Глава XXXVI

Все-таки этот лесной патруль давался ему куда легче трех предыдущих. Ноги страшно ныли, но Ун больше не плелся как умирающий, и Варрану не приходилось останавливаться и ждать, пока «помощник» сумеет перебраться через очередной овраг.

Уну было стыдно вспоминать, как еще месяц назад, не одолев и четверти дневного маршрута, он сел на землю, обессиливший, и сказал, что дальше не пойдет. Варран тогда ни словом, ни выражением лица не выказал недовольства, согласился на лишний привал, а потом еще и потащил его ранец. Это было оскорбительно. Норн вел себя так, словно имел дело не со взрослым рааном, а со своей увечной сестрой, которую было бессмысленно ругать за ее слабость.

Но теперь все изменилось. Ун чувствовал, что его присутствие наконец-то начинает приносить хоть какую-то пользу. Или, по крайней мере, не наносит особого вреда. Завтра, вернувшись в дом Никканы, он в коем веке сможет не краснеть, отвечая на ее заботливые расспросы.

Ун улыбнулся. Завтра! Даже не верилось, что они вернутся домой. Там ждала сытная еда, вместо варева из безвкусных калорийных брикетов, и настоящая кровать вместо спального мешка, полного муравьев. А еще листья серого дерева. В горле запершило, руки начало потряхивать. Последнюю самокрутку он выкурил позавчера – вечность назад. Во время переходов усталость делала свое дело, кошмары притихали, пусть и не пропадали вовсе, но Ун ни минуту не сомневался: если не будет благословенного дыма, они в конце концов ударят в самый неподходящий момент. И дело тут ни в каком-то эфемерном чувстве вины. Он ни в чем не виноват! Он поступил правильно.

«Я просто все еще болен».

Во время полуденной остановки Ун несколько раз перерыл ранец, не обращая внимания на удивленный взгляд Варрана, и победно хмыкнул, выловив из бокового кармана салфетку с помятой и наполовину покрошившейся самокруткой. Пришлось повозиться с ней, но мучения стоили той минуты, когда легкая горечь изгнала из головы все до последней тревоги. И как он, дурак, собирался от этого отказаться? От лекарства! И из-за чего? Из-за минутного помутнения, которое могло случиться и от жары? В то бестолковое путешествие он просто еще не оправился после госпиталя... Она все это с ним сотворила!.. Она!.. Отцу бы не понравилась его новая привычка…

Ун поднял голову, вырвавшись из задумчивого оцепенения, и поморщился. Варран все еще пялился на него, и это уже начинало раздражать.

– Что не так? – спросил Ун, с сожалением выкинул короткий окурок после последней затяжки и начал запихивать вещи обратно в ранец. Он ожидал услышать какое-нибудь нравоучение о сером дереве и прикидывал, как бы ответить, чтобы не нахамить, но Варран заговорил о другом.

– Я хотел спросить, не знаете ли вы... Может быть, слышали... Не собирается ли госпожа Око покинуть нас?

Ун прыснул, но быстро задавил смех. Никкана была щедрой хозяйкой, кто же добровольно согласится уйти из-под ее крылышка? Точно не Око. Да и куда? Снова в лес? С обгоревшей спины этой ведьмы только-только сошли последние укусы мошкары. Еще чего, захочет она снова спать под кустом. Правда, честно работать ради новой городской жизни Око тоже не собиралась.

И почему это Варран решил спрашивать о таком именно его?

– Откуда мне знать, что она собирается делать.

Норн разочаровано пожал плечами, словно был уверен, что получит ответ. Ун бы даже разозлился на эту уверенность, но его все сильнее одолевало неожиданное снисходительное благодушие.

– Если Око вас утомила, так пусть Никкана попросит ее уйти. У хозяйки дома есть на это право.

Ун и сам хотел переехать, но Никкана заявила, что он им теперь как свой, и что они не позволят ему жить в какой-нибудь каморке и платить втридорога какому-нибудь Заттуру, не считавшему нужным даже мыть полы. А вот ведьму, похоже, в дом неряхи Заттура отдали бы с радостью.

