Мания приличия

Девственница

Двойные двери какого-то президентского, судя по размерам, номера, никто передо мной не распахнул. Меня довели до них, и служащая отеля, профессионально улыбаясь, ждала, когда же я войду в них. Без этого она не уйдет. Взявшись за ручку, я повернула её и, открыв правую из двух дверей, ступила внутрь. Свет горел не в прихожей, просторной, как одна из зал Эрмитажа, а в глубине, там, где за гостиной виднелась спальня. В арочном входе открылась взору роскошная вместительная кровать. Я несмело переступила порог и прикрыла за собой до тихого щелчка. Но в полной тишине и он был слышен. Из-за арки показался Сынри. В деловом темном костюме, он, похоже, топтал ковровое покрытие будуара уже не пять и даже не десять минут. Руки его, убранные в карманы брюк, приподнимали полы пиджака. Мужчина вперился в меня глазами, рассматривая серебрящуюся в отсветах торшеров ткань.

— Наконец-то, — без сантиментов сказал он и пошёл мне навстречу. — Я уж думал, что вы с Джиёном решили меня надуть. А я ведь честно выполнил все свои обязательства. — Я знаю, прости, пришлось задержаться, — отвела я глаза от него, когда он подошёл ко мне ближе. — Если это было ради приведения себя в порядок, то я не обижаюсь, — он шагнул ещё, встав впритык. — Мне нравится результат. Ты одна из самых шикарных девственниц, каких я покупал. — Извини, не в силах сказать «спасибо» за такой комплимент. — «Спасибо» в постель не положишь, отдашь натурой, — он улыбнулся своей шутке. Я стиснула зубы, не в состоянии реагировать ни на что. Я всё ещё не могла отойти от того, что сделала с Мино. Казалось бы — ничего, я всего лишь окончательно растоптала его веру в добропорядочных женщин, в себя. Теперь он никогда не станет заступаться за кого-либо, противоречить Джиёну, допускать хотя бы мысль о том, что деньги — не самое главное. Это сделала я — я! — Вижу, ты напряжена. Хочешь выпить? Я заказал отличного вина… — Не хочу. Давай расправимся с этим всем быстрее, — я завела руки назад, приготовившись потянуть за молнию и самостоятельно скинуть с себя платье. Лучше окунуться в отвращение, лучше испытать боль этого падения, чем стоять и умирать от конца каких-либо надежд с Мино. А говорят, что надежда умирает последней. Нет, почему-то я пережила её. Сынри положил свою ладонь на мои руки, остановив их. — Бесполезно торопиться. Я заплатил за ночь, а не за час. Поэтому буду иметь тебя, пока не выдохнусь, — он зашёл мне за спину, и я закрыла глаза, сжав веки до рези, так что брови нагнали складки вокруг себя. — К тому же, я хочу раздеть тебя сам, медленно, наслаждаясь сполна твоей невинностью. — Я почувствовала, как он сам повёл язычок молнии вниз. Второй рукой он убрал мои волосы со спины, закинув их через плечо вперед. Его губы коснулись моего открытого загривка. — От тебя восхитительно пахнет, — заметил он, и я почувствовала, как вдыхает он воздух от моей кожи. Я мечтала когда-нибудь сделать так же, прижавшись к Мино. Я мечтала любить его, и быть любимой им, но в тот момент, когда он готов был отдаться чувствам, я выдала ему такую гадкую ложь, что никогда уже никто от него любви не получит. Мне стоило удивить Джиёна и всё-таки найти что-нибудь в его особняке, чтобы зацепиться и повеситься. Это принесло бы больше пользы, чем моё существование. Пальцы Сынри скользнули под расстегнутые края платья и, спуская его с плеч, провели по моим рукам до локтей, осторожно, скользящими касаниями. Верх платья упал, зацепившись за бедра. Мужчина, всё ещё стоя сзади, потянул мои руки из рукавов. Словно окаменевшая, я не сразу поддалась его молчаливому повелению, но он это воспринял как упрямство, хотя я всего лишь не владела собой, не в состоянии даже сосредоточиться на происходящем. — Я ещё раз напомню, что если будет сопротивление, то вместо меня будет кто-нибудь похуже… — Мне всё равно, — вдруг сказала я, открыв глаза и уставившись на ковёр под круглым столиком в центре прихожей. Руки Сынри исчезли с меня. — Что это значит? — Я не собираюсь нарушать своего слова, но у меня нет сил играть сейчас что-либо. Если ты захочешь отдать меня тому мужчине — воля твоя. Мне всё равно, пусть он даже убьёт меня. — Сынри обошёл меня, посмотрев глаза в глаза. В его была дерзость, недовольство, высокомерие. В моих, наверное, пустота и безразличие. — В чём же причина такого морального упадка? — Он, видимо, понял, что я