– Сейчас будет очень громко, – предупреждаю я Рэйч.
Успеваю только заглушить двигатель, как мама вылетает из дома и устремляется к нам. Она наспех вытирает руки о кухонное полотенце. Идеально уложенные волосы немного растрепались, и теперь пучок на затылке колышется из стороны в сторону от каждого движения.
– Крис! – запыхавшись, она подлетает ко мне и заключает в крепкие, словно тиски, объятия.
– Привет, мам, – целую ее в макушку и чувствую аромат выпечки.
Наверняка она уже испекла с десяток булочек и несколько пирогов. Я не стал звонить ей сразу, так как прекрасно понимал, что она бросит все дела и примчится ко мне. А учитывая дорогу и что я порядком вымотался за эти дни в Лос-Анджелесе, хотелось хоть немного отдохнуть.
– Ты не позвонил! – упрекает она. – Если бы я знала, что ты приедешь, то приготовила бы твою любимую запеканку.
Она отстраняется от меня и осматривает на наличие повреждений, как всегда делала это в детстве. Только сейчас мне уже двадцать четыре и данный жест кажется чертовски странным.
– Ничего страшного. Ребрышки от Роба вполне смогли утолить мой аппетит.
– Не понимаю, как ты можешь есть в этом жутком заведении. Наверняка у него куча нарушений, – причитает она.
– Не знаю насчет нарушений, но вкус просто отменный, – весело отзывается Рэйч позади меня.
Она подходит ближе и с очаровательной улыбкой протягивает руку моей маме.
– Добрый день, миссис Уитакер.
Синтию Уитакер может удивить даже муха, пролетевшая по ее кухне, что уж говорить о внезапно появившейся девушке рядом со мной.
– Знакомься, это Рэйчел, мой друг из Лос-Анджелеса.
Мама на доли секунды теряется, ее взгляд мечется между мной и Рэйч, и, когда задерживается на оставшейся без ответа ладони, она тут же приходит в себя.
– И я рада познакомиться, милая, – мама жмет руку Рэйч, а затем, резко спохватившись, начинает судорожными движениями поправлять прическу.
Еще один пункт, касающийся моей матери: она ненавидит сюрпризы и из тех людей, которые должны заранее знать о готовящемся для нее празднике и количестве приглашенных, чтобы заранее и, прошу заметить, собственноручно приготовить еду.
Поэтому я заслуживаю второй хмурый взгляд за пять минут нахождения на ранчо.
– Что же мы стоим тут, пойдемте в дом. Я только закончила готовить грушевый пирог, – хлопочет она и обхватывает мою руку своей.
Мы направляемся к дому, и когда доходим до палисадника, мама даже не обращает внимания на Бэкса, сидящего посреди клумбы с цветами на ушах.
– Крис, налей Рэйчел лимонада, а я быстро сбегаю наверх, – мама похлопывает меня по спине и устремляется на второй этаж.
Мы с Рэйч проходим в кухню, и она усаживается на стул.
– Ты точно не приемный? – с хитрецой в голосе интересуется она.
– Поверь, я задаю себе этот вопрос последние двадцать лет, – усмехнувшись, открываю холодильник и достаю графин.
– Хотя, возможно, Шон прав, и ты становишься похож на отца, – продолжает рассуждать она, положив руки на стол и постукивая пальцами по деревянной поверхности.
– Ага. Я бы сказал, попадание прямо в яблочко, – бормочу я, наливая лимонад в стакан.
Не то чтобы я не люблю своего отца, но мне порядком надоедает это сравнение.
И, кстати, где он? Я заметил, что машина стоит за домом, следовательно, он не отправился на очередной прием к врачу самостоятельно. И, слава богу, его нет на крыше. Иначе еще одна подобная выходка, и я лично запихну его в машину, чтобы отвезти в больницу и проверить, не повредился ли у него рассудок после операции.
– Знаешь, Чемпион, твои описания и действительность немного расходятся. Это место очень уютное, – Рэйч обводит кухню заинтересованным взглядом.
– Посмотрим, что ты скажешь, когда твой день начнется не с кружки кофе, а, предположим, с выгона скота из стойла.
– Дай мне немного романтизировать это. Ты просто посмотри, это же как в старых добрых фильмах про Дикий Запад. Грязный бар, ковбойская музыка, укрощение строптивых скакунов.
– Запах навоза, – добавляю я, и Рэйч морщит свой носик.
