Мания приличия

Целительница

Белоснежные стены, местами драпированные тканями в стиле сафари, вились ввысь, к трех-четырех метровым, многоуровневым потолкам, приобретя оттенок фиалок и ирисов от неба, отражающегося сквозь огромные окна, пока Джиён не зажёг свет, и белизна не осветилась своим исходным цветом. — Проходи, располагайся. Хочешь перекусить, или сразу показать тебе комнату, в которой будешь жить? — он остановился возле задней части дивана, облокотившись на его спинку. Как только Тэян отъехал, мне стало по-настоящему страшно, ведь в лице того я нашла кое-какую, но защиту, а без него… Без него почему-то исчезло ощущение того, что я проститутка, или должна ею стать. Сутенер он и есть сутенер, рядом с ним будто на панели, будто на витрине, где ты и есть товар. В апартаментах же Джиёна, пусть сквозь страх, но я почувствовала себя человеком. Необъяснимая метаморфоза. Торшеры, плафоны и люстры излучали много света, под ногами, на деревянном полу, валялись ковры разной формы, мягкие, с густым длинным ворсом и коротким. Перегородки-колоны разделяли пространство по смыслу, отгораживая зону просмотра телевизора от лестницы, лестницу от коридора, ведущего куда-то, весь этот зал от площадки на ступеньку выше, которая выходила на террасу, открытую, с которой простирался вид на море. Или океан. Или залив. Я не знаю, что там протекало, вернее, плескалось. — Я бы предпочла узнать сначала, для чего я здесь, — несмело произнесла я. Джиён улыбнулся, понимающе покивав головой. Оттолкнувшись от спинки, он подошел ко мне. — Разумеется. У меня не было в планах томить тебя. Присядь, — указал он на кресло и сел на соседнее, возле камина, который в такую жару был совершенно не нужен, да и видно, что его давно не зажигали. Я послушалась и опустилась на светлую кашемировую обивку. — Это что-то вроде делового предложения. Если ты откажешься, то вернешься обратно, откуда сейчас приехала, разумеется, а не домой, — тут же поправил себя Джиён. — Деловое предложение? — повторила я. Мужчина продолжил: — У меня есть приятель, которого ты знаешь — Мино, — он развел руками. — То есть, знаешь не знаешь, но видела, когда только оказалась у нас. Помнишь? — Хорошо помню, — невольно сжала я губы, ещё не исчерпав в себе тот ужас, который испытала, нажав на курок. А теперь в меня закралось и нехорошее предчувствие, потому что разговор зашел о Мино. С чего бы? Он ведь не в курсе, что мы виделись ещё, и он помог мне. Я надеюсь, что не в курсе. — Так вот… видишь ли какое дело. Я не очень чувствительный человек, — мне захотелось перебить его и вставить «я обратила внимание», но рот вовремя закрылся, хотя Джиён заметил попытку и расплылся шире. — Да, ты не ослышалась. Не «совсем бесчувственный», а не очень чувствительный. Иногда я бываю эмоционален и озабочен чем-то. Чаще всего меня заботят мои люди, те, что меня окружают. Я переживаю за них. Хотя бы потому, что не люблю кислые лица вокруг. Мне нравится, когда фоном такая же беззаботность, как и во мне. Но что-то я опять всё о себе, — мужчина дотянулся до графина с чем-то золотистым, с виски, наверное, и плеснул в стакан, не предлагая мне, будто зная, что такое я пить не буду. Хоть кто-то не потешается над тем, что русская выживает без водки! — Вернемся к Мино. Мы с ним давно работаем, и мне нравится этот парень. Я не назову его близким другом, но он мой хороший приятель. И он несчастен. Ему разбила сердце одна… плохая женщина, — я воспроизвела по этому поводу в памяти то, что сказал сам Мино. Что ж, Джиён честен. — Он теперь относится к жизни очень цинично… но неправильно цинично, знаешь, с таким терпким разочарованием, от которого пасёт за милю скверной драмой. Я сам циник, но я циник позитивный, — заулыбался Джиён даже глазами, и они у него, странно, выглядеть стали добрыми. — Я хочу вернуть ему радость и веру в лучшее… Так сказать, подарить идею что ли, смысл. Да, пусть его на самом деле нет, но не надо давить на всех тленностью бытия, правда? Всем надо выдумывать себе что-то, чтобы счастливо существовать. — И я-то здесь в какой роли? — поняв, что он замолчал, спросила я. — Ты