Мания приличия

Мертвая

— Можете наклониться чуть-чуть вперед? Вот так. Да, спасибо. — Фотограф одобряюще улыбнулся, сопровождая свои просьбы движением руки, свободной от съемочной аппаратуры. — Положите ладонь на занавеску. Повыше, ещё немного. Отлично! Щелчки улавливаемых кадров раздавались уже около часа. Столичный корейский журнал, узнав о намерении известного миллионера, донжуана и тусовщика расстаться со своей холостяцкой свободой, заплатил Сынри для того, чтобы осветить первым его грядущую свадьбу в разделе светской хроники, и я, как невеста, должна была позировать в красивом подвенечном платье, в красивой, убранной цветами студии. Хотя платье было данью какого-то модного дизайнера, желавшего увидеть своё детище на глянцевых страницах, и в реальности расписываться я собиралась в другом. Не венчаться — расписываться. Сынри обещал подъехать позже, для парных снимков. У него были дела, большая часть из которых теперь принадлежала не ему, вынужденно, из-за того, что он спас мою жизнь четыре с лишним месяца назад. В ту ночь, когда я вновь глотнула воздуха и, под влиянием шока и стресса, не верящая, что в очередной раз отбилась от смерти, мы воссоединились с Сынри с такой чувственностью, что я могла назвать это занятием любовью. Моя благодарность, мои сорвавшиеся нервы и желание того, чтобы кто-то защищал меня, был рядом, хоть кто-то, кому можно довериться, довели меня до неповторимого состояния, когда моё сердце прикипало к Сынри, жалея его и принадлежа ему по вполне объяснимой женской привязанности, возникающей после пережитых трагедий и ударов судьбы. Но постепенно, возвращаясь к нормальному состоянию, к тому, в котором мне не свойственны были симпатии к типам, подобным Сынри, в быту не меняющих своих привычек, и конкретно к нему, я стала затухать в эмоциях и охладела. В нём же ничего не переменилось, ни в манерах, ни в чувствах ко мне, о которых говорить ему претило. Он по-прежнему вел себя развязно, откровенно, часто эгоистично и навязчиво, но стремился быть неразлучно рядом, ограждал меня от волнений и забот, опекал и задаривал, готовясь к свадьбе и готовя к ней меня. Но конфликт разных, не равномерных чувств давал о себе знать, вопреки моим стараниям скрывать это, теребить в себе что-то более яркое и горячее, чем милосердное «спасибо». Это всё выливалось в непонимание, мелкие ссоры — не скандалы, скорее молчаливое расхождение по разным комнатам, — в отлучки Сынри, тщательно законспирированные, прикрываемые бизнесом, но, тем не менее, очевидные мне, как поездки по шлюхам. Особенно всё было ясно, когда он уезжал в Сеул или Шанхай, или Гонконг, куда я не могла последовать за ним — путь из Сингапура был для меня заказан. Разумеется, там он спал с другими женщинами, имел любовниц, может и по две за ночь. Возможно, к ним его толкало именно моё прохладное и надменное отношение. Меня это мало тревожило, и я не допекала его ревностью и сценами. Он был со мной таким, каким он был мне нужен, и большее меня не волновало. — Всё, спасибо! Сделаем перерыв, пока не подъедет господин Ли, — озвучил фотограф, неглубоко кланяясь и отходя. Я приподняла подол платья и двинулась вдоль стен, декорированных книжными шкафами, оплетенными искусственными вьюнами-цветами. Спустя три шага ко мне приблизился парихмакер, поправляя прическу. Я остановилась, разглядывая корешки с золотыми буквами. Наткнувшись на имя Шекспира, я вспомнила услышанную фразу о том, что его в одной семье читают, вместо молитв. Пока занимались моими волосами, я вытащила томик и открыла с первой страницы. Как-то же нужно занять время. Пьесы начинались с произведения «Буря». Действующие лица: Алонзо, король Неаполитанский. Я закрыла глаза, почувствовав неприятную дрожь. Ох уж эти короли. Самоназванные, отвратительные, не ценящие ничего, кроме власти. Разомкнув веки, я попыталась найти в персонажах себя. Придворные, раб, шут, дворецкий-пьяница (кажется, этого я знаю). Место действия — корабль в море, остров. Меня случайно дернули за локон, не сильно, но я вздрогнула и захлопнула книгу, стиснув зубы. Сынри предложил мне перед Новым годом перебраться в какой-нибудь просторный особняк