Рихард Феникс. Горы. Книга 1

Глава 15 Бой на мечах

Робкая капель струнных инструментов разнеслась над Тысячеликой площадью. Солнце в белой опушке неспешно склонялось к восточной башне, фонтан под ней журчал едва слышно, лишь в узоре струй угадывался тот же ритм, что держал невидимый оркестр. И вот вода забила сильнее — дуга и шипение, сонм пузырьков — и три таких же фонтана вторили первому, светило взглянуло из-за облаков.

«Бом! Бом-бом-бом-бом!» и песнь свирели — пронзительно, до дрожи, до стонущих вен — раскроили молчание зрителей, раскололись гулом аплодисментов. Барабанная дробь быстрыми шагами возвестила приход Луи. В сияющей арке, открывшейся над головами, показались его башмаки, огромные красные, ярко блестящие — два бычьих сердца, «топ-топ» и «тук-тук», — спрыгнул ведущий на сцену к ребятам и Чародейку с собою повлёк.

— Леди и дедди! — воскликнул Луи, и дробный марш сменился молчаньем, — Готовы ли вы? Готовы ли вы к состязанью?

Трибуны грянули хором.

Рихард оглянулся, выискивая отца, тот был на месте. Нолан не кричал вместе со всеми «Да-а!», но явно был захвачен происходящим: слишком прямо сидел, руки на коленях, будто готов был вскочить сию же секунду. Юный Феникс ему помахал. Ответный жест — и стало спокойней. Сопение рядом — Бэн, пряча глаза, бочком подвинулся к Чародейке, сказал:

— Можно я пойду? Тут и без меня…

— Ага! — крикнул Луи и схватил толстяка за шиворот, протащил вдоль края помоста под улюлюканье толпы и завопил: — Глядите, почтенная публика: наш везунчик хочет удрать! И это-то — доблестный рыцарь? Рыцарь Тефтелька — гроза обжирален, негласный соперник двух претендентов на ручку моей славной помощницы⁈ Достойно ли ему быть здесь?

— Нет! Нет! Долой! — взревела толпа.

— А если и остальные такие?.. — указал Луи на Рихарда с Августом.

— Отправьте их тоже домой!

— Так не пойдёт, господин директор! — погрозила кулачком Чародейка. — И пусть все не очень сильны и удачливы, и пусть перемазаны в тухлом яйце, но веселье должно быть продолжено! Битва грядёт! Не так ли, друзья⁈

— Да-а! — вопили трибуны.

Рихард глянул на Августа. Тот изменился в лице, сжал кулаки и выпятил грудь, казался грознее, чем был. «Неужто обиделся?» — подумал Феникс, ему и самому стало противно от таких обвинений, но Бэну сочувствовал больше всего. Однако вспомнил, что именно толстяк оказался самым удачливым в предыдущем туре, его судьба миловала, не дав съесть ничего из предложенного, а вот Сахарку крайне не повезло. «Укусили его за гордость. Я бы тоже злился».

— Ну что же ты, доблестный рыцарь, желаешь покинуть нас невкусной тефтелькой или останешься в качестве наблюдателя? — подзуживал Луи, крепко вцепившись в полное плечо Бэна.

— Останусь, — промямлил тот, и ведущий тут же толкнул его на середину сцены.

Бэн налетел на Августа, отдавил тому ногу, извинился, но Сахарок молча отшвырнул его от себя. Проклятая музыка пьяным маршем возвестила шлепок толстяка, будто договорились раньше об этом. Рихард замешкался, но увидел, как Бэн трёт глаза, растянувшись на досках, и понял, что парень не заодно с этими наглецами. Феникс приблизился, протянул руку.

— Спасибо, — пробормотал Тефтелька, встал сам и добавил: — Спасибо, но я очень тяжёлый, ты бы меня не поднял.

Август зыркнул на них, перебросил плащ на спину, громко потребовал:

— Покажите оружие, я выберу самое подходящее!

У ног Луи распахнулся люк. Оттуда выскочило красное яблоко, затем мелькнуло что-то острое. Ведущий топнул, и ему в одну руку прыгнул сочный фрукт, в другую — кривая сабля с обрывком синей ленточки на рукояти.