Когда они обмыли котелки в мелком ручье собрали вещи и отправились дальше, Ун задумался, не был ли слишком резок с Варраном. Он же знал, Никкана скорее боялась эту лесную бродягу, чем уважала, и никогда не посмела бы выставить ее за дверь. Хотя, наверняка, ужасно хотела, чтобы к ней в дом снова приходили утренние гости, чтобы прохожие не перебегали на другую сторону улицы, завидев ее калитку, и чтобы торговцы в рыночные дни одолевали ее разговорами и сплетнями, а не чурались, как заразную.

– Знаешь, Варран, не волнуйся, – постарался ободрить товарища Ун, отмахиваясь на ходу веткой папоротника от большой красно-черной пчелы. – Мы уехали четыре дня назад. Кто знает, вернемся, а ведьма уже и убралась.

Он понял, что проговорился, но было поздно. Варран обернулся на него, едва не споткнулся, и посмотрел с ужасом. Ун не стал делать виноватое лицо. Может быть, она один раз угадала погоду, помахала руками и «излечила» Нотту, но все это было ровно из той же корзины совпадений, по которым сержант Тур предсказывал гибель полосатых. Ун не трясся перед этой полураанкой, когда она была рядом с ним, и тем более не собирался разыгрывать ложное поклонничество, когда она была далеко.

– Ведьма она ведьма и есть, – твердо сказал Ун. О том, что при этом она еще и самая обычная, пусть и хитрая, женщина, он решил не говорить. Варран в свою очередь воздержался от споров. Дальше они шли молча.

Ун постарался не думать об Око, и снова погрузился в наблюдения за своим напарником, пытаясь понять, как именно тот движется через лес, не теряясь в бесконечном зеленом море и лишь изредка сверяясь с компасом и картой, как замечает почти невидимые на коре деревьев зазубрины ориентиров, которые они иногда встречали и мимоходом обновляли, и как успевает при всем этом следить за змеями, бурые и пестрые шкуры которых сливались с лесной подстилкой. Обычно во время патруля Ун пытался разгадать секреты этого следопытского норнского таланта, но сейчас все – начиная от неспешного бесшумного шага Варрана и заканчивая редкими, но такими назойливыми остановками – раздражало.

Ун чувствовал, как в слегка затуманенном разуме волна за волной поднимается жажда бега, хотелось идти быстро, напрямик, ломая кусты и ветки. Хотелось скорее узнать, что за гулкий шорох доносится откуда-то с запада. Сначала этот шорох казался шумом листвы, но чем дальше они шли, тем громче и злее он становился, перерождаясь в гул. «Река», – догадался Ун и не ошибся. За последними тонкими деревцами протянулся каменистый обрыв, раскинувшийся с юга на север насколько хватало глаз. У Уна перехватило дыхание. Видя речное ущелье на карте, он и представить себе не мог, насколько оно широкое – на тот берег можно было попасть только на железной птице.

– Вот и Молочная, – громко сказала Варран, перекрикивая бурлящее речное эха, доносящееся из ущелья.– Здесь у них когда-то был подъем.

Ун кивнул. Значит, очередная старая тропа – а как иначе? Он все еще не был согласен с тем, что в проверке старых контрабандистских лазов, троп и землянок, давно найденных и раскрытых, есть хоть какой-то смысл, но уже не препирался по этому вопросу. Лучше иметь хотя бы и самую маленькую зацепку, чем слоняться по лесу наугад, охотясь за призраками. К тому же существовало и более бесполезное занятие – починка сигнальных ловушек. В отличие от побережья здесь не хватало ни сторожевых вышек, ни отрядов, чтобы всерьез проверять каждый случай, когда в небо устремлялся хвост очередной дымной ракеты. Да и был ли в этом смысл? Скрытые спусковые тросы чаще всего задевали и рвали животные.

Все-таки майор не врал. В этих краях действительно почти ничего не происходило. Ун был рад, что смог, точнее, что ведьма смогла добиться для него позволения участвовать хотя бы и в таком деле, но все же не обманывал себя. История вершилась не в этом захолустье с пятью вздернутыми предателями, которые покупали у островных дикарей ткани и прочую ерунду. Она вершилась в Сторечье.

