Рихард стоял у входа в библиотеку и смотрел в спину удаляющемуся отцу. Боковое предзакатное солнце, скользя лучами по снежным вершинам гор, превращало стволы сосен на спуске из глинисто-красных в бело-фиолетовые, сглаживая неровности коры. От камней тропы и деревьев на отца падали красно-рыжие отсветы, создавая ощущение нереальности, растворяя его в себе.
Мальчик подошёл за библиотекой к краю залитого солнцем обрыва, чтобы не упускать Нолана из виду, но тот уже скрылся за деревьями. Странное чувство возникло у Рихарда: тянущее, будто медленно отрывал заусенец и снял кожу с пальца. Руки зачесались, потом лицо. Неприятно. «Что-то будет, — подумал юный Феникс, поворачиваясь к стёганному одеялу на входе, — что-то, что мне не понравится».
Резкий порыв ветра принёс с города противную морось. Рихард откинул одеяло, прячась от непогоды, вошёл в библиотеку. Внутри пахло книжной пылью и немного ромашковым чаем. Мальчик постоял несколько минут, вглядываясь в темноту, прислушиваясь к стуку капель, затем со вздохом, ёжась от сырости, пошёл обратно в столовую. Сбоку на ней всегда висело много светлячковых фонарей. Хватит и одного.
На повороте Рихард столкнулся с Тавиром. Тот брёл, не разбирая дороги, загибал пальцы, шевелил губами, будто что-то подсчитывал.
— Осторожней, — вяло отмахнулся он, скользнул взглядом, не узнавая, и направился вглубь деревни.
Рихард уже давно сторонился Тавира: попытки сдружиться в детстве закончились болезненной дракой. А после подслушанного сегодня разговора и вовсе появилось противное чувство не быть одного племени с подручным дяди Симона, но так нельзя. Свой — есть свой. Каким бы кто ни был, что бы ни творил, рождённые от одного бога едины и должны уметь уживаться между собой. Даже дядя Маджер, как бы не говорил плохо про папу, никогда не бросал ему вызов, не устраивал драку. Нолан объяснял это сыну тем, что вражда между соплеменниками делает всю деревню уязвимой перед большим врагом. А тот, хоть и оставался неназванным, незримо сплочал Фениксов с давних времён.
В столовой было многолюдно, судя по числу голосов. Пригнув голову, мальчик скользнул к фонарям, выбрал тот, что с ручкой подлиннее.
— Птенчик, ты голоден? — Вместе с голосом Райки сверху донёсся запах крепкого фруктового табака.
— Нет, спасибо. Пойду в библиотеку учиться. — Щурясь от дождя, Рихард поднял над головой фонарь. Зашелестели, раскрывая крылья, разбуженные светляки, их голубое мерцание мягко вспыхнуло в дождливых сумерках. Мальчик улыбнулся и беззвучно добавил: — Пока есть возможность.
— Похвальное рвение, хоть и запоздалое, — хмыкнула Райка и глубоко затянулась, выпустила из ноздрей дым, посмотрела в сторону входа в деревню. Голос женщины стал колючим: — Чужак!
Вразвалочку, как неуклюжий медвежонок, вертя головой по сторонам, подходил Бэн. Он был одной широкой улыбкой, восторгом распахнутых глаз. Он озирался с любопытством, стирая со лба крупные капли то ли пота, то ли дождя. Толстая длинная куртка с объёмным воротником делала парня ещё круглее и больше. Рихард нерешительно улыбнулся, помахал фонарём и, задрав голову, произнёс как можно громче, чтобы услышали все Фениксы, стоящие на террасе столовой:
— Он — ко мне! Папа вчера разрешил. Мы посидим в библиотеке недолго. — И уже Бэну: — Привет, пойдём скорее!
— Как у вас тут всё удивительно! Вы вправду живёте в этих скалах⁈ — восклицал толстяк, переводя дыхание, потом увидел Райку, покраснел и закрыл лицо руками.
— Что это с ним? — холодно спросила она.
Рядом появились и другие Фениксы, с неприязнью рассматривая чужака сверху вниз, из сухой террасы через завесу косого дождя. Видимо, недавний визит пастушки Элли и её стаи в Каменный угол ещё не изгладился из памяти. Да и чужаки в самой деревне были редки.
