Красный волк

Глава XV

Гости окаменели, потом точно разом опомнились, попятились. Даже Ним-шин и госпожа Оли-шин отступили на шаг-другой. Ун позволил себе снисходительно улыбнуться. Чего они все испугались? Этого детеныша в обносках? Эту совсем худенькую самку с серой гривой, разводами рыжих полос на лапах и морде? Они что, не видят, с каким ужасом смотрит она на них синими глазенками? Как горбит хребет? Не понимают, что не будь на ней ошейника – она уже давно бы забежала обратно в дом?

Бояться можно, если перед тобой целая стая, да и то – когда под рукой нет палки или пистолета, Или если ты сам еще сопливый мальчишка. А тут?

«Какое позорище».

– С чего такой переполох? – небрежно спросил Ун.

Ним-шин попытался изобразить улыбку, но получилось какое-то нервное, чуть перекошенное выражение:

– Да видел я макак. Но здесь... без охраны... один поводок! Они же могут быть бешеными. Ну, Ли! Ну, Ли!... Ты только подумай. Но теперь понятно. Вот кто все это устроил. А я-то думал!

Внутреннее торжество Уна сменилось непониманием:

– Что «все устроил»?

– Ах, да, ты же еще не слышал! Знаешь господина Рица? Старикан такой, служит в министерстве... Ну, не знаешь и неважно! Он держит двадцать или тридцать макак. Все хочет вывести какую-то там особую домашнюю породу с добродушным нравом и с полосками какой-то там неземной красоты. Да не смотри так! Конечно, у него есть позволение кого надо. Тут другое главное. Неделю назад у него пропала макака. Громко не объявляли об этом, но слушок прошел. И теперь я, думаю, мы знаем, куда именно она пропала.

– Я прошу вас не бояться, – голос господина Ли-шина перекрыл взволнованный шепот оживших гостей. – Она не причинит никому вреда! Как я уже сказал, макаки стали опасны, потому что был нарушен порядок их дикой жизни! Но сегодня мы начнем исправлять эту ошибку и возрождать прекрасную раанскую природу! Дорогу! Дорогу!

Он взял у слуги, хладнокровного и, похоже, привыкшего ко всему, поводок и пошел в толпу, увлекая за собой перепуганного детеныша. Та упиралась, но слабо, упади она на землю – ошейник бы просто сломал ей шею.

– За мной!

Господин Ли-шин шел вперед, и гости расступались перед ним, при этом он был и совершенно уверен в себе, и совершенно отрешен: как будто и приглашал зрителей пойти с ним, и одновременно с тем – не нуждался в них, и был готов провернуть все дело в полном одиночестве. Эта решимость подкупала даже сильнее обещания дармового представления.

Рааны сначала неуверенно, но потом все смелее начали присоединяться к нему. Получилась не то свадебная, не то похоронная процессия. Ун не вслушивался в пустые и теперь уже бахвальные разговоры, и только пристально следил за макакой. Она едва-едва поспевала за уверенным шагом господина Ли-шина, то и дело оборачивалась, скалилась, похоже, от боли, отбивая голые подушечки лап о плиты дорожки. Ун плохо помнил макак в зверинце – сколько лет прошло! – но был уверен, что при всей дурной кормежке и грубом обращении они были куда крепче этого ухоженного, но хилого щенка.

Гости прошли через запущенный двор, миновали охваченные плющом ворота и свернули в поле, направившись в сторону видневшегося невдалеке леса. Здесь у бедной макаки все стало еще хуже: прошлогодние сухие стебли кусали за пятки, и она смешно подпрыгивала и повизгивала.

Кто-то из гостей засмеялся:

– Смотрите, как она радуется свободе! Вот это восторг!

Все согласно закивали, некоторые даже состроили умильные гримасы.

Уну захотелось разуть кого-нибудь из этих благородных господ и заставить пробежаться по репейнику и крапиве, но, повернувшись к Ним-шину, он сказал о другом:

– Господин Ли-шин серьезно собирается выпустить домашнюю макаку в лес?

– Это же Ли! – покачал головой Ним-шин. – Он если что решил, так от своего не отступит. Еще потом и письмо это заставит подписать... Как бы от него отвертеться...

– Она из-за голода выберется к городу и перепугает кого-нибудь до смерти. Надо сообщить в гвардию.

Ним-шин на ходу поймал его за плечо и легонько тряхнул, зашипев:

– Ун! Ты думай, о ком говоришь! О Ли! О друге его величества! Да он сморкается в платки с красной каемкой. В земли достопочтенного господина Ли-шина без императорского позволения даже гвардии-генерал покровитель высочайшего двора сунуться не посмеет. Ты правда веришь, что из-за очередной причуды Ли станут беспокоить его величество?

