Рихард Феникс. Горы. Книга 1

Глава 10 Энба-волки

Рихард вернулся домой. В первую очередь, сняв сапожки, на цыпочках прокрался в комнату отца, убедиться, что тот ещё спит. Нолан тихо посапывал, прижимая к груди скомканную подушку.

Мальчик снял с крюка фонарь с почти потухшими светлячками и вынес на улицу. Там, под рукомойником, стоял закрытый толстостенный горшок. Скрутив крышку, Рихард сунул в него руку, в лицо ударил сильный запах перегноя, внутри, в жирной земле, копошились личинки. Первая пойманная, толстая и скользкая, извивалась, пыталась оттолкнуться от пальцев, но была ловко переброшена в фонарь, где её уже поджидали голодные светлячки. Они, стукаясь крепкими панцирями, сгрудились вокруг угощения. Следом отправился ещё десяток.

Одни насекомые ели других — это было в порядке вещей. Спорхнувшая с дерева галка нацелилась на горшок, но заметила яркую добычу за стеклом фонаря и цокнулась клювом о преграду. Мальчик не отгонял, смотрел. Во время утренних кормлений всегда прилетали птицы, надеясь поживиться. Но были и другие пернатые, которым мало было обычных насекомых, и они, дождавшись, пока стая соберётся на дармовое лакомство, нападали на дальних сородичей. Чтобы этого не произошло, следовало лишь не прикармливать галок и мелких лесных пеструшек.

Рихард смотрел на птицу. Та, поворачиваясь к фонарю то одним глазом, то другим, наблюдала за светлячками, которые пировали в своей цитадели, ни на что не обращая внимания. Хорошо хоть не дрались. Напротив дома по дороге скользнула тень с длинными загнутыми крыльями, она становилась всё темнее, пока клёкот и щёлканье загнутого клюва не стали отчётливо слышны. Галка встряхнулась и выпорхнула за дом. Тень скрылась там же, треснула ветка. Юный Феникс обернулся, подумал: «Насекомые едят насекомых. Птицы — птиц. А люди или Дети богов?.. Может быть, да, но не в буквальном же смысле?».

Закрыв крышку горшка, мальчик тщательно вымыл руки в чаше с душистой водой, припасённой специально для таких утренних ритуалов. Затем на входе повесил фонарь, немного полюбовался светлячками, чьи попки набирались солнечного света, а панцири, разделяясь, приподнимались, на мгновение показывая хрупкие узорчатые крылья.

— Кушайте, кушайте, — пробормотал Рихард и подумал о Райке, оставшейся в одиночестве в столовой.

Вдалеке прошла группа Фениксов в сторону выхода из деревни, да так деловито и собранно, будто предстояла охота: нога в ногу, без лишних движений. От такого единства становилось не по себе.

Не желая пропустить всё самое интересное, мальчик юркнул в комнату, приподнял подушку, покатал в пальцах жёлтый кубик и принялся переодеваться в обычную одежду, как у всех, — в жилетку и штаны. Их перед инициацией подарил отец, как символ вступления во взрослую жизнь. Этот и ещё один такой же комплект были пропитаны несгораемым раствором. Мальчик клятвенно заверил, что остальные вещи обработает сам, но всё как-то руки не доходили.

Одежда оказалась чуть на вырост, но очень приятной и удобной. Рихард с восторгом смотрел на гладкую вышивку и на пуговицы с выжженными лепестками пламени. Они были не такими крупными, как у главной тройки деревни, но его, личные, честно заслуженные! Вспомнив о дяде, мальчик набросил короткий плащ, закрывающий руки. Он увидел со стороны себя, такого маленького и слабого, рядом с мускулистым огромным Маджером — эта разница давила. Вернулось чувство вины за прогулянные уроки и появилось саднящее ощущение, что с возрастом не прибавятся ни силы, ни рост. Из желудка поднялся ком к горлу, перехватило дыхание, уголки рта поползли вниз, а брови болезненно сдвинулись. Рихард зажмурился и дал себе пощёчину. За стеной всхрапнул отец.

Не медля, мальчик вытащил из-под кровати новые высокие сапоги, плотно, до боли в икрах, зашнуровал их и размашистым шагом отправился вслед за другими Фениксами, которые, казалось, сговорились всей деревней встретиться в одном месте. Впереди маячило множество фигур, стоило догнать остальных, почувствовать сопричастность, единство с настоящими взрослыми. Рихард ускорил шаг, но внезапно услышал голоса: незнакомый, отрывистый, девчачий и Тавира — не самого приятного мальчишки в деревне, который прошёл инициацию в прошлом году. «А мы ведь могли стать друзьями», — грустно промелькнуло на границе сознания. Рихард подошёл ближе, вслушиваясь в спор.

