Нелюбимые

***

В редакции W открыты окна, через которые ветер треплет белые вертикальные жалюзи, отчего они кажутся призрачными силуэтами, пытающимися дотянуться до меня или просто запугать. В помещении светится только один монитор за рабочим местом менеджера редакции Юли, и меня начинает немного волновать тот факт, что она могла быть здесь недавно или вовсе еще не ушла. Я несколько секунд держу пальцы на кнопке включения света, но после убираю руку и остаюсь в темноте, вслушиваясь в негромкое жужжание компьютеров в режиме сна. За окном ­что-то стукается о металлический карниз, и я резко дергаюсь на звук. Затем стук вновь повторяется и с каждой секундой начинает учащаться, а в помещении появляется запах дождя.

Я подхожу к стеклянной стене своего кабинета и пытаюсь разглядеть, что осталось внутри него, но ничего не вижу. Включаю фонарик на телефоне, провожу им вдоль стекла, отмечая, что все ящики стола открыты и пусты, словно место ждет уже ­кого-то другого. Я дергаю ручку на себя, но дверь закрыта на замок, над которым наклеен обрывок малярного скотча с надписью: «Опечатано». Рядом от руки нарисован небольшой улыбающийся смайлик. Я упираюсь лбом в холодное стекло и дышу на него, а когда на нем образуется матовое пятно, пальцем рисую небольшое сердце, а затем перечеркиваю его и прохожу к рабочему месту арт-директора.

На ее столе по-прежнему лежит книга с работами Фредерика Лейтона, и я вспоминаю, что совсем недавно листал ее и не думал о том, как все может обернуться. К горлу подступает ком, я сажусь в офисное кресло и начинаю раскручиваться с закрытыми глазами, вспоминая все ситуации и образы последних дней. Перед глазами появляется Аня, которая сидит у себя в гостиной и плачет. Стул делает еще один оборот — и я замечаю склонившуюся перед своим разбитым портретом Алису, а затем ее образ сменяется отцом, за которым я наблюдаю через окно ресторана. Когда отец поворачивается в мою сторону, я распахиваю глаза и торможу ногами раскрутившийся стул, а затем сильно сжимаю подлокотники, оставляя на них царапины от ногтей.

О нос кроссовок бьется капля воды, и когда я поднимаю голову и вновь зажигаю фонарик, то замечаю, что трещина на потолке стала в разы больше и потемнела, отчего стала похожа на корень старого и сгнившего дерева. Я долго смотрю на очертания трещины, которая вдруг начинает извиваться и быстро расходиться в разные стороны. Одна из тонких линий с потрескиванием движется ­куда-то за спину. Я разворачиваюсь за ней и замечаю перед собой кабинет главного редактора.