Госпожа Оли-шин споткнулась о какую-то корягу, жалобно и возмущенно пискнула, и Ним-шин поймал ее под руку, прервав свою речь. Да в продолжении и не было нужды. Ун уже все понял, и теперь только смотрел на угрюмую стену леса, которая приближалась к ним медленно, но неотвратимо. К крайним тонким липкам господин Ли-шин подошел один, подтягивая за собой упирающуюся и ничего не понимающую от страха макаку. Рааны встали полукругом, точно у сцены, но на почтительном и безопасном расстоянии.

– Это первый зверь, которого я возвращаю нашей природе! Ибо дикое должно быть диким, и инстинкты...

Какие инстинкты? Ун смотрел на макаку и все пытался понять, что такого дикого в ней нашел господин Ли-шин. Перед ними стоял зверь, лишившийся меха из-за сотен лет принуждения носить одежду, оставшийся без плотных наростов на ступнях, потерявший клыки и когти, без которых нельзя было рыть норы, изнеживший желудок вареной и жареной едой. А за спиной этого домашнего зверька хищно темнел лес, готовый за одну ночь пережевать его, а утром выплюнуть замерзшее тельце.

Господин Ли-шин расстегнул ошейник макаки и произнес, торжественно взмахнув рукой:

– Беги! Будь свободна!

Макака не сдвинулась с места и вдруг захныкала, еще сильнее сгорбилась, переминаясь с одной покрасневшей, расцарапанной лапы на другую. Господин Ли-шин хлестнул по воздуху поводком, толпа загалдела и засвистела, раздался жалобный писк, зверек отпрянул – шажок, другой – и вот уже побежал, скрывшись среди деревьев.

–Ура! Вот начало и положено! – сказал господин Ли-шин, и все захлопали. Ун тоже похлопал из приличия, но все больше и больше понимал, с изрядной долей неприязни, что просто так уйти не сможет. Бросил бы он Пушистого в чаще леса? Особенно щенком? Макака ведь была совсем мелкой и годилась только сдохнуть. Мерзкое, конечно, создание, но все-таки животное. Уж лучше пристрелить, чем так мучить. У него неприятно зачесался обрезанный край правого уха.

– Покусает она кого-нибудь, – сказал он Ним-шину. – Или помрет там. Как все уйдут, надо бы...

Он был готов выслушать пару другую замечаний насчет своего слабоумия, но, странное дело, Ним-шин глянул искоса, заговорчески и тихо-тихо сказал:

– Знаешь, ты читаешь мои мысли! Мы обязаны ее изловить. Отвезем хозяину и обойдемся вовсе без гвардии.

Потом он подумал еще немного и добавил:

– А что макаки здесь не будет – так они прятаться в лесах умеют мастерски, как говорят. Или все решат, что она убежала куда или померла. Хотя, что придумывать, Ли о ней, наверное, через неделю уже и не вспомнит.

– Вы не пойдете ловить макаку! – влезла госпожа Оли-шин, но Ним-шин обнял ее, шепнул что-то и поцеловал. Она возмущенно скривила губки, явно желая возразить еще, но передумала.

Такая резкая перемена в настроении друга показалась Уну подозрительной, но теперь было не время искать подводные камни, и он всмотрелся в лес, стараясь запомнить направление, куда побежала макака.

Восхищенные рааны обступили господина Ли-шина, слышались поздравления, смех и дружеские шутки, наконец, снова зазвучал голос хозяина дома, но теперь в нем пропал огонь и проступила усталость:

– ....прошу вас всех ко мне. Надо отпраздновать. Я приказал подготовить закуски и вино, ведь такое событие...

Услышав это, Ун невольно сглотнул. Последний раз он ел вчера, и кусок мяса сейчас бы пришелся очень кстати, но решение было уже принято – не отступишь. Гости и господин Ли-шин уходили, галдя, и трех задержавшихся у кромки леса раанов никто не хватился.

– Я туда не пойду! – сразу заявила госпожа Оли-шин.

– А вдруг пока мы будем искать макаку в лесу, она сюда выйдет и покусает тебя? – заботливо спросил Ним-шин, и девушке пришлось согласиться. Она шла, тихо ругая под нос все на свете – свои туфли, платье, корни, рыхлую землю. К счастью для нее, идти пришлось недолго.

Макака сидела шагах в тридцати от того места, где ей была дарована свобода. Она обхватила передними лапами острые колени и уткнулась в них лбом, подрагивая, и стараясь упираться в палые листья пятками, не беспокоя исцарапанные ступни.