— Чужакам тут не место! Убирайся, Энба! — звенел фальцет Тавира.

— Прочь, гэрнабака! Дай мне пройти! — в голосе девочки чудилось рычание.

— Эй, Тавир, тебя ищет Симон по срочному поручению! — Рихард уставился в спину тощему высокому Фениксу, нависающему над маленькой фигуркой, зажатой в углу между двух домов.

— О, благодарю! — обрадовался мальчишка, будто и в самом деле ожидал, что его позовут.

Лицо Тавира, неприятное, крысиное, пошло пятнами от возмущения, когда он увидел Рихарда, и вероятно от удовольствия, когда повернулся в сторону дома главы деревни. Рот ощерился в жадной улыбке, или безумной — Рихард не мог угадать. Теперь всё не так, как в детстве, совсем не так. И Тавир сильно изменился. Сколько же раз дядя Симон уже посылал проныру по личным делам, шептался с ним о чём-то и заваливал подарками? Не счесть. Да и не особо хотелось. Рихард склонил голову, пытаясь рассмотреть девочку за неопрятной, нескладной фигурой соплеменника. А тот, видимо не желая уходить просто так, велел:

— Проследи, чтобы эта вшивая Энба свалила из деревни, а то старшие порвут её в клочья.

— Это ещё кто кого! — рыкнула, плюнула ему в спину пигалица. Но Тавир уже бежал со всех ног к выходу из деревни, будто преданный зверь.

Оставшись наедине, Рихард не стремился приближаться. Девчонка оттолкнулась от стены и вышла на солнце. Капюшон светло-серого плаща сдуло порывом ветра, позволяя рассмотреть незнакомку. На круглом смуглом лице горели негодованием широко посаженные, огромные жёлтые глаза. Короткие, будто рваные волосы лезли девчонке в рот, но она только морщила приплюснутый нос и отфыркивалась.

— Что уставился? Тоже хочешь проявить свою силу?

— Нет, не хочу, — Рихард чуть улыбнулся. — А он применял? — кивнул вслед Тавиру.

— Ха, значит, у вас тут через раз на чужаков кидаются! Имя твоё?

— Рихард… — опешив, ответил малик. — А тебя как зовут?

— Моё имя — Ирнис. Я — уэнбэ ЛиЭнба Азару. Что, не понимаешь по-нашему? — в презрительной ухмылке блеснули клыки. — Это означает: дочь князя Энба-волков Азару. Ты наверняка слышал о моём таба — отце⁈

— Может быть. Это ваши волки подняли на уши всё предгорье? — Рихард, услышав так много незнакомых слов подряд, сразу забыл их, оставив лишь имя девочки, звучащее, как хруст искрящегося снега.

— Наши! И что с того? — с вызовом рыкнула Ирнис и расправила тонкими ручонками капюшон плаща по плечам. Она вдруг надулась и выдохнула: — Я пошла вперёд ЛиЭнба, думала вызволить серенького. Ветер переменился и сбил меня с пути. А тут этот…

— Ветер переменился? От города одна прямая дорога к месту, где держат вашего волка, а ты зашла с обратного конца деревни. Шла по горам? Чего ради?

Ответа Рихард не получил, но заметил ещё нескольких Фениксов, идущих за остальными. Он поманил девчонку и двинулся за соплеменниками. Ирнис держалась сбоку на расстоянии вытянутой руки. Мальчик искоса наблюдал за новой знакомой и не мог понять, сколько ей лет, но она, не смотря на то, что была ему чуть выше плеча, держалась важно и казалась взрослой, как женщины в Доме Матерей.

— Я хотела повидать одного хорошего человека, — после нескольких минут молчания произнесла Ирнис. — Это врач, однорукий Педро. Хотела выразить ему свою благодарность.

— За что?

— Это не твоё дело!

— Если скажешь, я тебя отведу к нему.

— Я тебе не верю!

— Это мой дедушка. Поэтому можешь мне поверить.