— Смерте-е-ельный но-о-омер! Демонстр-рация ор-р-ружия! — выкрикнул Луи, подбросил яблоко и рассёк его на лету.

Хлопки, восторженные крики и аханья донеслись со всех сторон.

— А это не опасно? — Тефтелька смотрел на половинки фрукта округлившимися глазами, а в животе парня заурчало. Рихард к своему стыду понял, что тоже проголодался и не отказался бы сейчас даже от кусочка съестного.

— Конечно, опасно, — нехорошо улыбнулся Август, — но только для дилетантов и слабаков!

Высокомерие — вот что осталось в нём, остальное отпало луковой шелухой. А в это время Луи, крутя кренделя саблей, задел половину яблока, она отлетела к ногам Бэна. Тот нагнулся, облизываясь, порываясь поднять, живот его урчал всё сильнее, но рядом открылся люк, рука в перчатке щёлкнула Тефтельку по и без того распухшему носу, цапнула яблоко и — «трах!» — исчезла.

— Ой, а кушать-то хочется, — обиженно произнёс толстяк и похлопал себя по животу

Трибуны грохнули смехом, многие встали и повторили его жест. Видимо, людям так не терпелось увидеть битву или поиздеваться над кем-то, что не могли усидеть на месте. Рихард, не веря глазам, озирался: ну и странные всё-таки люди.

— Ты как несдержанное животное, — скривился Сахарок. — Совершенно никаких манер! Или у вас тут все такие?

— Эй, хватит строить из себя самого лучшего! — Рихард почти кипел. Август действовал ему на нервы, так и хотелось стукнуть его чем потяжелее.

— А я и есть самый лучший — по праву рождения! — презрительно ухмыльнулся ему белобрысый.

— Что это значит?

— Ась? — Луи приложил ладонь к уху, стоя на одной ноге, отклонился к ребятам и расхохотался. — Глядите, почтенная публика! Наши претенденты уже завелись! Этот бой будет жарким! Да⁈

— Да-а! — грянули трибуны.

За воплями Рихард не услышал ответа Августа, хотя видел, как губы того шевельнулись, затем растянулись в улыбке, и высокомерный мальчишка отвернулся. Когда вопли стихли, он крикнул:

— Дайте оружие!

Луи отпрыгнул, смял саблю, будто бумагу, сунул комок в карман, выбил каблуками резвый знакомый ритм, и из открывшихся люков к противникам потянулись цветные ленты.

— Выбирай, Сахарок! — пропищала Чародейка и пихнула мальчишку в спину. Тот сделал два шага, едва не упал, но устоял, обернулся. Лицо его полыхало гневом. Наглая девчонка ехидно поддела: — Тебя остудить?

Между вытянутых ладоней её вращался водяной шар. Август замер в полуметре от чуда, открыл было рот что-то сказать, но смолчал и вперился взглядом в белую маску Чародейки. Рихарду казалось, что белобрысый мальчишка может и ударить, и уколоть словом, но отчего-то решил сдержаться, и, что самое удивительное, улыбнуться. «От такого оскала вороны бы дохли на лету», — пронеслось в мыслях Феникса. Сахарок повернулся к Луи, а нахалка отошла в сторону, жонглируя меленькими пёстрыми мячиками.

— Побе-еды обо-оим! — внезапно донёсся тонкий девичий крик.

Рихард обернулся и увидел опёршуюся руками о край сцены принцессу Теней Хайну. Её невидящие глаза будто бы смотрели прямо на него. Маленькая тёмная фигурка на фоне белоснежного шатра — одинокая, безучастная к ликованью трибун. На душе у Феникса потеплело. Приятно было знать, что ему желает победы кто-то, кроме отца. Август медленно перевёл взгляд на девочку, потом на Рихарда, сощурился и спросил у Луи:

— А как я выберу, если не вижу оружия?

— Да очень просто! — ответила вместо ведущего Чародейка. — Потяни за две ленточки, и появится оружие для тебя и Горчицы. Только не мешкай! А то будешь сражаться ржавой кочергой или коровьей ногой. Хотя, если ты — Сахарок, то может попасться большая ложка!

