— Согрелся? — Нолан взял у сына пустую кружку из-под чая и поставил на стол за свечной горкой.
— Да, — ответил Рихард, перестав наконец-то стучать зубами, и улыбнулся, когда Бэн в соседней комнате захрапел ещё сильнее. — Я видел сияющую линию, которая протянулась от меня к тебе. Это было слежение, о котором рассказывал дядя Маджер?
— Полагаю, что так. Покажи, где возникло это чувство.
Рихард замешкался, вспоминая, потом коснулся ямки между ключиц. Руки ещё немного тряслись, хотя озноб прошёл, и виноваты в нём были не дождь и не холод, а внезапное применение новой силы. Отец не рассказывал, как это случилось у него в первый раз, всё время отмахивался: «Дорастёшь — узнаешь», — и мальчик оказался не готов к тому, что огонь внутри тела может обретать разные формы и направлять так ясно, что только успевай ноги переставлять. Зато наконец понял, как Нолан дважды нашёл его в городе
— Ну же, смотри, — позвал он отца, но тот даже не обернулся.
Нолан подошёл к порогу дома. Снаружи сквозь дождь доносились неясные звуки, а ещё немного трясся пол и сверху сыпалась каменная крошка. Отец стоял полубоком у выхода, отогнув одеяло, вслушиваясь в горы. Рихард фыркнул, что на него не обращают внимания. Мужчина чуть улыбнулся ему, приложил большой палец к губам, покачал и опустился на корточки. Он привязал углы одеяла, которое служило дверью, к крюкам в полу, заглянул в соседнюю, сыновью, комнату, проверил, как там гость. Бэн, оставшись один в чужом доме, завалился без зазрения совести спать, чем поразил вернувшихся хозяев.
— Ну, папа! — позвал мальчик обиженно и широко зевнул.
День, начавшийся на рассвете, уже давно перевалил за полночь. Нолан вернулся, сел на кровать рядом, кивнул:
— Верно, Ри, это и есть слежение, его первая форма — поисковая нить между родственниками. Ты точно не видел чужаков тут, кроме своего друга?
— Бэн мне не друг, — вырвалось у мальчика.
Он так допёк себя за минувший день неприятными мыслями, что хотел перечить, ругаться и спать. А отец интересовался не им, а кем-то другим — и это Рихарда злило и обижало. Нолан поправил сползшее с головы сына полотенце, улыбнулся:
— Ты бы не пригласил домой того, кого не считаешь другом. У нас же это не принято.
— Ну, папа!
Мальчик боднул лбом через полотенце ладонь отца. Ещё сухой край ткани упал на глаза, Рихард задумался.
В деревне найти друзей как-то не удавалось, да, были сверстники-однокашники, были ребята чуть старше и младше, но все держались от него подальше. Некоторые учителя пытались объяснить, мол, Рихард — внук главы деревни, смотрительницы Дома Матерей и потерявшего силу Феникса, однорукого Педро, но мальчик такое не принимал. Он был уверен, что в высшей мере глупо не дружить с кем-то из-за родственных связей. И вот так получилось, что с дружбой в деревне не задалось, даже с приятельством, особенно, когда стал чуть постарше. Рихард даже не знал, как общаться с другими ребятами, если вдруг представится возможность. Хотя с Ирнис и Бэном было легко, действительно казалось, что они знакомы очень давно — приятное чувство.
— Я обещал тебя поучить. Помнишь?
— Конечно, папа!
Отец поворошил сыновьи волосы полотенцем, разложил смятую ткань на своих коленях, занёс ладонь. Рихард ловил каждый жест, каждый проблеск пламени в перьях на руке Нолана. Крошечные искры вспыхивали в перекрестьях застарелых шрамов, скользя к кончикам пальцев. Мальчик закусил губу, пытаясь прочувствовать такие искры в себе.
— Попробуй снова, — посоветовал отец и подбородком указал себе между ключиц.