– В приятной компании даже этот аспект может стать дополнением к атмосфере.
– Я смотрю, ты все больше проникаешься Техасом.
– Дай мне время, и уверена, мы с ним станем лучшими друзьями.
– Как у вас дела? – Мама появляется на кухне так внезапно, что Рэйч подпрыгивает на месте.
Она протискивается мимо меня и подходит к плите, на которой вовсю шипит жаркое. Теперь ее волосы уложены в аккуратную прическу, домашнее платье с пятном на груди сменилось более нарядным, а фартук так и вовсе испарился.
Моя мать, дамы и господа. Если вы переступите границы нашего ранчо, вам окажут почести, которых может не удостоиться сам президент.
– Все отлично, Крис рассказывал о прекрасно проведенном детстве на ранчо, – щебечет Рэйчел и лучезарно улыбается.
Чертовка.
– Да, Крис его очень любит, – мама зачерпывает ложкой немного жаркого и, прищурившись, пробует.
Ага. Просто обожаю.
– Когда-нибудь оно перейдет к нему, и впоследствии его дети будут расти здесь.
Не то чтобы это входило в мои планы, но я умалчиваю об этом.
Удостоверившись, что жаркое соответствует заявленным стандартам, мама устраивается рядом с Рэйчел, складывает чистое полотенце пополам и кладет на него руки.
– А как вы познакомились? Простите за бестактный вопрос, но вы…
– Нет, что вы. Мы просто друзья. Моя сестра встречается с Кэмероном Райли, – беззаботно отвечает Рэйч, не понимая, какую бездну в ад только что открыла.
Глаза мамы широко распахиваются.
– Ах, ты сестра Алекс! Я слышала о ней от Миранды. Довольно эффектная девушка, – ее голос звучит мягко, но я помню, как она причитала, когда выходка Алекс разлетелась по всем журналам и к нам нагрянула толпа журналистов, желая урвать пикантные подробности.
Моя мать – жительница провинциального города. Ее интересует готовка, походы в церковь и интересы собственной семьи. Все, что остается за пределами Джорджтауна, является для нее параллельной вселенной, к которой она не хочет иметь никакого отношения. Поэтому нетрудно представить степень ее негодования, когда к нашему городу было приковано всеобщее внимание.
– Да, это моя сестра, – Рэйч вскидывает вверх руку со сжатым кулаком.
– Рэйчел начинающая актриса, – вставляю я и подхожу ближе к ней.
Кладу свои руки на спинку стула.
– Вот как. Очень интересно, – улыбка матери настолько натянутая, что больше похожа на гримасу.
– На самом деле я решила взять небольшой перерыв. Вечная гонка за той самой ролью очень утомляет. Поэтому Крис предложил составить ему компанию и скрасить скучные будни.
Я бы мог считать этот день обреченным. Каждый раз, когда я возвращаюсь домой после поездок на съемки или соревнования, мама с облегчением выдыхает, в то время как я пытаюсь лишний раз не делать резких движений, чтобы не лопнуть свой иллюзорный пузырь и не пустить в него удручающую реальность. Но она все равно просачивается, и все счастье и адреналин, питавшие меня на протяжении короткого отрезка времени, быстро испаряются.
Но сегодня здесь Рэйч. Она не замечает странных взглядов моей матери и с жаром дает отпор Мэгги. От нее исходит столько энергии и света, что можно подпитать целый континент на ближайшую тысячу лет.
– Думаю, Джорджтаун оставит свой след в твоем сердце, милая. К тому же на днях состоится тыквенный фестиваль, что определенно произведет на тебя неизгладимое впечатление. Мы славимся своим умением устраивать праздники, – с гордостью, достойной каждого жителя штата, заявляет мама.
– Я с радостью приму в нем участие, – с энтузиазмом отзывается Рэйч.
– Кстати, насчет фестиваля, а где отец? – спрашиваю я.
– О, он отправился в старую конюшню и потихоньку ее разбирает, – мама возводит глаза к потолку и тихо произносит имя Господа. – Ему не сидится на месте с того дня, как ты уехал. Все время что-то делает. Даже тот старый трактор продал, который ты починил.
Да что с ним такое?!
– Я схожу к нему, – отстраняюсь от Рэйчел, и она поднимает голову. – Если хочешь, пойдем со мной.
