Рихард Феникс. Горы. Книга 1

Глава 38 Сведения и откровения

Брандт заговорил медленно, не так напористо, как до этого. И перемена не укрылась от Нолана.

— Сразу отвечу на второй вопрос. Да, когда-то это должно было вскрыться. — Шестой советник тяжело вздохнул. — Мы живём в таком мире, где всё решают родственные связи. Так я породнился с этим домом, женив сына на дочке Луиджи. И так с моим домом хочет породниться древний род писцов Шау. Они — Тени, а я — нет. Потому и медлю. А ещё их род хоть и знатный, но бедный. Я бы даже сказал, обнищавший. В браке выгода должна быть обеим семьям, а не одной. Но их сын — приятный парнишка — очень приглянулся моей младшей. Вот только до совершеннолетия ребятишкам ещё три года. Парнишку того зовут Чиён. Отец его, Нгуэн Шау, служил личным писарем у нашего мэра и у предыдущего. А сына своего отправил ко мне на стажировку уму-разуму набраться. Да и я так мог поближе познакомиться с будущим зятем. Хотя такое, конечно, недопустимо. Ведь парень только начал учиться в академии, да ещё и инициация, как у Теней принято, у него только через полгода. Вот этому Чиёну я и поручил переписать архив. Хотя, сознаюсь, что это работа моих прямых подчинённых, а не всяких там мальчишек-стажёров. Но почерк у него отменный! Да ещё и меняется под тот, какой скажешь.

Нолан быстро конспектировал, мысленно продолжая разговор с Урмё. Неужели записку от имени начальника цеха писал этот мальчик. Но зачем? Загадка. Нужно непременно с ним поговорить. Такие известные люди, как писцы, всегда у всех на слуху. Хотя «обнищавший» звучало не обнадёживающе. Значит, Нгуэн Шау больше не работал в мэрии, где всегда платили очень недурно. Луиджи многозначительным хмыканьем прервал размышления детектива и произнёс:

— Мой старый верный друг, пора бы уже доверить моей типографии все твои архивы, и заменить ручное письмо на оттиски. Поверь, это будет менее затратно. И для тебя я уж расстараюсь!

— Знаю-знаю, Лудж. Но и ты меня знаешь: я — человек старой закалки, — пожал могучими плечами Брандт.

Второй советник выпятил нижнюю губу, будто обиделся, и добродушно подначил шестого:

— Это в тебе говорит бывший рабовладелец, привыкший, что люди работают на тебя потом и кровью, без сна и отдыха. Поверь мне!

— Простите, а где я могу поговорить с этим парнем, с Чиёном? — вклинился Нолан, пока разговор окончательно не перетёк на другую тему.

— А я его пристроил, а то моя маленькая дочурка совсем отлипать от него не желала. Я его в мэрию сдал. Подавальщиком центрального зала. Да вы же его видели на суде. Он принёс вам рекомендации и значок. Обратитесь к свите мэра, — махнул ручищей Брандт, будто речь шла не о будущем зяте, а о мухе, которую следовало отловить и выбросить за окно. Советник понюхал содержимое своего бокала, пристально уставился на детектива, сказал: — А что до вашего другого вопроса… Дайте мне немного припомнить. Ведь я лично писал черновики их дел. Вот только почерк мой не вышел понятностью и красотой, чтобы заполнять архивы. Да и времени жалко на всякую писанину. Начальник я или кто? Не по статусу мне такое.

Вдруг в комнату ворвалась маленькая девочка в белом платье с оборками, с большим бантом на чепце и с маленькой сумочкой на поясе. Увидев советников, девочка радостно взвизгнула и полезла обниматься. Те поочерёдно расцеловали малышку в обе щёки, отчего детский смех разлился весенним колокольчиком на весь дом.

— Это наша внучка Оксана, — с гордостью в голосе представил Луиджи.

Девочка воззрилась на Нолана, выпятив нижнюю губу и прищурившись в точности как дедушка, хозяин дома.

— Дядя, ви кто? — сурово, а от того смешно, спросила малышка, явно переняв прямолинейность от второго деда.

