Объяснение в любви

КАК ЖЕ ВЫ МОГЛИ?

Тюмень. Предстоит встреча с буровым мастером Григорием Ивановичем Норкиным.

«Весной пятьдесят девятого, — начала я свой рассказ, — плыл по Оби, еще не освободившейся ото льда, караван самоходных барж, груженных оборудованием для буровых, сборными домами, разной утварью. Члены бригады во главе с "дедом" (а было Норкину тогда всего сорок лет) отправились за нефтью в Приобье. Десять первых скважин, десять первых месторождений на тюменской земле, и среди них Самотлор, — это их работа. Вспомню сейчас только, как бурили первую скважину в Мегионе. Оборудование устарело, солярку сибирские морозы укротили; чтобы взять глину, долбили промерзшую землю, а воду для раствора брать негде — озеро вымерзло.

Тогда проложили от реки водную линию метров в двести, собрали ее из старых труб, поставили насос, но вода в трубах замерзала. Обложили трубы дровами и сеном, облили соляркой и подожгли. Пока горели костры, качали воду.

Отогревались у дизеля. "Дед" умудрился ногу сломать, так и ковылял в гипсе на костылях. Время, когда бурили скважину, смену дня и ночи, вроде бы и не замечали. А вот обед в 13.00! И никаких отклонений от графика — жены горячий обед прямо на буровую в чугунках приносили. Только за едой и можно было о детях узнать, семейные проблемы обсудить. 2800 метров прошли за долгие шесть месяцев».

Когда журналисты, работавшие над сценарием, спустя двадцать лет встретились с Григорием Ивановичем, в Приобье той бригады уже не существовало, она распалась.

Но все-таки остались единомышленники — крепко сплоченные, они во главе с «дедом» живут в одном нравственном климате по законам чести, труда и товарищества.

Григорий Иванович ни о чем другом, кроме своей бригады, говорить не хотел.

— Поезжайте в Мегион. Знаете, какие это ребята! Я без них никто.

Эти ребята, теперь известные буровые мастера, «деда» в обиду не дают.

— Вместе, конечно, работали, но что мы без «деда»! На передаче мы отметили юбилей Григория Ивановича Норкина. Тридцать лет он прожил в геологии — буровик, дизелист, буррабочий, верховой, помощник бурового мастера и, наконец, мастер! Волга, Кузбасс, Нарым и, наконец, Тюмень!

Конечно, вся бригада приехала из Мегиона, поднялась на сцену. Но разговор с Григорием Ивановичем почему-то не получался: был «дед» сердитым, раздраженным. Мне хотелось, чтобы он рассказал о нефти. Я была убеждена, что относится он к нефти как к живому организму. Даже фантазировала: вот бригада проходит отметку 3 тысячи метров — сладкое, тревожное предчувствие, замирает сердце мастера: еще одно мгновение, и забьет фонтан нефти! Сколько на своем веку, думала я, ждал он этих первых фонтанов из новых скважин! Когда-то залегла она там, на глубине, притаилась тяжелая, маслянистая, веками хранила свою тайну. Еще несколько метров — и Мастер похитит тайну, нефть вырвется из плена земной тверди. Вспомнилась Хозяйка Медной горы из бажовского «Каменного цветка».

Еще раз хочу напомнить — с героями я впервые встречаюсь на передаче, и без фантазии мне никак нельзя. Он и Она, думалось мне. Он — «дед», Она — нефть. Он знает Ее нрав, капризы, коварство, Ее стихию, Ее щедрость.

Казалось, что фантазия поможет мне разговорить Григория Ивановича — надо только кинуть пробный шар, а дальше… Ведь как интересно мог рассказать Мастер о нефти! Я была уверена, что этот колоритный, сильный человек, родом из Саратовской области, теперь навсегда прописанный в Сибири, обладает образным мышлением.

Но Григорий Иванович Норкин молчал. Он очень сдержанно принял поздравления членов своей бригады и снова замолчал.

После передачи он с обидой сказал: «Как же вы могли! Что же о моих товарищах не рассказали?»

И, не попрощавшись, уехал.

Правда, потом прислал письмо в Главную редакцию молодежных программ, и отношения были восстановлены. Но я себе до сих пор не могу простить — увлеклась сказкой, а человека прозевала. Ведь «дед» еще при знакомстве со сценаристами просил съездить к его ребятам в Мегион.

Вот каков он оказался — мастер, «дед», таежный профессор, как называют его на тюменской земле.