— Простите, вы просто такая красивая, — промямлил Бэн, украдкой глядя на женщину между растопыренных пальцев. Та фыркнула и выдула в его сторону фруктовый дым.
Рихард настойчиво потянул сына пастушки в библиотеку. За спиной раздались смешки, кто-то опрометчиво поддразнил Райку, но звук удара и тихая брань вернули всё на круги своя.
— Ты про всех женщин говоришь, что они красивые? — спросил юный Феникс, вспоминая шёпот Бэна на суде в адрес Лукреции.
Толстяк помотал головой, оглянулся, задумался, мечтательно улыбаясь. Он теребил мокрую чёлку, сдувал с кончика носа капли дождя, переводил взгляд с фонаря на Рихарда, затем вдаль и на скалы-дома. «Его, наверное, от нашего воздуха так таращит… Деда говорит — пьянит», — рассудил юный Феникс и заметил в своём внутреннем голосе снисходительные нотки взрослых.
— Не про всех, — наконец ответил Бэн, когда свернули на нижнюю дорогу к школе и библиотеке. — Но красивых очень много. И все женщины красивы по-разному, особенно изнутри: сердцем, душою, поступками. Даже по голосу можно понять, что красивая.
— Я не понимаю, — передёрнул плечами Рихард. Он рассчитывал на более внятный ответ, а получил занудный и взрослый.
Сын пастушки куснул себя за губу и попробовал объяснить:
— Ну вот та женщина, которая курила, она же очень красивая! Она как облепиха в середине мая: и цветом схожа, и также стройна, и с колючками…
— Хм-м, ла-адно…
Бэн пожал плечами и покраснел. Феникс искоса посмотрел на него, хотел покрутить пальцем у виска, но передумал. Так тоже делали взрослые, но по-другому занудные. А он таким вырасти не хотел. Мудрые важные люди, а мальчик решил стать одним из них, так не поступали.
Ребята миновали скалу, в которой находилась школа, и оказались у пузатой библиотеки. Тропа из деревни в город, едва видная сквозь дождь, необъяснимо притягивала взгляд. Рихард сжал на груди жилетку — чувство тревоги вернулось. Голубое мерцание светлячков будто вторило мыслям.
— Краси-и-иво зде-есь, — широко улыбнулся Бэн, глядя на макушки деревьев и горы, но к краю уступа не подходил.
— Красиво… Облепиха… В середине мая, — повторил Феникс, возвращаясь к разговору, — да хоть февраля или августа! Всё одно!
— Как говорит моя мама: поживёшь с моё — поймёшь! — дружелюбно поддел толстяк, отодвинул одеяло и вошёл в библиотеку, тут же чихнул и шморгнул носом.
— А сколько тебе?
Рихард скользнул следом, дотянулся до длинной верёвки, перекинутой через крюк в центре потолка, спустил другой конец, привязал к нему фонарь и поднял его как можно выше, чтобы тени оказались под ногами, не занимая пол. Снаружи сверкнула молния, вспыхнул контур входа, занавешенного одеялом.
— Летом будет пятнадцать, — улыбнулся Бэн, оглядываясь. — А тут хорошо, мне нравятся книги… Дома у меня их мало, и те в основном учебники, да по животноводству и всяким растениям. Мама говорит, что читать некогда — работать надо.
Он повесил куртку на крючок у входа, прошёлся вокруг, разглядывая маленькие картины на спилах деревьев, украшавшие торцы стеллажей. Они убегали в глубину пузатой скалы и дальше, под гору, туда, куда уже не доставал свет фонаря. Вокруг пустого пятака в самом начале стояли изящные полки с лёгкой литературой, под ними толклись плетёные корзины со свитками и тубусами. На отдельной этажерке поблёскивали расписные чашки и медный кувшин, в котором грели воду, рядом в деревянном ящичке благоухала ромашка. Остальные чайные травы почти все выпили: и малину со смородиной на хрупких черенках, и липовый цвет, и шалфей с душицей, что уж говорить о мяте. Юный Феникс по-хозяйски закрыл крышечки травяных сборов, чтобы не попадала пыль, Бэн с восхищением поглаживал глазурованные бока чашек и всё бормотал: «Красиво как!.. Удивительно!..».