Рихард не ответил, заворожено глядя в глаза Нолана, где разгорелся огонь. Оранжево-красные всполохи, насыщенные, чарующие. Всё же наблюдать силу в ком-то другом было не менее увлекательно, чем испытывать самому. Но нужное сейчас ощущение не приходило, то самое, что золотистой нитью вело к краю обрыва прямиком к отцу. Но вот будто мягкая рука коснулась между лопаток, прошла через спину, спиралями двинулась в горло. Это было извне, не его, но деликатное и доброе.
— Давай, потянись мне навстречу, — подсказал Нолан.
Огонь распалился в сердце, поднялся на ладонь выше, растёкся за грудиной, согревая, не паля. Он незримыми сгустками пламени обхватил плечи, скользнул по ключицам к ямке между ними и встретился с тем, пришедшим извне. Два потока скрутились вокруг друг друга в толстый жгут. Рихард увидел вновь золотистую линию. Крепко-накрепко она связала его и отца. И чем отчётливее видел её, тем лучше понимал основы силы, прочувствовал те точки в теле, о которых говорил дядя Маджер. «Я всё-таки выполнил домашнее задание!» — не без гордости заметил мысленно мальчик. Через поисковую нить, соединившую два сердца Фениксов, отец показывал сыну сосредоточия силы, направление потоков пламени, тихо говоря, к какой именно из способностей относится то или иное сочетание точек. «Как бы я снова хотел полетать!» — подумал мальчик, когда поисковая нить дугами скользнула от локтей через плечи и лопатки к копчику.
— Это большие крылья, — негромко заметил отец. — обычно мы обходимся меньшими. Но держи в уме эту форму, так быстрее научишься.
— Да, папа.
— Смотри: полезное в быту применение силы.
Нолан поднял левую ладонь над полотенцем. Вновь засверкали искры, теперь исток их был понятен: из сердца через лопатки и шею прямиком в руку.
— Папа, а это какое направление силы?
— Основа — оборона. Через её зоны проходит большая часть силы. И немного нападения, чтобы задействовать всю руку и распределить правильно температуру. Нужно не вызывать огонь, а именно высушивать воду.
Из полотенца пошёл пар. Ткань на глазах становилась сухой.
— Ри, попробуй!
Мальчик тоже занёс ладонь, искры просверкивали на коже, тепло без огня разошлось от руки. Ткань иссушилась до хруста. Свечи на столе начали мигать, в глазах защипало.
— Ри, не так сильно, поосторожней, а то сожжёшь весь воздух и нечем будет дышать.
— Значит, у меня получилось⁈ Ох, устал…
— Получилось и в дальнейшем получится, Ри. Отдыхай, уже так поздно.
Мальчик вяло пошарил рядом с собой, натянул поверх жилетки тонкую кофту, привалился к боку отца, глаза слипались, сила в теле тоже медленно засыпала. Нолан приобнял сына и вновь вернулся к опостылевшей теме:
— Ри, подожди, ты точно никого тут постороннего не заметил?
— Ну нет же, пап!
— Ри, соберись, от этого многое зависит.
— Да не видел я! Сколько ещё можно это говорить? — крикнул он шёпотом, вырываясь из дрёмы.
Рихард дулся ещё и потому, что отец не рассказал, какого чужака он тут ищет, зачем, почему, а сразу, как вернулся, принялся задавать один и тот же вопрос. А, между прочим, сейчас было нечто важнее этого! На столе, напротив кровати, лежала раскрытая рекомендация, принадлежащая той артистке, а тем временем рекомендация самого Рихарда была неизвестно где. Чуть дрожащее пламя свечей, казалось, смеялось над дурацкой подменой. Нолан, когда увидел чужую книжицу, даже ничего не предпринял — вот что не давало мальчику покоя. Да и отец выглядел отстранённым после города, а в чём дело — молчал. Сын подёргал его за рукав, выспрашивая, что делать и что теперь будет. Безуспешно. Мужчина сложил полотенце и после долгой напряжённой паузы нехотя произнёс:
— Мы действительно не можем получить для тебя новую рекомендацию. Ведь по законам Лагенфорда утеря или порча старой приравнивается к предательству родины. Но мы… Ты можешь забрать свою.
— Как? — опешил мальчик, уже и не надеясь на какие-нибудь ответы-советы.