Он оторвался от разглядывания облаков – гигантских опрокинутых гор, одинаково спокойно проползавших и над лесом, и над ущельем, и посмотрел на Варрана. Тот скользил вдоль неровной линии деревьев, низко наклонившись к земле. Иногда он останавливался, хмурился, рассматривая что-то в траве, но качал головой и шел дальше. Похоже, никаких свежих следов здесь не было.

– Варран, – окликнул Ун, , – что ты все-таки здесь делаешь?

Варран остановился, и Ун едва не засмеялся. Озадаченный норн походил на удивленную собаку. Да ею, по сути, и был. Хорошей гончей, талант которой тратили на ловлю мышей.

– Твое место в Сторечье. Почему ты отказался перевестись?

– Ну... как бы... Как я оставлю дом и маму? – пробормотал Варран почти со смущением и торопливо вернулся к своим поискам.

Ун фыркнул. Причем здесь дом? Внук Никканы хорошо разъяснил ему странные местные обычаи. Норны с детства приучали своих сыновей к мысли, что под родительским кровом они надолго не задержатся и что после свадьбы им придется перебираться в семью жены. Нет, дом и даже сама Никкана тут точно не при чем. Не ради них Варран добыл свежую отрубленную руку и целую ведьму, которую и сам-то побаивался. Ун покачал головой, но тут же подумал о собственном маленьком племяннике, решил: «Не мне судить других за сентиментальность», – воздержался от замечаний и увещеваний и пошел к краю ущелья.

С каждым шагом, проделанным по камню, лишь кое-где прикрытому заплатами ярко зеленого и синего мха, ветер как будто становился злее и все сильнее бил в спину, а ноги тяжелели. Хотелось пригнуться, опуститься на четвереньки, но Ун вспомнил о Варране, заставил себя идти прямо и посмотреть вниз, как ни в чем не бывало.

Голова закружилась от невероятной высоты. Ун видел все так удивительно ясно: бледный поток беспокойно бушевал далеко внизу, из него, точно колонны древнего утопленного города, выглядывали высокие светлые скалы, обсиженные черными точками, наверное, отдыхавшими птицами. Вода вокруг скал пенилась и закручивалась.

У одного такого огромного камня, привалившегося к западной стене ущелья, что-то шевельнулось, прячась в тени. Ун моргнул, сощурился, опустился на колени, чтобы лучше видеть, подался вперед, нависая над пропастью и упираясь взмокшими ладонями в самый край, чувствуя, как пыль летит вниз из-под пальцев.

– Варран! – позвал Ун.

Там было не «что-то». Это была полосатая, и он знал, какая именно.

«Но как?» – времени на этот вопрос не осталось. Земля задрожала, камни начали сползать, и Ун понял, что руки его скользят следом, а тело теряет опору. Он, было, дернулся назад, но тяжелый ранец уперся в затылок, давя всем весом и заставляя его смотреть вниз. На острые скалы, на злую бурную воду. Теперь-то Ун видел настоящую Молочную. Многие ли могли похвастаться таким близким знакомством?

«Я падаю», – короткая мысль спустила стрелу застывшего времени, Ун ощутил, как его начинает утягивать в пустоту, а потом – как перехватывает дыхание, как лямки впиваются в плечи, как все тело вдруг устремляется вверх и как благословенная земля хлопает по бокам. Он встал на карачки и пополз к лесу, цепляясь за траву и не веря, что теперь весь проклятый обрыв не рухнет в воду.

Ун сел, повернулся к Варрану, который застыл перед самым местом маленького обвала, и прохрипел:

– Там полосатая!

Норн посмотрел вниз, крапчатое лицо из встревоженного стало почти испуганным.

– Там никого нет.

– Посмотри... – начал было требовать Ун и замолчал, чувствуя себя идиотом. Конечно, ее там не было. И не могло быть. Да и как бы она...? Нет. Не могло. Никак. И не только ее. Там вообще никого не могло быть. Под тем накренившимся камнем бежала вода, кто и как бы там прятался?

– Мне, наверное, показалось, – выпалил Ун, – голова закружилась от высоты. Знаешь, летуна из меня не получится.

Варран на выдохе выругался по-норнски, подошел, помог Уну встать на ноги и отдал кусок ткани, оторвавшейся от ранца.

– Где ваша кепка? – спросил он, оглядываясь.

Ун провел рукой по мокрым от пота, всклоченным волосам.