не шучу. — Я уже мертва, мне кажется, — пожала я голыми плечами, стоя перед ним в бюстгальтере и висящем на бедрах дорогом, сияющем платье. — Когда я пересплю с тобой — от меня вообще ничего не останется. Меня уже нет, Сынри, поэтому всё равно, что будет с телом, которое ты перед собой видишь. — Он осмотрел меня немного менее похотливым взглядом, нежели обычно. Вздохнул, как человек, поставленный в трудное положение, которому необходимо решить сложную задачу. Расстегнул верхнюю пуговицу своей темно-синей рубашки. — На тебя так угнетающе действует потеря девственности? В самом деле? — Я не собиралась рассказывать ему, что произошло. Ему не будет до этого никакого дела, ему даже до беременной от него же девушки не было дело, что уж говорить обо мне и каких-то там моих чувств? — Ты считаешь, что в какой-то тонкой плёнке содержится весь смысл твоей жизни? — Сынри ехидно хмыкнул. — Или это что — символ непорочности? Тебе так хочется быть непорочной? А что это даёт, объясни мне, пожалуйста? Что тебе даёт твоя непорочность? Осознание собственной избранности или охуенности? Или ты, как я успел понять, в божьи невесты метила и бережёшь целку, как пропуск в рай? — И этот туда же. Джиён уже давно растоптал все мои принципы, показав, что за ними не скрывается ничего, кроме желания небесных удовольствий, кроме желания выглядеть в глазах других хорошим, порядочным и героическим. — Унывать от того, что тебя трахнут, когда тебя вообще могут грохнуть — ты тупая? Ты реально настолько тупая?! — вспылил Сынри. Я не собиралась оскорбляться его словами, только отвела лицо в сторону. Нет никакой надежды объяснить здесь кому-либо, что есть вещи важнее жизни. Или были… что теперь у меня есть более важное, чем жизнь, если веру, надежду и любовь я потеряла? Бог? Где же он? Почему он не защитил меня и Мино от Джиёна? Ладно меня, почему он не открыл глаза Мино на правду?! Почему он не поразил Джиёна священным огнём? Почему я должна сейчас держаться за Бога и делать что-либо ради него, если он ничего не сделал для меня, никак мне не помог? Во что и ради чего я уже должна верить? Кроме власти и всемогущества Джиёна я ничего не увидела, так что если чему-то и верить — то этому, тому, что я видела. Сынри вдруг чуть присел и дёрнул платье ниже, так что оно упало с бёдер на пол. Я вздрогнула, посмотрев, как оно ссыпалось к моим ногам, будто я находилась в ледяной скорлупе, кто-то ударил по ней, и осколки, блестя, высвободили меня из плена. — Что такое эта девственность? — Сынри привлек меня за талию и, без лишних слов и предупреждений, запустил руку мне в трусики, поднырнув ею снизу и введя в меня палец. — Ай! Сынри! — Я уперлась ему в плечо. — Порвать её — секундное дело. Я могу это сделать хоть рукой, хоть членом, хоть подсвечником. Так какого черта столько церемоний и трёпа о ней? — Он вытащил руку, позволив мне расслабить спину. Я сразу же приложила ладонь к резинке трусиков, приглаживая её. — Это тебя нужно спросить, ведь ты охотишься за девственницами, а не я! Ещё нужно поспорить, кто этим больше дорожит, — испуганная и приведенная в какой-то мере в чувства его резким вторжением, я попыталась прикрыть себя, но Сынри взял мою руку и потянул за собой, отступая назад. На его устах заиграла улыбка. — Я уже называл тебе одну из причин: девственницы венерологически безопасны. Вторая — я люблю узкие дырки, а не раздолбанные. Вторгаясь в нехоженые пути испытываешь нечто грандиозное. Третья… не знаю, есть ли она? Возможно, мне нравится коллекционировать их. Просто вести счет, скольких целок я смогу отыметь? Это как коллекционировать дорогие машины. Неважно какие, какой марки, главное, чтобы они были престижные. Трахать девственниц — престижно, и мне это нравится. Сама же по себе невинность меня не привлекает. Я не люблю испуг и неприязнь на лицах, не люблю видеть, что я кому-то гадок, слышать хныканье. Я не насильник. — Он подвёл меня к кровати. — Ты поняла меня? — Плакать я не собираюсь, — уверено изрекла я. — Вот и славно, — улыбнулся он, похлопав легонько меня по щеке. Я сдержалась, чтобы не укусить его за кисть. Сынри, гладя моё плечо, опять зашёл мне за спину, чуть толкнув в неё. Я уперлась коленями в подножье кровати. Сбоку от меня пролетел его пиджак, который он снял. Я услышала шорох расстегиваемой рубашки. В горле образовался ком. Вдруг, одним касанием, на мне был расщелкнут