— Урмё сказал, что Лукреция отправилась в портовый город, где находится корабль принца. По такой погоде она через пять-шесть дней будет там. Помнишь, ты говорил про шахты? Тебе о них рассказывал Маджер… — отец вдруг запнулся, нахмурился, с силой потёр глаза.
— Да, конечно. Я могу завтра, нет, уже сегодня, расспросить подробнее, когда дядя Маджер будет меня обучать, — предложил с готовностью сын, хотя сомневался, что в такой дождь удастся призвать огонь.
— Маджер сегодня… не сможет, — хрипло ответил Нолан, — у него… есть дела…
— Ну вот, а я так надеялся, — огорчился мальчик и широко зевнул. — Тогда что мне делать, папа? Если дядя Маджер не будет меня учить, тогда ты давай! Я уже понял основы, надо дальше! А ещё же надо попасть в порт… Я не понимаю, как всё успеть!..
— Ри… Давай поговорим, как проснёмся, я тоже сильно устал.
Рихард застыдился своей вспыльчивости, неловко пробурчал извинения. Нолан ободряюще потрепал сына по плечу, поцеловал в лоб. В комнате было очень тепло, и дождь больше не пугал, земля перестала трястись. Прикосновение отца подарило покой, уют и надёжность. Сон будто накрыл мальчика тяжёлым одеялом, отделяя от переживаний, сглаживая панику, достигшую пика, когда сияние поисковой нити протянулось через обрыв. И потом, когда Рихард встретил запыхавшегося, встревоженного отца на входе в деревню, эмоции его передались сыну. Только возвращение домой усмирило волнения, да и вид спящего Бэна помог успокоиться.
Юный Феникс вздрогнул, открыл глаза. Ему приснилось, что уже лето и он пропустил время забрать свою рекомендацию, убраться из города, а вся деревня заполнена стражами-Тенями, они идут за ним, выставив копья, цокая каблуками. Но огляделся и понял: ещё не пора. Он привалился к мягкой спинке вдоль кровати, прищурился, глядя на ровный огонёк верхней свечи в горке. Нолан стоял спиной у высокого комода в глубине комнаты, вытаскивал какие-то вещи.
— Па-ап, — широко зевнул Рихард.
— Чего ты проснулся? Спи.
— Бэн пойдёт со мной. Наверное. Если ему разрешат.
— Хорошо. А то одного тебя отпускать на хотелось бы. А эта девочка, о которой ты говорил, — Ирнис. Она пойдёт с вами? — Нолан достал длинную верёвку, положил на край кровати.
— Нет, но я её могу призвать, и она придёт. Только её потом обратно позовут, — вяло откликнулся Рихард, клюя носом. Казалось, пока он моргал, свеча стала заметно ниже, а вещей на кровати больше.
— Как так позовут? — Нолан склонился над сыном. В этот момент гром снаружи грохнул так сильно, что с потолка посыпались песчинки.
— Призыв…
Мелкий камушек, ударил в макушку, и Рихард подскочил, окончательно проснувшись. Выпалил, хотя сразу об этом пожалел:
— Папа, а давай я тебя тоже призывать буду⁈ Ну, пожалуйста!
Нолан протянул руку к волосам сына, будто хотел погладить, но сел рядом и крепко-крепко обнял. Рихард вновь увидел поисковую нить, связывающую их, вспомнил слова Маджера, что такая способность достаёт всего на полтора километра и выложил всё про призыв, надеясь, очень сильно надеясь, что отец согласится.
— Когда птенцы учатся летать, лучшее, что может сделать их родитель: дать им возможность совершить свои ошибки, чтобы набраться опыта. Поэтому я не могу согласиться на это предложение, Ри, — мягко ответил Нолан.
Сын готов был разрыдаться от огорченья, взбрыкнул, вырываясь из объятий отца, но Феникс в голове прошелестел: «Он прав!». И Рихард перестал метаться, крепко обнял Нолана, чтобы не видеть его опечаленного лица. Мысли рвали на части, вернулись сомнения и страх потерять прошлую беззаботную жизнь. «Я ведь уже всё решил!» — упрямо твердил себе мальчик, а руки и ноги тряслись.