– Улетела, наверное.

– Ну, могло быть и хуже. Вам надо будет обязательно принести благодарственную жертву.

При других обстоятельствах Ун попытался бы объяснить норну, как работает этот мир и что не боги схватили и вытянули его за ранец, но зубы начали отбивать чечетку, тело затряслось и сил хватило только на кивок. К счастью, испуг отступил быстро, скоро Ун уже смог идти, и до назначенного места встречи на древней, заросшей дороге они добрались почти вовремя, до темноты.

На этом удача Уна закончилась. На следующий день, не успел он еще разуться в прихожей после долгой, мучительной поездки, предвкушая горько-сладкий запах дыма, как на него налетела Никкана, пахнущая выпечкой и жареным луком.

– Вас ждут в саду! – морщины на щеках норнки то растягивались, следуя за улыбкой, то распрямлялись, когда губы складывались в тонкую полосу. – Там...

– Скажите Око, что я поговорю с ней как-нибудь потом. Сейчас я очень устал.

– Нет-нет! – Никкана замахала руками, потом словно вспомнила о манерах и взялась кончиками пальцев за боковые швы юбки. – Вас ждет господин Кел-шин! Такая честь, такая честь!..

В голове Уна промелькнули с сотню мыслей, одна тревожней другой. За прошедший месяц он успел позабыть и о высокородном, и о том, как грубо попрощался с ним и с его компанией. Думал, что новый знакомый тоже решил обо всем забыть. Но выходило, что нет.

– Долго ждет? – спросил Ун, гадая, что именно решил устроить неожиданный гость.

– Он впервые заехал к нам три дня назад с этим своим… этим… слугой... но я попросила его сюда больше не брать, – заговорила Никкана шепотом, словно рядом кто-то подслушивал. – Я сказала господину Кел-шину, что не знаю, когда вы вернетесь, может, завтра, может, в конце недели, сказала, отправлю к нему внука с письмом, когда вы прибудете. Но господин Кел-шин очень вежлив, ему не захотелось нас тревожить, и он стал сам заезжать каждый день на пару часов. Сегодня вот тоже заглянул. Вы не волнуйтесь. Я готовлю для него все самое лучшее. Он такой курицы, как у меня, нигде на юге не попробует!

Ун слушал и ничего не понимал. Долгие ужины и обеды с норнами не вписывались ни в один из возможных вариантов мести.

Он повернулся к двери, решив не мучиться загадками и выяснить все немедленно, но Никкана поймала его за локоть, заставив остановиться. Обрамленное светло-пшеничными волосами лицо искажала почти болезненная, через силу натянутая улыбка, а в зеленых глазах плескался страх.

– Он зачастил к нам, – женщина теперь едва шептала, – но не думаю, что ради моей стряпни. И не уверена, что даже ради вас. Я прошу, господин Ун, проявите сдержанность. Нет-нет, знаю, вы благоразумны! Но все-таки!.. Уверяю, пока вас не было, ничего неблаговидного не происходило. Вы знаете, я строга со всем таким! И никогда не допущу ничего недостойного под моей крышей!

Эту невнятную нелепицу она произнесла с многозначительностью, которой умели орудовать только женщины. Проще было с ней согласиться, чем пытаться разгадать намеки, и Ун кивнул, и вышел за дверь, отправившись в сад.

Сначала он увидел «Бег»: слишком роскошный для этих мест автомобиль, напоминавший рыбу, ютился в боковом проулке прямо за оградой, – затем увидел Око. Не заметить капну ее красных волос, особенно ярких и отдающих золотом в свете предзакатного солнца, было невозможно. Она сидела на их обычном месте под яблоней и как всегда перебирала обожженными пальцами свои белые треугольные осколки. Рядом на складном стуле устроился господин Кел-шин. Он чуть наклонился к ведьме и что-то рассказывал, кажется, даже смешное, если судить по его перекошенному от улыбки лицу.

Око неожиданно вскинула голову, и впилась глазами в Уна – не такими уже и мертвыми. В них застыло страшное утомление.

– Господин Кел-шин, надеюсь, не заставил вас ждать слишком долго?

Ун подошел, потянулся к кепке, запоздало вспомнил, что потерял ее, и опустил руку. Гость встал. Как и прежде одет он был просто и без единой капли красного цвета.