порядочная девушка, из тех, что не предадут. Из тех, глядя на которых можно обрести веру вновь, — я изумленно и недоверчиво распахнула глаза. — Не удивляйся, я говорю от всей души. Думаешь, я не вижу разницы в женщинах? Прекрасно вижу, просто у меня притупленное чувство жалости и сочувствия, поэтому мне порой нет дела, к кому как относиться, с кем как поступать, если это касается бизнеса. А сейчас мне нужно помочь товарищу. Я хочу, чтобы ты пообщалась с Мино и сделала его прежним. — Прежним? — Да, веселым и открытым парнем, с каким я познакомился лет пять назад. — Каким образом я должна это сделать? — сжались мои пальцы на коленях. — Демонстрируя собственный пример. В идеале было бы, если он в тебя влюбится. Это докажет, что результат достигнут, и Мино снова способен что-то чувствовать. Не люблю холодных людей, они меня пугают. — Поэтому я не увидела ещё ни одного зеркала? — Джиён засмеялся моему замечанию. Но я на самом деле не видела пока ничего такого, хотя в прихожих обычно принято повесить зеркало, чтобы глядеть на себя перед выходом. — Их вдосталь в ванных комнатах, так что если услышишь раздирающий крик ужаса, знай, что я пошел умыться, — я едва сдержала улыбку. У него ещё и чувство юмора! И какое-то порочное обаяние. Я слегка ущипнула себя за кожу, чтобы избавиться от этого наваждения. — Так что, возьмешься поработать реабилитационным центром? — Если я откажусь, то вернусь в бордель, не так ли? — уточнила ещё раз я. Джиён сложил ладони, будто извиняясь. — Ты намекаешь на то, что я ставлю тебя в безвыходное положение и это своего рода шантаж? — Что-то вроде этого… я хочу сказать, что у меня нет никакого желания играть с чьими-то чувствами и, тем более, влюблять в себя лицемерно кого-то, но желание не возвращаться в притон весьма велико. — Я не прошу специально влюблять, я лишь сказал, что если бы это произошло, то стало бы ясно, что Мино излечился от своей сердечной раны. Но, на самом деле, достаточно будет доказать ему, что не все женщины сволочи и суки. Мне кажется, тебе это под силу, — мы посмотрели друг другу в глаза. А ведь я сама, когда Мино обмолвился о своих неудачных отношениях, хотела доказать ему нечто подобное. Джиён будто угадывает мысли и желания. И почему он решил предложить мне поработать целительницей именно тому молодому человеку, чья внешность, чья персона единственная не оставляла меня здесь равнодушной? Или это воля Божья, такое вот совпадение? — И если я справлюсь, то что со мной будет? Опять вернусь в бордель? — Нет, если Мино взбодрится, и я получу былого товарища, то ты поедешь домой, — вдруг сказал Джиён и мои глаза растопырились на всю. Домой? Я не ослышалась? Мне предложили свободу впервые за всё это время? Пока что путь к ней, но всё-таки! Я постаралась сдержаться и не завизжать от предвкушения раньше срока. Радоваться слишком рано. — А если я не смогу? — Тогда вернешься обратно к Тэяну, — пожал плечами Джиён. — Но ты не огорчайся так, я не очень ограничиваю тебя во времени. Месяц, два, три, около того. Я подожду. — И пока я здесь… мне не будут приводить клиентов? — напряженно задала я вопрос. Всё складывалось как-то чересчур удачно, мне на руку, щадяще, так что с трудом осознавалось. — Сюда? Ни коим разом. Я даже себе сюда шлюх не привожу. Это мой дом. Никакой грязи, детка, — Джиён поднялся, и я невольно последовала его примеру. Возле него ощущаешь себя какой-то прислугой. Он хозяин — это видно по всей повадке, и если не лебезить, как перед барином, ощущение, что тут же высекут на заднем дворе. Или это я себе внушила такое? Если принять во внимание всё, что он только что сказал, то не такое уж он и чудовище… Нет, разумеется, забота о Мино не отменяет его преступлений. Но он умеет о ком-то думать, кроме себя. Заботиться, проявлять внимательность и волнение. — А с Мино я спать не должна буду, надеюсь? — Если ты с ним переспишь, то он примет тебя за одну из тех, за кого он и так сейчас принимает всех женщин, — Джиён зашагал, и я поплелась следом, соглашаясь с его рассуждениями, хотя никогда бы не подумала, что хоть в чем-то сойдусь с подобным типом. — Я потому тебя