— Нолан, — с искренней улыбкой такому милому чуду представился мужчина, умолчав родовое имя.

Оксане этого оказалось мало. Она сползла с колен Луиджи, подошла к незнакомцу, пристально разглядывая его. Осмотрела обувь и штаны, пальто и лицо, сунула любопытный нос в записи, послюнила палец и размазала несколько карандашных букв. Но вдруг отпрянула, закричала, забралась с ногами на низкий столик. Ножки в кружевных ботиночках едва не снесли бутылку вина и бокалы.

— Что такое, мой котёнок? — пробасил Брандт, подхватывая девочку и усаживая к себе на колени.

Но маленькая егоза выскользнула из-под руки дедушки и осторожно приблизилась к Нолану вновь. Крошечный пальчик нацелился в кисть левой руки мужчины.

— Дядя пахой! Дядя звой! — заявила Оксана.

— Деточка, что ж ты такое говоришь? — взволнованно воскликнул Луиджи и приторно улыбнулся Нолану: — Ох, простите нас великодушно. Девочка шутит. Она же ещё маленькая.

— Не шутю! — Оксана открыла сумочку на поясе и достала оттуда сложенную вчетверо бумагу. — Вот! Смелть дяде!

Развернув, малышка бросила лист на колени гостю и отскочила, сопя и глядя исподлобья. Детектив увидел нарисованного кривобокого человечка. Вместо головы — огромный рот с острыми зубами. Одна рука, совсем тонкая, тянулась к горам сбоку. А другая, толстая, с узором в виде сетки, была окружена красными чернильными пятнами. «Видимо, огнём», — подумал Феникс, следя за тем, чтобы на лице не отобразилась буря эмоций. Две линии крест-накрест старательно перечёркивали рисунок.

— Как красиво, — выдавил Нолан.

Малышка недоверчиво взглянула на него, потом на рисунок и, задрав нос, гордо произнесла:

— Сама лисовала на улоке! Смелть Фениськам називаица!

Брандт поперхнулся и отвёл глаза. Луиджи поднял руки, развернув ладонями к гостю. На лице второго советника застыла гримаса: глаза за стёклами очков будто улыбались, но брови хмурились, а тонкогубый рот перекосило. Девочка схватила рисунок, отбежала, сложила его и убрала в сумочку, не сводя подозрительного взгляда с Феникса. Луиджи покачал головой и ласково произнёс, хлопнув внучку пониже спины:

— Иди поиграй, деточка. Дедушкам надо поговорить с дядей. Там тётушка вместе с пирогами тебя уже заждалась.

Малышка взвизгнула и побежал прочь. Бесшумно закрылась тяжёлая дверь. Воцарилось гнетущее молчание. Слышно было, как за стеной переговаривались женщина и девочка, звякали столовые приборы, плескала вода.

— Интересно нынче учат в школе, — нарушил молчание Нолан, глядя на носки своих сапог.

— В подготовительной школе, уважаемый, преподают историю, азы права и философии. А дети делают свои выводы. Тут ничего не поделать, — развёл руками Луиджи и вздохнул. Тон его, вопреки ожиданиям, снова стал насмешливым. — Позвольте дать вам один совет: носите в городе перчатки. Хотя бы левую. Это обезопасит вас и сделает общение с горожанами приятным и продуктивным.

— Дельный совет, друг мой, — поддержал Брандт, подливая себе вина, и покосился на нетронутый бокал Нолана.

— Если позволите, я преподнесу вам подарок. — продолжил Луиджи, Нолан холодно посмотрел на него. — Это перчатка моей молодости. Я тогда и вовсе не думал становиться советником, а мечтал стать конным лучником. Примите и носите её достойно.

Пожилой мужчина поднялся, прошёл между деревьев к письменному столу и выдвинул нижний ящик. Оттуда, прижав ладонь к пояснице и охая, достал низкую деревянную шкатулку, поднёс её гостю. Нолан поколебался, но принял дар.