Мне не хочется, чтобы она стала свидетельницей нашего очередного теплого разговора с отцом, но и оставлять ее один на один с матерью – тоже не особо заманчивая идея.
Она качает головой, подносит свою руку к моей и обхватывает ее. Нежные тонкие пальчики касаются моей шершавой ладони в ободряющем и пропитанном пониманием жесте.
– Я бы посидела с миссис Уитакер и узнала побольше об этом грандиозном событии. Назревает что-то фееричное, и я хочу быть во всеоружии, – Рэйчел улыбается, но ее глаза говорят: «Я с тобой».
И в данный момент это все, что мне надо. Потому что я больше не могу выносить горделивый характер отца и каждый раз со страхом покидать дом.
Отец замахивается топором и разрубает бревно пополам. От силы удара по полупустому помещению разносится гулкое эхо. Берет следующее и снова проделывает эту работу самостоятельно, терпя боль в бедре и морщась от каждого удара. Рубашка промокла насквозь, седые волосы прилипли ко лбу, и отец резким движением откидывает их назад.
Будь моя воля, я бы продал семейное наследие и сделал так, чтобы родители наконец-то зажили нормально. Возможно, наши мнения в данном вопросе расходятся, но смотреть, как отец раз за разом все больше корчится от боли, становится просто невыносимо. И, думаю, в глубине души он со мной согласен, просто чертова гордость не позволяет признать данный факт.
– Дай угадаю, он чем-то провинился, и ты решил его снести? – подхожу к отцу и ставлю ногу на пенек, чтобы он прекратил истязать себя.
Отец проводит рукавом по лбу, вытирая пот, и врезает топор прямо рядом с моей ногой.
Дрогнуло ли у меня все внутри? Еще бы. Пробрало до самых костей, но будем честны – он уже не первый раз проделывает данную фишку.
– Не думал, что ты так рано приедешь, – отец отворачивается, перед этим мельком взглянув на меня, и берет с подноса, стоящего рядом, стакан с лимонадом.
– Иначе ты бы постарался сделать это гораздо раньше?
– Мои дела не зависят от того, находишься ты здесь или нет, – отрывисто бросает он и приваливается к деревянной балке, перенося вес на здоровую ногу.
Ну конечно, не зависят. Даже не сомневаюсь в этом.
– Что говорит доктор Коллинз? Почему не проходят боли?
К черту ранчо. Все, что меня интересует – здоровье упрямого старика.
– Это называется «возраст», Крис. Последствия перелома останутся со мной до конца отведенных Господом дней.
– Тогда, может, надо предоставить себе возможность отдохнуть и позволить мне помочь, чтобы твой друг на небе дал побольше таких дней? – язвлю от злости.
Брови отца сходятся на переносице, отчего морщин на его лбу становится гораздо больше.
– Не смей выражаться в моем доме подобным образом. Радуйся, что тебя не слышит мать, – в его интонации клокочет предупреждение.
Пинаю проклятый пень, и нога взрывается от дикой боли, расходящейся от кончиков пальцев и до бедра. Не самый умный поступок, но, черт возьми, как с ним разговаривать?
– И чего ты добился? – отец качает головой.
– Твоего внимания. Неужели ты посмотрел на собственного сына впервые за несколько недель?!
– Так ты за этим приехал? За вниманием?
– Нет, я приехал сказать, что нашел в Лос-Анджелесе хорошего физиотерапевта, который поможет тебе восстановиться и облегчить боль. Так что в ближайшее время поговорю с доктором Коллинзом о твоем переводе.
Пока я крутился перед камерой, как чертов Кен, Салли искала по моей просьбе хорошего физиотерапевта, который бы помог отцу. Главный критерий – никакого пафоса и как можно дальше от города, чтобы у него не было возможности сбежать, пока не пролечится весь курс. И Салли сделала это. Нашла отличного специалиста, практикующего в частной клинике Санта-Моники и с узким списком больных. Реабилитация обойдется в крупную сумму, но это последнее, о чем я думаю.
Отец устало качает головой и делает глубокий вдох. Клянусь, мне кажется, что весь воздух исчезает из разваленной конюшни.
– Я не просил тебя об этом, – он встает и, прихрамывая, обходит меня, будто я пустое место.
– Ну, спешу тебя обрадовать – твое мнение в данной ситуации меня не особо интересует. Я не собираюсь больше смотреть на то, как ты постепенно губишь себя из-за чертовой гордости, – выплевываю и, резко развернувшись, выхожу из чертовой развалины.