и выбрал, что ты не дашься. Ты проявила небывалую стойкость. Ты оказалась именно настолько чиста, чтобы поверить в силу твоего духа и возможного благотворного влияния, — мужчина косо улыбнулся, обернувшись. — И чтобы переступить порог моей хижины. Ненавижу дешевых и грязных людей там, где я сплю и ем. — Это комплимент, которым я должна гордиться? — мы остановились посередине лестницы. — А ты умеешь гордиться чем-то, кроме своей чести? Мне показалось, что ты религиозна, а таким людям должны быть чужды нотки самомнения. — Но не самоуважения. А уважать себя можно много за что… — приподняла я подбородок, смелея. — Так, я правильно понимаю, что мы договорились? — протянул руку Джиён, ту, что направляла пистолет, чтобы я якобы себя прикончила. Я настороженно изучала её, оттягивая окончательный ответ. — Если в этом нет никакого подвоха, и я должна буду только то, что озвучено сейчас, и правила не изменятся по ходу событий… И я не стану жертвой и крайней в результате какого-то заговора… — Всё так, как я и сказал. Ты живешь здесь. Тебя никто не трогает, особенно я. Об угрозе с моей стороны даже не думай, это не в моём характере, домогаться кого-то, в ком нет желания. Мне ты нужна как эликсир здоровой энергии для Мино, ничего больше. Но поскольку для него надо будет как-то объяснить твоё пребывание здесь, то придётся сказать, что я уволил свою горничную, и взял тебя, потому что ты знаешь корейский и проявила небывалую моральную твердость, которая и провела тебя сквозь кастинг на эту должность. Идёт? — Мне нужно будет убираться и готовить? — осмотрелась я, охватывая размеры виллы и представляя, что в одиночестве тут справиться весьма не просто. — Не обязательно. Разве что для вида. Уборщицы будут приходить на рассвете два раза в неделю, а готовить я умею и сам, — я вновь удивленно разула и глаза и рот, хотя рот слабее, боясь приобрести глупый вид. Работорговец и босс мафии готовит себе сам? Не доверяет никому, считая, что отравят? Или в чем тут дело? Пристрастие к готовке и хобби? — Я ответил на все твои вопросы? — настойчиво протянул он ладонь. Посмотрев на неё, я решилась и вложила в неё свою. До сих пор не верилось, что всё пока что завершилось вот так. Желание совпало с возможностью. Всё, что от меня требуется, убеждать Мино в том, что не все женщины проститутки, доказывать ему это на словах и собственным примером. Это ведь не очень коварно или плохо по отношению к нему? Не вижу ничего зазорного, я же не лгать буду, что я такая, какая есть, и что такие, как я, есть на свете ещё. Но по ощущению было что-то тревожное, как будто я всё-таки поступала подло в чем-то. Нет, влюблять в себя Мино совершенно не нужно, следует даже избегать этого, к чему мне его привязанность, если добившись её, я наконец-то отправлюсь в Россию? Любви тут совсем не место. Джиён повел меня по второму этажу, приоткрывая двери и показывая, что где. В конце неширокого прохода виднелся распахнутый балкон, с которого приносился солоноватый запах морской воды, но он не сильно перебивал очень приятный аромат помещений, впитавших в себя за долгое время благоухание туалетных средств владельца. Пахло дорогим. Не знаю чем именно, но воздух заставлял втягивать себя глубже, чтобы удовлетворить легкие до конца, как будто чуть сладкой, с каплей бергамота свежестью можно было насытиться. — И тебе придётся найти общий язык с моими детьми, — я споткнулась, услышав это, и прекратила разглядывать комнаты, уставившись на Джиёна. — Что? Детьми?.. — Да, — он толкнул очередную дверь, и ему в ноги бросилось два шарпея, кремово-песочных, со сбористыми складками короткошерстных шкур. Мужчина присел на корточки и принял прилив нежности и любви от обоих псов. — Идите к папочке, — я около минуты смотрела на эту картину, дивясь, что что-то живое способно целовать и облизывать этого типа совершенно бескорыстно и, я бы сказала, с искренней симпатией. Джиён поднялся. — Ну, бегите! — похлопав в ладоши, он обернулся ко мне. — Никакого беспорядка в их кормежке — не давай им ничего, понятно? Если с Гахо или Джоли что-то случится, будет очень, очень плохо. Всем, кто в