Мания приличия

Сожительство

Впервые остаться наедине с самой собой в чьих-то роскошных апартаментах — по-моему, я уже испытывала это. За двадцать два года жизни в России я не видела ни одного жилища богача, если не считать музеев, в которых когда-то жили цари и дворяне. Но это было не то, там я всего лишь была зевака, туристка, экскурсантка, а в Сингапуре попадала уже во второе место, где чувствовала себя фактически хозяйкой, несмотря на то, что каждый элемент декора стоил больше, чем я могла бы заработать на родине за десять лет, зато меньше, чем одна моя первая ночь. Она стоила спасения человека, и нерожденного человечка. Но дело было даже не в цене всего вокруг, а том ощущении, которое возникало каждый раз, как я попадала в цитадели миллионеров. Оставшись в одиночестве в пустом особняке Джиёна, в свой первый такой день там, я едва не расплакалась, думая о семье, о том, где и в каком положении оказалась. Сейчас же я испытывала радость от того, что Сынри ушёл, от того, что я, наконец, одна, без его рук, поцелуев, домогательств. Его не будет до вечера, я предоставлена себе, и это счастье (на фоне всего остального, что я пережила за последние дни). Я хотела бы оттянуть возвращение Сынри на сутки, на несколько дней, на неделю, чтобы не видеть и не слышать его как можно дольше. Когда я жила у Джиёна, то иногда даже радовалась возвращению Джиёна, потому что могла поговорить с ним, потому что знала, что он не протянет ко мне и пальца, потому что он предельно вежливо со мной обращался, был интересным собеседником, с любопытством рассуждал со мной о разных вещах, пусть даже всего лишь развлекал тем себя, но и меня он этим тоже развлекал. Теперь же развлечений и приятного досуга нет, я игрушка для удовольствия Сынри, и пусть сумела что-то изобразить за завтраком, что он поверил в нечто вроде симпатии, мне-то самой от этого было не легче.

Он закрыл входную дверь с той стороны, чтобы я не убежала или чтобы меня не украл Дракон. Не знаю. Джиён большую часть времени, что я у него провела, перестал запирать меня, веря моему слову, нашему соглашению или тому, что бежать мне по-настоящему некуда. Если бы мне настолько хотелось, я бы могла и при запертой двери прыгнуть в пролив с его личного причала, но я же этого не сделала… Странно, он доверял мне, я ему, а в результате он меня выкинул, обрекая неизвестно на что, а я хочу его уничтожить. Одна прихоть властного человека может испортить чью-то жизнь. Мне даже не было грустно от осознания этого факта, и я внутри себя проговаривала это спокойно, без гнева и возмущения, что были раньше, вроде тех эмоций, что возникали каких-то пару-тройку недель назад: «Как так можно?», «Разве так поступают?!». Поступают. Можно. Зато у Джиёна были запертые комнаты и ящики внутри дома, чего я не нашла здесь. Правда, быстро поняла, что прятать Сынри нечего, никакого оружия, секретных документов, наркотиков, личных фотографий. Хм, если продолжать сравнивать места обитания с самим человеком, то это очень им подходит. Джиён мог распахнуть входную дверь, и казался открытым и дружелюбным, его огромные стеклянные окна в пол-стены обнажали нутро особняка, и сам мужчина порой казался таким понятным, таким прозрачным, честным. Его прямота и откровенность совсем как его дом, когда включался свет вечером — за километр видно, что происходит в нём. Но когда входишь внутрь, оказывается, что там множество дверей, которые перед тобой никто открывать не собирается, а за ними ещё больше полочек и шкафчиков, таящих свои секреты и тайны, и несмотря на прозрачность никогда не увидеть насквозь, как и сам этот особняк, который обособился от людей, подальше ото всех, чтобы никто случайный возле него не оказался (не говоря уже о здоровенной кровати, всегда застеленной белым, той, за посягательство на которую Джиён на меня почти повысил голос). С Сынри же всё было наоборот. Его