Конец фразы потонул в рокоте живота голодного Бэна. Зрители загоготали. Рихард понял, что покраснел: сначала жар опалил уши, потом лицо. И почему же это? Может потому, что ему всё больше нравился этот увалень, и всё меньше белобрысый.

— Это отвратительно, когда кто-то не может контролировать своё тело! — Август вздёрнул подбородок, но взгляд был опущен к лентам, которые, подобно змеям, извивались у его ног.

— Простите. Просто, когда я голодный… — начал оправдываться Бэн, но Сахарок его перебил:

— Как я узнаю, что там действительно оружие, а не всякий мусор?

Он посмотрел на ведущего так, будто пытался сделать в Луи пару сквозных отверстий.

— А мы вам покажем! — хихикнула Чародейка.

— О, демонстрация! Мы любим демонстрации! Больше демонстраций почтенной публике! Эй, помощнички, докажите, что наше оружие — это не шутка! — гаркнул Луи, выдернул из кармана комок, что был раньше саблей, встряхнул, и тот превратилась в дудку.

Ведущий оглушительно дунул и дёрнул за ближайшую ленту. В люке, где скрывался её конец, послышались голоса, возня, кто-то спорил и шикал. Хруст и взвизг. Наружу вылетел осколок маски с перьями, проскакал по настилу и скрылся за краем сцены. Лязг и треск раздробили упавшую тишину. Широкое лезвие топора пробило изнутри доски и вылезло наружу. По нему стекали алые капли.

Крик. Дикий крик, полный ужаса и боли заставил всех, кроме ведущего и Августа втянуть головы в плечи. Что-то вылетело из люка и шлёпнулась на сцену. Лезвие, покачавшись, с хлюпаньем втянулось, оставив влажный след. Лента вырвалась из рук Луи и со свистом скрылась в люке. Крышка захлопнулась.

— Достаточно ли остро наше оружие? — с ехидством в голосе спросил ведущий, перекатываясь с носков на пятки, красные блики от его башмаков скользили у ног Августа будто живые.

Сахарок что-то ответил, но его заглушили вопли с трибун. Все смотрели на то, что ещё шевелилось на сцене. Это была кисть руки, без перчатки, пальцы когтили истоптанные деревяшки — «шик-шик», «крч-крч», — кровь хлестала во все стороны, ногти с влажным треском отходили со своих мест, загибались кверху.

— О! Еда! — восторженно крикнул Бэн и поспешил к отрубленной руке, поднял, понюхал и принялся сдирать с неё кожу, как бумажную обёртку, даже звук был похож.

Кого-то из зрителей вырвало на месте, прямо на головы сидящим впереди. Другие вскочили, отсели подальше, третьи бросились прочь. А голодный толстяк впился зубами в освежёванную руку. Он легко откусил треть, кровь забрызгала его лицо и ладони. Он жевал, улыбался, закатывал от удовольствия глаза, облизываясь, пританцовывая на месте. Когда заметил посеревшее лицо Августа, поперхнулся и закашлялся, протянул остаток.

— Хочешь? Могу поделиться! Совсем свежий. Понюхай, как пахнет! Да и на вид отличный.

Он с невинным видом огляделся и охнул. Со всех сторон неслись брань и стоны, будто отдавили сотни ног.

— Бешеная псина! — рявкнул Август, попятился. — Таких тварей надо убивать при рождении!

— Ну вкусно же! Ты чего, никогда пирога с ягодами не пробовал? — растерянно спросил Бэн. Его нижняя губа огорчённо отвисла, между зубов застряли куски бурой массы.

— Ты мне мозги не делай, животное! Ненавижу таких тварей, как ты! Вас резать надо, как волков! Твари! Твари! Мерзкие твари! — едва не визжал Сахарок.

Рихард заметил, что плащ Августа мёл сцену, цепляясь за шпоры на сапогах. Присмотревшись, понял, что Сахарок дрожал, совсем не контролируя своё тело, как призывал к тому других. Но он продолжал стискивать кулаки, поднимал их всё выше, казалось, дай только отмашку и бросится в бой. Феникс переступил танцующие ленты и отошёл подальше от Августа, поближе к Бэну, негромко произнёс, слыша в своём голосе надлом:

— Это же рука⁈

— Ты что, не видишь? Это же пирог. Попробуй! Ужасно вкусно!