этом виноват. — Ладно… — кивнула я, проводив взглядом милых созданий, которых хотелось потискать до того, как мне стало боязно к ним даже притрагиваться. Судя по всему, если они грустно посмотрят на Джиёна, он уже готов будет отправлять меня на корм пираньям. Всё-таки есть что-то святое у этого человека. Две собаки. Даже не знаю, обрадоваться этому или не принимать всерьёз? — Это мальчик и девочка, да? — Да, это кажется тебе странным? — насмешливо уточнил Джиён. — Надо было однополых заводить? — Нет, просто… это твоя холостяцкая берлога… я думала здесь не место никаким парочкам, — бестолково закончила я. Но мне так и показалось, что такому мизантропу и не сентиментальному бандиту не пришло бы в голову завести именно парочку домашних питомцев. — Гахо было тоскливо. Ему хотелось подружку, — будто издеваясь, с совершенно умным и практичным видом сообщал об этом Джиён. — Я не мог не позаботиться о личной жизни страждущего друга. Тянет меня иногда амуром поработать. — А Гахо не отвечает взаимностью? Не пытается найти пару тебе? Или его ты волнуешь меньше, чем он тебя? — мужчина вновь засмеялся. Похоже, я его забавляла, а я всего лишь пыталась расслабиться с помощью попыток шутить, наладить контакт, обжиться, раз уж придётся на некоторое время… надо будет стараться. Ведь это шанс вернуться домой. А если Мино окажется непробиваемым и не поддастся моим убеждениям? Боже мой, я же не психолог! Как мне внушить ему, что счастье, любовь и верность есть, что девушки — разные, и надо просто уметь выбирать. — А кто сказал, что у меня нет подружки? — проведя пальцами по губам, закончил веселье Джиён, но ухмылка осталась. Я растерялась, войдя в очередную комнату, которую он обозначил как мою спальню. — Ну, ты живешь один… — Это действительно так, расслабься. Всего лишь люблю раззадоривать людей, делающих быстрые выводы. Что ж, осваивайся. Если какие-то вопросы… оставь их при себе и подожди, когда мы с тобой столкнемся, чтобы их задать, потому что специально меня искать не надо. Не люблю, когда меня тревожат, договорились? — Хорошо, — смиренно приняла я к сведению. — Кухня на первом этаже. Холодильники в твоём распоряжении. Винный погреб — частично, но ты ведь не пьёшь, наверное, я прав? — предупреждая ответ, он махнул рукой. — Ну, кагор на причастии не считается. Разумеется, ты не истовая трезвенница, я о том, что вскрывать бутылки по ночам и напиваться — это не твоё кредо. — Да, я пью только по праздникам. И не прониклась вкусом вин, поэтому лишний раз вкушать не тянет. — Кажется, больше никаких не обговоренных моментов не осталось, — Джиён и не отходил далеко от двери, а теперь взялся за ручку, готовясь выйти. — Мино завтра в десять утра приедет ко мне на кофе, за которым мы обычно обсуждаем кое-какие дела. Подумай над тем, как будешь проводить свои нравственные диалоги, чтобы они работали. — Сейчас жалею, что училась на переводчика, а не психотерапевта… — Это не психология. Это проповедничество. Оно должно быть тебе близко, нет? — задумавшись, я опять должна была согласиться, но не шелохнулась, видя, что Джиён не закончил: — Впрочем, не вижу особой разницы. Ты должна подлатать душу, а «психо» переводится «душа», не так ли? Психология — наука о душе, но нам ли, людям этого просвещенного времени, не знать, что наука и духовное — несовместимо, так что действовать придётся не по логике, а по интуиции. У тебя ведь она есть, как у женщины? — Не приходилось её активизировать, — вздохнув, я почему-то поинтересовалась: — У тебя есть высшее образование? — Не закончил, — Джиён горделиво хмыкнул. — Выгнали за бесчисленные нарушения. — Я вот, видимо, тоже уже не закончу, — прошептала я, и он, оставив это без комментариев, вышел, прикрыв за собой. Отличаясь от моих представлений о преступниках, он был грамотен, умён и владел красноречием, чего уж точно не ожидалось от человека, утонувшего в криминале. Из ненависти и отторжения я давно перешла на «ты» и тыкала ему, не замечая того, но сейчас вдруг поняла, что он лет на десять старше меня, пусть и выглядит спортивно, юно, ведет себя, как молодой и раскованный парень, но при