квартира расположилась в высотке, каких вокруг стояло ещё несколько. Сверху, снизу, слева, справа полно других жильцов, он в середине, в центре внимания, всегда во взаимодействии, но тяжелая металлическая дверь как бы говорит: я не хочу о вас знать, я сам по себе. А внутри даже перегородок толком нет, ходи где хочешь, заглядывай куда хочешь. Очень некстати вспомнился Мино с его спальней, уютной, домашней, соседствующей со спальнями родственников, но я спешно вернулась мыслями к Сынри. Лучше о других думать, так проще. Заглядывая в ящики Сынри, я не нашла ничего интересного, кроме огромного количества галстуков, костюмов, носков, трусов, часов, запонок, рубашек, ботинок. Ему нравилось красоваться снаружи, но думал ли он о том, что внутри него? Мужчина не представлялся мне интеллектуалом или обладателем духовной глубины, но не может же человек в таком возрасте и с такими деньгами быть совсем пустым? Что-то должно быть, что-то, что его тронет, зацепит… именно для этого я осматривала его квартиру, пытаясь найти какое-то средство для внедрения в чужое сознание. Чем он увлекается, что любит, чем дорожит? Осмотр говорил одно: собой, себя, собой. Напоровшись на пачки презервативов, я добавила: сексом. В таком случае будет трудно, очень трудно. Придётся изображать интерес к нему, к постельным утехам, удовольствие от всего этого. И не допускать ошибки Вики — не переусердствовать. В конце концов, разве всё это время его желание поиметь меня удерживало не то, что я была недостижима? Следует не потерять подобного свойства, показывать ему, что я не вещь, не принадлежу безраздельно и, пусть даже под угрозой смерти, в любой момент могу вернуться к Дракону. Будет ли тот требовать меня назад? А если нет? Сынри разоблачит обман? До того момента мне нужно привязать его к себе. Потому что если меня не заберет Джиён и не оставит у себя Сынри, то что мне останется? Скорее всего, всё тот же бордель. Какой — тот же? Нижний или тэянов? Не знаю, но ни туда, ни сюда возвратиться не хочется. Одного голоса и вида Зико хватит, чтобы я скончалась от ужаса. И как дела у Тэяна? Жив ли он ещё? Сынри вернулся, когда я пялилась в телевизор, лежа на кровати. Ничего другого я делать не могла, приготовив обед и перекусив. Все книги на корейском, что я нашла, были связаны с экономикой и финансами, интернет в его лэптопе не пускал меня на русские сайты, а в фейсбуке, инстаграме или чем-то подобном я не была зарегистрирована. Сигнал «sos» куда-либо кидать было поздно, для меня — поздно. Я не собиралась бежать и спасаться, пока не разберусь с Джиёном. Посидев часа два в поисковых системах и почитав новости в мире, рецепты азиатской кухни и советы психологов «как удержать его, если он патологический бабник», я почистила историю запросов и переходов по ссылкам и перешла к телевидению. Я взглянула на время. Что-то сегодня Сынри раньше, чем вчера ушёл с работы. Что же ему там не сиделось? С пиджаком, перекинутым через руку, он вошёл в спальню, ослабляя галстук. Я всё ещё была в его рубашке, не трогая своё «девственное» платье и те вещи, что раздобыл для меня Тэян, в которых я сюда и добралась. — Что, не скучала? Я надеялся, что встретишь меня в дверях, — ухмыльнулся он. — С тапочками в зубах? — Я отложила пульт, вызывающе на него посмотрев. — Ты точно путаешь меня с собакой. Я жду тебя там, где подразумевает моя должность, на которую ты меня взял. — Я взял тебя на должность? — улыбнулся Сынри, повесив пиджак на вешалку и убрав. Сложив галстук, он опустил его в верхнее отделение комода и сунул руки в карманы брюк, развернувшись ко мне. — Какую же? — Игрушки для секса, разве нет? — Игрушка для секса… но ты ещё вчера претендовала на кухарку, кажется. Но сегодня это не нужно, я заказал ужин из ресторана сюда. — Я изобразила обиду, нахмурив брови: — Тебе не понравилось, как я готовлю? — Да нет, просто некогда было