Объяснение в любви

«ОТ ВСЕЙ ДУШИ»: ПОСЛЕДНИЕ ВСТРЕЧИ И РАЗМЫШЛЕНИЯ

«Цикл передач "От всей души" точно ударил и вдребезги разбил тезис буржуазных социологов, утверждающих, что ТВ призвано разъединять людей. Этот цикл убедительно показал, что людей разъединяет не ТВ, а фальшь, ложь, всякая подмена истины, социальная несправедливость и политическая путаница. Когда читаешь письма зрителей, а они идут и идут… то со всей очевидностью ощущаешь огромную потребность у них узнать как можно больше таких же простых и таких же необыкновенных людей, как они сами».

Мне сказали, что мы уже теперь не имеем возможности тратить столько времени на подготовку этой передачи. Это уже роскошь! Шутка ли, передача готовилась два-три месяца!

«Многие передачи на ТВ, поднимающие не менее интересные пласты жизни, оказывались в результате несостоятельными из-за спешки, торопливости, поверхностного осмысления материала».

Да, передача готовилась долго, но запись шла два-три часа. Эфир же два часа. Разве это был большой срок для двухчасового художественно-публицистического, документального фильма?

«Новаторство этой передачи заключалось в том, что такая большая и сложная, она проводилась на едином дыхании тысячи людей.

Почему же одна из первых передач из Тимановки разбередила душу тысячам людей, что они потрясенные, счастливые какой-то высшей человеческой радостью, писали и пишут свои удивительные письма?

В чем же был секрет этой передачи? Случаен он или закономерен?»

Я читаю отрывки из статьи журналистки В. Туликовой «С доверием к человеку», написанной в 1973 году в журнале «Телевидение и радиовещание» № 2, и ловлю себя на том, что не могу ответить на эти два вопроса.

Что случилось с передачей? Я всегда думала, что она бессмертна, ибо питается самыми прекрасными материалами человеческих судеб, и что только мы, именно мы, создатели этой передачи, можем ее убить, уничтожить…

Что же случилось? «Устарела по форме», — читаю я рецензию, а содержание?.. Ведь форму можно изменить! Найти в ней сегодняшнее звучание! Но люди, наши герои, зачем их менять и вообще как это можно сделать?

Быть честнее в рассказах… Мы и так всегда были честны!

Но сегодня, наверно, этого мало. Сегодня честность наша должна быть и шире и глубже.

Вот поэтому хочу вспомнить о героях трех последних передач, которые не смогли войти в книгу, ибо передачи эти вышли в эфир позже.

Сорок шестая передача с белгородской земли, город Шебекино. Передача была посвящена сорокалетию нашей Победы.

Белгородская земля! У людей, живущих на этой земле, какое-то особое чувство памяти. Судите сами. Только в одном Шебекинском районе установлено 62 памятника Воину. Мы приехали на белгородскую землю вести передачу, посвященную Дню Победы, еще и потому, что самый первый салют был дан 5 августа 1943 года в честь освобождения Белгорода и Орла. Именно этот салют был предвестником салюта нашей Победы! Белгородская земля — это и Прохоровка, и самое крупное танковое сражение, которое знала история!

В этой передаче мы в основном рассказывали о воинских подвигах людей, не родившихся здесь, не живущих здесь. Мы собрали прекрасных людей, каждый из которых приближал нашу Победу.

Герои наши жили в самых разных городах. И вот об одном из них, человеке, приехавшем из Москвы, мне и хочется рассказать. Это — Николай Васильевич Чекавинский. Человек удивительной храбрости и скромности. То, что я узнала об этом человеке, познакомившись с ним, меня потрясло.

Рассказ о Николае Васильевиче я начала, показав золотые часы, вернее то, что от них осталось. На внутренней стороне крышки надпись: «Н. В. Чекавинскому за бесстрашие и храбрость». Это был личный подарок Ворошилова. Дата: 6 января 1943 года. А через неделю, 13 января, разведчик Чекавинский совершил подвиг, который остался в истории Великой Отечественной войны.

Январь 1943 года. Волховский фронт. Полтора года Ленинград в кольце блокады. Наши войска уже начали прорывать оборону противника, но на пути прорыва было Тортолово — высота, превращенная фашистами в неприступную крепость. Десятки раз шли наши солдаты на ее взятие и каждый раз отступали, неся тяжелые потери.

И вот снова приказ командования: «Взять Тортолово во что бы то ни стало!!!» Вот здесь и проявился, и не впервые, талант Чекавинского.

Итак, 13 января 1943 года в 22 часа Чекавинский во главе свободной роты вышел на новое рискованное задание. Документы, партбилет, именные часы от маршала он сдал своему комиссару Кузьме Сидоровичу Работягову. Эта сложнейшая и опасная операция длилась всего около суток. Пользуясь темнотой, он незаметно приблизился и внезапно атаковал врага. Уже в 24 часа над неприступной крепостью взвилось Красное Знамя! Уходя на это задание, Чекавинский просил не поддерживать его артиллерией, но когда появилось Знамя, артиллерия заработала с двух сторон.