Бэн отломил один из пальцев, протянул Рихарду. Тому и в самом деле почудился пышный край пирога с несколькими зимними ягодами, раздутыми и бурыми, жаль только, на краткий миг.

— Я вижу только руку…

Феникс пересилил себя и взял протянутый кусочек. И тут же отчётливо увидел: да, это пирог! Надкусил и чуть не застонал от блаженства, восхищаясь мастерством иллюзии, но больше вкусом.

— Отвратительно! — взревел Август.

Он рванул ближайшую ленту — из люка рядом вылетел клинок и прыгнул в раскрытую ладонь. Бряцанье шпор, широкий замах, лицо перекошено гневом — Август бежал, ненавидяще глядя на Бэна.

— В сторону! — Рихард пихнул толстяка, заметил жёлтую ленту у ног, дёрнул, меч взвился и рухнул на сцену, Сахарок пнул его на бегу. Горчица раскинул руки, закрывая Тефтельку. — Не трожь! Я твой соперник!

— Тогда защищайся! Иначе — убью!

Рихард метнулся от Бэна, обернулся — противник не отставал. Они едва не снесли Луи с Чародейкой. Ленты почти все пропали. Но до одной добежал и схватил. Край люка брызнул древесной стружкой. Хруст! Треск! Широкое лезвие взвилось в воздух. Феникс замешкался: а вдруг не поймает⁈ Август проворно отбил летящий топор. Тот отклонился и рухнул за сцену. Зрители ахнули, музыка грянула чехардой.

Рихард чуял ярость противника, от неё свербило нутро, но не хотел проиграть и сдаваться — это был бы позор для него. Но ведь вокруг — представление, шутка. Это же всё игра! Ведь кто даст детям оружие? Или всё-таки даст⁈ Красное яблоко располовинилось — память с глазами не смели бы врать. Феникс бежал за пёстрыми лентами, уклоняясь от взмахов меча, а в мыслях жужжало: «Это ведь глупо! Иллюзия… Или же нет⁈». Он развернулся, выставив руки, сталь у лица запела в ответ.

Август оказался так близко, что Рихард различил точки зрачков в светлых глазах. «Хватит мечтать!» — обругал он себя, пригнулся и прыгнул на Сахарка, пока тот не опустил руку, протаранил в живот, и тут же острый локоть врезался в спину, над головой свистнул клинок. Жар пронёсся по телу, дыхание сбилось, вопила сила огня: «Выбери, выбери же меня!». Рихард закусил до крови губу, борясь с пламенем, что рвалось из него. Левая перчатка шипела изнутри, ещё немного — сгорит. «Нельзя! Я обещал! Нельзя! Я должен сдержаться! Не выпускать силу! А, может быть, зря…»

Феникс обхватил Августа за пояс, заваливая назад, высматривая ленты, но их не было, и люки оказались закрыты. Лишь первый клинок качался на дальнем краю. «К нему!»

Свист стали, хруст рассечённых досок, звон шпор, негодующий рык — порыв — и Рихард чудом успел отклониться, но ветер проник через разрез в штанине, возле колена цедилась кровь. «Некогда думать!» Злость и азарт, боль и стремленье не проиграть — чувства смешались в маленьком теле, и Рихард прыгнул руками вперёд. Но меч, к которому он так тянулся, вдруг поскользил к нему. Мальчик неловко схватил рукоять, едва не задел себя по лицу. Распластавшись на досках, увидел, что Хайна застыла напротив — «Это она толкнула клинок!», — а рядом кружила летучая мышь.

— Спасибо! — выкрикнул Феникс.

— Не проиграйте, — шепнула принцесса.

Гул настила и топот — «Он близко! Вставай!». Рихард оттолкнулся, вскочил, взвесил оружие в руках — тяжёлое — одной не удержать.

— Теперь можно преподать тебе урок фехтования, — оскалившись, проворковал Август.

Его дыхание почти не сбилось. Только волосы в беспорядке раскинулись по плечам.

— Спасибо, что подождал. Но мы ещё поглядим, кто кого! — выкрикнул Рихард и выставил меч.