Рихард краем глаза наблюдал за ним и прикидывал, что здесь могло бы оказаться ему полезным в странствии. И понял: карта. Он никогда не покидал Красных гор и Лагенфорда, а о других местах только слышал. Поэтому нужно узнать о мире вокруг как можно больше, пока есть возможность.
— Ищем карту! — распорядился мальчик, и сын пастушки с готовностью кивнул.
Вместе они углубились в многообразие книг и свитков, громко зачитывая друг другу названия: «Техника дальнего боя 'Парящий Феникс», «Лекарственные растения, сбор, обработка, применения», «Всё об ардоли. По следам кузнецов пустыни Нархейм», «Дети богов, предания и легенды», «Тайная техника слежения», «Искусство говорить и слушать», «Мифы и легенды Шайрикского моря», «Дорожные записки изгнанника. Первая из трёх связок», «Кровосмешения детей богов», «Великаны севера», «Песни разных людей мира, услышанные и записанные мастером историй А. А. Ж.–Б. и его друзьями».
— Ой, можно почитать?
Бэн открыл последнюю книгу, замычал, подбирая мелодию. Он задерживался ненадолго на каждой странице, кивая и напевая себе под нос. Рихард улыбнулся и подошёл ближе, разглядывая песенник. Страницы были жёлтыми и старыми, некоторые украшали загогулины и рисунки музыкальных инструментов. Бэн пропустил те, где растеклись чернила, прочёл очередной стих, хихикая и хмурясь, пухлым пальцем провёл по срезу, поддел лист с загнутым уголком, перевернул и вдруг замер. Глаза расширились, взгляд стал встревоженным, непонимающим, губы беззвучно шептали строки, лицо стало пунцовым.
— Не может быть…
— Что там? — Рихард склонился над книгой, прочитал:
'Застольная песня в Цветочной столице. Исполняется в трапезных при общих банях.
Бедняжка Луиза
Бедняжка Луиза из северных гор
Была весела, хороша и строптива.
Бедняжка Луиза, дочь пастуха,
Наивна была, горяча и ретива.
Не каждый мужчина мог обуздать
Красивую деву, бедняжку Луизу.
Кому бы, кому бы могла она дать
Бутон свой не сорванный, верно хранимый?
Кто станет заблудших овечек пасти,
Тот славу себе сыщет в народе.
Овечек ничто не сможет спасти,
Руно золотое не кроет их плоти.
И рыцарь смердящий из дальних краёв
Пришёлся по вкусу бедняжке Луизе,
И как он наполнил её до краёв,
Так царство шаталось, гудело дней десять.
Как срезал кудри с овечки пастух,
Ему не нужна она стала ни капли.
Заблудших овечек не стоит жалеть,
Они сами просят пастушечьей палки.
Бедняжка Луиза из северных гор
Была так грустна, тучна и противна,
С ребёнком под сердцем отправилась в дом,
Где папкины розги научат быть сильной.
Бедняжка, бедняжка, заблудшая дева,
Руно золотое отдала за так.
Заблудших овечек не стоит жалеть,
Они сами просят пастушечьей палки'.
— И… что? — пожал плечами Рихард, не понимая, зачем в песне про овец какие-то цветы и девушка с неясной судьбой, и почему там же про Смердящего Рыцаря, которого упомянули Гурджег и князь Азару.
Бэн взглянул на мальчика, отвёл глаза, молча закрыл книгу и засунул на полку повыше.
— Давай искать карту, зачем эти песни про овец нужны? — с раздражением сказал юный Феникс и перешёл к корзине со свитками.
С первой же ему повезло: это оказалась довольно подробная карта Лагенфорда, предместий и земли за их краями. Было там и северное море, на берегах которого жило племя Энба-волков, и западное, где, по словам дяди Маджера, стоял маяк, и даже та деревенька, которую Рихард видел с другой стороны гор утром. Мальчик взял четыре круглых блестящих камешка с полки с чашками, разложил карту на полу, прижал углы и принялся разглядывать. Бэн слонялся вдоль стеллажей, застревая всё время под песенной книгой.
— Да что с тобой? — не выдержал Рихард, уставший от дождя снаружи и от шатаний чужака внутри.
— Нет, ничего, — как-то сухо ответил толстяк, помолчал и более живым голосом добавил: — Всё хорошо! А ещё: ты не мог бы позвать Ирнис? Она тоже хотела прийти. Она сказала, что ты ей что-то обещал.
