Глава 27 Правила призыва

Княжна сцепила пальцы в замок, вытянула руки вперёд, запрокинула голову и с протяжным, почти волчьим «Ау-у», широко зевнула. Потом жестом велела Рихарду дать его левую руку. Тот повиновался. Ладони соединились под фонарём, над картой — тёплое и приятное ощущение. Бэн, будто готовый вскочить в любой момент, глядел на обоих, не мигая. Ирнис потушила за прикрытыми веками солнечную желтизну глаз и заговорила:

— У всех детей первобогов есть соул-тангар — место на теле, где живёт бог. Так или иначе мы все проходим через инициацию, жертвуя частью себя, чтобы обрести силу. Иногда, как у Фениксов, его видно, а иногда, как у Энба — нет. Только Чародеи не могут к себе призвать, ведь они несут в себе силу и Эньчцках, и Кэньчцкху. Наверное, Чародеи слишком хороши и самодостаточны, чтобы кого-то так привязывать к себе. Ну ещё и люди не обладают такой возможностью.

Ирнис пожала плечами, сплела пальцы с Рихардом, слегка поглаживая тыльную сторону ладони — приятно и отвлекающе. Мальчику стоило больших усилий сосредоточиться на разговоре, но он очень старался. Бэн рядом вздохнул. Княжна продолжала:

— Те, кто не прошли инициацию, не могут привязать к себе никого. К тому же ритуал нужно проводить правильно. Многие не знают правил привязывания, поэтому у них ничего не выходит. Правило первое: только одному можно передать своё знание о призыве. Переданное другому, оно не сработает. Буквально, слова не будут слышны или видны, если написаны. Не понимаешь? Представь, будто встречаешь говорящего на другом языке, который ты не знаешь. Только с помощью такого человека ты можешь однажды поговорить с людьми из его племени. А после того, как двуязыкий уйдёт, всё, что будет сказано другими, для тебя окажется непонятно. Так яснее?

Рихард легонько сжал руку девочки для подтверждения. Голова его опускалась, глаза закрывались, но слух, чувства и разум обострились до предела. Ирнис слегка царапнула ноготками в ответ, продолжила объяснение:

— Правило второе: от бога — к богу, от мужчины — к женщине. Только потомок Эньчцках может принять и передать знание от потомка Кэньчцкху и наоборот. Чтобы моя… мама смогла меня научить, ей пришлось поймать одного Боа-Пересмешника, объяснить ему и заставить его научить меня. Именно поэтому я и смогла передать знание тебе. А для соплеменников все объяснения — как речь без переводчика. Да, того Боа пришлось устранить… Правило третье: те слова, которые нужны для привязки, следует передавать лично, без свидетелей, иначе первомагия будет непослушной. Вроде, всё.

Ирнис отпустила руку Рихарда, открыла глаза. Он посмотрел на неё с благодарностью, стараясь запомнить сказанное, чтобы потом записать. Выглядела княжна сонной и уставшей, она мотнула головой, и Феникс, подумав, спросил:

— Ты, получается, больше никого не сможешь научить?

— Нет, — тряхнула волосами Ирнис, — и ты выбирай внимательно, кому передать знание.

— Почему ты выбрала меня? — Рихард почувствовал, что покраснел.

— Чутьё. А теперь ты можешь привязать к себе Эстебана прямо сейчас, чтобы не потерялся в грядущем странствии.

— Подожди… А то, что он сейчас нас слышал…

— Не слышал, поверь.

Феникс обернулся на Бэна, тот хлопал глазами, глядя непонимающе.

— Ты слышал сейчас нас?

— Нет, — чуть обиженно сказал тот, — вы просто рты открывали.

— Мне — и не поверил⁈ — цыкнула княжна.

Рихард посмотрел на левую ладонь в узоре шрамов, замешкался, вспомнив, как Ирнис поцеловала перо, к которому велела привязать себя. Девчонка будто прочитала его мысли и расхохоталась:

— Глупый птенчик! Ха-ха! Ладно, четвёртое правило: в качестве жертвы для привязки можно использовать кровь или слюну.

— Хорошо. Бэн, тут такое дело…

— Что нужно делать? — Парень, судя по широкой улыбке, был рад снова принять участие в разговоре.

— Расскажи ему, — кивнула Ирнис и покинула библиотеку.