– Вот и она... – Ним-шин нервно засмеялся и чуть подался назад, госпожа Оли-шин вцепилась в его руку, точно тонула.

Ун хотел потребовать тишины, но было поздно – детеныш уже поднял голову, посмотрел на них мокрыми от слез глазами и укрыл макушку пальцами, как будто это могло его спрятать. Нет, бежать макака никуда не собиралась.

– Предлагаю поступить так. Мы с Оли пойдем за автомобилем, а ты, Ун, возьми палку и гони макаку к дороге. Нужно идти вдоль леса, там увидишь, за полем, будет перекресток...

Ун посмотрел на друга, потом перевел взгляд обратно на макаку. Далеко же они загонят зверя с такими лапами. Да и сомневался он, что макака правильно поймет их намерения, скорее уж, перепугается и сбежит в чащу, и вот тогда они смогут проверить, работают или нет ее инстинкты.

– Ты что, боишься? – спросил Ун прямо.

– А ты нет? Тебе такая тварь ухо отгрызла!

– Да не отгрызала мне... А, ладно.

Ун снял куртку и начал медленно приближаться к макаке на полусогнутых ногах, чтобы не казаться ей огромным и угрожающим. Не дойдя всего ничего, он присел на корточки и протянул к зверенышу руку, позволяя ей лучше разобрать свой запах. Макака вяло отпрянула, но не вскочила и не бросилась прочь. Странное дело, сейчас, находясь совсем близко, он мог отчетливо рассмотреть ее в мельчайших деталях, и не видел длинных, длиннее чем у раанов или норнов, ушей, которые почему-то всплывали в его детских воспоминаниях.

Ун прокрался еще немного, медленно выдохнул и накинул на нее куртку, готовясь броситься вперед, если зверь вдруг сорвется с места. Но макака не дернулась. Куртка сползла с ее головы, из-под воротника показались испуганные синие глаза, полные какой-то невыразимой звериной тоски. Ун плюнул на все, чувствуя себя полным идиотом, встал, шагнул к макаке и взял ее на руки. Глупое решение – это он понял сразу, как только почувствовал теплое дыхание совсем близко от своей шеи, но ему повезло. Все-таки макака была ручной и не стала вгрызаться в горло, только вцепилась лапами в плечи, часто и шумно фыркая.

– Ну что ты боишься? – спросил Ун. – Поедешь сейчас к своему хозяину.

Спутанная серая грива уткнулась ему в нос, и он чихнул, но от щекотки, а не от запаха. По всей видимости, об этой макаке очень хорошо заботились – иначе и не объяснить, почему она не источала какой-нибудь тяжелый животный дух. Зверинец не вонял, а смердел, и все макаки там были отвратительные, а эту – что странно – было даже не мерзко держать на руках. И кожа ее не шелушилась. А ведь, наверное, должна была – ведь обновлялись же как-то у макак цвета их полос в сезон линьки?

Когда он повернулся к друзьям, то постарался изобразить полное равнодушие, словно каждый день ему приходилось иметь дело с десятком диких макак.

–Я пойду к дороге, буду ждать вас у перекрестка. Идите за автомобилем.

Просить дважды не пришлось, возражать против его плана никто не стал. Они вместе добрались до края леса, там Ним-шин со спутницей свернули в сторону поместья, бесконечно оборачиваясь, точно в любой момент ожидали увидеть что-то ужасное, Ун же, поудобнее перехватив макаку, двинул на восток, держась ближе к подлеску и стараясь не выходить из тени деревьев, чтобы его сложнее было заметить издалека.

Сначала он шел бодро, но вскоре почувствовал, что детеныш совсем тощий на вид, на вес ощущался каким-то откормленным. Руки и плечи начали побаливать, вспомнились недавние дни рытья траншей на учениях.

Ун несколько раз останавливался перевести дух, приваливался спиной к деревьям. В конце концов, решил заставить макаку пройтись на своих двоих, но она словно что-то почувствовала и уснула, жалобно, тоненько засопев и накрепко вцепившись в него лапами. Тяжелее всего пришлось, когда лес закончился и потянулось поле. Как назло, облака разошлись, безжалостное солнце ранней осени кусало макушку, Ун совсем вспотел, и с разочарованием негромко ругнулся, когда увидел, что на дороге, показавшейся впереди, все еще нет никаких автомобилей.

Он не стал подбираться слишком близко к перекрестку и устроился в небольшом, заросшем травой овраге. Здесь он ссадил макаку, которая тут же проснулась, и рухнул на землю, прижавшись спиной к отвесному глиняному склону, отбрасывавшему небольшую тень и все еще отдававшему влагой после недавних дождей. Устроился он не слишком близко к зверю, на случай если тот решит вдруг взбеситься, и не слишком далеко – если подумает убежать.

