Нелюбимые

***

На встречу с отцом я опаздываю на двадцать минут. Когда администратор ресторана ведет меня к столику, я вижу папу в белой рубашке с закатанными рукавами и девушку в бежевом пиджаке, сидящую спиной ко входу. Отец перелистывает страницы меню и, не поднимая глаз, ­что-то говорит. Когда я подхожу ближе, девушка поворачивается ко мне.

— Аня? — удивляюсь я.

— Привет, сынок, — произносит отец, не отрывая взгляда от меню, — садись! Я сегодня решил устроить всем нам обед, а то ты сам никогда не проявляешь инициативу. Поэтому приходится все делать самому. Заодно хоть познакомишь…

Я смотрю на Аню, взгляд которой сильно взволнован, и она ничего не произносит, а просто глазами показывает на стул. Я бросаю рядом рюкзак и сажусь. Администратор предлагает принести подставку под сумку, но я отвечаю, что мне она не понадобится.

— В общем, сам не сделаешь, никто другой и не попытается, — продолжает отец. — Сколько лет живу, столько лет ничего не меняется. Даже меню в ресторане. Словно на дворе по-прежнему две тысячи восьмой. Вы же выпьете со мной по бокалу?

— Так ради чего ты все это устроил? — спрашиваю я и под столом беру Аню за руку. — У тебя сегодня нет никаких важных совещаний?

— Знаешь, — отец убирает меню и поднимает на меня холодный взгляд, — они, к счастью, есть. К большому-­большому счастью, они остались. Но благодаря тебе их могло стать меньше или вовсе не остаться. Так что давайте сегодняшний наш обед посвятим тому, что мой сын не сумел потопить корабль. Но пробоину в палубе нанес ощутимую.

Я вспоминаю сон, и у меня появляется странное ощущение, что отец ­откуда-то знает о нем или же он по-настоящему в нем находился и теперь просто издевается.

— Вы что предпочитаете, Анна? — Отец упирает взгляд в Аню, и она сильнее сжимает мою руку. — Белое, красное, игристое? Или, может, покрепче?

— Я буду воду, — отвечает Аня, — с лимоном. Больше ничего.

— Странный выбор, — замечает отец. — А есть будем? Я вот голоден.

— Я не хочу, спасибо.

— Я тоже ничего не буду, — поддерживаю я ее.

— Интересные вы, — усмехается отец. — Я же хотел обед такой, знаете, семейный, что ли.

— Так поешь сам, — говорю я.

— Так поем, — резко бросает отец. — Хотел просто вместе с вами.

— Слушай, давай без этого всего. — Я кладу левую руку на стол, а правой продолжаю держать Аню под столом. — Если хочешь, то ты и ешь. Так быстрее закончим весь этот твой театр.

— Мой театр? — Отец поправляет очки. — Мне кажется, не мой, Максим, а твой. Я в него попал чисто случайно. Прямо в первый ряд с возможностью прохода за кулисы, чтобы поближе посмотреть на артистов и познакомиться с ними.

— Пап, что ты хочешь?

— Просто познакомиться хочу. — Отец поворачивается к Ане.

— Как ты тут оказалась? — спрашиваю я Аню. — Это все он устроил?

Аня взволнованно качает головой.

— Мне сегодня позвонили утром…

— Ты, что ли, позвонил? — спрашиваю я отца.

— Ну а кто еще? Говорю же, все приходится делать самому. Анна, извините меня, если испортил вам день.

— Нет, все нормально, — тихо произносит Аня, и ее плечо чуть дергается. — Давайте закажем, пожалуйста.

— Вот это правильно. — Отец подзывает официанта.

Пока он делает заказ, я придвигаюсь к Ане и шепчу ей на ухо:

— Ты как?

— Не знаю, — тоже шепчет она и чешет нос. — К­ак-то не по себе.

— Скоро все закончится.

— Угу. — Аня качает головой и рукой сжимает край скатерти.

— А маму чего не позвал? — спрашиваю я отца.

— Ну тут сам мог бы проявить инициативу. А то совсем нас, стариков, забываешь. Короче, — отец кладет руки на стол, — вы пара, да?

— Да, — резко отвечаю я.

— Понятно. И как вам вместе?

— Ты пересмотрел ютуб, что ли? Решил стать интервьюером?

— Нет, я пересмотрел только новости в телеграме, — парирует отец. — Ютуб я не смотрю. Его разве не заблокировали еще?

— Нет.