Нолан погладил сына по голове, совсем как мама, ласково произнёс:
— Мы с Олли, когда вместе, можем чувствовать тебя издалека. Таковы наши способности. И если твоё слежение разовьётся очень хорошо, то и ты сможешь чувствовать нас. Ри, тебе нужно повзрослеть и научиться самостоятельности. Ты сможешь! Клянусь, что не помешаю тебе становиться сильным Фениксом и не вмешаюсь, пока сам не захочешь. Пойми, Ри… Так нужно… Я верю в тебя. Спишь уже, Ри?
Мальчик кивнул. Он слишком устал гонять по кругу одни и те же мысли, пугать себя сверх меры и видеть, как страдает отец, связанный невозможностью отправиться вместе с сыном. Голова стала пустой и лёгкой. Долгий выдох вырвался из груди, и Рихард расцепил руки на шее Нолана, сполз на кровать и свернулся клубочком. Спать — единственное, что сейчас он мог.
Во сне юный Феникс вновь стоял на карнизе с южной стороны гор. Золотое сияние закатного солнца мягкими тёплыми волнами накатывало сквозь перистые облака. Внизу в ущелье шумел сизый лес. Стояло на удивление чистое и тёплое лето. Мальчик поискал взглядом тропу, что показал Маджер, и с удивлением обнаружил деревянные ступени и вдоль них натянутый канат с завязанными через равные промежутки узлами.
— Не бойся, спускайся к нам! — крикнули снизу. И Рихард пошёл, чувствуя упругое струганное дерево под ногами, пересчитывая узлы и оглядываясь.
Один… Семь… А каменный язык над лесом выглядел таким узким и хрупким, казалось, что малейший удар его отломает… Двадцать шесть… А ступени под ногами совсем новые, очень широкие и удобные, интересно, кто же их сделал?.. Сорок один… Хм, а это дерево, вроде, должно быть повыше, такой приметный изогнутый ствол… Семьдесят… А кто же позвал… Восемьдесят… Голос мужской, взрослый и несерьёзный, незнакомый… Девяносто пять… Ого, а река сверху совсем нитка, а тут же широченная!.. Сто.
Подошвы сапог стукнулись о круглые камешки, Рихард пошёл вдоль русла и увидел в середине реки небольшой остров, к нему была перекинута доска.
— Иди к нам, — позвал оттуда детский голосок.
На клочке суши среди спокойных вод кто-то стоял, скрытый за раскидистым деревом с тёмно-красной листвой и белыми цветами. Рихард добрался до островка, случайно спугнул бобра — всплеск — и под деревьями на том берегу показалась недовольная тёмная мордочка.
— Ну во-от, — раздался весёлый мужской голос, — такая натура убежала!
Рихарду стало совестно, но любопытство победило. Ветви дерева свешивались до воды со стороны ступеней, и белые лепестки кружились средь пены и солнечных бликов. Со стороны пещеры ствол был обнажён. К нему на уровне глаз насквозь гвоздями крепилась большая пластина с яркими пятнами краски. Напротив стояли двое: мужчина, очень похожий на отца, но моложе и ниже ростом, и девочка — да, Рихард точно знал, что это девочка, — в надетом на голову черепе змеи и длинном чёрном плаще с красными ромбовидными узорами. Мальчик уже её видел в другом сне несколько дней, а казалось, целую вечность, назад.
— Всё будет, как должно, и этого не изменить, — донеслось из-под черепа.
— Соломея, не пугай его так! Ещё рано!— улыбнулся мужчина.
Он вытащил из-под полы плаща правую руку, держа в ней длинную кисть, примерился и соединил широким мазком несколько цветовых пятен на пластине.
— Кто вы? — прошептал Рихард, ощущая настойчивое желание достать свой блокнот и рисовать вместе с этим человеком.
— Придёт время — узнаешь! — заявила девочка и обтёрла наставленную на неё кисточку тряпкой.
Мальчик заметил, что у мужчины под левым плечом пусто.
— Зачем я здесь? — Рихард подошёл ближе, но обернулся, ощутив взгляд в спину.