заезжать за продуктами, да и я не знаю, что нужно купить, я не умею ничего, кроме как разжарить полуфабрикаты, — пожал плечами Сынри. — Я привык есть в ресторанах, не тратить время на стряпню. — Всегда всё готовое… ясно, — скептично заметила я, опустив уголки губ. — Что тебе ясно? — Мужчина принялся расстегивать ремень, чтобы сменить брюки, и я невольно отвернулась. Я уже столько раз переспала с ним, и всё равно не могу не испытывать смущения. Почему смущения не бывает у мужчин? Почему они всегда так запросто обнажаются? Что этот, что Тэян. Я вспомнила двоих, с которыми было иначе. Мино я не видела раздетым даже до пояса, хотя бы до пояса, а Джиёна наблюдала минимум в широких длинных шортах. Он не расхаживал по дому в плавках или боксерах. И это Дракон мне говорил о мании приличий? — Что ты не умеешь ничего добиваться, всегда ждёшь, когда поднесут готовое. — Не умею добиваться? А эту квартиру, по-твоему, я сетями из океана вытащил? Я не богатенький наследник, Даша. Да, у моих родителей был неплохой бизнес, когда я родился, но пока я рос, я участвовал во всех делах отца, и именно моё участие сделало нашу корейскую фирму транснациональной корпорацией. — Его задевает, что я подумала о нём, как о лентяе? Интонация у него была не объясняющей, как у Джиёна, когда я пыталась его поддеть, а именно недовольной, что о нем высказали неверное мнение. — Значит, помимо того, что трясёшь штанами и тем, что под ними, ты всё-таки способный и деловой человек? — Один из советов, что я успела найти в интернете, гласил, что бабника нужно заставить устыдиться своей озабоченности. Если ему станет совестно от общего убеждения, будто он узколобая и ограниченная личность, зацикленная на сексе, то он начнёт меняться. Если нет, то переходить к пункту два «Пробудить интерес к чему-то, не относящемуся к постели». При провале плана Б были и другие запасные. — А ты думала я дурачок, который тратит миллионы, доставшиеся по наследству? — Не надевая других брюк взамен снятым, он забрался на кровать, расстегивая рубашку. Невольно меня замутило от предчувствия очередной необходимости совокупляться с ним. Сколько же это будет продолжаться?! — Каков бы ни был источник дохода, ты похож на того, кто готов спустить все деньги на секс. — Не преувеличивай, сколько лет увлекаюсь — ещё не разорился, — Сынри похотливо улыбнулся, ложась параллельно мне и кладя руку на моё бедро. Я сумела не поморщиться. Ладонь двинулась под рубашку, чему я не препятствовала. — Во сколько лет ты впервые познал женщину? — серьёзно спросила я. Рука Сынри остановилась. Он не ожидал, что я буду копаться в его биографии. Посомневавшись, отвечать ли мне, он надумал сказать: — В шестнадцать. Давно это было… ровно полжизни назад. И несчетное уже количество женщин назад. — Ты не знаешь, со сколькими переспал? — расширились мои глаза, а в них и зрачки. — Я сбился где-то после трёхсотой. Правда, без понятия. — Я всё-таки взяла его кисть и скинула с себя, отодвинувшись. Сынри сдвинул брови к переносице. — Боже, сколько же на тебе грязи! — Не надо — я регулярно проверяюсь, — уточнил он и, опомнившись, наверное, что я ему принадлежу пока, протянул руку обратно, чуть дальше, ухватив меня за ягодицу и подтянув к себе. — Куда ты собралась? Я так торопился домой, вспоминая прелестный завтрак, а ты начинаешь дичиться. — Так торопился, что наверняка забыл купить мне какую-нибудь одежду? — угадала я, догадавшись по отсутствию пакетов в его руках, что он не подумал о моих нуждах. — Черт! — сам снял он с меня руку и положил её на глаза, блеснув перед моим взглядом циферблатом на запястье, где двенадцать, три, шесть и девять выделялись маленькими бриллиантами. — Да, я совсем забыл взять что-нибудь… но я же не знаю твои размеры, — посмотрел он на меня. — Нужно будет проехаться вместе. — Не откажусь, потому что вряд ли ты так же вспомнишь о таких мелочах, как