лифчик. Я быстро поймала спадающие чашечки. Пальцы Сынри поддели бретельки и, спустив их, взяли мои ладони, чтобы убрать бюстгальтер. Посомневавшись, я позволила забрать у себя его, и он улетел в сторону пиджака. Руки мужчины вернулись, ложась мне на голую грудь. Задрожав, я схватилась за них, желая убрать, но мне было не по силам сдвинуть эти ладони. Сынри коснулся моих лопаток своей грудью. — Не бойся, расслабься. — Его пальцы погладили мою грудь и, приподняв её снизу, слегка сжали, потянули, после чего сошлись на сосках и стиснули их. — Ай!.. — снова не выдержала я. Щипок был чувствительным. Сынри поцеловал меня в шею, надавив руками так, чтобы я прильнула к нему задом как можно теснее. Губы пошли гулять по верхней линии спины, от плеча к плечу. Я ощутила своё тело. Оно покрылось мурашками, хотя мне хотелось лягаться и брыкаться. Пальцы всё ещё были на сосках, потягивая их, придерживая, иногда расходясь по всей груди, но снова к ним возвращаясь. — Сынри… — Да, произноси моё имя почаще, я люблю, когда во время секса его называют. — Я постараюсь не произнести другого имени, — выдала я, подумав, что всё-таки смогу заплакать, если закрою глаза и подумаю о Мино. И тогда сорвется крик «Мино!». Двинув бедрами рывком вперед, Сынри ударил по моим, и я, пошатнувшись, упала, успев выставить руки. Оказавшись согнутой пополам, я не смогла распрямиться, потому что ладонь Сынри легла мне на спину, давя. — Я не хочу слышать чужих мужских имён, когда тебя трахаю я. — Тогда в твоих интересах не доводить меня до потери памяти, — хмыкнула я. — Иначе я перестану владеть собой. — А с тобой это возможно? — заинтересовано наклонился он вперед, опять протянув руки и взяв в них мои груди. — Возможно доставить тебе наслаждение, чтобы ты потеряла голову? — У тебя это точно не получится, — пробормотала я, перестав поглядывать на него через плечо и уставившись в покрывало перед собой. Руки задрожали, подгибаясь в локтях. Как унизительно, как грязно, как пошло… так он и возьмёт меня, как неугомонный жеребец молодую кобылу. Я ощутила влагу на пальце Сынри, которым он коснулся моего соска и повёл вокруг него. Маленькая вершина затвердела, и у меня даже живот втянулся от непонятного чувства, что пронзило меня, когда по груди прошла прохлада. — Даже пытаться не буду, здесь вроде как я получаю удовольствие, а не ты, — напомнил он мне о том, что я в процессе становления шлюхой. С другой стороны от меня что-то мелькнуло, и я, посмотрев туда, увидела рубашку. Он раздевается постепенно, а я уже в одних трусиках. Послышалось звяканье ремня. Он убрал руку со спины, но я не могла заставить себя выпрямиться. Я не только была согнута, я ещё раньше, до этого была сломана, и стоять, как прежде, с гордо поднятой головой, не очень-то получалось. Зачем? Ради чего? Сынри погладил мои бедра, дойдя до ягодиц. Шлепнул по одной из них. Я дернулась, качнувшись вперед. Он шлепнул по другой. Я сомкнула веки. — Аппетитные. Очень аппетитные. — Мужчина дотянулся до покрывала и сорвал его с кровати, свезя на пол. Ладони опять вернулись на мои бедра, бродя по ним, пока вдруг не сжали по бокам и не толкнули на постель, чуть ли не закинув. Я рухнула дальше, упав на живот, но тут же перекатилась на спину. Сынри стоял в одних боксерах, и я видела под ними твердый, загнутый к верху бугор. Он с минуту любовался мной на шелковом бледно-жемчужном одеяле, поставив руки на бока. Его подтянутое тело не было совершенным в моём представлении, хотя откуда мне было знать, как выглядит совершенное тело, если я так и не увидела Мино ни разу обнаженным? Сынри был покрепче Джиёна, но не таким накаченным, как Тэян. Он мог бы быть стройным, если бы что-то не выдавало в нём несколько ленивого бизнесмена, который доволен самим собой таким, какой есть. Тэян работал над собой — это было заметно, а Джиёну ничего не нужно было делать, потому что его худощавость вряд ли бы позволила нарастить мышцы. А Мино… я никогда уже не узнаю, каков Мино. — Подожди немного, — развернувшись, Сынри ушёл в сторону ванной комнаты. Я приподнялась на локтях, посмотрев ему вслед. Вот бы он оттуда не вернулся. А если сбежать? Куда? Даша, сколько ты можешь бегать? Уже незачем. Джиён достанет везде, и придумает что-то новое, ещё хуже. Если он отправил меня сюда, лучше всё это выполнить, чтобы не оказаться виновницей ещё чего-то. Дракон так давно заставлял меня