским почерком. Род держит их в руке, щурится, держит их, закрывает глаза.

Потеряв всякое терпение, не в силах вынести еще хоть каплю всеми требуемого самоуничижения, Род со всей дури бьет Большого Микки по голове доской от ящика с апельсинами. Видя кровь, что течет изо рта жертвы, пугающе малиновый всплеск, Род понимает: если бьешь других — перестаешь бояться. Как же до него раньше не дошло?

На фотографиях из Фар-Рокэуэя, снятых до рождения Рода, изображены бабуля и дедушка, дедушка и отец, бабуля и отец, бабуля, дедушка и отец, неопознанная женщина и отец, кузина Кэйти с дедушкой и отцом, еще неопознанные мужчина и женщина, бабуля и отец, отец на фоне «студебеккера». А где была мать в тот солнечный день?

Бабуля говорит, Иуда Искариот был рыжим, а значит, Род Не Ее Рода-Племени, вот именно, рыжие волосы — верный признак всякого отребья, которое со свиньями и курами спит.

Рода отправляют к директору после того, как они с Пулсивером крадут у заменяющего учителя обед и журнал посещаемости. Когда директор спрашивает Рода, что скажут его родители о столь отвратительном поведении, Род отвечает, что оба погибли, упали с крыши. На прошлой неделе. Он пытается заплакать, но вместо этого измазывает всю рубашку соплями.

Белок покупает Роду копченую колбасу, сэндвич с картофельным салатом и пепси, угощает «Кэмелом» из полной пачки. Род благодарит, и они курят, а потом Белок рассказывает, что у него полно денег, остались от двух долларов, ему в парке дал один старикан, чтобы сделать Белку минет. Род с умным видом кивает, потом хихикает. Интересно, что такое минет.

Род уже сам не понимает, что ему нравится, он запутался в собственных вкусах, ибо одна из его тактик защиты от многообразных бабулиных атак — притворяться, что ему нравится то, что не нравится, и не нравится то, что нравится. Он безучастен и практически ни о чем не имеет своего мнения, дабы внести хаос в бабулин реестр его слабостей.

Как-то вечером, за ужином бабуля сообщает матери, что отец Рода всегда был нищим сифи-литичным извращенцем, да и сейчас такой, и лучше ему было, прости господи, появиться на свет мертворожденным, и тут вдруг поворачивается к Роду и спрашивает, что он думает о своем отце-лодыре. Застигнутый врасплох, Род отвечает, что. по его мнению, детям следует почитать отца и мать своих, и бабуля, глянув с какой-то отстраненной жалостью, швыряет ему в лицо миску тушеных помидоров.

Иногда Род слышит, как мать плачет в ванной, — единственное место, как она сама говорит, где вообще можно остаться одной. В такие минуты он хочет, чтоб она вышла замуж за жирного букмекера, который стоит на углу у подземки, или за таксиста, у которого трясучка, или за лысого приказчика в закусочной, или за мясника Фила, хоть он и жид, и пялится на нее так, что у Рода желудок аж переворачивается.

В свободные дни катехизис преподает новая учительница — сестра Тереза, молодая, бледная монахиня, сероглазая и с тонким изящным носом. Когда она заговаривает об ужасном грехе грязных помыслов и деяний, над которым рыдает господь, ее щеки слегка розовеют, и Род влюбляется.

Род держит одностороннее лезвие «Жиллетт» над своим запястьем и размышляет, за сколько времени вытечет вся кровь из человека бабулиных размеров.

Каждый день Род крадет у дедушки одну сигарету из пачки «Лаки-Страйков» и однажды, равно с удовольствием и изумлением, выясняет, что дедушка знает, и знал с самого начала. Роду неудобно, но не настолько, чтобы не воровать больше, потому что дедушка — чертова размазня.

Сэл Ронго говорит Роду, что ад и рай — фигня на палочке, иначе почему священники желают умереть не больше прочего быдла, а Большой Микки говорит, Сэл, блядь, настолько тупой, что, блядь, удивительно, как это он, блядь, вообще научился ходить. Род бочком отходит, он знает: когда Сэл и Микки ссорятся, достается другим.