Рихард развернулся к Бэну и объяснил, как ему объясняла Ирнис тогда, в Каменном углу, процесс привязывания. Толстяк закивал и выбрал перо рядом с тем, что принадлежало княжне. Затем, замешкавшись, легонько поцеловал это место на ладони Феникса. Рихард вздрогнул и произнёс:

— Это место на моём теле я завещаю Эстебану. И каждый раз, как я его позову, он должен будет явиться.

— Ну, как? — Бэн с любопытством осмотрел себя.

Рихард выдохнул, прислушался к себе. Перо наполнилось летним зноем, шелестом луговым трав, согретым солнцем деревом — хорошее чувство, благое. Оно мягко окутало нутро, прогнало сырость и тревожные мысли. Нежась в этих ощущениях, Феникс улыбнулся и вышел на улицу, вдохнул ароматы умытых дождём гор, накрыл новое привязанное перо ладонью и позвал:

— Бэн, ты мне нужен!

И ничего…

— Я всё слышала, птенчик, — фыркнула за спиной Ирнис.

— Почему не получается? — растеряно спросил Феникс.

— Потому что нужно использовать только одно имя или прозвище и для привязки, и для призыва, — пожала плечами она.

Рихард снова позвал, использовав полное имя. И тут же перед ним возник Бэн, он пошатнулся и плюхнулся на задницу. Что-то под ним треснуло. Лицо у паренька стало испуганное, но глаза светились радостью.

— Получилось! — воскликнул Рихард и бросился поднимать толстяка.

— Способный птенчик, — самодовольно хмыкнула Ирнис.

— Ой, мама меня высечет! — горестно воскликнул Бэн, поднимая узкую поясную сумку с лопнувшим швом и оторванным ремешком.

Видимо, звук рвущейся ткани и услышал Рихард при падении толстяка. Из разрыва выскользнула маленькая, с пол ладони, тонкая книжечка с обложкой из плетёной кожи. Пока Ирнис смахивала с одежды Бэна грязь, Феникс поднял книжечку, обтёр её о штаны и раскрыл. Несколько исписанных страниц, в начале имя Бэна, его матери, гильдия, город…

— Ох! Моя рекомендация! Мне никак нельзя её потерять! Другой ведь не дают. — Бэн выдернул книжечку, перелистал и с облегчением выдохнул.

Он хотел было положить её обратно в сумку, но большая дырень не внушала надёжности. Ирнис взяла его рекомендацию, посмотрела, вернула, приподняла подол платья. Тонкая светлая нога на фоне серебристой материи и чёрно-синих гор, казалось, сияла. Двумя ремнями к бедру была привешена крошечная сумочка. Рихард успел заметить рисунок на ней, прежде чем понял, что уши его покраснели так сильно, что в глазах помутнело.

— А у меня — такая!

По шелесту ткани Феникс понял, что Ирнис опустила подол. И вправду, всё вокруг снова стало тёмным. Луна выглянула из-за туч, осветила книжечку Ирнис: белая плотная обложка, в которую были вставлены блестящие голубые камни, окружённые тиснёными узорами. Княжна явно хвасталась. Рихард вспомнил свою рекомендацию, полученную вчера от мэра: тонкая бумажка в пару пустых страниц, украшенная только гербом Лагенфорда, — и почувствовал лёгкую зависть. Ему захотелось вернуться к себе, достать книжечку из-под матраса и убедиться, что она ни на столько убогая, как он помнил.

Бэн сходил в библиотеку, вернулся уже в куртке, рассовал нехитрое содержимое порванной сумки по карманам и оглядел остальных, будто спрашивал «Что дальше?». Ирнис велела принести её плащ, на что толстяк пожаловался, что светлячки в лампе потухли, а ему одному идти страшно. Сильный ветер заглушил слова ребят. Рихард мигом забыл, что он не один, вслушиваясь в горы, лес и в город у подножия, вернулось тянущее чувство, что перекрыло восторг от призыва. Пристальный взгляд жёлтых глаз привёл мальчика в себя.

— Кровью пахнет, — прошептала княжна, подходя к самому краю обрыва и прищурилась, глядя на город. — Кто-то устроил ночь святого Плитца.

— Что ты имеешь ввиду? — нахмурился Рихард и сглотнул вязкую горькую слюну.

— Это значит: кто утром смеётся, тот вечером плачет. Но иногда так говорят о крупных городских стычках.

Бэн вразвалочку подошёл сзади, накинул на плечи Ирнис её плащ, посмотрел вниз, на город, и отодвинулся от края, потянул за собой княжну.