Август чуть подогнул колени, поднял клинок на уровне глаз — красивая стойка. Хоть Рихард не сознавал, почему именно так, но баланс и напряжённая грация очаровывали, захотелось принять такую же позу, понять, научиться, стать лучше, храбрее, чтоб папа гордился. Ветер вскинул сине-белый плащ, будто крылья охотничьей птицы. Противники замерли друг против друга, будто ждали сигнал.

Секунда, две, крик, призывающий к бою, раздался с трибун:

— Эй, слабак, неудачник!

Рихард дёрнулся, противник напал. Клинки скрестились, посыпались искры, меч Августа ткнулся в гарду врага.

— А я хотел тебе пальцы отрезать, жаль, что тупые мечи, — лениво протянул Сахарок, наклонясь к Горчице. Тот широко улыбнулся и, крутанувшись, нанёс удар.

Вжих!

— Слабо! — Август легко отбил, оттолкнул, будто танцуя, шагнул правее.

«Край близко», — заметил Рихард, когда пятка повисла над пустотой. Противник теснил, погнал по дуге, не давая вернуться на середину. Блик яркий ударил в глаза, Феникс мотнул головой и заметил топор, тот торчал из сиденья, а мог бы из чьей-то груди. «Ему плевать на других!» — раздалось в мыслях, и злость накатила опять. «Люди в опасности!» — понял внезапно, поднырнул под хищную сталь и оказался за спиной Августа, но тот не отставал. Короткие взмахи, рука почти не двигалась, но кисть вращала меч так быстро, что остриё каждый раз указывало в незащищённые места Рихарда. «Шустро! Да как так⁈»

Сахарок с ядовитой ухмылкой шагнул вперёд, пригнулся и взрезал густой раскалённый воздух, метя Горчице в лоб. Тот припал на одно колено, пропустив удар над собой, выпрыгнул, выставил меч — не успел — отсечённую прядь бросило ветром навстречу.

Звон. Снова искры. Меч будто сам отклонился в сторону, вверх. Руки устали, Рихард замешкался, и Август легко рассёк правый рукав от плеча до запястья, кожу его не задев. И противники замерли, тяжело дыша, будто ожидая следующего сигнала.

— Да что с тобой? — Феникс чуть двинул ногой и понял, что сила огня уже затянула порез у колена.

— Ненавижу диких тварей и слабаков! — И Август рванулся навстречу.

Его клинок оказался в другой руке — слишком близко, внезапно и непривычно. Рихард сжался, зажмурился, заставил себя выставить руки, вцепившись в оба конца меча, локти предательски прижались к бокам. Не лязгнул металла о металл. Не посыпались искры. Не появилось и новых ран. Холод кольнул в скулу. Трибуны разочарованно засвистели.

— Парируй или умрёшь, — прошептал Август.

Рихард открыл глаза. Противник стоял вплотную, не улыбался и редко дышал. Зрачки его стали огромными, закрыли почти всю радужку — это пугало. Мороз прошёлся по коже, задувал ветер в распоротый рукав. Август смотрел будто бы сквозь Феникса, будто на эту битву было плевать, будто она не стоила того, чтобы выкладываться, и это очень злило. Рихард разжал одну ладонь, отпрянул и сделал неумелый выпад, но белобрысый легко выбил меч из дрожащей руки, равнодушно сказал:

— Подними! Я не трону.

Он и в самом деле сделал пару шагов назад и улыбнулся, не сводя с противника взгляд. Феникс подцепил меч, отпрыгнул, припомнил стойку Августа. Это поза, в которой не было лишних движений, зато явно читалось намерение убить — сейчас это Рихард отчётливо понял. И это намеренье было чудовищным, чуждым, совсем не таким, как привык, и ноги не слушались. Колени не желали согнуться немного, подламывались, стремясь его уронить.

Август скользнул вперёд, вращая оружие кистью, и снова — открытые плечо, бок, щека — меч отброшен в сторону. Цыкнул презрительно «Подними!». Снова стойка, чуть уверенней, но всё же…

— Думай, следи за ногами противника, не отводи взгляд. Мне слишком скучно бороться со слабаком.