— Ну и славно. Так, Максим и Анна. Как, кстати, лучше: Анна или Аня? Или по отечеству?

— Не надо по отчеству, — говорит Аня. — Как хотите называйте.

— Бля, ты серьезно? — громко спрашиваю я. — Ань, пойдем отсюда.

— Тихо, тихо, тихо, — быстро успокаивает меня отец. — Я ничего такого не спросил, чтобы вы взяли и ушли. Я вообще Анну впервые вижу, поэтому и поинтересовался, как лучше.

— Слушай, это все не смешно. Я понимаю, что твоим друзьям нравятся твои шуточки, но нам они не нужны.

— А что вам надо?! — восклицает отец. — Что вы хотите?

— От тебя ничего! — отвечаю я в тот момент, когда вновь подходит официант и наливает нам в бокалы воду без газа, а отцу белое вино и ставит бутылку в ведерко со льдом.

— Да тебе никогда ничего не нужно было, — отец делает глоток и ставит бокал на стол, — с самого детства. Ты просто хотел кататься на своей доске и больше ничего не делать. Отправили тебя учиться в нормальный университет в Штаты, а тебе и это не понадобилось. Любой бы спасибо сказал, но только не ты.

— Ну, может, ты просто никогда не спрашивал, чего я хочу на самом деле? А делал только то, что сам считал нужным.

— Возможно, поэтому и спрашиваю сейчас вас, чего вы хотите?

— Блять, пап…

— Ну не матерись, мы же в культурном месте. — Отец оглядывается. — Давай спокойнее.

— Да как ­спокойнее-то? Ты просто издеваешься.

— Ладно, давайте сбавим градус. Извините старика. Вы просто ответьте, чего вы ­хотите-то?

— В каком плане?

— От жизни. Зачем все это вот…

— Что ты имеешь в виду?

— Ну все, что произошло.

— А ничего не произошло, — отвечаю я, — у нас все хорошо.

— А у вас как, Анна? Все хорошо?

Аня молчит, и я чувствую, как ей тяжело. Мне становится грустно, что все это произошло из-за меня и что мой же отец давит на нее.

— Более-менее, — наконец произносит Аня. — Не волнуйтесь.

— Точно? Я слышал, что издательский дом вас…

— Послушай, — перебиваю я его, — завязывай!

— Да подожди, — резко произносит отец, — это же вы тут решили сыграть в Монтекки и Капулетти современности, а не я. Вы будто сами не знали, к чему это все может привести!

— Все хорошо, — заверяет Аня, — давайте просто…

— Послушайте, — перебивает ее отец. — Я прекрасно знаю, что вы оба остались без работы.

— Да-да, спасибо тебе большое, — говорю я. — Думал, хотя бы не так быстро меня выпиздишь, но ты и здесь обошел всех.

— Да ­я-то тут при чем? — Отцу приносят пасту, корзинку с хлебом и баночку черной икры в тарелке со льдом. — Таковы правила, не я же главный редактор или издатель. Я всего лишь скромный акционер.

— Хватит. Все знают, что только с твоего позволения со мной бы так разобрались. Там никто ничего самостоятельно не может сделать.

— Еще раз говорю, — отец ножом намазывает икру на хлеб, — это правила.

— Да нет никаких правил, — отвечаю я.

— У тебя их нет, — отец поднимает на меня глаза. — А у остальных они есть. Ну не суть. В общем, Анна, мне очень жаль, что из-за моего сына вы тоже лишились работы. Поэтому можете мне сказать, пожалуйста, как я могу компенсировать моральный ущерб?

— Не лезть в нашу жизнь! — громко произношу я.

— А я не тебя сейчас спрашиваю, а Аню.

— Вы знаете, — вздыхает Аня, — ничего не надо, правда.

— Да прекратите, жить же надо на ­что-то. — Отец откусывает бутерброд и начинает жевать. — Цены вон как взлетели. Еще и курс доллара к руб­лю посмотрите какой. Вообще стало все труднее. Понятно, что весь этот глянец не так много и приносил, но тем не менее жить можно было. Но сейчас у вас обоих и глянца не осталось. И повторюсь, Анна, еще раз простите, что вы попали в такую ситуацию из-за… Максима.

— Слушай, хватит. — Я отодвигаю от себя стакан. — Просто отвалите все от нас, и все.

— И что все? — Отец снова делает глоток вина. — Ты думаешь вообще о том, как ты прокормишь семью, когда она у тебя будет?