прокладки. — Сынри заметно покривил губы, и я поняла, что до этого он никогда не сожительствовал с девушкой настолько, чтобы обсуждать глаза в глаза месячные и женские дела. На удивление, меня смелости в таких беседах научил Джиён. Стоп, выходит, тот имел подобный опыт? Или он вообще ничего не стеснялся? Стеснялся же, как я поняла минуту назад, раз не светил, как большинство мужчин, своими причиндалами. Он смущал меня заявлениями о моих регулах, что мне хотелось его заткнуть любым способом, но сейчас оказалось кстати, что Дракон вынуждал меня говорить обо всем. — А что я с тобой делать буду, в самом деле, когда ты… выпадешь по календарю? — Сынри сам себе показался немного нелепым с таким вопросом, и он поспешил опередить меня, продолжая: — Впрочем, я уже засматривался на твои губы… — взяв меня за подбородок, тронул он названные большим пальцем. — Ещё ни разу не вкусившие греховной плоти… я очень хочу почувствовать их на своём члене. — Может, лучше в бордель прокатишься? — вредно и ядовито просияла я. Бравада. Нельзя допускать, чтобы он нашёл вдруг где-то что-то более интересное и новое, но минет — это выше моих сил. — Может и прокачусь, но пососать ты мне должна. — Я скорее поцелую в задницу того павиана, о котором напомнили Тэяну губы секретарши! Но вслух такое заявить нельзя. Сынри взял мою ладонь и опустил её на свои боксеры. — Ты же сегодня его так хорошо поласкала своими пальчиками… почему бы не познакомиться ещё ближе? — Я силилась не отдернуться, когда зазвонил домофон. Мужчина цокнул языком. — Ну вот, ужин. Придётся прерваться. За едой я вновь подняла тему детства, юности, прошлого, былого опыта Сынри, заставила его рассказать мне о своих самых продолжительных любовных связях. Обычно девушки не любят слушать такие истории от своих любовников, но мне-то на него было всё равно. Он поделился частью воспоминаний, искренне признавшись, что никогда не чувствовал хотя бы сильной влюбленности. Увлечения были, да. В последний раз его сжигала страсть лет в девятнадцать, но потом он всё-таки трахнул эту девушку и желание плавно сошло на нет. — С тех пор ты, наверное, первая, кого мне так захотелось, что я помнил о своём желании несколько недель, — произнес мужчина, наливая нам по второму бокалу вина, которое купил к ужину. Я больше не отказывалась пить по одной простой причине: нетрезвой переносить секс с Сынри будет легче и проще. Лучше захмелеть. — Я понравилась тебе с первого взгляда? — разыгралось моё любопытство. — Нет, скорее, внешне я тебя не сразу заметил, — облизал губы Сынри, припоминая. — А вот «её нельзя», сказанное Тэяном, сделало своё дело. Оно обратило на тебя моё внимание. — Запретный плод сладок… почему всех так тянет к нему? — Мне стало мерещиться, что я вновь говорю с Джиёном, что он где-то тут, и наши религиозные баталии вот-вот воскреснут. — Такова природа людей, наверное. Тебе самой разве не хочется чего-нибудь, чего у тебя нет, или чего ты не можешь достичь? — Я одновременно подумала о Мино и свободе, а во вторую очередь о таком могуществе, которое заставило бы Джиёна встать на колени. Да, вот какой я хочу мести! Никакой физической расправы, никакой смерти (разве что потом, на десерт). Я хочу найти то, что заставит Джиёна сломаться. Возможно ли это? Сможет ли Дракон добровольно упасть в ноги, просить пощады или милости? Я хочу этого добиться! Как? Готова отдать всё человеку, который ответит мне, как это сделать с королем Сингапура? Сынри пристально смотрел на меня, заметив, что я ушла в свои рассуждения после его вопроса. — Почему Джиён отдал тебя мне? — Я очнулась. — Я был уверен, что он оставил тебя для себя. Играя, как кошка с мышкой, он хотел съесть тебя сам… почему же отдал? — Поддерживать легенду, выдуманную Тэяном? У меня нет выбора, я должна сейчас мыслить так, словно сама в это верю, словно так и считаю, что Дракон любит меня. Смешно… да, он