— Тогда дерись всерьёз! — крикнул Рихард и испугался: а вдруг и вправду убьёт, если станет серьёзней⁈

— Скажи, почему я видел тебя рядом с этой тряпичной куклой? — Быстрый льдистый взгляд в сторону, на белый шатёр.

Меч Августа развернулся плашмя. В плоском, без дола, клинке Феникс увидел своё отражение. В глазах вспыхнул огонь.

— Потому что смотрел!

Рихард шагнул вперёд, замахнулся двумя руками, но противник текучим движением припал к сцене и резко вскинулся. Боль под коленом, обагрённая шпора, нога в белом сапоге описала дугу над головой, а меч уже летел в лицо из-под спины Августа. Уклониться? Рубить? Отойти?

— Какой же ты жалкий! Даже меч не можешь держать.

Голос уже сзади, удар ребром ладони по шее. Слабый, щадящий. Нет. Воротник куртки смягчил. Рихард злился: он не мог достать противника, а меч только мешал. Огонь? Нельзя! Рыкнул:

— Следи за собой!

Шаг в сторону и назад, перекинул меч в левую руку, пытаясь повторить за соперником. Но опыта не было. Взмокшая ладонь едва смыкалась на широкой рукояти, мышцы плеч ныли от непривычной нагрузки. Рихард отпрыгнул и встал, держа холодную сталь вдоль разгорячённого тела на уровне глаз, остриём на Августа, тот чуть заметно кивнул:

— Неплохая попытка!

След от меча — серый серп в синем небе. Усмешка — в лицо, жало — к виску. Короткий замах — парировал — слабо. Скрестились клинки, встретились взгляды, и время споткнулось, и замерло.

Ветер лениво играл в волосах противников, развевал сине-белый плащ, трепал рассечённую одежду, подталкивал под руку, вынуждая на неверные движения. Ветер подхватил каплю пота со лба Августа, отнёс её к мечу, серебря выщербленный край. Второй клинок невероятно медленно опустился на первый, поскользил вниз, цепляясь обрывком жёлтой ленты на треугольном набалдашнике за лезвие, оплетая его. Рихард смотрел на ленту, на перекрестье мечей, на свои руки, и увидел, что перчатки порваны, если бы не завязки, давно бы слетели. Август тоже смотрел туда, на перьевидные шрамы в прорехах материи, поднял глаза, в них читался вопрос. Меч стукнул о гарду, выкрошив ржавчину. Соперник качнулся назад, отшагнул — тягучий замах, торжество на лице. Плащ хлопнул, как крылья. Время пошло.

Перехватил меч за лезвие, провернул под рукой, рванулся вперёд — и набалдашник с хрустом впечатался в нос. Август попятился, брызнула кровь, он закричал, закрывая лицо. И высокомерие его-таки схлынуло, Феникс издал победительный вопль.

Плащ ветром швырнуло через руку сопернику, мешая обзору, но из сине-белого бутона упрямо смотрело жало клинка. Рихард обхватил своё оружие обеими руками, размахнулся и, как дубиной, стукнул, сминая тканевый цветок. Оба не удержали мечей, те глухо упали на сцену. Предательски плащ путал Августа сильно, цеплялся за шпоры, стреножил его. Но ветер игриво переменился, свобода противника значила бой.

Клинки, один ближе, другой в стороне, лежали возле Августа, тот потянулся к рукояти ногой. Феникс не стал ждать: подлетел, повалил, замахнулся кулаком, с трудом сдерживая внутренний огонь, но поскользнулся на стали, упал сверху и заехал почти случайно коленом в расквашенный нос. Противник вскрикнул и застонал, захотелось извиниться, но Рихард не успел. Он всё ещё падал и не мог это остановить, тело заваливалось вбок, руки пытались за что-то схватиться, упереться, но Рихард не смог. Но Август всё же нашарил меч, вскинул его над собой, и тот впился в драную куртку, в грудь, насаживая противника со всего маху. Чудом Феникс избежал раны, упал рядом, глядя, как на качающемся острие, подобно флагу, болтается кусок вырванной ткани. Хриплое дыхание обоих. Брякнулся откинутый клинок.

— Хватит, — попросил Рихард, не чувствуя рук и ног.

Шпоры царапнули по пыльным доскам, взметнулся плащ, Август вскочил, стиснул кулаки, но между пальцев блеснул скрытый кинжал.