выбрать тело, что от непослушания я натворила много чего, а ведь достаточно было поступиться только честностью и согласиться с ним во всём. Нужно было играть с ним. Тэян сказал мне почти сразу, чтобы я не верила ни слову, что говорит Джиён. Сынри вернулся с полотенцем в руке, подбираясь ко мне, забираясь на кровать. — Нам ещё всю ночь тут кувыркаться, не хочу выгваздать простыни кровью и потом спать на этом, — он положил полотенце рядом и навис надо мной. — Где презервативы? — напомнила я. У него дернулись губы от досады, что я не забыла. Пришлось слезть с кровати, поднять брюки, достать из кармана пачку и, уже с ними, оказаться рядом со мной вновь. — Но если посмеешь брыкаться… — Посмею, если не наденешь, — непререкаемо сказала я. Откуда взялись остатки этого характера? Откуда и для чего я ещё качала свои права? Сынри потянул меня за трусики. — Снимай, — уставившись ему в глаза, скорее для того, чтобы он не перевел их, куда не надо, я держала его взгляд и, приподняв бедра, стянула с себя последнее прикрытие. Отложив их в сторону, я свела ноги, поджав, и обхватила их руками. Сынри взял меня за запястья и убрал руки с моих колен. Всё ещё смотря мне в лицо, он взял меня за икры и повел их в стороны. Меня стало обдавать жаром, словно мы сидели не на кровати, а на сковороде. Потянув мои ноги на себя, он прижался своим возбуждением через боксеры к моей обнажившейся промежности. Положив руку мне на затылок, он привлек меня к себе и поцеловал. Губы впились в мои, его голая грудь коснулась моих ещё твердых сосков. Его вторая ладонь опустилась мне на ягодицу и начала её мять. Я не знала, куда деть свои руки. Отбиваться — нельзя, обнимать — невозможно. Я уперлась ими по бокам, терпя ворвавшийся язык. Этот трезвый поцелуй был немного приятнее того, хмельного в клубе. — Я хочу тебя, — прошептал он, отпустив мои губы, и вновь приникая к ним. — Хочу, — опять в промежутке сказал он. Закрыв глаза, я подумала, а не поехал ли Мино сейчас в бордель? Как ещё можно заглотить разочарование от одной шлюхи, как не в объятиях другой? — Наконец-то я тебя получил, — Или Мино сначала вернётся к Джиёну, чтобы отчитаться, что выполнил указания, а потом уже поедет в бордель. — Я буду тебя горячо трахать, очень горячо… — Главное, чтобы он не поехал к себе в квартиру, квартиру, которую я знаю, как она выглядит, где его кровать. Пусть лучше спит с другой, но не один, проклиная меня. Мне будет легче, если этой ночью мы оба будем спать с другими. Нет, не спать, а трахаться. — Загоню тебе до самого предела… тебе понравится, — Сынри запустил руку между ягодицами, дотянувшись снизу до моих интимных мест. Я вздыбилась, но он тотчас прижал меня к себе сильнее, не давая возможности вывернуться. Его губы отпустили мои и пошли по подбородку, шее, ямочке между ключицами, по ключице к плечу и обратно, языком проведя влажную дорожку, всосавшись в шею, что стало немного больно. — Нет! Сынри! — не выдержала я, попытавшись отстраниться от него. Но силы были не равны. В его мужской хватке я была точно хрупкая травинка. — Сынри, пусти! — задергалась я, не выдерживая его губ, языка, пальцев, теребящих меня снизу. Наши тела были сомкнуты, но душой и мыслями я была так далеко, что было дико оставаться здесь физически. — Пожалуйста, не надо, Сынри! — без слёз, не умоляя, а скорее зло и гневно крикнула я. — Замолчи! — прошипел он и толкнул меня от себя, на спину, сразу же забравшись сверху. — Трахнуть тебя без гондона? Ты этого хочешь? Хочешь обрюхатиться, как твоя подружка? — я в ужасе замотала головой. — Тогда перестань! Заткнись и отдайся мне, ясно?! — громче пригрозил он. Я покосилась на пачку презервативов до которой могла дотянуться рукой. Сынри заметил мой взгляд и, схватив мои запястья, завёл руки мне за голову. — Будешь нормально трахаться? — У меня свело челюсть от желания крикнуть «нет». — Будешь? Или я начну так… — перехватив мои руки в одну свою, он вытащил из боксеров свой член, и я почувствовала его у себя между ног. — Не надо! Я не буду больше сопротивляться, — расслабила я руки, чтобы он почувствовал, как прекратилась самооборона. Сынри попытался усмирить свою ярость. — Тогда поцелуй меня. Сама. — Отпустив мои кисти, он оперся на ладони рядом с моими плечами, уставившись сверху мне в глаза. Я облизнула губы, никогда прежде не делавшая этого сама. Поцеловать мужчину, которого презираешь и