Изверг Род

Тридцать три

Бабуля и мать, вместе и порознь, намекают, нудят и рассуждают, что дедушке надо бы стать Роду настоящим отцом. Мотивы у них довольно разные, но обе согласны: школьные неудачи Рода, отвратительное пренебрежение к личной гигиене, отвисшая челюсть и плотоядный взгляд, поганый язык и друзья, которых будто кошка из подвала притащила, все из-за того, что отец Рода — бабник, пьянчуга, тунеядец и лодырь, которому мозгов не хватает шнурки на ботинках завязать. Бабуля считает, что состояние, как она выражается, Рода, нахального остолопа и недалеко упавшего от яблони яблока, целиком объясняется дурной наследственностью, а его отец — последний в длинной череде полных дебилов, сушеных ведьм и слюнявых придурков по обеим линиям в несчастной семье, так что мальчику, по правде говоря, повезло, что не стал психом. Пока.

Предписания высказываются эпизодически и обычно следуют за инцидентами, которые бурно завершились энергичным избиением Рода. Дедушка говорит, что с радостью станет мальчику отцом, только отведите его в бар Пэта. Но затем смягчается, и они с Родом вымученно гуляют в парке или сидят, почти ни слова не говоря, на причале, на 69-й улице, наблюдая за оживленным судоходством по Нэрроуз, или стоят за сетчатой оградой, заставая пару иннингов пивной лиги по софтболу. Во время прогулок дедушка разговаривает мало, хотя иногда сообщает Роду, что надо следить за собой: когда подрастет: для чистой католической девушки: которую когда-нибудь встретит: скоро. Дедушка прибавляет, что скорее, чем думает Род, и безысходно вздыхает.

В серый шумный полдень они сидят на причале, смотрят, как буксируют маленький танкер по центральному каналу в открытое море. Дедушка закуривает «Лаки-Страйк», мастерски пряча огонек от резкого соленого ветра — в этом жесте Роду внезапно чудится изящество и пугающая новизна. Дедушка затягивается и говорит, что Роду нужно держаться подальше от плохой компании, особенно от тех бездельников, что учатся в этом его классе, дедушка не удивится, если все они кончат на электрическом стуле, и слава богу, что в школе учатся не вечно. Он молча курит, не продолжая и не ожидая ответа, а докурив, щелчком отправляет окурок в неспешные гладкие волны, что нескончаемо катятся мимо.

Дедушка смотрит на Рода, кладет руку ему на плечо — неуверенное, робкое, уклончивое касание. Говорит, да, Рода скоро переведут от преступников слабоумных, не успеешь глазом моргнуть, как он станет учиться в средней школе или еще где. Уедет. Дедушка кладет руки на колени. Говорит, что Род скоро станет мужчиной. Род смотрит на дедушку, что-то странное слышится в дедушкином голосе, лицо хмурое, мрачное и жесткое, дедушка будто враз постарел и помолодел. Он говорит, Роду нужно куда-нибудь уехать, уехать куда-нибудь, когда время придет, пойти на флот или еще куда, уехать куда-нибудь. Когда придет время, это разумно. Говорит, Роду следует подумать, как отделаться от бабули, как отделаться от нее к чертовой матери! Что бабуля жизнь из Рода высосет, но у него еще есть шанс стать настоящим парнем, если он… В общем, у него еще есть шанс стать мужчиной. Может быть. Дедушка говорит, что бабуля немного чокнутая, и если б ему хватило духу, он бы отделался от нее, но ему духу не хватает, всегда не хватало, он знает, отец Рода его считает размазней, и этот никчемный алкаш и сукин сын, ей-богу, прав, он и есть размазня хренов! Лучше бы он умер. Род в ужасе — от дедушкиных слов, от этого визгливого скрежета, шепчущего и слабого. Род боится смотреть на дедушку. Боится дотронуться. Он заставляет себя посмотреть.

Род хочет видеть. Он хочет видеть. Дедушкино лицо так уныло, что Рода мороз по коже подирает. Дедушка пепельно-бледен. Дедушка снова закуривает и что-то говорит, но Род не слышит. Дедушка курит, говорит и ужасно выглядит.