с чудесным видом на пролив… — Не хочу его видеть. Никогда, — оборвала я. — И, пожалуйста, не вози меня больше к воде. Не выношу её. И мы больше не бывали на пляже. Понимая прекрасно, что Сингапур мал до тошноты для меня, человека русского, привыкшего к тому, что можно по пять суток ехать в одну сторону и не видеть края земли, мы всё же умудрялись сузить места прогулок до тех районов, которые не были побережьем. Пролив я выдерживала только с верхних этажей, на горизонте, где он был далек и не касался меня, не мог коснуться. Набравшись сил ещё раз, я решила полистать книгу наспех, поверхностно. Глаза сами выхватывали строки, которые их притягивали. Некто Гонзало вещал: «Кому быть повешенным, тот не утонет». Я окончательно закрыла страницы, погладила обложку и всунула Шекспира в проем, почерневший пустотой в его отсутствии. Выйдя с профессионально освещенной площадки, я села за столик, к которому иногда подходил стафф, отвечающий за обслуживание задействованных на съемках людей. Он стоял у зеркала, в котором я увидела себя, уже привыкшую к макияжу, слишком часто стала краситься: то вечеринки, то выходы в высшее общество, то рестораны. Положение обязывало. Под постоянным солнцем моя кожа потемнела, а волосы выгорели, ещё посветлев. Нет, русским человеком меня скоро можно будет назвать с трудом. — Могу предложить вам что-нибудь выпить или перекусить, госпожа Уайт? — назвала меня по выдуманной для фальшивых документов фамилии молодая девушка. Я устало и равнодушно посмотрела на неё. — Кофе. Обычный. Полторы ложки сахара. Не пересластите. — Что-то в моём тоне обрубало дальнейшие вопросы и разговоры, и позволение исполнить требование не в лучшем виде. Девушка ретировалась. Я перекинула ногу через другую, устремив взор в никуда. Всё-таки встретив Новый год здесь, в этом городе-государстве, я поняла, что не покину его грядущие триста шестьдесят пять дней. Осень, зима, весна — я не видела разницы между сезонами в этих душных тропиках, всё одинаковое, монотонное, жара и влажность, небоскребы и идеально ровные дороги, китайские и индийские кварталы. Я выучила почти всё, лучшие заведения, салоны красоты, где стрижка стоила от сорока долларов и выше, бутики и маникюрные. Сынри старался не отпускать меня одну, хотя и дал мне ключи от квартиры. Но предпочитал возить везде сам, сопровождать, гулять по вечерам в парках вместе. Если не мог лично, то предоставлял своего водителя, который три раза в неделю возил меня на курсы изучения китайского и английского языков, ждал и вез домой, обратно. Сразу после Нового года, ещё в январе, мой жених решил, что убираться и готовить его невесте отныне не к лицу. — Нужно нанять горничную и повара. Приходящих, ну, через день, допустим, как считаешь? Мы лежали в постели, спасаясь под кондиционером, обдувающим спальню. Сынри гладил моё плечо, другой рукой держа мою ладонь, вернее, пальцы, на одном из которых сияло новое кольцо. — Тебе не нравится, как я готовлю? — усмехнулась я. — Да при чем здесь это? Ты очень вкусно готовишь, — успокоил он меня. — Но через день мы и так едим не дома. Зачем повар? — Пусть приходит по выходным. Ну, пойми, после свадьбы ведь будут другие хлопоты… — Я побоялась, что он заговорит о детях и, встревоженная, судорожно вставила: — Я не против горничной. — Да? Отлично. Позвоним в центр занятости, или службу подбора персонала… — У меня уже есть одна на примете. — Серьёзно? — Да. Ты ведь сделаешь мне подарок? — Сынри непонимающе и предполагая от меня очередную неожиданность повел бровью, а когда услышал мой вариант, то долго упирался, спорил, выдерживал осаду, пока мне не удалось, наконец, его уговорить. Я попросила его поехать в бордель Зико и выкупить ту женщину из Таджикистана, что говорила со мной в единственный проведенный мною там вечер. К счастью, она была жива и цела, разве что снова на начальных стадиях беременности, так что пришлось выбить из Сынри ещё и оплату аборта. Да, это попросила сделать я, понимая, что этому ребенку не грозит выжить или стать счастливым, а ещё, что он причинит одни горести своей матери, у которой и без него жизнь уже отобрала троих. И я, отдавшая свою