Будь проклято это старое ранчо с клеймом вечной привязанности! Если отец думает, что я позволю ему положить свою жизнь на алтарь нескольких гектаров земли и семейного дома, он глубоко ошибается. Он может отречься от меня и хоть сто раз заряжать свое чертово ружье, но я вывезу его отсюда и не позволю сгнить тут, как это произошло с его собственным отцом.
– Крис? – Тихий голос Рэйчел доносится из-за спины, и я вздрагиваю.
Неуверенные и тихие шаги становятся ближе, а затем она оказывается передо мной. Рэйч забирается на прилавок, и ее ноги касаются моего бедра.
– Кажется, тебе не помешает компания, – легкая улыбка играет на ее губах.
В тусклом свете магазина она кажется такой хрупкой, особенно в объемном свитере, спадающем с одного плеча, и закатанными рукавами. Светлые волосы струятся по спине и обрамлены лишь заколками чуть выше висков. Рэйчел не красилась с момента приезда в Джорджтаун, и я ловлю себя на мысли, что в таком облике она кажется настоящей. Без маски, которую носит каждый день.
– Я как раз закончил, – кручу в руках деревянную фигурку медведя, безнадежно испорченную надрезами и сколами. – Можем пойти прогуляться, и я покажу тебе топ десять мест, где лучше всего скрасить время.
Мой голос сочится напускным весельем, в то время как внутри все разрывается от обиды и ярости. Этот убойный коктейль выворачивает душу, заставляя ее истекать кровью.
С момента нашего возвращения с ранчо прошло чуть больше двух часов, в ходе которых я тысячу раз повторял себе, что Джон Уитакер – мой отец, и я должен проявлять к нему терпение, несмотря на его ослиное упрямство.
Всю дорогу до дома Рэйч украдкой посматривала на меня и иногда отпускала шутливые комментарии, чтобы отвлечь, но из головы не выходил разговор с отцом. На протяжении многих лет я пытаюсь понять, в чем причина его ненависти ко мне? Почему в один прекрасный день он стал относиться ко мне так, будто это я виновник всех бед на земле? Но проще отучить Уитмора кидаться на женщин, нежели добиться от Джона Уитакера хоть малейших объяснений.
Рэйчел едва уловимо качает головой.
– Ты же знаешь, что можешь не притворяться со мной, – шепчет она, не сводя с меня взгляда.
– Рэйч…
– Нет, Крис! Дружба – это не игра в одни ворота. Это так не работает. Либо мы вместе, несмотря на все трудности, либо нет. Ты всегда рядом, когда я готова вот-вот упасть. Ты спасал Кэма из раза в раз, когда тот был готов утопиться в океане. Но почему-то думаешь, что я буду спокойно смотреть на то, как плохо тебе, – упрекает она. – Если тебе нужно время, чтобы побыть одному, – хорошо. Но не отстраняйся от меня только потому, что считаешь себя недостойным сочувствия.
– Я этого не говорил.
Рэйч закатывает глаза.
– Потому что я не дала тебе такой возможности, – фыркнув, она складывает руки на груди и, выпятив подбородок, продолжает с вызовом смотреть на меня.
Запрокидываю голову и облизываю пересохшие губы. Все тело изнывает от вечного напряжения, которое не покидает меня на протяжении года. Прошло триста шестьдесят пять чертовых дней, как я вернулся в Джорджтаун, пустив под откос свою жизнь, лишь бы сделать все от меня зависящее для здоровья отца. И та-дам! Цитирую: «Я не просил тебя об этом».
Можно подумать, он способен просто попросить о помощи.
– Знаешь, я не думал, что все будет настолько тяжело, – признаюсь я и, горько усмехнувшись, встаю со стула.
Медленно обхожу магазин, наполненный всякой дребеденью. Ненужной ерундой, которой я занимаюсь каждый божий день, лишь бы найти повод задержаться тут, а не рвануть на ранчо, сломать к чертовой матери все постройки и увезти оттуда родителей.