желаешь избавить себя от его общества! — Ну же, поцелуй. — Сынри прижал ко мне член плотнее. Приподняв голову, я коснулась его губ своими. Осторожно, нехотя, покорно. Сразу же подхватив инициативу, мужчина разомкнул свой рот и ворвался в мой. Втягивая мой язык, всасывая его, он обошел своим всю меня внутри, едва не до самого горла. Я почти задохнулась, когда он оторвался. Взяв пачку презервативов, он достал оттуда одну упаковку. Сняв боксеры и отшвырнув их, он разорвал фальгу, хмурый от того, что приходится это делать. Я невольно увидела его голый и упругий пенис, длиной, наверное, с мою ладонь. Ровный, с розоватым концом, под моим взором он оделся в полупрозрачную пленку. Сынри вернулся к начатому. Опять взяв меня за икры, которые сами собой смыкались, стоило только их отпустить, он развёл их пошире. Сидевший у моих ног, он нагло и с любопытством посмотрел на открывшуюся картину. Я немедленно положила ладони себе туда, куда он смотрел. — Убери руки, — мотнул он головой. — Хочу увидеть, какой цветок я сейчас сорву. — Тяжело дыша, я не в силах была открыться ему той стороной. Это невыносимо, невозможно… Видя моё оцепенение, он схватил мои пальцы кучей, так что стало больно, и откинул прочь. — Пожалуйста… — попыталась я приподняться, или свести ноги, но Сынри держал их. Я снова протянула руки. Мужчина поймал их, прижав к одеялу и, чтобы я не свела бедра, подставил свои плечи, уже впритык уставившись на то, что мне так хотелось закрыть. — Господи… — прошептала я, сомкнув веки. Под них набежала влага. За ребрами затаился плач. Нет, Даша, успокойся. Ты уже выплакала все свои слёзы. Я почувствовала влажное касание, острое, мягкое, прохладное. — О-о! — раскрыла я глаза и приподняла голову. Сынри провел языком мне между ног. У меня закружилась голова, в ушах забили барабаны. Он ухмыльнулся моему ошарашенному лицу и красным, краснее некуда, щекам. Прямо перед моими глазами, он сделал это ещё раз, а когда добрался до верхней точки между складками, впился в неё губами и втянул в себя, всасывая. — А-а! — рухнула я назад, выгибая спину. Хотелось избавиться от этого ощущения меж ног, но я была пригвождена за руки к кровати, а ноги не могли сойтись, потому что между ними был Сынри. Он подул туда, где всё так обострилось и почувствовалось и, ещё раз лизнув, повёл языком по лобку до самого пупка. Меня заколотила крупная дрожь. Я тяжело задышала, извиваясь на кровати. Наконец, он подтянулся до меня, отпустив мои руки. Между моими ногами теперь были его бедра. — Я мог бы заставить тебя потерять голову, Даша, но я слишком эгоистичен в постели, — улыбнулся он жадно и, поцеловав меня в губы, подвел головку члена к моему входу в лоно. Поцеловав меня в уголок рта, он шепнул на ухо: — У тебя красивая розовая пизда, трудно было удержаться, — надавив вперед, он стал входить в меня, забирая, разрывая мою девственность. То, за что я так боролась, ради чего билась насмерть, ради чего готова была жертвовать жизнью. Он забирал у меня последнее, что я имела, последнее, чем ещё дорожила. Вспомнив про полотенце, он подсунул его под наши соединившиеся бедра. — А-а! — вскрикнула я от боли. Что-то внутри натягивалось и рвалось, высекая из меня вопль. Сынри не останавливался, резче толкаясь дальше. — Аа-а! — проскулила я, задергавшись и пытаясь слезть с его члена, на котором было так невыносимо. — Больно! — Конечно больно, а ты как хотела? — Он лёг на меня, придавив всем весом, и задвигал только нижней частью тела, глубже, глубже. Я стиснула зубы, провыв через них «ыыаафф». — Это же твой первый раз… всем девочкам в него больно, — Сынри ускорился, и я почувствовала его где-то там, в себе, где, казалось, нет места ничему подобному. — Ах, как хорошо, — пропыхтел он, вбиваясь в меня. Я заскоблила ногой по одеялу, пытаясь погасить резь внизу, неприятную тянущую боль, будто у меня болел зубной нерв там, где зубов-то, собственно, не было. — Хорошо, хорошо, детка, — приподнялся чуть на руках мужчина, засмотревшись на мои трясущиеся от его ритма груди. Заводясь, он вцепился в один сосок, пососав его. Я ухватилась за подушку под головой, сжимая пальцы. Боль постепенно отступала. Сынри продолжал входить в меня и выходить, туда-сюда, туда-сюда. Восстановив дыхание, я приоткрыла глаза, посмотрев на него, млеющего от наслаждения. По вспотевшему лбу стекала капля. — Да, да! — сделал он две жестких