невинность за плод внутри Вики, выступила организатором аборта, за который меня слёзно поблагодарила эта самая женщина. Если я погубила душу не родившегося младенца, то она сразу попала в рай. А на меня можно вешать любое количество грехов. Мне всё равно. Её звали Хадича. Она всё так же с акцентом и ошибками говорила по-русски, но мне нужен был кто-то, с кем я могла бы говорить на родном языке хоть как-то. И она заняла одну из восьми комнат квартиры Сынри, принявшись безропотно, с благодарностью и тщанием, свойственным среднеазиатским народам, убирать, стирать, готовить и делать по дому всё, что только требовалось. Она буквально с восхищением выполняла мои просьбы и, за спасение её из борделя, или из-за того, что никак не могла понять, как я так высоко взлетела, с благоговением служила мне, считая хозяйкой именно меня, а не Сынри. Да они и не могли бы понять друг друга, и общение, минимальное, но иногда необходимое, проходило только через меня. Я допивала кофе, когда появился мой будущий муж. Извинившись за задержку, он поздоровался с представителями журнала, поцеловал меня в щеку и, подав мне руку, пошёл со мной обратно на площадку. — Ханна не приедет на свадьбу, — шепнул он мне на ухо. Его семья была причиной откладывания церемонии, которая с изначально запланированного февраля уже дотащилась до середины апреля. Сынри никак не мог с ними сговориться и упросить прибыть на важное торжество. Отец, изначально грозившийся отказаться от него за такую крепкую связь с проституткой, найденной в публичном доме, не выходил с ним на разговор месяц. Мать держалась стороны отца, а сестра только и орала в трубку, что её брат идиот и потерявший из-за какой-то «дырки» голову дурень. Однако отец же и отошел первым, начав компромиссные переговоры, после чего подключилась и мать, и в результате родители Сынри должны были прилететь на свадьбу. С Ханной же всё было куда сложнее. — Ты будешь продолжать пытаться уговорить её? — безразлично спросила я. — Перенесем ещё раз? — Нет, пошла она к черту! Я больше ничего не буду сдвигать. — А твои родители?.. — Не жди теплого приёма. По крайней мере, от отца, а от мамы в его присутствии. Но они будут, и это хорошо. Я не хотел бы скандала в своих кругах ещё по этому поводу. — Сынри заметил, что я слишком спокойно отношусь к этому всему, будто слова проходят сквозь меня, не задевая, и воспринял это почти правильно, угадав хотя бы направление моих мыслей в связи с этим всем: — Мне жаль, что твои родственники никак не могут сюда прибыть… — Так даже лучше. Чем дальше они отсюда, тем лучше, — выдержано и ровно выговорила я. — Понимаю. Надеюсь, что Дракон не будет, как злая фея из «Спящей красавицы», которая обиделась, что её не пригласили на праздник, и принесла плохой подарок… — Тебе подобрали очень элегантный костюм, — пригладила я лацкан черного пиджака. — Правда? — Он самодовольно повел плечами, расправляя ткань на спине. — Мне вообще идут костюмы, я в них сразу всем бабам нравлюсь. — Ну, лишь бы без него они не разочаровывались, — похлопала я его легонько по лопатке. — Эй, — недовольно покосился он на меня. — Что за намеки? Тебе что-то не угодило? — Угодило, в смысле, попало в цель? Нет, ты пока не промахивался, тут пожаловаться не могу. — Даша, прекрати это ехидство, ты невыносима, когда начинаешь подъёбывать. — Прости, это от переизбытка чувств. — Господин Ли, госпожа Уайт, повернитесь на объектив! Улыбку, пожалуйста! — Мы с Сынри солнечно просияли. На заднем сиденье автомобиля мы ехали домой, пока за рулем сидел верный водитель моего жениха. Сынри болтал по телефону с восточно-китайскими партнерами, и многое я уже понимала. Смыв грим, я осталась с великолепной укладкой, которую не могла разрушить без мытья головы, столько на ней было мусса, геля и лака. Так что половина стараний имиджмейкеров продолжала существовать до конца. Сынри закончил переговоры и убрал мобильный. — Завтра нужно будет лететь в Гонконг. Очередные торги за поставщика. Дня на два. — Ладно. — Подумав, что он может обидеться на такую легкость в расставаниях, я взяла его за руку. — Мне будет трудно без тебя, ведь ещё столько всего нужно сделать к