предлагал мне остаться с ним, отказавшись от Вики, но что он чувствовал на самом деле? Что было бы дальше, согласись я тогда? — Я не согласилась поступиться ради него своими принципами, — произнесенное было приближено к правде. Что-то подобное проскочило в действительности. — Какими именно? Не отдалась ему по собственному желанию? — Не признала убийство — благом. — Сквозь мои собственные крики в портовом борделе, казавшиеся мне хлопаньем ртом немой рыбы, проступили издалека уже вопли умершего на стройке. О нём ли я сейчас думала, о ребенке Вики или Мино? Никакое из убийств я не признаю благом, как бы его не оправдывал Джиён, а вот смерть Дракона в моих глазах даже оправдывать не надо. Он тот дьявол, избавившись от которого белый свет очистится от огромной скверны. Но сначала он должен помучиться… Кто-нибудь когда-нибудь задавался вопросом, испытает ли страдание дьявол, если его пустить по всем кругам ада? Обожжётся ли от огня, поджарится ли на сковороде? А что, если для дьявола наказание — это рай? Что, если ему невыносимы смех, радость, покой? Ему должны быть невыносимы божьи пределы, но, попытавшись представить их, я поймала себя на мысли, что существование ада и рая выглядит сказочным, как дешевые декорации провинциального театра. Котлы, черти, ангелы с крылышками играют на золотых арфах. Кто может верить в существование этого в действительности? Когда-то я верила. — Чьё именно убийство? — Любое. Вообще, как преступление. — И из-за какого-то словесного спора он бросил тебя другому мужчине? — Если Сынри долго и много будет об этом думать, то он придёт к тому же выводу, что и я: ненатурально это всё звучит, очевиден обман. — Ты читал про Отелло и Дездемону? Он вообще убил её от ревности и любви. Чего же хочешь от Джиёна? У нас в России так и говорят: «Бьёт, значит любит». — Серьёзно? Вы так считаете? — удивился Сынри. Исходя из того, что он знать не знает, что такое любовь, и не проповедует её, если заверить его, будто всё так и есть, он никогда на меня не поднимет руку. А то ещё подумаю, что влюбился, срам-то какой. — Теперь мне ясно, почему у вас в России так хреново живут. Бьёт, значит любит, ворует, значит честный, ленивый, значит одаренный? Какими парадоксами вы ещё тешитесь, чтобы не жить по-человечески? — Нормально мы живём! — затеплился во мне патриотизм, не опустивший голову. — Я как-то заключал сделку с двумя русскими. Потом мы отмечали это в клубе… Столько пить — не нормально, столько шуметь — не нормально, столько спать на следующий день — не нормально. Они что-то через переводчицу рассказывали мне о родине, и единственный вывод, который я сделал — они ненормальные. — Что ж тогда, и я ненормальная, раз русская? — Странная уж точно. — Что во мне странного? — вздохнула я, не ожидая никакой конструктивной критики. Сынри, положивший подбородок на сплетенные пальцы под ним, улыбнулся губами, но глаза остались ровными, зорко смотрящими на меня. — Ты не бесстрашная, но твоя храбрость попахивает безумием. Сражаясь за свои идеалы, ты, по-моему, толком не представляла и не представляешь, что будешь делать, если выиграла бы и осталась при своём. — Ты о девственности? — Не только. Вот ты говоришь, что не признала убийство благом, как того хотел Джиён. А что бы изменилось, если бы признала? Ты вроде веришь там в своего бога, христианка же ты, да? — Я кивнула. — Так неужели он бы не увидел, что ты на самом деле думаешь иначе? Одно слово Джиёну, какое он хочет услышать, и ты живешь спокойно дальше… — От этого слова зависела реальная жизнь. — Мужчина задумался, но ненадолго. — А ты думаешь, что теперь, без твоего участия, он никого не убивает? Даша, если бы он хотел кого-то убить, он бы сделал это, одобрила бы ты это или нет. — Я вспомнила мои слёзы и мольбу на стройке ночью. Дракону было плевать, Сынри прав. Он продумывает всё заранее, и задолго знает, как поступит, так