– Нет, что ты. В хорошей компании время летит незаметно, – господин Кел-шин снова улыбнулся Око, но та не посчитала нужным даже взглянуть на него. – Рад встрече!

– Я извиняюсь за мою грубость...

– Вот еще, – господин Кел-шин хлопнул его по плечу и попал ровно по тому месту, где накануне лямка ранца до мяса натерла кожу. – Извиняться тут положено мне. Проклятье, я должен был прийти сюда гораздо раньше. Нет, не так! – высокородный сжал кулаки, волнения в его подчеркнуто спокойном голосе становилось все больше и больше. – Я должен был пойти за тобой еще тогда, в день казни! Я целый месяц думал, и думал о том, что ты сказал. И ведь ты был прав, Ун!Я в свое время так громко заявил об отъезде из Столицы, и что? Живу на юге, а все по тем же столичным порядкам! Какое же лицемерие. Правильно ты сказал, одна пустопорожняя болтовня.

Господин Кел-шин снова сел на стул, уперевшись руками в колени. Законы приличия требовали какого-то ответа, но вся услышанная речь окончательно выбила у Уна почву из-под ног. Такой встречи он точно не ожидал. Высокородный тем временем оглядел его пристально и одобрительно хмыкнул, кивнув на синюю полосу, нашитую вместо пагон на камуфляжной зеленой рубашке.

– Ты все-таки пробился в вояки, пусть и в гражданские помощники? Да? Знаешь, я ведь всегда презирал дворцовых лизоблюдов, которые над всем и всеми посмеиваются, у которых в почете только бумагомаратели из Совета. Так что твое упорство я уважаю. Майор, наверное, в бешенстве, что ты снова при деле! – он замялся, как будто смутившись, но тут же постарался придать себе прежний беззаботный вид. – Да, насчет майора... Хочешь, обижайся, хочешь, вызови меня на поединок, мне не в первой, но о майоре я не возьму назад ни единого слова. Старик давно сошел с ума. Тебе вообще повезло, что он тебя прогнал. Целее будешь, – Господин Кел-шин посмотрел куда-то за спину Уна, щурясь. – А это, наверное, Варран?

Ун обернулся.

Варран быстрым шагом приближался к ним, кланяясь на ходу. Усталое помятое после долгого патруля лицо норна выражало непонятную тревогу, словно он ждал, что теперь должно произойти что-то ужасное, и торопливо переводил взгляд с одного раана на другого.

– Это честь познакомиться с вами, господин Кел-шин! Если позволите, хозяйка дома отправила меня узнать, не нужно ли вам чего-нибудь?

– Нет, – господин Кел-шин небрежно махнул рукой. – Но спасибо. Садись тут с нами, Варран, а то знаю я ваше норнское гостеприимство. Никкана тебя сейчас снова отправит обратно и загоняет до смерти, если я не соглашусь на какую-нибудь закуску. Кстати о гостеприимстве! – он повернулся к Уну и указал на него пальцем, как будто обвиняя в преступлении. – Ты мне в первую встречу кого-то напомнил, и я все гадал, кого именно! Как будто видел тебя где-то раньше.

– Вы же встречали моего отца в Столице, – растерялся Ун.

– Нет, не его, – господин Кел-шин поморщился, словно такое очевидное предположение было оскорбительным. – Я мог поклясться, что видел кого-то в Хребте с точь-в-точь такими же пятнами, как у тебя, и чертовски похожим лицом. И сегодня, пока мы обедали, Никкана принесла показать мне портрет генерала... как там она его назвала, – он несколько раз щелкнул пальцами, ища имя, – генерала Мита, точно. И я вспомнил, что видел такие же портреты в аптеке или прачечной, правда, даже не задумывался, кто это. Сам знаешь, норны они... норны, – он почти извиняясь улыбнулся Варрану. – Но тут я присмотрелся получше и не поверил своим глазам, генерал-то чертовски похож на тебя, а Никкана и говорит, что это, мол, прадед, нашего господину Уна. Только подумай! У норнов в Хребте больше портретов твоего предка, чем портретов его величества, а я даже не знал, кто это такой! В Столице не слышал и здесь не спрашивал никогда...