свадьбе! — Ничего, успеем. Хочешь какой-нибудь презент к свадьбе? — Я заговорщически сощурила глаза. — Есть у меня одно желание… — У меня все жилы вытягиваются, когда ты так начинаешь говорить. — Я так безумна в желаниях? — К сожалению, всех, кроме постельных. Твою бы фантазию, да развернуть на секс. После горничной от тебя не знаю, чего и ждать. — О, это не должно быть накладным. — Говори уже. — Не узнаешь ли ты ещё раз, как поживает Вика? — Губы Сынри съехались в нить, и вся мимика приобрела оттенок пренебрежения и отрицания. — Опять ты начинаешь?! Блядь, неужели нельзя уже забыть о ней?! У нас свадьба скоро, можно на ней сосредоточиться? Я не хочу знать ни о какой Вике! — Разве это так трудно? Я просто хочу знать, как она поживает! — А я не хочу! — У неё твой ребенок! — Блядь, хоть десять, мне плевать на эту Вику, ты поймёшь или нет?! — Я замолчала, отвернувшись к окну. Если бы не водитель, я бы продолжила кричать, может, влепила бы Сынри пощечину за его дрянное прошлое (да и кто сказал, что всё осталось в прошлом?). Тишина стала гнетущей, затянулась и накалялась. Будучи слабым и прекрасным полом, я поразмыслила и пришла к заключению, что мой пол должен быть и мудрее, а потому терпеливее и снисходительнее. — Мне нужен маленький отрывок информации, больше ничего, — тише и вкрадчивее, нежно попросила я, поворачиваясь к Сынри с глазами, полными подобострастия. Он посмотрел в них и, слегка расслабив позу, мотнул головой, продолжая на тонах пониже: — Если ты обещаешь, что это последний раз, когда мы о ней говорим… Я не хотел бы испортить себе жизнь постоянными упоминаниями каких-то бывших, совершенных ошибок и прочей ерунды. Я же не тыкаю тебе борделем! — Зато успел потыкать подозрениями, что я переспала с другим, пока была не с ним целую неделю в декабре. Мне стоило некоторых усилий убедить его в том, что он до сих пор единственный мужчина, с которым я спала. — Хорошо, это в последний раз. И больше я не подниму тему Вики. — Мутит от одного её имени, — рявкнул грубо Сынри. — Если бы не она, ты никогда не получил бы меня. — И проблем на свою задницу! — Я затаилась, как оскорбленная львица и, попытавшись усмирить в себе гнев, не справилась с ним, велев водителю: — Остановите, пожалуйста! — Куда ты собралась? — с удивлением повернулся ко мне Сынри. — Ты никуда не пойдёшь одна! — Почему же? Я же такая большая проблема, а что, если от меня тебя, наконец, избавят? И проблем больше не будет! — Не останавливай! — приказал Сынри шоферу, и вновь забормотал мне: — Даша, прекрати, ты тоже ляпаешь много чуши сгоряча и невпопад! — Ну вот, без меня не надо будет и много чуши слушать. Остановите! — Езжайте! — Он взял меня за запястье. — Да добуду я тебе сказ о житие этой Вики, приеду из Гонконга и сразу всё сделаю, успокойся! — Я хочу в туалет, и выпить чего-нибудь! Останови у какого-нибудь кафе, — задвигая эмоции вглубь себя, попросила я. Сынри сдался и, вникая в ситуацию, сам попросил водителя притормозить у первого попавшегося заведения. Оно нашлось на ближайшем же углу. Поправив юбку, летящую фалдами и повыше колена, я выбралась на тротуар, от которого шло тепло и, на каблуках, вошла в простое и незаполненное наполовину людьми кафе. Оглядев мельком посетителей, я решила сначала заказать что-нибудь в баре, а потом пойти в уборную. За барменом находился стеллаж с зеркальной задней стенкой, увеличивавшей количество бутылок со спиртным вдвое. Цветные ликеры и сиропы для коктейлей привлекали внимание. Подойдя к стульям, я собралась уже открыть рот, но только тогда заметила по правую руку от себя знакомую фигуру, сидевшую на высоком стуле за стойкой, обернувшуюся и остановившую на мне долгий и многозначительный взгляд. Какая удача! О таком совпадении нельзя было и мечтать. — Привет, Тэян, — немного растеряно сказала я. — Привет, Даша, — мягко и с каким-то облегчением хрипловато изрек он. Я смотрела на него, не помня уже, когда мы встречались в последний раз? Как давно это было? Он провел большим пальцем по кружке пива, которую держал в руке, но взгляд не отрывал от меня. — Как поживаешь? — Да вроде ничего, — несмело улыбнулась я, пожав плечами. — Слышал, замуж