Высота была в сплошном огненном кольце, а внутри этого ада шел рукопашный бой. Чекавинский был тяжело ранен, оторвало левую руку. Санитаров не было, товарищи перетянули предплечье жгутом из проволоки, хотели отнести в укрытие, но разведчик отказался. Преодолевая нечеловеческую боль, он ни на минуту не прекращал командовать. Продолжалось это семь часов.

И только к концу дня 14 января, получив еще несколько тяжелых ранений, в бессознательном состоянии Чекавинский был вынесен с поля боя.

Врачи доложили, что состояние безнадежное — большая потеря крови.

Так Волховский фронт узнал о гибели человека, которого знали буквально все. Это был человек из легенды!

Как я жалею, что не было у меня в руках документов, рассказывающих о храбрости и отваге этого человека. Все документы в передаче читал актер, земляк Никита Глаголен. Помню только, как отозвался о нем маршал Мерецков. Он писал, что еще никогда не встречал такого бесстрашного и смелого в своей дерзости и неожиданности действий разведчика, каким был Чекавинский.

Вот так и не узнали бы мы ничего об этом человеке и, естественно, не смогли бы и рассказать о нем, если бы ни какая-то подсознательная интуиция двух молодых санитаров, которые должны были, как и положено, предать его тело земле. Не сделали они это вопреки словам врача. Что-то почувствовали живое в этом не подающем признаков жизни человеке. Смерть была написана на его челе, а сердце все-таки билось. Но услышать его могли только люди, не желающие поверить в его смерть.

Так Николай Васильевич оказался в тылу, в госпитале. Уставший от грохота войны, он тихо лечился, тихо выписался и тихо начал жить. Он никогда никому не рассказывал ни о себе, ни о своих подвигах, ни о своей смерти.

Его все похоронили, но и все помнили. Наверное, и не участвовал бы он в нашей передаче, если бы не День Победы, посвященный 20-летию. Это было в Москве, куда на праздник приехал комиссар 73-й бригады Кузьма Сидорович Работягов.

И вот его величество Случай, вот судьба! Не пришел бы он на Пушкинскую площадь отдохнуть, не сел бы на скамейку рядом с человеком, левый рукав которого был пустой… и я никогда не смогла бы познакомить зрителей с этим человеком. Они сразу узнали друг друга — через двадцать два года! И уже через час генералу Бураковскому полетела короткая телеграмма: «Чекавинский жив!» Ответ был еще короче: «Вылетаю». Вот так я и познакомилась с этим тихим, немножко застенчивым человеком, с очень грустными голубыми глазами. Он попросил меня подарить ему свою фотографию. Я это сделала.

Вернувшись в Москву, я узнала, что наши журналисты настойчиво добивались к передаче наградить его званием Героя Советского Союза. Тем более что маршал Мерецков лично подписал этот документ… Но все оказалось намного сложнее и печальнее.

Я поняла это, разговаривая по телефону с Николаем Васильевичем, и была потрясена. Как я корю сейчас себя за то, что сразу не почувствовала безысходного одиночества этого человека. Одиночество и где-то внутри затаенная обида.

— Не надо хлопотать обо мне. Это бесполезно. Вот помру второй раз, может быть, дадут…

— Но почему же! Это же несправедливо! — только и успела я вставить и тут же услышала в трубке голос усталого, ничего не ждущего, потерявшего веру в справедливость человека:

— Наверное, берегут честь мундиров. А то как бы чего не вышло!

Я долго думала об этом человеке, так и не зайдя к нему в гости. Не поняла я сразу, не почувствовала, что он так нуждался в людях… Да, это тебе не солдаты-санитары — они оказались более тонкими, не очерствели в своей «похоронной службе». А я не почувствовала. Я думала, как по сценарию: вот, мол, полетели во все стороны света телеграммы, все приехали, друг из Сибири привез и с радостью вручил хозяину золотые часы… и конец тихой, неизвестной жизни…

Как могли люди, знавшие его, воевавшие рядом, оставить его в одиночестве. Значит, никто не протянул ему не только руку дружбы, но и руку помощи?

Хоронили Николая Васильевича Чекавинского три редактора, режиссер с ТВ и соседка по лестничной площадке. Она же и стол поминальный накрыла. Как это могло произойти с человеком, который был на войне легендой?

Думаю, что он не прогонял друзей, нашедших его, но и не хотел удерживать их силой. Какое необычное, почти несовместимое сочетание: храбрость на грани игры со смертью и удивительнейшая скромность и тактичность. Он не был пессимистом, он был веселым, общительным человеком. Но мне кажется, он не верил даже себе, своему внешнему восприятию и отношению к жизни. Он был несправедливо забыт! Предан забвению! И это меня потрясло больше, чем совершенные им подвиги! Это очень страшно и больно!