фрикции, заставив меня вскрикнуть, и опять вернулся в прежний ритм. Моя спина сдвигалась на пару-тройку сантиметров, возимая по простыне, туда-сюда, туда-сюда. Я перестала издавать звуки, наблюдая за этим всем словно со стороны. Боль улеглась, но вместе с ней окончательно ушли какие-либо чувства. Я презирала этого человека, не ненавидела, а именно презирала. Я никогда бы не смогла полюбить его, и он никогда никого не полюбит. Ему нет дела, кого он трахает. А мне? И мне нет дела, кто меня трахает. Безразличие. Безвозвратность. Бессмысленность. Мои глаза перекатились с его вспотевшей груди на шифоновую занавесь на огромном окне. Потом на ламбрекены, на их льющиеся по бокам к полу фалды. Матрас не скрипел, но мягко пружинил, и каждый толчок в меня отзывался невольно моей подачей навстречу. Интересно, здесь есть где-нибудь часы? Я не нашла их взглядом. Но время шло и не кончалось, словно наступила вечность. Та самая, которую хотел понять, почувствовать, или ухватить Джиён. Этот мужской запах, мужские стоны, звуки, мужская грубость, с которой меня вколачивают в постель, всё это будет вечно? — А, да, да, а-а! — раздался иступленный возглас Сынри и он опять упал на меня, придавив грудью. Влага пота прилипла к моей груди, мне стало жарко, неприятно и липко, будто меня облили грязью. Я слышала, как стучит его сердце, как он тяжело отдыхивается на мне. Я не шевелилась. Я хотела быть сейчас шлюхой из борделя Тэяна, той, к которой приехал Мино, чтобы упасть на неё вот так, изможденным, с его собственным стоном, с его запахом, с его губами, которые бы завладели моими. Никогда этого не будет. Этому не суждено было быть. По щеке скатилась слеза. Одна. Сынри приподнялся и, вытащив себя из меня, осторожно стянул с члена окровавленный презерватив. Будто пьяной поступью сходив в ванную, где смыл с себя алые следы и выбросил использованный контрацептив, он вернулся и нашёл меня лежащей всё так же, даже не сдвинувшей ноги. Мужчина подошел и, посмотрев на моё лицо, ничего не сказал, только вытер полотенцем кровь на моих нижних губах, тщательно стерев её со всех складок. — Она ещё может идти день или два, не пугайся, — сообщил он мне. — Так бывает. Я ничего не ответила. Сынри отошёл к столику, где стояли графины, бутылки, вазы с фруктами. — Хочешь выпить? — Я молчала. Я не могла заставить себя открыть рот. Не знаю, почему. — Хочешь? — С нажимом повторил он. — Нет, — вышло у меня, наконец. Опрокинув стакан вина или виски, не знаю чего, но по цвету точно не воды, он вернулся на постель, голый, с повисшим и уменьшившимся членом. Непристойно, неприглядно, неприлично… — Я хочу в душ, — сказала я, и тут же поднялась. Сынри не стал возражать, и я, мимо него, ушла в уборную. Включив воду в раковине, я некоторое время просто слушала поток струи, её плеск по керамике. Потом подняла боявшийся смотреть на себя взгляд. Макияж под глазами чуть потёк. Я долго не могла решиться привести себя в порядок, пока, наконец, не собралась с духом и не стерла отпечатки туши и подводки под нижними ресницами. Закрутив кран, я забралась в душевую кабину, миновав огромную ванную, где могло бы поместиться человек пять. Не посмотрев, что включаю, я подскочила от ледяной воды и, пока наладила нужную температуру, почувствовала себя совсем плохо, как заболевшая. Между ног ещё появилось немного крови, и я смыла её, посмотрев, как исчезает окрасившаяся вода. Так же было бы больно, если бы мне всадили нож в сердце? Нож в сердце… я посмотрела на полочки, ища бритву. Ничего такого. Концы волос намокли, потому что я не удосужилась убрать их вверх чем-нибудь. Выбравшись из душа, я распахнула дверцы полок возле зеркала, над раковиной, и обнаружила там бритвенный станок. Вот он, мой билет к спасению. Вот, что давно следовало сделать, плевав на угрозы Тэяна, что мою голову кому-то отошлют. Нужно исполосовать своё лицо до неузнаваемости, тогда родители не поверят, что это я, не узнают. Дверь сзади открылась, и вошёл Сынри. Я стояла голая у раковины, глядя на него через зеркало. Он тоже не затруднился одеться. В его руках было два полных бокала золотистой жидкости. Он подошёл ко мне и, уткнувшись носом в макушку и втянув в себя аромат, обвел руку вокруг меня, протянув мне один из бокалов. — За твой первый раз, — он упрямо всунул мне выпивку, тут же чокнувшись. Я замерла, глядя ему в глаза через отражение. — Пей, Даша, пей, — улыбнулся