– Мы чтим его величество! – возмущенно выпалил Варран.

– Я вроде не просил тебя говорить, – с мягкой настойчивостью ответил ему господин Кел-шин. Лицо норна начало краснеть – с носа и кончиков ушей, как у ребенка. Уну даже стало его жаль, он решил отвлечь высокородного от норнской оплошности.

– Во время Объединительной войны, – сказал он, – мой прадед вел переговоры с норнскими старейшинами и убедил их перейти на нашу сторону и поднять восстание против своих серошкурых хозяев и забытого врага. Поэтому его здесь хорошо помнят.

– Нет, – тихий голос заставил Уна вздрогнуть от неожиданности. Око держалась так незаметно и неподвижно, что о ней немудрено было позабыть. – Все было иначе.

Непрошенная речь ведьмы господина Кел-шина не разозлила, он чуть подался в ее сторону, как будто собирался слезть со стула и сесть рядом, прямо на землю, чтобы лучше слышать, но сдержался от такой вольности, и только спросил с любопытством:

– А как же оно было, Текка?

Око подняла глаза на Варрана, после чего снова обратила все свое внимание на узор из белых осколков, раскинутых в траве.

– Госпожа Око права, – торопливо заговорил норн, будто получил срочный приказ, – и господин Ун прав, по-своему. Просто в книги записали совсем немного, а мы помним все. Мы поклялись не забывать.

Ун постарался сохранить спокойное выражение на лице, и это далось непросто. Неожиданные загадки ему никогда не нравились.

– А что я сказал не так? Переговоры были, прадед убедил ваших старейшин. Они согласились присягнуть его величеству императору Тару. Где ошибка?

Варран посмотрел на Око, как будто набирался смелости или надеялся на какой-то знак, и в конце концов все-таки решился продолжить:

– Мы слишком долго были в рабстве у серошкурых и забытого врага. Наши тогдашние старейшины или продались с потрохами за право не попадать под кнут, или боялись собственной тени. Если бы господин Мит пришел говорить с ними, то не успел бы еще и поздороваться, как его бы тут же сдали соренской разведке.

– Не понимаю, – пробормотал Ун. – Но ведь прадед помог устроить ваше восстание. Ты же не хочешь сказать, что...

– Нет! Вы все правильно говорите, – поспешил успокоить его норн, – господин Мит действительно помог устроить наше освобождение. Но говорил он не со старейшинами. Он отправился в западные предгорья, там скрывались наши жрецы, которые еще не забыли о своей верности богам, и некоторые сбежавшие от хозяев...

– Стой-стой-стой! – высокородный жестом приказал ему замолчать и вопросительно поднял брови. – В предгорьях? Это ведь западное побережье. Ты хочешь сказать, что раан в генеральском чине сам преодолел линию фронта? Раан! – он демонстративно взъерошил свои красные волосы. – И не просто преодолел линию фронта, а пробрался в самый вражеский тыл?

Ун понимал его удивление. Все это совершенно не совпадало с тем вариантом истории, который знал он, и который записали императорские архивисты. Да и к чему эта мишура из выдуманных вылазок на край света? Провести удачные переговоры и заполучить важного союзника в момент, когда твои собственные войска отступают, – это огромное достижение, и оно не требовало никакого приукрашивания.

Варран не дрогнул под испытующими взглядами раанов.

–Все было именно так, – наставал он. – Господин Мит тайно прошел через линию фронта, пересек половину материка и добрался до тех из наших предков, кто еще не утратил последние остатки достоинства и веры.

– Не обижайся, Варран, – господин Кел-шин улыбался, – но пока что история выглядит не то чтобы...

История вообще не выглядела правдоподобной, но отчего-то Ун почувствовал досаду и раздражение, когда высокородный сказал об этом вслух.

– Посланнику богов все по силам, – тихо, точно самой себе, сказала Око.

– Ну, если Текка так говорит, может быть, так и было, – улыбка господина Кел-шина стала шире.

– Так и было, – и страх, и смущение испарились из голоса Варрана без следа. – Господин Мит принес в предгорья послание от раанских жрецов и императора. Сказал, что если мы присоединимся к раанам, то ваши боги помогут освободить наших богов из плена и возьмут их под свою защиту. И что тогда мы тоже станем свободны и сможем дать клятву трону. Мы будем служить по-настоящему, из верности, а не как хозяйский вол в упряжке, которого в любую минуту могут или продать, или забить на мясо.