выходишь? — Поглядев беспокойно через своё плечо, я вернула внимание к Тэяну. — А что остаётся? Если это единственный шанс выжить. — Мой бывший сутенер нахмурил брови. — Не любишь его? — А сам как думаешь? — Тэян посмотрел на полированную поверхность стойки, подтянул к себе пиво, отпил, и надолго уставился в содержимое кружки. — Тяжело жить будет, без любви-то. — Умирать легче? — С любовью, пожалуй. Было бы за что. — В самом деле, было бы за что, — хмыкнула я, стараясь не делать этого слишком цинично. — А если не за что умирать, почему бы не пожить, как думаешь? — Если помирать не за что, жить-то тогда ради чего? — Я коснулась его пальцев, отводя их от кружки и, достав её, отобрала и отпила крепкого пива, поморщив нос. Однако оно было божественно холодным. — Ради жизни, Тэян. Закажи мне чего-нибудь ледяного и некрепкого, ладно? Я отойду в дамскую комнату и вернусь. Моё отсутствие длилось меньше пяти минут. Когда я подошла обратно, то рядом с Тэяном пенилась вторая кружка светлого пива, в котором градусов было поменьше, чем в его. Я забралась на стул. — Спасибо. Я ненадолго, меня ждут. — Я махнула головой назад, к выходу. Голые плечи Тэяна, не прикрытые черной майкой, смуглые и в татуировках, напряглись. — Сынри окончательно забрал тебя у Джиёна, стало быть? — Сынри не любит, когда я надолго пропадаю. Ревнует. — Ты злишься на меня, что я отвез тебя тогда к нему? Или… ты изменилась, Даша. — Я постаралась улыбнуться, искреннее и беззаботнее. — Не знаю, по-моему, я всё такая же наивная дурочка, ничего не понимаю в этой жизни, в людях, которые встречаются мне. Всё такая же трусливая и надеющаяся на лучшее. — Ты никогда не была трусливой, — заметил Тэян. Он говорил, что меня не тронут, что меня не собирались убивать. Он тоже верил, и верит до сих пор, потому что не знает. Но тот, в кого он верит, убил меня. Неважно, что я выжила — меня убили. Я мертва. Есть ли после этого честь в том, чтобы быть храброй? Я допила пиво и достала деньги, чтобы расплатиться. Мужчина поймал мою руку, остановив. — Не нужно. — Я невеста миллионера, к чему эти нюансы? — Я положила деньги, и стала уходить, но Тэян сказал вслед: — Могу я что-нибудь сделать для тебя? — Можешь, ещё как можешь. Ты ведь тоже не трус, Тэян. — Сделай меня счастливой, — наградила я его полным тоски и томления взглядом, разве что не намокшим от слёз, идущих от сердца, которое гибнет в неволе и без любви. Тэян задышал тяжелее, так что грудь его стала вздыматься. — Можешь? Нет? Тогда ничего не нужно… — Он спрыгнул со стула и подошёл ко мне, чуть ниже меня, выросшей из-за каблуков. Но его мужественность и мускулистое телосложение компенсировали эту недостачу. — Если бы я знал, как? Скажи, что сделает тебя счастливой, Даша, и я попытаюсь. — Я опустила вниз дрогнувшие ресницы. Перебирая цепочку, служащую ремешком у сумочки, я прошептала: — Иногда я думаю, что зря отказала тебе тогда… — Тэян моментально несильно схватил меня за предплечье. — Когда я предлагал тебе роль моей любовницы? Или жены? — Я подняла страдальческий взор. — Все твои предложения выглядят теперь соблазнительно. — Даша… — Молчи! — Я затрясла головой. — Мне нужно идти… Иначе Сынри придёт сюда. — Скажи мне, что он тебе невыносим, и я сделаю всё, чтобы… — Не надо, Тэян, не стоит, правда. — Он не выпускал меня, придерживая. Я опасливо оглядывалась, пока мужчина не приблизился ко мне вплотную. — Я же всё так же люблю тебя, Даша, — проговорил он. — Я постоянно о тебе думаю. Но ты тогда дала мне понять, что никаких шансов у меня нет… — Не будем сейчас ворошить прошлое. — Я забрала свою руку, вывернувшись из хватки Тэяна. Будто сорвавшиеся случайно с языка, у меня слетели слова: — Сынри улетает завтра после обеда на пару дней. Если ты найдёшь возможность увидеться так, чтобы он не узнал, мы поговорим обо всём. — Я найду, обязательно найду! — пообещал он мне, удаляющейся прочь, наращивающей шаг. Я выскочила из кафе и плюхнулась на заднее сиденье к жениху, начавшему барабанить пальцами по коленям. — Наконец-то! — Извини, что заставила ждать, — погладила я его ладонь с тыльной стороны и дотянулась до щеки, чтобы поцеловать.