– Все это не имеет никакого значения, – толкаю пальцем керамическую вазу, и она падает на пол, разбиваясь на сотни осколков так же, как и моя вера в то, что я не ошибся, вернувшись сюда. – Я думал, что помогу ему. Что, несмотря на годы и расстояние, разделявшие нас, он в конце концов одумается и позволит хоть что-то сделать для него. Например, такую элементарную вещь, как забота о его чертовом здоровье. Но угадай, что? Ему это ни черта не надо! – Клокочущий гнев, так надежно спрятанный за весельем и разгульным образом жизни, наконец-то прорывается и берет верх надо мной. – Я не понимаю, что еще мне надо сделать, чтобы услышать что-то, помимо: «Убирайся с моего ранчо»? Продать магазин и покинуть это проклятое место? Никогда не переступать порог его дома? Что? Что еще мне нужно сделать?
Запускаю пальцы в волосы и от бессилия сжимаю голову. Я устал чувствовать собственную никчемность. Во мне всегда преобладало желание выиграть. Стать победителем. Я ликовал, занимая первые места и завоевывая красивых девушек. Моя жизнь превратилась в чертов пьедестал достижений. И сейчас я бы отдал каждый свой приз, лишь бы облегчить боль отца. Я бы принял всю ее на себя, не обмолвившись и словом. Я хочу победить, но не ради себя, а для него.
Рэйчел нежно касается моей груди ладонями, и я опускаю голову, встречаясь с ней взглядом.
– Ты не никчемный, – шепчет она и заключает мое лицо в ладони.
Подушечки больших пальцев скользят по моим щекам, а голубые глаза всматриваются в мои с такой непоколебимой верой, что в груди зарождается огонь былой решимости, которую отец так тщательно убивает каждый божий день.
– Даже не смей так думать. Он чертовски упрям, и, возможно, у него есть на то причины, но я больше чем уверена, что они не связаны с тобой. Как-то ты сказал, что мы должны быть сильнее, несмотря на все проигрыши. Подниматься и идти дальше. Знаешь, что мне придавало сил весь последний год? Почему я не сдалась? Ты, Крис. Все дело в тебе. Я наблюдала за тем, как ты борешься за своего отца, побеждаешь в соревнованиях, участвуешь в ненавистных интервью. Как переворачиваешь свою жизнь с ног на голову и продолжаешь идти вперед. Разве никчемный человек способен на такое?
Голос Рэйчел словно эликсир заполняет трещины в моей броне и по крупицам восстанавливает ее, делая сильнее.
– Ты же не думаешь, что я называю тебя «Чемпионом» просто так? – Уголки ее губ подрагивают, и в отблеске уличного освещения, пробивающегося через витрину, замечаю, что в ее глазах скапливаются слезы. – Возможно, нам никогда не заслужить одобрения близких, но знаешь, что я поняла? К черту это. Одобрение – просто разрушительная вещь. Зачастую мы так сильно стремимся его получить, что теряем часть себя. А мне нравится мой Чемпион, со всеми его изъянами.
– Значит, я все-таки тебе нравлюсь? – хрипло спрашиваю я. Не знаю, как у нас получается переходить от серьезных тем к флирту и обратно.
– С этим трудно поспорить, – она закатывает глаза. – Я знаю, что ты добьешься своего. Просто наберись терпения и сделай это не для того, чтобы заслужить его одобрение, а только потому, что считаешь это правильным.
Ее ладони медленно скользят к моей шее. Прикосновения успокаивают. Я чувствую, что больше не один и могу положиться на эту хрупкую девушку, которая десятью часами ранее сама разваливалась на части.
Я ошибался. И осколки можно склеить. Просто нужен тот, кто будет делать это вместе с тобой.
– Два сеанса психотерапии за день. Мы неплохо справляемся, – кладу свою ладонь поверх ее, и ощущение легкости накрывает с головой. Оно сравнимо с погружением под волну. Когда вода сначала накрывает своей тяжестью, а затем выпускает на волю, чтобы наполнить грудь глотком свежего воздуха.
– На то и нужны друзья, – Рэйч произносит эти слова как-то грустно.
Мы поднимаемся в квартиру. Рэйчел устраивается на диване рядом со мной и кладет голову на мое плечо. Один фильм сменяет другой. Бэкс мирно посапывает на своей подстилке. А я играючи перебираю пальцами волосы Рэйчел, пока она наблюдает за тем, как Сара Джессика Паркер расстается с мистером Бигом.
Впервые я не чувствую себя одиноким, и больше нет надобности заполнять пустоту внутри себя случайными встречами. В данную секунду вздорная блондинка из Калифорнии с безграничной любовью к жирной пище и странным сериалам стала моим якорем среди разверзнувшейся бури.