— Тут высоко и страшно, пойдёмте за другим фонарём, тот потух, — жалобно попросил толстяк.

— Бесполезно, — махнул рукой Рихард, — днём не хватило света, чтобы светляки напитались. С остальными наверняка так же.

Он зашёл в библиотеку, вгляделся, чтобы не наступить на карту, но её там уже не было. Видимо, Бэн убрал. Наощупь спустил фонарь, снял и вышел. Привязывая углы одеяла к крюкам на пороге, вспомнил, что теперь овладел огнём и мог бы вообще обходиться без светлячков, но отчего-то не догадался. «Боишься?» — прошелестел внутри первоФеникс. Мальчик упрямо ответил: «Просто не хочу их пугать».

— Ирнис, теперь можно и к дедушке, — кивнул Рихард на тропу в деревню.

Втроём, осторожно ступая по скользким камням, пошли к старому Педро, правда княжна ворчала, что скоро время закончится и её призовут домой. Так и вышло. Стоило добраться до главной улицы, как Ирнис пропала, будто и не было. Бэн заволновался, что тоже исчезнет, но Рихард его успокоил. Они повесили фонарь на крючок сбоку столовой, поднялись на сухую террасу и разлили по стаканам ещё тёплый чай, уже никуда не торопясь. Вокруг — ни души, только иногда шуршали крылья пугливых летучих мышей и неуловимых ночных птиц, да стрекотали насекомые — все эти ненавязчивые звуки сливались в прекрасную музыку дома. Было уютно сидеть в тёмной пустой столовой, смотреть на пятна лунного холодного света, которые то и дело менялись от набегающих облаков, неспешно перемещались по столам и по лавкам. Всё казалось таинственным, ненастоящим, зыбким, но Рихарду это было родным и привычным, и очень хотелось разделить миг и чувства с кем-нибудь. Хотя бы с Бэном, чтобы и тот проникся очарованием Фениксовых гор.

— Тихо тут у вас, — пробулькал чаем сын пастушки, — и холодно. Тебе не холодно в жилетке-то?

— Нет, — покачал головой Рихард. — Живя в горах, привыкаешь к холоду, а заимев внутри огонь, всё время тепло.

Он посмотрел на сидящего напротив парня в куртке с поднятым воротником, затем на свои обнажённые руки. Феникс улыбался, осознавая плюсы обретённой силы. Бэн поёжился и вздохнул, тряхнул головой. Его волосы уже высохли и теперь на концах завивались, придавая лицу дополнительную ширину и наивность.

Сходили ещё за чаем, заглянули в кастрюльки и корзинки, нашли печенье в медовой поливке, чему Бэн несказанно обрадовался. К музыке ночи добавилось аппетитное хрумканье. С насыщением приходила сонливость, но хотелось поговорить. Чужак задавал вопросы про деревню Фениксов, Рихард с удовольствием и гордостью отвечал, но оба зевали и тёрли глаза. В ветвях над столовой заухала сова, зашелестели крылья — скрежет когтей по дереву, свист — и тонко пискнула мышь где-то в кустах на обочине. Вдалеке вспыхнул клык молнии, заворчал гром, и Рихард вспомнил необъяснимую волчью тень за спиной Ирнис и тут же подумал: «Когда же вернётся папа?». Не позволив себе больше тревожных мыслей, сказал:

— Бэн…

— М?

— Ты говоришь про женщин «красивые». А Ирнис? Она — красивая?

Бэн закашлялся, из носа выдулся чайный пузырь и лопнул. Парень утёрся рукавом, смахнул со стола крошки печенья в ладонь, ссыпал в рот, запил остатками чая и наконец ответил:

— Не знаю. Ирнис мне как… правильнее сказать, сестра… Но по ощущениям как брат, причём старший. Хотя, это я старше её почти на год! А мы ведь знакомы с ней всего несколько дней — представляешь⁈ — столько же, сколько с тобой. А такое чувство, что были всегда! А братья и сёстры, ну, настоящие… Не знаю, никого у меня такого не было. Но чтоб красивая — Ирнис… Нет. Она — своя. Свои — не красивые и не некрасивые. Они особенные. Ты — свой, — пожал плечами Бэн, закончив путанное объяснение, и со смущённой улыбкой приложил ладони к сердцу, глядя Рихарду прямо в глаза.