— Думаю!

— И как? — спрашивает отец, и Аня поворачивается в мою сторону. — У тебя есть план?

Я молчу и смотрю, как отец вытирает белой салфеткой руки, затем берет бутылку вина и подливает в свой бокал.

— Послушай, времена изменились, ты в прошлом живешь, пап. Уже никто не нуждается в твоих деньгах, все могут сами зарабатывать. А ты по-прежнему довольствуешься своим состоянием, банком и прекратил замечать все вокруг. Ты законсервировался в прошлом и думаешь, что всевластен. Только пойми, твое эго всех достало. Меня — еще в детстве.

— Возможно, — начинает отец, — я остался в прошлом, постарел уже. Но открою тебе секрет: ничего не изменилось. Все как нуждались только в деньгах, так и продолжают в них нуждаться. В этом мироустройстве я не виноват. Так сложилось еще за много веков до нас. Чтобы семья была счастливой, нужно только одно — деньги. Если их не будет — все сдохнут с голода. Вы согласны со мной, Анна?

— Я… — Аня делает глоток воды, — извините, мне не очень уютно вести такой разговор.

— Понимаю вас, — говорит отец и надкусывает бутерброд с икрой. — Позвольте один вопрос, он может показаться неудобным, но я не могу его не задать. Вы позволите?

— Конечно. — Аня еще сильнее сжимает мою руку.

— Вы о детях думаете?

В этот момент внутри меня ­что-то вспыхивает, и я отвечаю за Аню:

— У нас скоро будет ребенок! И я надеюсь, что он не увидит своего деда.

— Ну ничего себе. — Отец кладет на стол ножик и хлеб. — Вот так поворот. Ну и ну. А ­маме-то хоть сказал об этом?

— Нет.

— Прекрасный сын у меня. То есть вы беременны? — Отец откидывается на стуле. — Вот это да. Я думал, что экстренных новостей на этой неделе больше не будет, а тут нá тебе. Ну… я поздравляю тебя, сын. И вас, Анна.

— Поэтому позволь нам самим жить и не лезть в нашу жизнь!

— Слушай, я не собираюсь никуда лезть. Я просто хотел сказать, что даю тебе позицию маркетинг-­директора в моем банке, и все. А у вас, Анна, я хотел узнать…

— Я не пойду к тебе! — перебиваю я отца. — Я уже говорил, что не буду работать на тебя.

— Об этом мы еще с тобой поговорим. — Отец постукивает пальцем по столу и обращается к Ане: — Я хотел узнать у вас, Анна…

Он берет паузу, и в воздухе повисает пугающая тишина, а под столом я чувствую, как моя коленка начинает немного трястись.

— Как бы ­выразиться-то, — прерывает тишину отец. — Давайте как есть. Без поисков правильных слов и формулировок. Сколько нужно вам денег, чтобы вы забыли о нашей семье и больше не появлялись на горизонте?

В этот момент рука Ани выскальзывает из моей ладони. Она в секунду выходит из-за стола и убегает в сторону выхода, после чего я сам отодвигаюсь, но отец в ту же секунду командует:

— Сидеть! — Он бьет по столу ладонью. — Я не договорил.

— Да пошел ты на хер, ты просто больной.

— Ты не понимаешь ничего.

— Я не понимаю? Что я не понимаю?

— Что все это игрушки, вот что.

— Какие игрушки, ты вообще из ума выжил?

— У тебя есть Алиса, на хера тебе эта…

— Да Алиса больше тебе нужна, чем мне. Потому что ее отец дает тебе лицензию, и тебе просто выгодно, что мы вместе. А теперь уж прости.

— А ты не переживай за лицензии, больно умный стал. С этим я разобрался уже.

— В «Ванили» ночью разбирался? И как? Все нормально, поделили все откаты?

— В­се-то ты знаешь, смотрю. Послушай меня хотя бы раз. Ничего хорошего у тебя с этой Аней не выйдет.

— Да что ты лезешь куда не надо?

— Наверное, потому, что ты мой сын.

— Так если я твой сын, то оставь меня в покое.

— Что вы ­планируете-то делать дальше? Никто из вас не ответил мне на этот вопрос.

— Свалим отсюда, — говорю я и наконец встаю из-за стола, закидываю на плечо рюкзак и собираюсь догнать Аню.

— Куда ты ­свалишь-то? Паспорт твой у меня, — бросает в спину отец, и я останавливаюсь. — Сядь обратно. Еще догонишь.