Под крышкой с искуссным барельефом, изображающим конную псовую охоту на кабана, на белом атласе лежала тёмно-синяя перчатка с костяными пластинами у основания пальцев на тыльной стороне ладони. Нолан медленно надел невесомый дар. Только металлический полубраслет-застёжка на ремешке добавлял тяжести. Изящная гравировка на нём гласила «Прямо в цель!».

— Благодарю, — склонился Нолан, возвращая пустую шкатулку. — Но разве перчатки для лука не носят на правой руке?

— Я левша. Точнее, был им, только с возрастом пришлось переучиваться, пальцы уже не те. А перчатку мне сделали на заказ умельцы из Радонаса. Эти пластины из костей бранухаев, очень крепких и выносливых животных. Жаль, у нас такие не водятся. Слишком холодно им тут, лысым. А водить зверя в попоне очень хлопотно. Вы, надеюсь, не прочь вернуться к нашему разговору? Мои планы на день, увы, никуда не делись, — произнёс Луиджи с благодушной улыбкой, опустился в кресло и отпил вина.

— Да, давайте продолжим! А то я только вспомнил про этих заключённых, да так и забуду, — поддержал Брандт.

Нолан несколько раз сжал и разжал пальцы левой руки, ощущая приятную ткань перчатки. Хороший подарок, своевременный. Он вполне мог уберечь от дальнейших конфликтов или потушить их, не дав разгореться, если собеседники не будут видеть перьевидные рубцы. Да, не следовало ожидать, что Фениксов возьмут и полюбят в этом городе. Даже такие крохи, как Оксана, уже были отравлены давней ненавистью. Удручающе. Отвратительно. И, увы, ожидаемо.

Шестой советник хлебнул вина и заговорил:

— Первым у нас убили Доживана Павишича. Он был неплохим строителем-инженером, и мозги, и руки из нужного места. Кстати, благодаря ему наши городские фонтаны так эффектны. Всю систему водоснабжения он переделал исходя из особенностей нашего климата, учёл сезоны дождей, паводков и время таяния снегов. Благодаря ему у нас есть несколько подземных резервуаров с чистой водой, которую мы подаём людям. Но, не смотря на это, как человек он был той ещё мразью. — Брандт скривился, отчего буро-серые ожоги на лице пошли рябью. — Он много пил, бегал за каждой юбкой, устраивал сцены ревности своим случайным любовницам. Дрался с мужиками по пустякам. Но посадили его после того, как он по пьяни прирезал свою жену. Она у него брадобреем работала. Так он её же бритвами её и того. Дурак мужик! — прорычал шестой советник и ударил себя кулаком по колену.

Луиджи громко вздохнул. Нолан прервал запись, вперившись взглядом в пространство перед собой. Он снова увидел того ребёнка, сына первой жертвы, его отчаяние и боль в глазах. Его страх. Какая жестокая судьба — лишиться обоих родителей в столь юном возрасте. И Нолан искренне пожелал, чтобы Ри подружился с этим одиноким, загнанным мальчиком.

Брандт сложил руки на груди, помолчал и продолжил:

— Вторым был Боридас Ставрида. Очень скользкий тип. Бастард одного из бывших советников из рода Теней. Всё время лез в дела маклеров: покупал, сдавал и продавал дома. Проворачивал афёры с недвижимым имуществом. Самое любимое у него было: продать дом, в котором ещё живут люди. При этом все купчие выглядели пристойно — кто угодно сочтёт за настоящие. Вот только зря он полез продавать особняк своего папаши. На том и погорел, проходимец.

— Да, помню этот случай, — закивал Луиджи. — Этот гнилец ведь пытался и мне его втулить, представляешь⁈ А на кой мне такой пошарпанный дом, да ещё на окраине? И я сразу понял, что дело не чисто, ведь купчая была подписана его именем, но задним числом, когда он был в Макавари. Представляешь, он умудрился там нажиться, сдавая втридорога бараки нашим строителям⁈

— Вот-вот, вечно у него всё… задним числом, — процедил Брандт.

Нолан сделал пометку: Макавари. Нужно будет обязательно спросить и про связь других жертв с этим городом. Шестой советник снова нахмурился и было отчего.