– Я не знал, что богов можно пленить, – высокородный явно адресовал эти слова ведьме, но снова не получил никакого ответа.

Варрану же такое замечание явно не пришлось по душе, он мрачнел все сильнее и сильнее.

– Боги серошкурых очень коварны. Они устроили какую-то подлую ловушку! Если бы наши боги не потеряли свободу, они бы никогда не позволили сделать из нас рабов.

Ун поймал на себе взгляд Варрана, но понял, что сейчас перед глазами норна стоит образ совсем другого раана из совсем других времен.

– Господин Кел-шин, господин Ун, если хотите, могу поклясться богами и душой, что не лгу. Брат моего деда, почтенный Тиррат видел господина Мита собственными глазами – это было в самом конце его миссии, когда сорены что-то прознали и устроили за ним охоту. Почтенный Тиррат был еще совсем мальчишкой и принадлежал рыболовству одного богатого серошкурого. Рядом с их поселком были рудники с огромными пещерами, там господин Мит со спутниками и спрятались от погони. Почтенный Тиррат по просьбе жреца носил им еду и свежую воду. Он всегда говорил, что сразу знал – перед ним великий раан.

Ун понял, что больше не сравнивает историю Варрана с тем, что слышал и читал раньше. Ему чертовски захотелось, чтобы именно эти слова были правдой. Да и, если подумать, могло ли оно быть иначе? Прадед был отчаянным рааном и лез туда, куда ни один другой офицер даже сунуться бы не решился. Рискнул бы он ввязаться в такую опасную и на первый взгляд обреченную на провал авантюру? Разумеется! Никто, кроме него, на такое бы не согласился.

– А что еще брат твоего деда рассказывал о генерале? – Ун хотел задать этот вопрос небрежно, как будто все это, на самом деле, ему было неинтересно, но волнение прорвалось в голос, как вода через сгнившую плотину.

– Он рассказывал, что господин Мит всегда был спокоен. Однажды почтенный Тиррат прибежал к ним с новостями, что в соседний поселок нагрянули соренские ищейки, и что они будут обыскивать и леса, и ближайшие пещеры, так господин генерал даже глазом не повел, как будто искали не его! А еще он был вежлив со всеми, даже с почтенным Тирратом, хотя тот был всего лишь маленьким рабом. При первой встречи он пожал почтенному Тиррату руку и назвал его сообразительным мальчишкой, и даже лично представил его госпоже Даррике.

Ун растерялся. Это имя было ему незнакомо.

– Какая еще Да... Даррика? – нахмурился он, уже начиная жалеть о собственном любопытстве.

– О! – с благоговением протянул Варран. – Что это была за женщина! Она никому спуска не давала, какой-то норн в укрытии начал разводить панику, так она сама взялась за винтовку, чтобы его утихомирить! Она и с кулаками бы кинулась, не будь у нее при себе оружия! Клянусь, почтенный Тиррат все видел собственными глазами! И он говорил, что никогда в жизни ни до, ни после не встречал другой настолько же красивой норнки. Пусть Даррика и была тогда уже совсем на сносях, но все равно у нее были замечательные...

– Ты на что сейчас намекаешь? – Ун шагнул к Варрану, ища и не находя на крапчатом лице следов усмешки. Тот как будто говорил вполне серьезно.

– Госпожа Даррика была... – Варран даже не моргнул. Неужели и правда не понимал, какую чудовищную оскорбительную ересь несет?

– Норнка? Причем тут вообще эта норнка!

– Она... ну... она... – Варран сделал шаг назад, кажется, до него что-то начало доходить. – Вы не подумайте!.. Нам просто приятно знать, что господин Мит выражал симпатию и привязанность к одной из наших, но мы понимаем, что это ничего ровным счетом не значило...

Как этот крапчатый посмел подумать, что прадед, раан из раанов, мог опуститься до их девок? Сам Ун был грязен с ног до головы, ночь-другая с Око уже не могла сделать его хуже, тем более она была на половину раанкой, но распускать такие подлые слушки о его предке он никому не позволит! У этой подлости не могло быть никакого оправдания!