У Рихарда уже из головы вылетела маленькая княжна Энба-волков и его обещание познакомить её с дедушкой, который много лет назад помог матери Ирнис во время родов. Мальчик подпёр подбородок ладонью правой руки, вытянул левую, вглядываясь в контуры перьев, вспоминая тот странный ритуал. Перо у основания большого пальца начало немного покалывать, будто снова от поцелуя княжны. Рихард почувствовал приятную истому внизу живота, закрыл глаза, вспоминая нужные слова. Медленно, будто сомневаясь в своей памяти, накрыл пульсирующее перо другой ладонью и прошептал:
— Ирнис, ты мне нужна.
Грохнула молния, ветер задул внутрь толстое одеяло, светлячки на мгновение потухли и засветили вновь, цвиркая и стрекоча. Рихард подпрыгнул, когда напротив него оказалась Ирнис. Огромные жёлтые глаза княжны, казалось, горели яростью. В одной руке она сжимала нож, в другой вилку.
— Получилось… — не веря, ахнул Рихард, глядя на Ирнис во все глаза. Та зарычала и кинула в него нож.
— Ты совсем дурак, призывать меня во время обеда со старейшинами⁈ — закричала она и швырнула следом вилку. — О, Эстебан, я же просила немного позже!
— Ой! Извини, Ирнис, я забыл, — промямлил Бэн, подошёл к очень маленькой, по сравнению с ним княжне и осторожно обнял. Та обняла его в ответ, а потом оттолкнула, скинула тонкий блестящий плащ на пол и, подобрав подол серебристого платья, уселась сверху, криво ухмыляясь.
— Два идиота! Слов на вас нет приличных. Чего хотел, анитцак? Выкладывай! Всё равно меня… мама через час призовёт.
— Я тебе не птенчик! — шутливо погрозил кулаком Рихард, всё ещё хватая ртом воздух от восторга: получилось, этот странный призыв получился!
— А я сказала: анитцак! Не спорь!
— Тогда ты — гэрнабака! — выпалил Рихард, вспомнив, как звучит на языке Энба-волков «щенок».
— Со мной так не разговаривают! — рявкнула Ирнис, и Фениксу показалось, что тень от неё взметнулась на стену, приняв форму огромного волка с оскаленной пастью и горящими алым глазами.
Бэн неожиданно резво для своей комплекции плюхнулся рядом с княжной и снова обнял её.
— Ну, Ирнис, всё хорошо. Не ругайся, пожалуйста, — сюсюкал он, поглаживая девчонку по белым, неровно обстриженным волосам.
— Ладно, уговорил!
Она поманила его пальцем, будто хотела что-то шепнуть, а когда Бэн доверчиво поднёс ухо к её губам, вцепилась зубами в мясистую мочку. Парень взвыл, но даже не дёрнулся. Девчонка со смехом отпустила его, выпуталась из объятий и взглянула на осоловевшего Рихарда, который даже не заметил, как исчезла напугавшая его тень.
— Не смей больше так ко мне обращаться, ты, анитцак!
— Тогда ты не дразнись! Я тебе не всякое там! — надулся Рихард.
— Посмотрим по твоему поведению, — ухмыльнулась Ирнис, показав острые верхние клыки. — Меня с дедушкой сейчас знакомить будешь?
— Чуть позже давай, когда дождь прекратится⁈
Княжна едва заметно кивнула, посмотрела на разложенный на полу свиток, склонив голову к плечу.
— Что это? Урок картографии?
— Нет. Точнее, не совсем…
Рихард набрал полную грудь воздуха, прикрыл глаза и кратко рассказал о представлении, суде и предстоящем изгнании. Когда история закончилась, Ирнис широко зевнула и покрутила пальцем у виска.
— Почему бы тебе, как неопытному птенчику, который дальше родного гнезда никуда не улетал, не отсидеться в какой-нибудь деревушке поблизости, которые есть на этой карте?
Рихард непонимающе заморгал: он думал про горы, но не про деревни за ними. Эта идея показалась ему соблазнительной, но отчего-то неправильной. Ведь она была так похожа на ту, что он предложил про пещеру, а дядя Маджер объяснил, как глуп и унизителен подобный вариант. А ещё этот жест Ирнис — как у неправильных взрослых. Верить ей после этого или нет?