— Хирма, свет моей души, не пугай ребёнка! — Мужчина рассмеялся лёгким, приятным смехом.
Рихард увидел, как из чёрного зева пещеры за ним наблюдали два огромных, синих, как летнее небо, глаза. Сверкнули клыки. Мальчик поспешно отвернулся, поймал в воде отражение солнца, зажмурился на краткий миг и взглянул на дерево. Мушки заплясали перед глазами, искажая цвета и формы. От этого тёмный багрянец листьев показался голубым с проблесками звёзд, а белый по низу так и остался белым. Но почти сразу всё прошло. Мужчина с любопытством посмотрел на Рихарда, сделал ещё несколько мазков и отступил, кивнул на картину.
— Нравится?
— Мне — нет, — девочка скрестила руки на груди, пнула босой ногой камешек. От резкого движения змеиный череп на голове съехал на сторону, позволяя увидеть большие светлые, чуть на выкате глаза, веки и виски чуть мерцали, будто покрытые мелкой чешуёй.
— Соломея, ты, как всегда, жестока. — Мужчина покачал головой, его длинные вьющиеся волосы взметнул ветер. — А тебе, юный Феникс, нравится?
— Не знаю. Но это красиво. — Рихард встал рядом с мужчиной, от того пахло пряно-сладким, тёмные волосы на висках и надо лбом уже тронула седина. — А что это?
— Ты тоже так сможешь или даже лучше. Поверь. А это — будущее, которого не избежать. И ты этому поможешь, — ласково улыбнулся художник, вертя в пальцах единственной руки длинную тонкую кисть.
— Как вас зовут? — выкрикнул Рихард, чувствуя, что просыпается.
— Ты знаешь…
Кто-то потряс его за плечо, и Рихард заворочался, открыл глаза.
— Проснись, Ри, уже утро, — позвал Нолан.
Лицо мужчины из сна почти без изменений приняло очертания лица отца. Всё-таки сходство было поразительное.
— Папа, почему дядя Маджер сказал, что мне передался дар к рисованию от сбежавшего и вернувшегося Феникса? Который строптивый отступник. Он, что, мой родственник?
— А почему ты спрашиваешь?
— Приснилось… Как дядя вчера мне показывал огонь… — Рихард покачал ладонью, отвёл взгляд. Он не любил обманывать отца, но иногда позволял себе это.
— А Маджер тебе не сказал? — Нолан нахмурился, присел с краю кровати. Круги под его глазами были отчётливо-тёмными. Свет с улицы, которому больше не мешало одеяло, делал тени ещё глубже и резче.
Рихард приподнялся, расправил затёкшие плечи, распущенные мягкие вьющиеся волосы упали на лицо.
— Нет. Он начал и не закончил.
— Ну, слушай тогда. Хотя это может быть сложно. У Айлаха были две жены из простых людей, две сестры. От старшей родился сын, потомки которого Альх и Альмер, а от младшей были близнецы — Данте и Ива. Данте — отец твоего дедушки — Педро. Старший брат Айлаха — Пелаг — тогда был главой племени, но он не желал ни признавать их, ни записывать в общее Фениксово древо. Но его внук — Штайн, дедушка нашего Гурджега и следующий глава — разрешил детям Айлаха перебраться сюда, в деревню. И получается, что ты — праправнук строптивца Айлаха, талантливого художника, чей дар к рисованию проявился в роду лишь у тебя. Хотя, говорят, вроде Ива рисовала тоже, но она покинула племя… Между прочим, это его картины висят в библиотеке. Но это всё дела давно минувших дней. Не морочь себе голову, Ри, — улыбнулся отец.