неужели… нет, страшно подумать, что Джиён заставил бы меня считать себя виноватой, хотя приговор отдал по своим соображениям, не считаясь ни с чьим мнением. Загоняя меня дальше в яму, Сынри стал подтверждать эту теорию: — Я как-то заказал его драконам одного типа — конкурента, заплатил за ликвидацию неплохие деньги, надо сказать. Позже я выяснил, совершено случайно, что Джиён и сам собирался убрать этого человека, а сделал вид, что заказчиком был я. А до этого был случай… к нему обратились с подобной же просьбой, но Джи сказал, что подобным больше не занимается, не держит киллеров. Клиент упрашивал его, упрашивал, и Джиён вроде бы пошёл навстречу, вызвав своих драконов. Не знаю уж, что потом произошло, были продолжительные разборки, клиент метался в сомнениях и, в итоге, попросил отменить заказ и простил того, кого хотел убрать, помирившись. Я слышал, что подставной человек Джиёна отлично поработал с этим клиентом, разубедив его, заставив изменить решение. Спасшийся, как я узнал совсем недавно, сам был тайным драконом. Джиёну изначально не нужна была его смерть, а он вывернул всё так, будто согласен был совершить грязную работу, и воля заказчика всё определяла. Нет, Даша, я слишком давно его знаю и обитаю в Сингапуре, чтобы с уверенностью сказать — здесь происходило, и будет происходить только то, что нужно Джиёну, пока он жив. — И тебе не боязно жить рядом с таким человеком? Почему ты не уедешь? — Зачем и почему я должен бояться? Я никогда ничего не замышлял против него, всегда поддерживал и у нас с ним сплоченная бизнес-команда. Однако я и не его подданный, если почувствую неладное, мне есть где укрыться. — Я подумала вдруг, а что, если Джиён и собирался избавиться от Мино и Тэяна, просто подставил меня под причину и хотел, чтобы я как-либо поступила и потом раскаивалась, что виновата в их смерти, но на самом деле он убил бы их в любом случае. А что, если уже убил? У меня на лбу выступила капля пота. Нет, пожалуйста, пусть так не будет. Этой ночью обошлось без минета и попыток склонить меня к нему. Приглушив свет, Сынри взял меня, как все мужчины берут женщин, и я почувствовала не понравившееся мне равнодушие, хотя, может, виноват был алкоголь, но меня не тошнило от Сынри, и не было ежесекундного желания вырываться, я просто отдалась ему, почти безучастно наблюдая снизу за происходящим. Несколько раз пришлось выдавить из себя стон, и даже слабо улыбнуться в ответ на взгляд мужчины. Секс становился для меня механикой, как работа по специальности. В этом и заключается проституция? Я становлюсь проституткой, хотела я того или нет. Я считала их продажными и отвратительными женщинами, не знающими стыда и совести, но если у них внутри такая же пустота и они точно так же терпят всех своих клиентов, то я раскаиваюсь, что осуждала их, называя блудницами. А кого тогда осуждать? Тех, что получают удовольствие в подобные моменты? Которым это приятно? Им я завидовала. Насколько легче было бы переносить все эти поползновения, если бы родилась хоть капля интереса и симпатии. Утро Сынри тоже начал с того, что подмял меня под себя и, быстро и рьяно удовлетворившись, кончил мне на живот, после чего отправился в душ. Я пошла в другой. Какой неприглядный автоматизм. Как можно доводить таинство соединения мужчины и женщины до такого? Никакой души, она в этом вовсе не участвует. Когда я вышла, бизнесмен откладывал мобильный, поворачиваясь ко мне. — Я отложил все встречи до обеда. Прокатимся по магазинам. — А я успела испугаться, что заляжем в кровать! Что ж, покупки меня устраивают больше. Сынри определенно впервые отправился в подобный шоп-тур с девушкой. Он совершенно не знал, куда себя пристроить, и не обладал выдержкой и терпением Мино, постоянно поглядывая на время и размахивая ладонью, чтобы я решала быстрее. Мне хотелось бы позлить его, но пока рано, пока раздражение убьёт влечение, а