Макака сидела и хлопала глазами, пристально смотря на Уна.

– Что пялишься? – спросил он.

Макака потерла полосатый нос, отогнав муху.

– Бежать не думай. Я все равно тебя догоню.

Макаки, как и собаки, понимали лишь отдельные слова, но Уну показалось, что детеныш кивнул. Все-таки разумное существо всюду пытается найти признаки разума, даже там, где их быть не может.

Ун сидел, чуть сощурившись и скрестив руки на груди. Он ожидал, что вот-вот на дороге заревет двигатель автомобиля, но слышал только, как перекрикивались горлицы. Минута сменялась минутой, а Ним-шин и его подружка все не появлялись. Ун рассматривал облака, следил за полетом торопливых пчел и беззаботных жуков, но всякий раз любопытство перевешивало, и взгляд его возвращался к макаке.

Она то перебирала камешки, то тыкала палочкой в землю, наверное, отыскивая насекомых, потом тоже заскучала, тоже начала поглядывать на облака, а изредка, когда думала, что Ун не видит, и на него.

Ун полез в карман, нащупал там несколько монет, выбрал две двушки, на которых не чеканили профиль императора, и пересел поближе к макаке.

– Смотри, – сказал он, показывая ей один из серебряных кружков. – А теперь...

Легкое движение пальцев, и монета исчезла. Ун три недели учился грошовым фокусам у своего соседа по палатке, но преуспел только в самых мелких. Для сложных ему не хватало артистизма, чтобы в нужный момент отвлечь зрителя каким-нибудь жестом или шуткой. Впрочем, сейчас он давал представление не перед самой искушенной публикой.

Макака выкатила синие глаза, подалась вперед, и он позволил ей со всех сторон оглядеть свою опустевшую руку.

– Нет-нет. Она совсем исчезла.

Макака посмотрела на Уна с ужасом, тогда он сжалился и показал ей раскрытую ладонь левой руки, на которой блеснула монета. Должно быть, для зверя это было настоящей магией, ведь макаки, насколько он знал, понимали некую связь между причиной и следствием даже лучше собак.

Ун показал ей тот же трюк еще дважды – оба раза с большим успехом – на четвертый же повтор она вдруг выкинула вперед лапу и схватила Уна за запястье ровно в тот момент, когда он аккуратно сбрасывал монету из ладони в рукав рубашки. Пальцы прижали металл к коже Уна, ощупали круглую форму сквозь ткань, на полосатой мордочке возникло удивление, а потом даже какая-то радость и гордость.

– Ну-у-у! – Ун вырвал руку из ее пятерни и спрятал монеты в карман. – Я практиковался всего ничего, знаешь ли. А вот как тебе это...

Но второй фокус он показать уже не успел, на дороге послышался шорох колес, к перекрестку подкатывал автомобиль.

Ним-шин улыбнулся Уну виновато:

– Встретили знакомых, пришлось задержаться на банкете. Ничего не поделаешь. Вот тут есть плед для пикника, давай укроем ее. Пусть в окно сильно не высовывается... Только следи, чтобы не подрала сидение и не нагадила, ладно? Автомобилю и недели нет...

Ун пообещал следить, решив не расстраивать друга новостями, что животное на то и животное, что может поступать непредсказуемо. Он сел рядом с макакой, завернутой в темно-зеленый плед, так что торчала только любопытная мордочка, и на всякий случай крепко обхватил ее рукой. К счастью, макака не испугалась зафырчавшего автомобиля и смирно глядела в окно, на проносившиеся мимо редкие сады и широкие поля. В конце концов, даже госпожа Оли-шин, все дергавшаяся и ожидавшая, что макака вот-вот накинется на нее со спины, успокоилась и перестала оборачиваться.

Но стоило только Уну подумать, что дорога их будет легкой и все предприятие окончится быстро и без проблем, как Ним-шин пропустил очередной поворот, угрожающе близко подобравшись к границам Столицы.

– А что, господин Риц-шин держит своих макак в городе? – спросил Ун прямо.

Ним-шин начал мямлить что-то неразборчиво, пытался отшучиваться, а потом, похоже, все-таки решил, что долго юлить не получится:

– Да я вот подумал, а что мы повезем ее сразу к Рицу? Какой толк? Есть у меня идея получше. Ты не волнуйся, Ун, поверь, тебе моя идея понравится. Мы едем в хорошее место. Там нам помогут все устроить как надо.