— А последним оказался тот, кто спас мне жизнь. — Брандт коснулся своего лица.

Нолан вспомнил большую статью о пожаре в правительственном крыле тюрьмы несколько лет назад. Советник громко сглотнул и с болью в голосе продолжил:

— Микела Модастос — святой был человек! Врач с большой буквы! Таким памятник надо ставить в полный рост, а не в тюрьму сажать. До сих пор понять не могу, как он так оплошал, что по его якобы вине отравилась половина соседнего города. А Микела мне клялся матушкой своей, леди Аксиньей, что там даже ни разу не был. Но отчего-то куча свидетелей! Я его, как мог, уважил: камеру отдельную предоставил, фонари давал каждый день, еду со своей кухни, книжек всяких по медицине. Да у нас в тюрьме почти все через его золотые руки прошли. Всех на ноги ставил…

Голос Брандта оборвался сдавленным всхлипом. А потом тихий злой рокот донёсся до слушателей:

— Убью суку, которая так с ним поступила! Своими руками в клочья порву!

И от этих слов у Нолана волосы встали дыбом, а по спине побежал ледяной пот.

— Это все вопросы, которые вы хотели задать начальнику тюрьмы? — негромко спросил Луиджи.

Нолан откашлялся и ответил:

— Последний, пожалуйста. Вы не знаете, были ли двое других убитых в городе Макавари вместе с Боридасом Ставридой?

Брандт трубно высморкался. И ответил, комкая платок в могучих руках:

— Были. Не помню, в одно время или в разное, но Макавари тогда только строили. Микела служил личным врачом леди Сезны, жены нашего первого советника. У неё была очень тяжёлая беременность. Говорили даже, что ребёночек не выживет. А вот какие чудеса: выжила и растёт прекрасной девочкой. Странной, правда, немного, но доброй и вежливой, хоть и с этим её глазным дефектом. Да. А Доживан там дома строил… — Брандт замолчал и ущипнул себя за переносицу, вперился взглядом в Нолана. — Вы это на что намекаете? Что они в одной компании были и вместе на кривую тропку свернули, а⁈

— Ни на что. Сведения собираю взамен утраченных.

— Хм, допустим, я вам поверю, детектив уважаемый… — шестой советник не стал продолжать. Он поднялся, потёр ладони и отправился к двери. — Лудж, я всё сказал. Пойду с Оксаной поиграю. А вы тут заканчивайте поскорее этот утомительный разговор.

Когда дверь за ним закрылась, Луиджи переменился в лице. Взгляд стал злым и пренебрежительным. И обращён он был к детективу, которому второй советник не так давно сделал подарок.

— Задавайте свои вопросы, Нолан Феникс, — бросил Луиджи. И эта перемена гостю очень не понравилась.

— Расскажите, почему в день покушения на Хайме и Йон-Шу Теней вы вместе следовали к мэру?

— Чтобы обсудить новые правила для приезжих артистов, чтобы обезопасить наш народ и не допустить проблем, какие вызвал ваш сын.

Нолан проглотил это, мышцы окаменели, зубы стиснулись, как всегда было перед нападением. Больших трудов стоило успокоиться, унять силу и задать следующий вопрос ровным голосом.

— Вы видели напавшего.

— Нет. Этот подонок оказался слишком шустрым и не попался на глаза никому из мэрии. Мы всех опросили. Мы этим занимались, пока вы, детективы бестолковые, где-то отдыхали.

— Мы с Урмё сожалеем, что не оказались рядом…

— Да что Урмё? Господин Эрштах, в отличие от вас, Феникс, всю жизнь отдаёт защите нашего города. Да вы на коленях должны ползать, землю жрать из-под его ног и мэра, что вас к работе вернули после вашей выходки тринадцать лет назад! Смотрите-ка, бросили службу, когда в городе бандиты лютовали!

Нолан понял, что пора уходить. Больше он тут ничего не добьётся. Хотел даже вернуть перчатку, швырнуть в лицо старику, но это было бы сродни объявлению войны. Детектив сухо схазал:

— Простите, мне пора, спасибо за беседу и уделённое время.

