Объяснение в любви

БИЛЕТЕРЫ СНИМАЮТ С КРЕСЕЛ ЧЕХЛЫ

В сорок четвертом году, вскоре после того, как открыли Дорогу жизни, я приехала в Москву с твердым намерением поступить в театральный институт, стать актрисой. Воспитывалась я в семье, причастной к искусству. В доме у нас устраивались музыкальные вечера. Отец играл на рояле и виолончели, писал стихи.

Я часто бывала в ленинградских театрах, видела Уланову и Сергеева в «Ромео и Джульетте», помню молодых Сухаревскую и Тенина в Театре комедии у Н. П. Акимова. В Александринке, ныне Академическом театре драмы имени А. С. Пушкина, я бывала не только на спектаклях, но и на репетициях, куда меня брал с собой мой дядя, В. А. Щуко, оформлявший там спектакли.

Вряд ли мои детские впечатления представляют какой-нибудь интерес, но одно потрясение, которое я испытала в этом театре, осталось со мной на всю жизнь. Я впервые увидела зрительный зал, когда закончилась репетиция и до вечернего спектакля оставалось два-три часа. Закрыты чехлами кресла в партере, еще не появились билетеры, пуста оркестровая яма, опущен занавес, нигде ни души. И я почувствовала тайное могущество зрительного зала (пока без зрителей).

Наверное, это было щемящее, пронзительное ожидание праздника. Потом каждая веха моего постижения театра добавляла все новые ощущения зрительного зала.

По приезде в Тамбовский драматический театр первые несколько месяцев у меня не было квартиры и я жила в гримерной. Однажды ночью, когда после вечернего спектакля разошлись актеры и театральный сторож закрыл парадный подъезд и служебный актерский, я оказалась в ложе, оставшись один на один со зрительным залом. Первые минуты было страшно (я вообще ужасная трусиха), однако постепенно страх отступал, зал начал приобретать удивительную монументальность, и, странно, я почувствовала себя уверенно. На память приходили монологи героинь, которых я мечтала сыграть. «Я теперь такая добрая, такая честная, какой никогда еще не была и, может быть, завтра уж не буду. На душе у меня теперь очень хорошо, очень честно, не надо этому мешать» (Негина из «Талантов и поклонников»). В эти счастливые мгновения мне казалось, что я обязательно буду актрисой. Чувство необыкновенного подъема, которое я тогда испытывала, можно сравнить лишь с полетом.

Я и теперь испытываю трепет перед пустым зрительным залом. Вот написала — «пустым» — и хотела зачеркнуть. Нет, не буду зачеркивать. Если даже в зале нет зрителей, в нем все равно их слезы, слезы горя и слезы радости, их волнения, их аплодисменты. Не может оставаться пустым зал, который только что был до краев наполнен эмоциями. Они еще носятся в воздухе. Наверное, в этом тоже скрытое могущество театра. Наступает час, билетеры снимают чехлы с кресел, распахивают двери в партер, в амфитеатр, в ложи, в бельэтаж, в ярусы, раскладывают программки… И зал становится праздничным, а вместе с ним и ты — независимо от того, по какую сторону рампы находишься — на сцене или в зале.