Помолчали, каждый думал о своём. Заговорили о вчерашнем дурацком представлении, и Рихард, непонятно почему, рассказал Бэну про корабль Августа, про силу матерей и бедность рудой этих гор, про угасающую силу Фениксов. Парень оказался хорошим слушателем, почти как отец. Отец… «Папа, где же ты? Когда ты вернёшься?»

— А можешь показать тот нож? — вдруг прервал толстяк мысли и тревоги Феникса.

Рихард сначала не понял, но потом кивнул. Он помыл стаканы и повёл Бэна к себе.

Тонк-тонк, шу-у-ух — внезапный косой дождь пролился на горы. Грохнуло, свистнула молния, сухой рокот небес вызвал дрожь под ногами. Бэн выругался и ускорил шаг, иногда забегая вперёд, не в тот поворот. Когда ребята добежали к дому Рихарда, лило как из ведра.

— Обсушись!

Феникс помог стащить с толстяка мокрую тяжеленную куртку, дал банное полотенце размером с одеяло. Бэн благодарно завернулся в него, уголком выжимая волосы. Рихард снял жилетку, взял полотенце поменьше, обтёрся до пояса, надел другую. Капли стекали по штанам и обуви, обработанным средством против огня и, как оказалось, против воды. Болел мальчик крайне редко, поэтому простыть от обычного весеннего ливня совсем не боялся.

Рихард отогнул матрас и достал бритвы-ножницы Алека. Бэн подошёл к двери, отодвинул занавешивающее вход одеяло и в свете молний принялся рассматривать оружие, которое воришка вчера обронил.

— Страшная штука, — с удовлетворением сказал толстяк, взвешивая две скреплённые между собой бритвы в ладони, — мы такими овец стрижём, а это гораздо острее. — Он провёл подушечкой большого пальца по лезвию и тут же сунул в рот, зализывая ранку.

— А ведь он мог им глотку мне перерезать, — задумчиво проговорил Рихард, вставая рядом. В руках он держал свою книжечку с тиснённым гербом Лагенфорда. Открыл её и остолбенел. — Феникс меня сожги! — воскликнул и стукнул кулаком в стену.

Бэн сначала отпрянул, но потом склонился над книжечкой в дрожащей руке с перьевидными рубцами и прочитал:

— Рекомендация Лукреции Томасон выдана в городе Лагенфорд… Что это значит?

Он непонимающе взглянул на Рихарда, тот зло выплюнул:

— Этот идиот на суде перепутал рекомендации. Теперь у этой артистки — моя, а у меня — её!

— Это плохо! — всплеснул руками Бэн, испуганно таращась, — Других не дают даже за деньги. По закону Лагенфорда, если что-то случается с рекомендацией, то её владельца могут даже осудить!

— Ещё не хватало! Нет уж, спасибо! — Рихард бросил книжечку на кровать, чувствуя поднимающуюся из груди ярость, метнулся к двери. Надо было что-то делать.

— Ты куда? — крикнул в спину Бэн, а Феникс вместо ответа сунул ему своё полотенце и выскочил в дождь.

«Ей дали семь дней в городе, как и мне. Надо попросить кого-нибудь забрать. Может, дядя Маджер уже вернулся? Может, он поможет? Где же папа?» — мысли скакали в голове, сердце выпрыгивало из груди, из-под ног разлеталась грязная вода и мелкие камни. Рихард бежал к выходу из деревни — ломиться сейчас в дом главы было бы сущей глупостью.

«Па-а-апа!» — отчаянно звал в своих мыслях. Ему стало жарко под проливным дождём, внутри поднимался огонь, закручиваясь спиралью возле лопаток. Мышцы шеи напряглись, импульсы пламени вырвались из сердца, окутали плечи, сжались в точку между ключиц, оттуда рванула золотая нить. Рихард видел её внутренним взором. Она устремилась мимо домов по нижней дороге к библиотеке. «Короткий путь!» — осознал юный Феникс и побежал туда же. Скользкая тропа, ручейки, ненадёжный свет — Рихард упал, проехал на заднице, ударился пятками в скалу. Вскочил.

Нить туго натянулась, уводя в обрыв. Она упёрлась во что-то, вцепилась, сокращаясь с каждой секундой. Будто это что-то двигалось по дороге в деревню. Кто-то?

Рихард закрыл глаза и отчётливо увидел отца. Тот перепрыгнул упавшую ветку, широкими шагами устремился вверх, оглядываясь на восток. Мальчик набрал в грудь побольше воздуха и крикнул:

— Па-апа-а-а!

Загрузка...