мне нужно, чтобы он привязался покрепче. Таскать за мной пакеты Сынри тоже не собирался, пока я их ему не вручила. Половину, по крайней мере. — Я что, в носильщики нанимался? — недовольно опустились его плечи под тяжестью ноши. — Нет, ты всего лишь мужчина, и должен помогать, — шла я на выход, выйдя из одного бутика сразу в новых вещах, в джинсовых шортах, и туфлях на небольшом каблуке, удлинявших зрительно мои ноги. — Ты ещё скажи, что тебе детей рожать, поэтому нельзя носить тяжести, — проворчал он, идя сзади. Вырвавшись вперед, я даже приостановилась, чтобы обернуться и посмотреть на этого миллионера в темно-синем костюме с отливом, чьи губы так поджались от ощущения унижения, что мои невольно расплылись. — Не хотелось бы, конечно, но зная тебя, кто застрахован? — хмыкнула я. Мы дошли до машины, ничем не сменив тему, поэтому я её продолжила, пристегиваясь: — А если я забеременею, как Вика, ты меня выбросишь? — Я перестал навещать Вику не из-за беременности, а потому что она меня достала, — завелся во всех смыслах Сынри, повернув ключ зажигания. — А я задала конкретный вопрос. — Мужчина хотел ответить что-то резкое, судя по дергающейся челюсти, но передумал и, пусть всё равно нервно и сурово, но быстро сказал: — Аборт никто не отменял. — Никогда, ублюдок, ты слышишь меня? Никогда! Своего ребенка я не подставлю под нож уж тем более, даже если он будет от такого козла, как ты! Но озвучила я иное: — В самом деле, придётся, потому что плодиться от таких, как ты, что-то не хочется. — Сынри вперил в меня взор, полный ярости и претензии. — Ах, тебя не устраивает мой генофонд? — Я верю в то, что характер и нравы могут быть генетическими. Зачем мне сын — подонок? И дочь наверняка стала бы шлюхой, — рубанула я ему в глаза. — Разве что в мать. — Разве что в твою, — отрезала я, не собираясь терпеть оскорбления. Он назвал меня шлюхой? Будучи моим первым мужчиной и прекрасно зная, что пока кроме него никого не было? Мы теперь вот таких девушек шлюхами называем, да? Но за упоминание его матери он занес руку, чтобы ударить меня. Я не отвела лицо, не испугалась его жеста. Сынри сжал в кулак пальцы приготовившейся ладони и опустил её. — Тварь, не смей такое больше говорить! — А почему тебе можно, а мне нельзя? Ты считаешь нормальным назвать меня шлюхой, и думаешь, что я стерплю?! — крикнула я. — Ты лишил меня девственности каких-то три дня назад, и это произошло не потому, что я хотела денег, а потому, что иначе бы погибла начиненная твоей спермой Вика! За то, что я пожертвовала своей честью ради благополучия кого-то, я удостоилась звания продажной женщины?! Что ж, тогда твоя мать, пожертвовавшая ею ради любви или брака, точно такая же! — Сынри затормозил и влепил мне пощечину. Я, не думая, ответила ему тем же, сразу же зарядив и вторую, потому что получила слишком много обид. Он попытался схватить меня за запястье, но, разозлённая этим, я выкрутилась и ударила его в третий раз. В салоне завязалась битва, так что мы задели зеркало заднего вида, я ударилась локтем о магнитолу и, в результате, когда Сынри ударился макушкой о крышу, пытаясь усадить меня на место, я отстегнулась и, растрепанная, на грани срыва и слёз, выскочила на обочину, повернувшись к машине спиной и тяжело дыша. Ублюдок! Урод! Ненавижу их тут всех! Шлюха… я шлюха! Когда так незаслуженно называют, невольно ищешь повод возгордиться данным титулом. — Сядь обратно! — услышала я позади. Он выбрался из машины. — Отвали! — бросила я через плечо. — Ты хочешь, чтобы тебя где-нибудь сцапал Джиён? — его ботинки зашуршали по асфальту, оповещая о приближении. — Он, по крайней мере, не называл меня шлюхой, и не относился ко мне, как к ней! — Но сделал тебя ею именно он, — хмыкнул Сынри. Я развернулась к нему. — Он отдал меня тебе. Отдать одному мужчине — это не бордель, но если ты считаешь, что после тебя я стала дешевой, значит, это