Нелюбимые

***

— Блять, блять, блять. — Я тру свое лицо перед монитором компьютера в пустой редакции. — Что делать? Что мне, блять, нужно сделать? Что?

Со стены с фотографии за мной молча наблюдает Майкл Хатченс, которому на момент съемки жить оставалось всего семь месяцев. На меня находит ­что-то непонятное, и я резко хватаю стакан с ручками и бросаю его прямо в портрет. Когда я осознаю, что сделал, то вскакиваю с кресла и подбегаю, чтобы проверить, не осталось ли царапин. Провожу рукой по гладкой поверхности рамки и, когда кончиками пальцев не чувствую сколов, выдыхаю и ложусь на диван. Я слышу, как ­где-то вдалеке коридора открывается дверь и ­кто-то здоровается с охранником, а затем начинает идти в мою сторону. Когда шаги становятся громче, я открываю глаза и смотрю в потолок. Шаги останавливаются посередине редакции, словно ­кто-то осматривает все пространство. Мне становится тревожно, и я вжимаюсь затылком в подушку, чтобы ни с кем не пересечься взглядом. Человек продолжает еще ­какое-то время стоять на месте, а затем разворачивается и уходит обратно.