***
Аня интересуется, во сколько у меня вылет и из какого аэропорта, а потом сразу же рассказывает, что нашла квартиросъемщика и через несколько дней покажет ему жилье. Еще она рассказывает, что общалась с издателем и ей придется сдать номер, но он уже выйдет без ее имени и фамилии. Когда Аня говорит про журнал, ее голос резко становится грустным, и она добавляет, что не так себе представляла свой последний номер. Я успокаиваю ее, убеждая, что этот номер не станет последним в ее карьере. Аня какое-то время молчит, словно что-то обдумывает, а затем я слышу, как она чем-то затягивается, и я удивляюсь тому, что она никогда одна не курила, а только просила у меня затянуться. Когда я рассказываю, как все было, Аня снова затягивается и спрашивает, как мама отреагировала на все, и я рассказываю о том, что она очень хочет поскорее увидеться. Я делаю паузу, а потом добавляю, что она хочет увидеться с нами. Когда таксист показывает на часы, намекая, что бесплатное время парковки заканчивается, я выхожу из машины и беру из багажника сумку с рюкзаком, а потом над терминалом раздается громкий рев самолета, и связь начинает пропадать.
Перед посадкой в самолет до Стамбула я еще раз набираю Леху, но снова слышу автоматический голос, а потом собираюсь с силами и пишу ему: «Брат, я тебя не виню. Напиши мне, пожалуйста». Сообщение уходит, напротив загорается одна галочка — и мне становится плохо от ощущения, что оно никогда не будет прочитано. Когда эти мысли начинают сильно одолевать, в глазах резко становится все размытым, а затем я замечаю женскую кисть, пальцы которой сжимаются в кулак, а потом снова выпрямляются. Так они делают пару раз, а потом голос просит предъявить посадочный билет, и до меня доходит, что подошла моя очередь. Я достаю из заднего кармана билет, и девушка в бежевой форме быстро сканирует его, отрывает корешок и протягивает мне билет обратно.
Я стою между самолетом и терминалом, достаю из кармана джинсовки монету, подбрасываю ее, а когда она падает на ладонь, то сжимаю в кулак и расслабляю кисть только тогда, когда очертания города с каждой секундой становятся все меньше, а после полностью исчезают из виду.