Ун захотел бросить в лицо Варрану имя пробабки, которую тот – хотел того или нет – а позорил своими выдумками, но не смог его припомнить. О ней вообще мало что сохранилось. Вроде бы она умерла совсем молодой, не то в родах, не то заболев чем-то во время одного из походов прадеда. Не стоило ему постоянно брать ее с собой.

Вместо имени, Ун показал Варрану кулак и прошипел:

– Ты сейчас стоишь на своих двоих, только потому что я тебе должен за вчерашнее. Не смей больше так даже думать о генерале!

– Не буду, господин Ун. А брат деда тогда был совсем мал! Что он мог понимать?

Ун обернулся. Господин Кел-шин смотрел на них с любопытством и легким удивлением, но ему хватило столичного такта не продолжать эту тему.

– Ну, недоразумения случаются. Не стоит на них зацикливаться, – он встал со стула, повел плечами, выпрямляя спину. – Меня, к сожалению, сегодня ждут у городничего, нельзя опаздывать. Но мы с тобой, Ун, обязательно должны съездить на охоту. У серой балки видели огромного черного кота. Надо бы собраться в ближайшие дни, а то, говорят, скоро южные дороги перекроют черт знает насколько. Текка, – он повернулся к ведьме, – с нетерпением буду ждать нашей следующей встречи.

Если Око и замечала, что он все еще здесь, то не подавала вида.

Уну тоже ничего не хотелось говорить. Он покраснел от стыда и за сказки Варрана, и за собственную несдержанность – надо было просто посмеяться над глупыми россказнями и не предавать им такого значения. Мало ли кто и что болтает? А что теперь подумает господин Кел-шин? В растерянных чувствах он проводил гостя до калитки, сбивчиво попрощался, все сильнее и сильнее чувствуя усталость и злость, и пошел в дом.

Проходя через утопающую в полумраке общую, он услышал бормотание и остановился, наконец-то немного придя в себя. Нотта лежала, повернув голову на бок, и улыбалась. Столько времени прошло, а ему все еще было непривычно видеть девочку живой и по-своему «здоровой». Та смертельная болезнь и полнейшее беспамятство подходили ее худому телу больше, чем показное младенческое любопытство, из которого ей не дано было вырасти.

– Привет, Нотта, – сказал он и по привычке сунул руку в карман, ища монетку. – Ну и денек. Сейчас я тебе покажу...

И тут его настигло неприятное, запоздалое осознание. Ун медленно вытащил пустую руку из кармана. Вот в чем причина! Вот источник всего!

Слабость.

Каждый день сюсюкается с этой Ноттой, как будто она ему сестра, позволяет Никкане фамильярничать, почти как с родным сыном. Какое тут будет уважение? И не только к нему, но и к прадеду. Да, норны верны, но даже они начинают забывать о своем месте, если позволять им слишком многое.

Слабость и бесхребетность.

Разве не они вчера едва не стоили ему жизни? Ун был ни в чем не виноват, но вместо того, чтобы отбросить все ложные сожаления, проявив силу воли, он все пытался усыплять вину дымом. В прошлый раз в Зверинце все тоже началось с подачек и жалости...

Позади раздались шаги. Он бы их и не услышал, но старый пол скрипел, и выдал бы даже самого аккуратного хищного зверя.

– Что за прозвище такое, Текка? – спросил Ун, не оборачиваясь.

– Меня так зовут, – ответила ведьма и встала рядом. Лицо Нотты тут же перекосил страх, она даже попыталась отползти ближе к стене, беспомощно подергивая костлявыми плечами, но, конечно, не смогла.

– Я думал, тебя зовут Око.

– Это титул. Я всего лишь Око нашего Господина. Имена его слуг столь же неважны, как и все прочее в Мертвом мире. Мне все равно, как меня называют. Пусть даже ведьмой.

Ун сделал вид, что не услышал ее последних слов. Он снова подумал обо всем произошедшем, не только вчера и не только сегодня, набрался смелости и негромко сказал, глядя прямо в совиные пустые глаза:

– Если я еще раз когда-нибудь вздумаю закурить, можешь меня прирезать.

Око не задала ни единого вопроса и кивнула.

Загрузка...