других обстоятельствах он заслужил бы непререкаемого «вы». Оглядевшись, наконец, я нашла комнату в лучших традициях пятизвездочных гостиниц, которые видела в каталогах в туристической фирме, в которой выбирала путевку в Сеул, так трагично завершившуюся, не начавшись толком. Кровать была роскошной, мебель была роскошной, отделка была роскошной. Было всё, что только могло потребоваться: письменный стол, одежный шкаф, встроенный в стену (его скорее можно назвать маленькой гардеробной, поскольку было куда войти, и свет включался отдельно внутри), комод для мелочей, трюмо с множеством ящичков и полочек, стулья, тумба со сменным постельным бельём. Но не было ни телефона, ни компьютера, ни ноутбука, чтобы я не вышла на связь каким-либо образом со своей семьёй. Предусмотрительно. Интересно, а есть ли интернет в комнате Джиёна и смогу ли я туда незаметно пробраться? Так, стоп, Даша, разве тебе и так не пообещали, что ты отправишься домой, если выполнишь поручение? Поручение… чем дальше, тем больше оно казалось невыполнимым. Да, Мино помог мне, в нем есть гуманность и снисходительность, но как я могу знать, что сделает его счастливым? Как мне себя с ним вести? Я прошла в уборную, напомнившую о банях римских императоров; вся будто из мрамора, с золотыми кранами, в зеркалах тут и там отражаются натуральные каменные поверхности, возможно из оникса, окно рядом с ванной, а у её изголовья маленький столик с подносом, для напитков, видимо. Стопка новейших полотенец, халаты на крючках, фен, одноразовые зубные щетки, бритвенные принадлежности. Повсюду были масла, шампуни, бальзамы — всё, чтобы ощутить себя кинодивой, или я не знаю кем ещё… мне никогда прежде не доводилось бывать в таком богатстве. Но восторг этим блеском сменился гадливостью. Я-то знала, какими способами на это всё заработано! Каждый флакон, каждая бутыль с жидким мылом, выложенная мозаикой, как старинная амфора — это слезы подобных мне девушек, это чья-то пролитая кровь, это смерти, погубленные судьбы, убийства, воровство, наркотики и насилие. Неужели можно не думать об этом и жить припеваючи среди того, что получено такой ценой? Я приняла душ с небольшой порцией мыла и шампуня, не желая расходовать на себя то, что приобретено грязными способами. Выбравшись и закутавшись в халат, я решила пойти на балкон и посмотреть на вид с него. Больше всё равно занять себя было нечем. Закат прошёл, и наступала ночь, так что оставалось лишь ждать, когда начнет клонить в сон, чтобы лечь, выспаться, и приняться за странное и сомнительное дело. Сначала мне показалось, что Джиён вообще в упор людей не видит, но когда он попросил о помощи знакомому… Неужели он бывает для кого-то добр? Ноги ступили на нагретый за день пол балкона, и я, дойдя до перил, увидела справа горящий свет, который обнажал содержимое комнаты со стеклянной стеной. Поскольку передо мной простиралась безбрежная водная гладь, то переживать за то, что будет кем-то увиденным Джиёну прежде не приходилось. Но из его же дома туда заглянуть было можно. Мужчина говорил с кем-то по телефону, опустив строго брови. Сидя на стуле с ажурной деревянной спинкой, он покачивал ногой, перекинутой через другую. Разговор наверняка деловой. Вдруг понизу мелькнул знакомый силуэт и, Гахо ли или Джоли, я пока не разобралась, потерся о его лодыжку. Не прекращая беседы, Джиён наклонился вперед и, тепло улыбнувшись, так, что стал похож на двадцатилетнего мальчишку, погладил собаку за загривок. Глаза заискрились ласковой нежностью, а пальцы мягко и дружелюбно чесали за ушами, по голове. Я подалась назад, чтобы не быть обнаруженной. Не может быть, чтобы человек, способный вот так возиться с братьями нашими меньшими, родился жестокосердным и хладнокровным. В беспричинной склонности к преступлениям можно обвинить дураков, но умный никогда не пойдёт безосновательно на стезю беззакония. Что-то его таким сделало. Интересно что? Кажется, тут не только Мино нужна была душевная помощь. Если я смогу перевоспитать такого ужасного злодея, то освобожу мир от огромного количества трагедий. Почему бы не попробовать, пока выдалась возможность?