Изверг Род

Двадцать

Род добровольно лущит горох. Для дедушки таскает с буфетной стойки трехдневной давности «Сан» и «Америкэн Джорнал». Моет свою тарелку, пьет чай, не хлюпая и не чавкая, приносит дедушке ящик с гуталином. Когда бабуля лупцует Рода, он сдерживает неуместный громкий, хриплый хохот, кричит в меру, вставая из-за стола, благодарит господа бога и просит разрешения. Оттирает костяшки пальцев и вычищает черную грязь из-под ногтей. Носит красно-желтую бабочку, которую ему подарил на день рождения мистер Свенсен, чистит ботинки, опускает ненавистные вязаные уши на шапочке, выходя из дома погулять, смазывает ролики. Он берет добавку склизкого корня ревеня и ест его с замечательным удовольствием. Хмурится и явно мучится, когда бабуля в очередной раз повествует о том, как мать чуть не отдала богу душу, рожая Рода, уже тогда негодника. Он вычесывает колтуны из шевелюры и даже укладывает ее на пробор — ну, примерно. Меньше крадет у дедушки «Лаки-Страйки». С почти правдоподобным восторгом хлопает в ладоши, когда бабуля сообщает, что он снова может помочь матери красить пасхальные яйца, и завершает это поразительное проявление эмоций возгласами «здорово!» и «блеск!» Больше не мочится на сиденье унитаза и на пол в ванной. Отгоняет периодически возникающие видения: бабуля выпадает из какого-нибудь окна. По своей воле вызывается выбить ковры на крыше. Оценки по прилежанию и поведению превращаются в табеле из двоек в тройки.

Какой мальчик! Какой прекрасный мальчик!

Он лечит больных, хромых, заразных и безумных, оживляет мертвых, совершает революцию в преподавании географии, гонит виски, скручивает идеальные сигареты, находит квадратуру круга, выигрывает «Золотые перчатки» и «Серебряные коньки», жмет руку мэру, избавляет от прыщей себя и всех на свете, обшивает жителей целой многоэтажки, излечивает отца от пьянства, выдает мать замуж за бывшего священника, который изобрел лекарство от рака, гноения, туберкулеза, скоротечной пневмонии, недомогания, общего упадка сил, извращений и халитоза, отправляется в Бруклинскую техническую школу и пересматривает основы дифференциального исчисления, в мусорной урне находит миллион долларов и отдает его сестрам милосердия, побеждает Фредо в боксе, борьбе, беге, прыжках, индийской борьбе, десятиборье, на локотках, в очко и в бабки, учится водить машину, летать, готовить пищу, шить, вязать на спицах и крючком, учится при необходимости по мелочи ремонтировать сантехнику, превращает гостиную в небольшой, но полностью оборудованный спортзал, примеряет материну одежду и решает, когда захочется, быть девочкой, в школьном актовом зале выступает с речью о достойной уважения жизни отца, что работал грузчиком, уборщиком, временным барменом и мойщиком такси, несколько туманно исповедуется в довольно грязных помыслах насчет Изабелл Стайлз, Роды Рой, Вирджинии Кристи, Аннетт Юфимии, миссис Мелцер, Долорес Скупа-ри, Хелен Уолш, Клэр Алессио и Дикси Дуган[5], выполняет епитимью, причащается в ослепительных золотых лучах под пение хора и затем анонимно посылает каждой очаровательной хористке, а также миссис Мелцер, прекрасную желтую гибридную розу, а не вполне реальная Дикси Дуган розу не получает, он больше не онанирует, ибо отточенное религиозное сознание позволяет ему заглянуть в ад, что явно населен сплошь миллиардами дрочащих пацанов в окружении радостных чертей, он красит кухню, стелет новый линолеум, покупает оконные навесы геральдических цветов и дарит бабуле бесценную старинную диадему с бриллиантами, в знак благодарности за то, что господь убедил ее вставлять зубы перед едой и носить нижнее белье.

Какой чудный мальчик! Какой чудный мальчик!

Бабуля говорит, что поступки Рода, эта его чудесная забота, жалка и смешна, как божий день ясно, что Род делает все это, совершает все эти приторные — комар-носа-не-подточит, биб-лия-учит-нас — поступки, дабы пустить бабуле пыль в глаза, куда уж там, ха-ха!

Нужно быть очень умным, чтобы одурачить бабулю.

Она говорит ему, что кино по субботам больше не будет, от сериалов мозги съезжают набекрень, а у Рода их и так кот наплакал, бедный дурачок, нечего ему пялиться на изнеженных парней, которых теперь называют актерами, на Тома Уэйна этого или как его там, пусть отныне отдает бабуле каждый цент, что зарабатывает, в субботу утром поднося продукты из бакалейной лавки богатым черномазым теткам, напускают на себя такой важный вид, будто им самим уже и не пристало дотащить домой пакеты со вчерашним хлебом, вялыми овощами и костями для супа, неженки, пару кварталов со своими объедками пройти не могут, каждый цент Род будет отдавать бабуле, это покроет домашние расходы, пора уже что-то приносить в семью, хватит все брать, брать и брать, бог в раю видит, что мать Рода не может устроиться на работу или удержаться на работе, если вдруг случится чудо и кто-нибудь по ошибке ее наймет. Когда это произойдет, в аду наступят заморозки.

Больше ни единого цента на леденцы по дороге в школу или домой — пустая трата, от леденцов зубы сгнивают, а они у Рода, бог свидетель, прямо как флаг гордой свободной Ирландии, ей-богу.

В этом году он может забыть о длинных штанах — одежда стоит целое состояние, Депрессия там или не Депрессия, он будет носить короткие штаны с заплатками до тринадцати лет, а может, и дольше, если не способен язык свой длинный прикусить. Мальчик, который носит длинные штаны, должен быть мужчиной, а Род со своим нытьем — сущий ребенок, и до сих пор иногда мочится в постель, просто мерзость.

Бабуля говорит, что не примет от него диадему с бриллиантами, даже если от этого будет зависеть ее жизнь, бриллианты и так сильно смахивают на стекляшки, и хотя сердце у него хорошее, она прямо поражена этой его доброй мыслью, но будь она проклята, если станет носить протезы каждый день, они тяжелое испытание и пытка, она их заслужила, когда пошла к американскому дантисту-шарлатану, а что до нижнего белья, то лишь такой дегенеративный извращенец, как Род, глядя на собственную бабушку, обратит на это внимание, да господи боже, это противоестественно, Роду следует сгореть со стыда, это старые девы-монахини его научили, что ли, и Род получает затрещину, дабы хорошенько усвоил бабулины глубокомысленные соображения.

Пожалеешь розгу — испортишь ребенка, чудный, заботливый мальчик.