Мальчик зажмурился, пытаясь вообразить родословное древо со слов Нолана и Маджера, но вышло плохо: слишком много новых имён. А Нолан, понаблюдав за сыном, добавил:
— Порок рождает порок. Ошибка одного позволяет и другим совершить эту ошибку. Когда Маджер говорил тебе о недопустимости кровосмешения, он, как мне кажется, пытался урезонить себя. Не перебивай, пожалуйста, Ри! Сейчас ты этого не понимаешь, но, когда вырастешь, всё станет яснее… Так получилось, что потомки двух братьев связали кровь между собой: сын Айлаха, Абель, и внучка Пелага, Соя, произвели на свет Амодея — дедушку Альха. Именно поэтому сейчас Альх с сыном Альмером живут на самом отшибе. Они одним своим видом показывают, что табу нарушать нельзя. А Маджер, зная это, порицая, тем самым хочет себя предостеречь от необдуманных поступков… Знаешь, у Гурджега было две жены. От одной, Феникса, — Маджер и Симон, а от другой, человека, — Олли. И Маджер любит Олли не как сестру… Из-за него она выбрала стать матерью, а не воином, чтобы сбежать, спрятаться в Доме Матерей. Мне кажется, Маджер считает, что я украл у него любимую… И ненавидит себя за это… — Нолан замахал руками, хлопнул себя по лицу, вскричал: — Прости! Прости, Ри! Я не должен был вываливать на тебя это! Ох, дурья моя голова! Зачем я это всё сказал⁈
Рихард потёр глаза, зевнул и кивнул.
— Папа, честно, я ничегошеньки не понял.
— Совсем ничего? — растерянно спросил Нолан.
— Только то, что нельзя быть роднёй, чтобы появились дети… Так?
— Так. Ты понял больше, чем я мог рассчитывать. Спасибо, Ри, — улыбнулся Нолан, подавая сыну ленту для волос. — Просто помни, что запреты общества и рода нарушать нельзя, и что Айлах и твой давний родич. Именно от него у тебя дар переносить на бумагу мир вокруг себя, а остальное, с ним связанное, уже не особо имеет значение.
«Похоже, это не так…» — мысленно поправил сын и сказал, подпустив дурашливость в голос:
— Ну, пап, я же не собираюсь жениться на своих сёстрах! У меня же их попросту нет.
— Ну, да… — И Нолан с облегчением усмехнулся.
Мальчик хотел добавить, что от далёкого предка у отца схожие черты, но не стал, чтобы не было вопросов. Поэтому, собрав лентой волосы в хвост, Рихард встал, потянулся и прислушался. Чего-то не хватало.
— А где Бэн?
— Уже ушёл. Он хочет отпроситься у матери сопровождать тебя. Чтобы успеть, вам нужно выдвинуться завтра на рассвете через шахты. У вас будет проводник, хороший, надёжный. Он своё дело знает.
— Ты уходил, чтобы договориться? — удивился Рихард, который всегда чувствовал, когда отец покидал дом.
— Нет, связался с ним с помощью Олли.
— Мама… Ой, Олли пойдёт со мной? — Рихард едва не задохнулся от восторга, но тут же сник от следующих слов отца.
— Нет. Но она всё знает. И она верит в тебя, как и я. Если с тобой что-то случится, мы придём на помощь.
— А вы далеко сможете меня почувствовать?
— Если наша сила ещё крепка, то до города с маяком точно.
Мальчик угукнул, вспомнил слова Нолана: «Мы с Олли, когда вместе, можем чувствовать тебя издалека», — подумал, а считается ли «вместе» то, что отец теперь будет работать в городе. Рихард потряс головой, избавляясь от червячков нехороших мыслей и пообещал себе не давать родителям повода беспокоиться за него.
Он обулся, вышел на улицу, привёл себя в порядок и вернулся. Полутёмная комната после утреннего солнца казалась почти чёрной. Отец сидел с краю кровати, уставший, измученный. Рихарду стало по-настоящему жаль его, и появилась горькая надежда, что уже скоро Нолан сможет отдохнуть. Мальчик вспомнил, как расправились плечи отца в зале суда, как мужчина будто бы стал выше ростом и помолодел, когда получил обратно значок детектива. «Всё справедливо. Папе надо немного отдохнуть от меня», — рассудил Рихард. Он окинул взглядом груды вещей, разложенные по комнате, прикинул, сколько из них отец предложит взять с собой и поскучнел. Хотелось идти налегке, а не тащить всякое тяжёлое и наверняка бесполезное. И казалось, мысли уже ушли к сборам, но мальчик спросил:
— Пап, а как тогда ты с мамой связался? С помощью слежения?