Бесшумно девочка оказалась с Рихардом лицом к лицу, вцепилась ему в предплечья. Медленно, изучающе осмотрела, то прищуриваясь, то широко распахивая глаза с неестественно длинными, редкими и прямыми ресницами. Белыми, как и волосы. Она втянула воздух, приподняв верхнюю губу, и маленький нос смешно зашевелился. Мальчик едва не рассмеялся.

— Ладно, верю. Что-то есть. Обещаешь?

— Да, я же сказал!

— Четырнадцать вёсен назад, в третье полнолуние после зимнего солнцестояния, Педро помог моей матери разрешиться мной, не дал ей умереть. И я обещала при встрече его отблагодарить.

Рихард присвистнул, осторожно освободился из цепких рук девочки, таких маленьких, что она не походила на названный возраст, ответил, глядя в сторону дома старика Педро:

— Дедушка сейчас спит. Между прочим, по вине ваших волков. Он сильно устал, залечивая раны людей прошедшей ночью.

— Неудобно вышло, — без тени смущения ответила девочка и встала рядом с Рихардом. — Тогда загляну к нему позже. Я найду тебя. И ты меня проводишь. Ты пообещал.

Они отправились дальше. Когда проходили мимо бани, парень, ещё недавно дремавший на крыльце, говорил с одним из старейшин. Заметив детей, банщик приподнял край вязаной панамы, прищурился, провожая их взглядом, и что-то сказал, отчего собеседник хрипло рассмеялся. Рихард чуть приотстал, чтобы оказаться между ними и Ирнис, обернулся. Он хотел сказать какую-нибудь гадость, спросить, что их насмешило, но слова не шли. Девочка дёрнула его за рукав, глянула на оставшихся позади Фениксов, пожала плечами. Мальчик, не понимая, почему так сделал, поплёлся дальше и заметил впереди, рядом со столовой, множество людей. Они будто окружали кого-то. «Как светляки личинку», — поморщился Рихард и торопливо спросил, пока не забыл:

— А как ты узнаешь, когда меня найти?

— Ты меня призовёшь, — Ирнис посмотрела на толпу, поймала недоумённый взгляд мальчика.

— А как? — он остановился в нескольких метрах от собравшихся, загораживая Ирнис.

— Ну ты же Феникс⁈ Или притворяешься? — в голосе её вновь появилось рычащее недовольство.

Девочка поднималась на цыпочки, выглядывая кого-то в толпе, но с места не двигалась.

— Ну, Феникс! — не остался в долгу Рихард, подпустив нотки раздражения. Девчонка ему нравилась, но её резкость казалась совсем неуместной.

— Ну и вот, — кивнула она и плечом отодвинула налипшие к губам белые пряди. — Хочешь, я научу тебя призывать к себе того, кто даст на это разрешение? Друга, там, или родича.

— Это магия какая-то?

— Это первомагия! — Ирнис закатила глаза, будто объясняла дурачку очевидные вещи. — В ней всё гораздо сложней. Меня м-м-м… мама научила.

Все знания Рихарда о магии ограничивались тем, что удалось вычитать в сказках и легендах — не слишком достоверные источники, но как есть. Однако что в этой магии и как устроено его совершенно не интересовало. Дар к пламени, унаследованный от первоФеникса был естественным и за магию не считался. Ведь разве можно считать чем-то чудесным способность дышать или говорить? — так рассуждал мальчик.

Ирнис отступила на шаг, вновь оглядывая своего провожатого, но как-то иначе: с хитрецой и любопытством. За спиной, в толпе, кто-то громыхал очень низким голосом: «… а потом один из егерей сказал, что после встречи с нашими руку мыть не будет до конца своих дней и показал мне культю. Мыть не будет — шутник!». Фениксы рассмеялись, но словно не от смешной истории, а из вежливости. Кто-то за спиной Рихарда зашептался, так захотелось на них оглянуться, но жёлтые глаза девчонки гипнотизировали, а толпа тем временем потихоньку продвигалась дальше под новую байку: «Посадили в одну камеру Энба, Чародея и Тень. Воняет, — сказал Энба…».

Мальчик пытался не терять нить разговора с Ирнис, но и дослушать рассказчика хотелось. А девочка сверлила взглядом, скрестив на груди тоненькие ручки. Рихард выдохнул — интерес к собеседнице победил.

— Ну давай эту твою магию. Не знаю только, получится ли у меня.

— Попробуешь и узнаешь. Мне тоже очень интересно, как оно выйдет. Где у тебя соул-тангар?