— Не пытайся меня унизить, безродная деревенщина! Тебе до меня расти и расти!

Удар ногой в живот — тёмный сапог на залитом кровью камзоле. Август согнулся, хватая ртом воздух. Рихард услышал хруст в своём бедре, попытался отползти, но не было сил. Противник качнулся в сторону… «Падай же! Падай! Отстань от меня!» — мысленно просил Феникс, но тот накинулся, занёс над головой кулак, и лезвие, торчащее из рукава, смотрело прямо в глаз. Удар в голову был подобен смерти.

Медленно, очень медленно поднялся обагрённый кулак с несколькими налипшими тёмными волосками и снова опустился в то же место. Поднялся — и в скулу. Во рту стало солоно и вязко, в глазах двоилось, цвета менялись местами. Кулак падал и опускался, падал и опускался.

«А мне ведь желали победы», — мысль светлячком вспыхнула в тёмном от боли разуме, и Рихард пришёл в себя. Он отказывался проигрывать! Собрался с силами, вскинул колени, взбрыкнул, врезал ими в спину противника. Август выгнулся, сидя на его груди, прижимая безвольные руки к настилу, зашипел, капая кровью из носа. Феникс напрягся, обхватил белобрысого сзади ногами за шею, стащил с себя и рывком впечатал головой в сцену.

Было тихо. Так тихо, что даже сердце не стучало, а отдалённо пульсировало в кончиках пальцев. Искажённые, будто через толщу воды, плыли лица на трибунах, белели маски по периметру сцены, кривыми корнями качались в небе шпили на башнях. Рихард отполз назад, толкаясь пятками, растянулся. Голова кружилась, руки не поднимались, а ноги, казалось, совершив самое великое деяние в своей жизни, отправились на покой. Он лежал и мечтал стать сильнее. Он не хотел больше проигрывать — это обидно и больно. Да ещё и у всех на глазах.

И всё равно, даже в этой нелепой, но опасной драке, мальчик замечал снисходительность и ловкость противника, и как замедлялось время в момент удара, и что ему самому было удобнее бить ногами, как учили в школе. Но больше всего — собственную, жалкую неспособность владеть мечом. Это не ветки, которыми он и сверстники махали, представляя себя рыцарями, да так давно это было, что будто бы никогда. А здесь всё же дали оружие, хоть и тупое, щербатое… «Но я ведь — Феникс. Зачем мне это, когда есть огонь?»

Рихард смотрел в небо, чуть прикрыв глаза от яркого солнца. Он чувствовал, что растекался, как кисель по столу, и будто погружался в твёрдые доски, как в стог свежей травы. Мальчик смотрел в чистое небо, и ему казалось, что он поднимался вверх, или, может, это небо спускалось к нему? «Как же оно там, вверху, всё-таки держится? Почему не падает, только бросает осколки себя в виде снега, града, дождя?»

Ответы не приходили. Да и нужны ли они были сейчас? И без них лежать на сцене, глядя в небо, было спокойно. Такая тишина… Вот только вибрация досок усиливалась. И внутри от этого пробудилось желание двигаться. Ноги напряглись, пальцы рук пружинисто вжались в доски. «Продолжим», — вспыхнула мысль, и энергия заполнила тело.

Сине-белое мазнуло слева. Краткий блеск. Отползти? Увернуться? Но пыльный настил так тянул вниз, убаюкивал. Энергия взвихрилась и разбилась на множество невидимых брызг.

Кулак рассёк губы, ударил в плечо. Голова Рихарда приподнялась и стукнулась о доски. И звуки вернулись. Вопли и гомон, свист ветра и рваная музыка, собственное захлёбывающееся дыхание, рычание противника, топот ног.

— Не играй со мной, сосунок! — Скрытое жало целило в глаза, рука тянулась к горлу.

— Это уже не игра! — Вновь хотел врезать коленями в спину, но трюк не прошёл: противник скользнул вбок, Рихард дёрнул плащ — р-р-рвак, — и кусок истрёпанного края остался в руке.

— Ты за это заплатишь! Ты должен быть мёртв! — Август зарычал, кровь пузырилась у носа и губ.