Однажды в «Сюрпризе» отец покупает Роду сэндвич с барбекю и стакан молока, говорит, что пусть Род знает: отцу всегда было хорошо с матерью, надо было ей держаться за него, он ведь боготворил землю, по которой она ступала, надо было держаться, ей-богу, он ее до сих пор невероятно уважает, не понимает, почему ему нельзя даже на чашку кофе ее пригласить, поболтать с ней. Он шмыгает носом и закуривает, а когда продавец спрашивает, как дела, отвечает, что на жизнь грех жаловаться.

Роду интересно, каково носить жилет, женский эластичный пояс, смокинг, шлепанцы, котелок, корсет, монокль, шелковые чулки, двубортное пальто, лисью шубу, галстук, туфли на высоком каблуке, лодочки, нижнюю юбку, усы, заколку для галстука, лифчик, красить губы помадой и десятки других вещей, что свидетельствуют о принадлежности к миру взрослых. Разглядывая свое неуклюжее мешковатое тело в бабулином зеркале на шкафу, Род плюет в стекло.

На исповеди Род говорит, что ненавидит бабулю, потому что она орет на него, порет, бьет все время, и священник говорит, надо постараться, не испытывать терпение бедной женщины, у бабушек сил-то поменьше, чем у молодых, и дети должны пожилых понять. Род прибавляет, что желает ей по-настоящему ужасной смерти — может, ее трамвай напополам разрежет. По другую сторону оконной сетки наступает длительное молчание.

Бабуля говорит, она точно выяснила, у кузины Кэйти рак, она уже не жилица, бедняжка. Бабулин голос прерывается, из кармана халата она вынимает носовой платок, весь в желтой корке, вытирает глаза. Род опасается, что от этого омерзительного спектакля сейчас захохочет.

Однажды, оставшись один в квартире, Род необъяснимо принимается стегать себя бабулиным ремнем по голым ногам, по спине и груди. Он бичует себя сильнее, красное лицо в поту, он неудержимо заводится. Продолжая себя лупить и сгорая от стыда, он расстегивает ширинку.

Бабуля и мать говорят Роду, что ему нельзя стать бойскаутом, неважно, что там разрешают Кики или Бабси их матери, все знают, эти поганые бойскауты — какие-то чокнутые протестанты, прыщавые и пропахли рыбьим жиром, они день и ночь отвращают католических мальчиков от истинной веры.

Марджи с опозданием присылает Роду на день рождения открытку, там написано: «Извини, что так поздно. Твой друг Марджи», — и мать с бабулей по очереди вопят на Рода, хлещут его по лицу, и в итоге оно совсем багровеет и распухает.

Род видит, как Белок ведет девятилетнюю девочку в подвал по соседству, секунду размышляет, не рассказать ли кому про Белка. Но потом решает, что это его не касается, девчонка знает, что делает, и к тому же, Белок — парень что надо.

Род и остальные мальчишки поражены, когда им представляют девчонку по имени Рути, она будет учиться в 6А-4. Дня не проходит, как они понимают: если Рути где и место, то именно здесь, потому что когда Сэл Ронго спрашивает ее, не слыхала ли она, блядь, про мыло и воду, Рути предлагает ему пососать ей письку.

Род страдает, обнаружив, что молодая бабуля на древних фотоснимках явно выглядела почти точно так же, как сейчас мать.

Труп бешеной собаки, застреленной полицейским на углу у городской бензоколонки, кажется Роду необыкновенно спокойным, даже блестящие мухи, что роятся и жужжат над окровавленной собачьей головой, не нарушают исходящие от зверя умиротворение, тишину и покой.

На фотографии, где бабуля стоит под деревом в шубе и шляпке, улыбается, однако сурова, Род аккуратными буквами пишет: СТАРАЯ ГРЯЗНАЯ ПИЗДА. Он прислоняет фотографию к сахарнице на кухонном столе, садится на кушетку и безмятежно ждет бабулю с матерью. Он в экстазе: мир на грани гибели.