— Что? Это ты сейчас чихнула? — фыркнул мальчик, он всё же не смог и дальше игнорировать незнакомые слова.

— Бесишь! — Ирнис сердито топнула. — Соул-тангар обозначает: «место на теле, где живёт бог».

— Обозначает? Так почему бы не сказать об этом прямо и не выдумывать лишнего? — не удержался от колкости Рихард, хоть и почувствовал почти сразу, как уши и шея вспыхнули стыдом.

— Невежда! Обозначает — я имею ввиду, что переводится с нашего языка на тот, которым пользуются здесь, — Ирнис потрясала кулачками, почти переходя на крик. — О, великие Кэньчцкху и первоЭнба, дайте мне терпения не прибить этого гэрнабака прямо здесь и сейчас!

— И опять незнакомое слово. Это тоже на каком-то другом языке? — Рихард вспомнил, что так девочка называла Тавира.

— Это наш язык! Ты что, глупый? А наш язык один из множества. Конечно же в мире существует много разных языков!

— Сколько?

— Много! Даже у вашего племени есть своя тэгба… — она клацнула зубами. Выдохнула и прошипела, будто обращалась к неразумному котёнку, который шалит без устали: — На местном «тэгба» обозначает «язык», точнее, «речь». Но вы не говорите на своей тэгба! Вы подластились под руку, что вас кормит. Тэгба нира суол! То есть речь без истинного бога внутри. Даже у этих мерзких Курук-ка, что охраняют город, есть своя тэгба. Ну Курук-ка — ну Тени это! — она скорчила гримасу, замахнулась на Рихарда, который не поспевал за её мыслью, и сжала кулачками свои виски. — Моя голова становится тяжёлой от разговора с таким глупым человеком, как ты. Таба, давай заберем на перевоспитание этого гэрнабака! Его здесь ничему не учат.

Рихард подпрыгнул, когда на него упала чужая тень. Кто-то подошёл сзади так незаметно, что у мальчика перехватило дыхание. Он шагнул в сторону и обернулся. Широкоплечий мужчина, сложив на груди руки, сверлил его тяжёлым взглядом жёлтых глаз.

— Ирнис, осторожнее со словами. Ты можешь посеять вражду между нашими племенами, — громыхнул незнакомец. Похоже, он и был её отцом, заодно и князем Энба-волков. — И нельзя путать понятия, ведь он не нашего рода, а значит не щенок, а птенец — анитцак. Простите юную княжну, — кивнул он, но не Рихарду, а возникшему рядом главе Фениксов, Гурджегу, — она немного… правдива. Но она права: у вас больше не говорят на родной тэгба. Значит, он был последним.

— Был? Он? Кто? — одновременно налетели вернувшиеся Фениксы.

— Да он наверняка ещё жив! Я его за два шага солнца учуяла. Это было не сложно! — Ирнис задрала голову, но её тонкий голос почти потерялся среди других.

— Вы говорите о… — Гурджег подмигнул девочке, она отвела глаза.

— О Смердящем Рыцаре — ком же ещё⁈ Единственный наследник первоФеникса, несущий его тэгба и истинный соул-тангар. Из их племени, кроме него, уж и не осталось никого. Или попрятались по норам, не высовываются, — князь Азару обернулся к внезапно утихнувшей толпе.

— Всё возможно, хотя мы знаем, что жить, как он, нельзя. Почти сотню лет так. И ради чего… — глава Фениксов нахмурился, оглаживая длинную бороду.

— Да как обычно — ради бабы. Мы имели честь столкнуться с ним в прошлогоднее летнее солнцестояние. А с тех пор ничего громкого слышно не было. Смердящий Рыцарь — не простая фигура, чтобы сгинуть в безвестии. Поэтому предполагаем, что он до сих пор жив, но мы точно не знаем, — развёл руками Азару и направился сквозь расступившуюся толпу.

С крыльца столовой спустилась Райка, кивнула Рихарду и смешалась с остальными. Почему-то это сняло напряжение, которое вызывал в мальчике один только вид желтоглазого князя. Тот обернулся к Гурджегу, прогромыхал:

— Мы забираем своего и уходим. Нужно созвать всю стаю и объяснить им границы охотничьих угодий. Веди нас, Гурджег! Ирнис, ко мне!

Девочка даже не взглянула на Рихарда, но, потупившись, пошла следом за отцом. От пружинящей лёгкости в её походке не осталось и следа.