Сынри. — Лучше станет. Давай, хватит жалеть о проёбаном, никто от этого ещё не умирал, — освободившейся рукой он захлопнул дверцу, скрыв от меня бритву. — Если сам себя не доводил до этого. Быстро выпей залпом! — грозно приказал он и я, выдохнув, задрала голову, чтобы опустошить бокал. Это было сладкое, но крепкое шампанское. Странный напиток, но вкусный. Когда я опустила лицо, то увидела, что он едва пригубил из своей чаши. Забрав у меня пустой бокал, он сунул свой. — Пей. — Я опьянею. — И что в этом плохого? Расслабишься хоть немного. — «Я опьянею» — серьёзно? Я всё ещё считала это доводом? Какая-то шлюха стесняется нажраться алкоголя? Я взяла второй бокал и проглотила его залпом. — Молодец, — забрал у меня Сынри второй бокал и, отставив оба, запустил пальцы в мои волосы, массируя их, пробираясь через них к голове. — У тебя роскошные светлые волосы… — Он собрал их вместе и стал наматывать на кулак. В мои ягодицы уперлось его подрагивающее естество. — Ты обалденная сучка, Даша, — он помог рукой члену скользнуть в меня. Я уперлась ладонями в раковину. — Клянусь, я до утра тебя в покое не оставлю. — Стиснув зубы, я ощутила новое проникновение, резкое, беспощадное. — Презерватив, — прошипела я. Он потянул меня за волосы назад. — Успокойся, я не кончу в тебя. — Впрочем, какая разница? Я не успею узнать, зачала я или нет, потому что не собираюсь дожить до завтра, только бы он отпустил меня. Шампанское — даже хорошо, больно не будет, если выпить достаточно. Сынри начал по новой вбиваться в меня. Ладонь, которая не стягивала мои волосы, то и дело шлёпала по моей заднице, после чего хваталась за неё, сжимая кожу в пальцах. Потом эти пальцы устремлялись выше и тискали грудь, жадно, без устали. — Как хорошо тебя чувствовать полностью, да, давай, да! — насаживал он меня на себя, поощряя себя, пытаясь вытащить из меня хоть какие-то звуки. Я пару раз простонала от резких ощущений внутри или от пощипывания сосков, но на крики уже была не способна. Когда он опять взвыл, получая максимальное удовольствие, то быстро выскользнул из меня и я почувствовала, как по спине разлилось что-то теплое. Оно потекло ниже, по бедрам. Сынри снял с крючка новое полотенце и протер меня сзади. — Вот видишь, я же обещал… идём. — Я попыталась удержаться за раковину. Он оторвал меня от неё и уволок в спальню, вернув в кровать. Налил ещё по бокалу, заставил выпить третий. Я сидела на простыне и даже не думала прикрываться одеялом. Рядом ходил обнаженный Сынри, и мне было всё равно на это. Я постепенно пьянела, но добраться до ванны ещё раз мне никак не давали. Он разгадал мою задумку, и не хотел неприятностей с трупом в своём номере. Хотя, разве это было бы им тут проблемой? Джиён вмиг бы всё замел. Спустя ещё где-то час, Сынри завалил меня на лопатки и опять принялся трахать, долго, мучительно долго. Я едва сидела ровно, после четвертого бокала я с трудом понимала происходящее. Поэтому когда закрывала глаза, то издавала стоны и всхлипы, потому что мне начинало казаться, что это всё-таки Мино. Мужчина потушил свет, и без него мне стало словно бы полегче. А может это и не Мино… может это Джиён?! Вопль ужаса пронзил спальню, но Сынри, видимо, принял его за выражение ощущений, так что продолжил особенно браво ёрзать на мне. А ведь, по сути, кто бы на мне ни был, через него меня имеет Дракон. Так и есть… только Дракон тут всех имеет, и никто другой. Я должна убить его, должна… должна отомстить, остановить его… но как же смерть? Нет, рано умирать, ведь ещё жив Джиён. До самого утра Сынри прижимал меня к себе и, если не трахал, то просто обнимал и целовал, сам подвыпивший, сладострастно гладя меня и целуя то там, то здесь. Когда я отворачивалась к нему спиной, собрав все свои силы для этого, чтобы избегать поцелуев, он обвивал мою талию и вдавливал меня в свою грудь. Его ладонь беспрестанно тянулась к моей промежности, но лаская пальцами её, то задерживаясь на лобке, чтобы гладить и его. — Я хочу взять тебя и на следующую ночь тоже, — засыпая, наконец, пробормотал он. — Джиён заберет тебя к себе? — Нет, я снова вернусь в бордель к Тэяну. — Тогда передай Тэяну, что я занял тебя на завтра. Я приеду, чтобы продолжить, — удовлетворенно промурлыкал он мне в ухо. — Такую сладкую девочку я быстро в чужие руки не отдам. — Он уснул, и я тоже, следом за ним, замученная, вымотанная и пьяная.