Феникс не успел подняться, ведь следующие слова пригвоздили его к месту.

— Вы — Фениксы — подлое племя, мрази, каких ещё поискать! Вы крадёте наших сестёр и дочерей. Говорите, что они ушли с вами добровольно. Вы заставляете их рожать вам детей, а оттого женщины умирают. Пасть не разевайте, когда я говорю! Я не знаю, крали именно вы, или кто-то другой. Я вас, Фениксов, не различаю: все на одну рожу. И все вы, стоит заговорить о наших женщинах, утверждаете, что это было по любви. Чушь! Да ваша любовь сродни проказы уличной девки. Она расширятся, переходит от одного к другому. И вы, Фениксы, паразитируете на теле общества. Лучше бы вы все передохли, чтобы нас не мучить. Лучше бы сдохли все Дети богов, потому что существование вас — ошибка, насмешка над судьбами и возможностями простых людей. Вы… Не все такие… Не все вы твари. Есть и среди вас исключения из правил. Но как же я вас ненавижу ублюдков!

Советник быстро сделал несколько мелких глотков, посмотрел на Нолана, сорвал очки, будто надеясь, что так гость исчезнет, и мотнул седой головой. Когда старик заговорил, голос его был полон скорби.

— Я желаю смерти всем Детям богов, но никогда открыто не пойду против вас и вряд ли поддержу ополченцев, если вдруг соберутся. И, знаете, лично вы, Нолан, мне симпатичны, как это ни мерзко признавать. Я помню вас на суде и раньше, в работе. Как вы говорили, что делали… — Луиджи прерывисто вздохнул, — Мой единственный сын погиб в битве под Ярмехелем четырнадцать лет назад. Он был едва старше вашего и на лицо один в один… Мой мальчик. Мой наследник. Мой первенец…

Нолан молчал, глядя хозяину дома в глаза. Отвратительные слова отравляли сердце, рвали на части, как рвал бы Брандт убийцу своего спасителя.

— Простите, — сумел выдавить гость, — из вашего рода Фениксы брали себе жену?

— Да, — советник опустил голову, по косой морщине от уголка глаза вниз сбежала слеза. — Моя двоюродная сестра ушла к вам. Я до сих пор вижу, как она умоляла отца её отпустить. Уверяла, что полюбила одного из ваших. А теперь, — он на мгновение стиснул зубы и зло взглянул на Нолана. Он чеканил каждое слово, выделял их неприкрытой ненавистью. — А теперь я вижу в совете того, ради кого сестра покинула дом. Ради кого умерла. Нет в этом мире справедливости! Убийцы у власти. Подлецы и предатели. Чего ещё от них ждать? Я жалею, что тот напавший не вонзил стрелу в горло этому подлецу — новому третьему советнику, Гурджегу Фениксу.

Светлячки тревожно забились в своих флаконах. Освещение замигало, отчего на лицах собеседников заплясали уродливые тени.

— Вы знаете мою двоюродную сестру? Знаете? — Советник сжал руку в кулак, но справился с собой и стукнул ладонью по колену.

— Её звали Хермина Сорган? — тихо откликнулся Нолан.

— Значит, знаете.

— Она… — Нолан посмотрел в глаза Луиджи, и тот вжался в спинку своего кресла, начал мотать головой, будто не желая слушать дальше. Но Феникс закончил: — Хермина — мать моей жены и бабушка моего сына. Мне очень жаль. Простите.

Старик в кресле заскулил и отвернулся. Несколько минут в комнате раздавались приглушённые всхлипы и стрёкот светлячков. Когда Луиджи справился с собой, он продиктовал несколько имён.

— У них тоже мог быть зуб на Фениксов. Поговорите с ними. И… если дочь моей сестры ещё жива, я бы хотел её увидеть. Если можно.

— Я сделаю всё, что в моих силах. Спасибо вам большое за помощь, — Нолан встал и низко поклонился. А затем вышел, мягко прикрыв за собой тяжёлую дверь. На душе было гадко.