— Например, где? — Он с сомнение потёр подбородок.
Троица склонилась над картой.
— Здесь, — пальчик девчонки скользнул по бумаге и указал на нарисованный домик южнее Фениксовых гор. — Или здесь, — тонкая бороздка от ноготка пролегла к другому домику с названием Пестролес, потом к третьему в нижнем правом углу карты, Заккервиру. Ирнис фыркнула, как лошадка, выпрямилась, сложила руки на груди, совсем как взрослая, приглядывающая за несмышлёными детьми, и внезапно предложила: — Ты мог бы даже пересидеть у нас в княжестве. Тебя там быстро уму-разуму научат.
Рихард задумался. Дождь шумел то громче, то тише, светлячки, недополучившие из-за тумана днём солнечного света, медленно меркли.
— Нет, это неправильно, — тряхнул головой мальчик, он всё хорошо обдумал и готов был стоять на своём. — Я всегда хотел повидать мир, побывать в разных городах. Я хочу путешествовать!
— Хорошо. — Ирнис казалась довольной. — В таком случае остаётся пожелать тебе удачи. Мы тебя будем ждать. Бывай!
Бэн рядом с ней заворочался, встал, прошёлся вокруг.
— Что тревожит тебя, Эстебан? — с теплотой в голосе спросила княжна.
— Я бы хотел отправиться с ним. — Бэн покрутил носком ботинка по полу. Ирнис махнула рукой, будто предложила расширить ответ. Парень прокашлялся, потоптался на месте, сказал: — Маме я сейчас всё равно не нужен, она со всем справляется сама. И Сагайрад ей помогает. Да и к тому же… с ней дядя Азару всё время… Я там лишний…
— Кажется, пора задать взбучку таба, — ощерилась Ирнис, ударяя кулачком в раскрытую ладонь. Бэн покраснел пятнами, закрыл лицо руками. Княжна спросила: — Скажи, Эстебан, ты сильно расстроишься если не пойдёшь вместе с птенчиком?
Толстяк кивнул. Он топтался на месте, а Рихард подумал, что вдвоём точно будет веселее в дороге. Ведь этот паренёк показал себя хорошим и честным, хоть и с придурью, но к ней можно привыкнуть.
— Ирнис, он ведь и в самом деле может пойти со мной, если его мама разрешит, — вмешался Феникс. — Я бы хотел найти побольше карт и посетить все места, которые на них есть.
— Например, какие? — княжна подпёрла подбородок ладошкой.
— Цветочную столицу! — выпалил Рихард. — Те уличные артисты были оттуда. Наверняка в том городе много всего интересного. Туда и отправлюсь!
— Правда? — Бэн внезапно оказался за спиной у Рихарда, положил ему на плечи тяжёлые горячие ладони. — Я тоже туда очень хочу! Говорят, это самый красивый город континента.
— Ну тогда пойдём! Только отпросись у мамы, — оглянулся на него Феникс.
— Ладно, Эстебан, я дозволяю тебе сопровождать птенчика. Не помрите в дороге и хорошо питайтесь, — благословила их Ирнис.
— Пойдём с нами! — предложил Бэн. Но княжна покачала головой.
— Нет, у нас в племени очень много дел. И я, как наследница ЛиЭнба, не могу больше себе позволить такие прогулки. К тому же птенчик может призвать меня, как сейчас, а моя… мама может меня вернуть обратно.
— Очень жаль. Понимаю…
Бэн недолго погрустил из-за отказа княжны и плюхнулся рядом с Рихардом, лучась улыбкой. Тот посмотрел на свою левую руку. Перо, коснувшись которого он призвал Ирнис, ощущалось более тёплым и покалывающим, и мальчик задумался, что будет, если привязать по одному человеку на каждое из них. А дождь потихоньку стихал. В ущелье внизу закричали птицы, засвистел ветер.
— Ирнис, расскажи про этот призыв побольше, прошу тебя! — Рихард умоляюще поднял на девочку взгляд, та перестала улыбаться и покусывать губы, будто что-то замышляла, посерьёзнела и кивнула.
— Думала, ты и не спросишь, птенчик. Да, такое лучше знать.