Голова болела, как и всё остальное, особенно ноги, бедра и грудь. Соски горели от того, сколько их теребили. Я слышала, как Сынри встал и начал собираться. Меня хватило на один приоткрытый глаз, который проследил, как бизнесмен застегивает рубашку, поправляя манжеты. Молодой мужчина заметил, что я пробудилась и, подойдя ко мне, поцеловал меня в щеку. Я хотела отдернуть лицо, но голова не послушалась. — До вечера, Даша. Мне нужно на работу. — Я промычала «угу», шепча себе, что поднимусь, как только он уйдёт, и что-нибудь сотворю: с номером, с собой, с первым, кого встречу, если успею до того, как сотворю что-нибудь с собой. Быстрее, уходи, проваливай, ненавижу! Звуки улеглись, оповещая о том, что Сынри покинул номер. Можно спокойно полежать некоторое время. Прийти в себя. Или не стоит пытаться? Зачем приходить в себя? Чтобы вечером всё повторилось? Неужели Вике нравилось всё это? Нет, разумеется, она не знала корейского, и не понимала всех грязных слов, что он говорил. И он не был жесток, или откровенно садистски настроен… Просто я не любила его. Просто я любила другого. А какая разница была Вике, если она не была влюбленной до Сынри? Я почувствовала, что на кровать что-то легко опустилось. Непонимающе приоткрыв веки, я увидела напротив кровати незнакомого молодого человека. Забыв о головной боли и разбитом состоянии, я подскочила, натягивая одеяло на грудь. На одеяле валялись брошенные, судя по всему, незнакомцем джинсы и футболка для меня. — Вставай, красавица, пора ехать. — К-куда? — я потерла глаза, просыпаясь. — Кто вы? — В бордель. Меня зовут Зико, Джиён велел мне организовать твою доставку. — Я… я думала, что Тэян сам меня заберет, — покосилась я на лежащую одежду, которая ждала меня. — Тэян? Почему Тэян? — хамовато уставился на меня Зико, жуя жвачку так, словно зевал при каждом движении челюсти. Удивительно, что при этом не чавкал. — Ну… раз уж я возвращаюсь в бордель… просто… мы с ним знакомы… — А-а, — протянул Зико, закивав. — Ясно. Да, ты едешь в бордель. Только не тэяновский, а мой. — Твой? — недоумевающее свела я брови, желая схватиться за голову, чтобы она не гудела. — Да, его ещё иногда называют портовым или нижним. Слышала о таком? — В тот момент, когда я думала, что хуже со мной ничего не случится, Джиён всё-таки придумал, что могло быть хуже. Я с ужасом посмотрела на Зико, гадая, успею полосонуть себя бритвой, или он поймает меня раньше? Парень ждал каких-то моих действий. Я не еду к Тэяну… мне неоткуда ждать помощи. Больше вообще неоткуда. Сынри не приедет вечером, потому что не найдёт меня там, в борделе для вип-персон… я стану портовой шлюхой — вот что уготовил мне Дракон. Пару десятков клиентов в день, пока не сдохну от невыносимых условий. Джиён отправляет меня на смерть, а я собираюсь облегчить исполнение его желания и сдохнуть сама? Будь ты проклят Джиён, если я исполню ещё хоть одно твоё желание! — Мне нужно поговорить с Джиёном. Можешь отвезти меня к нему? — Не велено. — А позвонить ему можно? — Не велено, — флегматично продолжал жевать Зико. — А связаться с Тэяном я могу? — Не-а, — покачал головой парень и посмотрел на время в телефоне. — Собирайся давай, я тут полдня куковать не намерен. Дел хватает. — Выйди тогда, пожалуйста, я оденусь, — просияв широкой улыбкой, где нижний ряд зубов было видно почти до самых дальних, Зико плюхнулся на стул возле моей постели, показывая, что не сдвинется с этого места, с которого намерен следить за каждым моим шагом… — Не велено, — забавляясь повторением этого слова, ещё раз заявил он. Итак, Джиён всё-таки не хочет моей смерти, правильно ли я понимаю эту заботливую охрану? Что ж, ёбаный король, играем дальше.