— Да, конечно, — кивнул Нолан, взял с кровати верёвку, потянул, пробуя на прочность.
— А расскажи, как это у вас происходит! — Мальчик уселся обратно, болтая ногами. Он чувствовал внутри себя тепло и благодарность, а ещё интерес, ведь отец не часто так помногу рассказывал ему о разном.
Нолан присел на стол напротив, сдвинув свечу, полотенце и рекомендацию, задумался ненадолго и вдруг будто бы помолодел: улыбка, до этого усталая, вымученная, стала искренней, прищуренные глаза засияли, на впалых щеках проступил румянец. Мужчина набрал полную грудь воздуха и заговорил:
— Понимаешь, сын, у нас с твоей мамой очень сильная связь. Вот, возьми и закручивай вправо, — отец подал один конец верёвки Рихарду, а сам принялся закручивать другой. — Только у двух Фениксов с очень развитым слежением может возникнуть такая связь. При ней мы… Нет, мы не читаем, конечно, мысли друг друга. Я вообще сомневаюсь, что такое возможно. Но можем видеть образы одни на двоих. Например, когда я думаю о чём-то определённом, а мыслями обращаюсь к Олли, зову её, то она чувствует мой зов и видит то, о чём думаю я.
— Это сложно. Как такое может быть? — с недовольством спросил Рихард, ощущая упрямство скручиваемой плетёнки, когда отец её натягивал до красноты в пальцах.
— Для этого Фениксам нужно стремиться друг к другу, не таясь, не боясь, любя и искренне желая быть вместе, как половинки этой верёвки.
Нолан отдал ему свой конец верёвки, а сам потянул за середину.
— Отпускай!
И обе половинки тут же обвились друг вокруг друга, как змеи по весне.
— Ого! Папа, это интересно! Я запомню! — Рихард с восторгом поднял скрученную верёвку, которая стала в несколько раз толще прежнего, и рассмотрел, перебирая. Дошёл до концов, что медленно разматывались, и взглянул на довольного отца. — Но тут они ведь расходятся⁈
— Верно! — Нолан поднял палец и кивнул, и сын понял, что отец очень рад его замечанию. — Если не скрепить эту связь каким-нибудь особенным событием, то даже самые крепкие узы могут разойтись. Чтобы этого не произошло, надо найти то, что поможет сохранить половинки вместе. Есть идеи?
— А мы ещё про верёвку?
— Да.
— Тогда, может, завязать узел? — Мальчик быстро стянул оба конца в двойное кольцо, подёргал — туго и теперь не развяжется точно.
— Верно! Для нас таким узлом стал ты, — Нолан оценил узел, попытался подцепить ногтём и развязать, но не смог, и, довольный, положил на кровать. — Возьми её с собой: очень выручит в дороге.
— Хорошо, — пожал плечами мальчик, надеясь, что не понадобится.
— А теперь давай выберем то, что нужно для долгого пути.
— А завтрак?
— Потом и завтрак. Точно, пока не забыл, возьми деньги! В том портовом городке они тебе понадобятся. И не только там.
В руки Рихарда лёг увесистый кошель. Мальчик вздрогнул, ведь никогда прежде ему не доводилось держать так много денег. Куда же столько можно потратить?
— Спасибо, папа, — смущённо поблагодарил он.
Нолан серьёзно добавил:
— Наши деньги у них не работают, но можно поменять. Там, на рыночной площади, есть обменный пункт. Внимательно смотри и считай. Понял меня?
— Да, конечно! — часто закивал мальчик, — Папа, а откуда ты это знаешь?
— Маджер рассказывал недавно на собрании.
— Дядя? Он был в том городе?
— Да, это ведь он привёз принца Августа в Лагенфорд.
Вещи собирали быстро и в тишине. Рихард снова и снова вспоминал сказанное накануне дядей, сопоставлял со словами отца. И то, к чему он приходил, настораживало и не нравилось мальчику. Одно радовало: Нолан заверил, что до отлива сын точно успеет попасть в портовый город, а уж найти там Лукрецию не составит труда. Так Рихард думал, представляя город с маяком не больше своей деревни.