твои качества перенеслись на меня, значит, ты один хуже, чем десяток клиентов борделя? — Не напрашивайся, — скрипнул он зубами. — А то опять ударишь? Давай! Это же так просто, бить и оскорблять, когда кто-то от тебя зависит! После господина Хаши, ты считаешь, я испугаюсь избиения? Можешь завалить меня на землю и пинать ногами. Я останусь при своём мнении, что ты — дрянной мудак! — Извинись за мою мать, — наползли тучи на его лицо. Похоже, ему самому стало нехорошо от того, что он мне двинул по лицу, пусть и не настолько сильно, чтобы оставить хотя бы синяк. — Извинись передо мной, — не сдаваясь, принципиально потребовала я. — Я? Перед тобой? Я согласился спасти тебя и защитить от Джиёна, приютил тебя, кормлю и одеваю, и должен перед тобой ещё стелиться? Не слишком ли ты много хочешь? — У него затрещал сотовый, который он быстро и недовольно вытащил, посмотрел на экран, и поднял: — Алло? Да, скоро буду, в течение часа, — убрал телефон в карман. — Черт. — Езжай на работу, ты опаздываешь, — отвернулась и пошагала вдоль дороги. — Джиён подберет меня где-нибудь и пристрелит. Это лучше, чем отдать свою невинность мужчине, который за это же тебя и презирает, хотя я могла выбрать любого другого, — зачем-то солгала я в конце. Кого бы ещё я выбрала? Я уже выделывалась перед Сынри тогда, в клубе, утверждая, что найду другого миллионера, так почему бы не сделать вид, что варианты были? — Даша! — Он догнал меня, схватив за плечо. — Убери руку! — скинула я её, вырвавшись и продолжая идти. — Да постой ты! Дура, стой! — схватил он меня за оба плеча, остановив, и развернул к себе. На каблуках я была с него ростом, и мы смотрели глаза в глаза. Его желваки крутились так, словно высекали внутри огонь, и из ноздрей должен был пойти дым. — Прости меня, хорошо? Прости, я не считаю тебя шлюхой. Ты довольна? — Я не ожидала, что он это сделает, хотя надеялась. Сдержав в себе радость от достигнутого, я отвела взгляд. — Теперь ты считаешь меня дурой? — С этим уж посложнее будет, ты творишь такие глупости, что по-другому считать трудно. — Он перенес ладони на лопатки и прижал меня к своей груди, быстро присосавшись к моим губам в знак примирения. Я даже сумела ответить ему на поцелуй по такому поводу. — Раз сама меня выбрала, терпи, я распускаю язык чаще, чем руки. — Он проглотил наживку! Он поверил, что я избрала его, как своего первого мужчину. На лице его горело удовлетворенное тщеславие. — Я отвезу тебя в квартиру и поеду на работу, пошли. — Якобы сдавшись, я дала ему руку и он усадил меня в салон. — Ты первая начала ссору, вообще-то, — принялся реабилитироваться он. — Кто намекнул, что у меня тухлые гены? — Хорошо, извини меня тоже, — снизошла я. — Согласна, дети-метисы чаще красивые и сообразительные. — Ты серьёзно? — хохотнул он. — Ты представляешь себе, какой бы у нас ребенок получился? — потешаясь над этим, Сынри поводил головой, но потом, отложив смех, задумчиво протянул: — Я сделаю всё, чтобы залет не омрачил наше сожительство. Освободив себе одну из тумбочек для вещей, я разложилась и подумала о том, что надо бы уговорить Сынри съездить и за продуктами. В бездеятельности я зачахну, мне надо хотя бы готовить, а не довольствоваться ресторанной пищей. Долго я в такой золотой клетке не протяну, сама же стану скучной и для себя и для Сынри. Он вернулся позже, чем вчера, и даже немного позже, чем в первый раз мы с ним сюда приехали. Я вышла в прихожую, без тапочек, конечно, но зато с радушным, по мере возможностей, лицом, и натолкнулась на крайне сосредоточенное и уставшее лицо мужчины. — Что-то случилось? — постаралась я добавить беззаботности в голос. Он вздохнул, снимая пиджак. — Ну, как сказать… ничего серьёзного. Просто ко мне в офис приезжал Джиён, — у меня кольнуло сердце, поджилки затряслись, улыбка исчезла. Сынри подошёл ко мне, скинув ботинки. — И просил вернуть тебя ему.