Нелюбимые

***

Я выхожу покурить, и ко мне присоединяется Серега. Мы ­какое-то время стоим молча, наблюдая за тем, как ко входу подъезжает газель с надписью: «Увезем». Машина становится задом к подъезду, и из нее выходят люди в фирменных комбинезонах, которые начинают затаскивать в кузов столы и стулья. Серега глубоко затягивается сигаретой и спрашивает:

— Интересно, куда это все?

Я смотрю, как человек в комбинезоне выносит офисный стул, ставит его на асфальт и начинает крутиться на нем. Его напарник говорит, что надо быстрее заканчивать, так как у них висит еще один заказ.

— Не знаю, может, есть ­какое-то кладбище мебели, — отвечаю я.

— Я думал, оно здесь. А оказалось, что нет.

— Тут другое кладбище, — говорю и тоже затягиваюсь.

— Что, думаешь, дальше будет?

— Я не знаю. А ты что думаешь?

— Думаю, ничего хорошего.

— Но пока только мебель вывозят.

— Сегодня мебель…

— Ее там так много, так что до людей доберутся не скоро. — Я присаживаюсь на ступеньки подъезда соседнего корпуса.

— Да скорость изменений такая, что непонятно, что будет завтра.

— Завтра будет завтра.

— Слушай, — Серега достает новую сигарету и прикуривает ее о предыдущую, — а ты с батей общаешься вообще?

— Ну вот вчера общался. А так… не особо.

— Он вообще говорит ­что-то?

— Про издательство?

— Угу.

— В основном нет. Вчера просто на собрании пиздюлей дал, чтобы ему лапшу на уши не вешали.

— Ну, сегодня нам ее навешала Катя. Что все вернутся на свои места. Про зарплаты она вообще ничего конкретного не сказала.

В этот момент грузчики тянут большой офисный шкаф, ставят на асфальт и думают, как погрузить его так, чтобы всему остальному хватило места в кузове.

— У тебя есть ­какой-то план? — спрашивает Серега.

— Нет, но и к отцу я не хочу идти.

— Он предлагает?

— Угу.

— Да иди.

— Нет, ну ты чего. Я не хочу работать у него в банке. Носить эти костюмы, общаться с менеджерьем. Да и будут постоянные унижения на его собраниях.

— Да всяко стабильнее, чем тут.

— Хочешь, сам иди. Я за тебя впрягусь.

— Да ­мне-то там что делать?

— Вот и мне нечего. Слушай…

— Что?

— Я на той вечеринке, в Доме архитектора, в туалете был.

— Очень интересно, — усмехается Серега. — И что ты там заметил?

— Короче, Серег, в соседней кабинке ­кто-то долбил.

— Кого?

— Да никого. В нос долбил.

— А-а-а… Слушай, меня не было на той вечеринке. Я тебе говорил, что дома остался.

— Да не в этом дело. Короче, я подслушал разговор, но не понимаю, кто был в той кабинке.

— Так там ­кто-то сам с собой разговаривал?

— По телефону с ­кем-то, но я не узнал голоса.

— Та-а-ак.

— Человек просил, чтобы с ним поговорили, и рассказывал, как все плохо и он не думал, что все будет именно вот так.

— Ну, старик, а кто ­думал-то?

— Ну да. Но голос очень был подавленный.

— Да уж, блять. Ну и времена. А помнишь, как еще недавно было весело?

— Помню.

— Пинали тут вечерами мяч.

— И номер сдавали тогда.

— Да-да. И было уже темно. Фонари включили.

— Кайф был, помню.

— Реально, были все на волне, и все хотели работать. Сейчас даже не хочется приезжать. Как будто все это стало никому не нужно.

— Как думаешь, вернется еще то время?

— Не знаю, старик. Думаю, нет. Да и мяч мы проебали.

— Да ­кто-то забрал его себе, думаю.

— А кому он нужен был, кроме нас.

— Тоже верно. Слушай, не парься только. Выкрутимся, — я толкаю Серегу в плечо, — а если нет, то сами все похороним.

Серега возвращается в редакцию, а я смотрю на стаю пролетающих со стороны Новодевичьего парка черных птиц. Они садятся на фонарный столб, и одна из них спрыгивает. Подбирается к ­чему-то на асфальте и начинает быстро клевать, а потом резко поднимает голову и возвращается к своей стае. Я достаю из кармана телефон и заказываю такси.