Рихард Феникс. Горы. Книга 1

Глава 25 Нападение на Нолана

Он быстро шагал по улицам, почти убегал от прошлого, хотя знал — бесполезно. Но он ещё мог защитить будущее, настоящее, свой оплот покоя — дом и семью. Порог стабильности в шаге от неизвестности оказался канатом над пропастью. Нолан скрежетнул зубами, ускорил шаг.

Размывались пустые улицы, бурлили переполненные фонтаны, ливнёвки ползли прудами, хлопали двери и ставни, тряслись фонари на ржавых цепях на столбах, и светлячки за толстыми стёклами мельтешили, бросая рваный свет, вытряхивая изломанные тени. Редкие прохожие спешили укрыться от стихии, но та порывами ветра увлекала их в бешеный пляс, кружила, сбивала с ног, вместо рукоплесканий на неловкие па рассыпался треск черепицы и хриплый хохот грома.

Встреча с Шермидой была подобна громогласному ливню. Нолан знал, если она задумала что, то так просто от идей не откажется. Проклятое возбуждение, кадры прошлого, безумная неконтролируемая страсть — они смялись тревогой за сына, за возможностью всё потерять. Нолан бежал, задыхаясь от злости и страха, и вспоминал.

Он опасался Шермиду ещё тогда, когда работали втроём детективами. Уж слишком жестока она была с преступниками, слишком напориста, бескомпромиссна. Она оставляла сбор всех улик напарникам, а сама, забросив логический крючок, ловила первого подозреваемого — зачастую не напрасно — и буквально уничтожала его, выбивая признание или ради крупиц информации.

Так случилось и в деле о поджигателе. Шермида тогда заманила, схватила молодого владельца лавки фейерверков и безуспешно пытала его почти двое суток. Несчастный парнишка был не очень-то чист на руку, но недостаточно виновен для серьёзного наказания. В управлении, да и в городе в целом в те годы царили бардак и хаос, на многое глядели сквозь пальцы, спускали чиновникам то, за что сейчас могли отрубить голову. Только второй поджог одновременно со смертью паренька доказал, что Шермида шла по ложному следу. Совет её отстранил, пожурил и оставил без премии, дело велел довести двум другим детективам. И Нолан с Урмё вернулись к началу. Преступник действовал одинаково: поджог пустого дома или лавки, построенных совсем недавно, несколько фейерверков и мышеловка с лежащей внутри монетой. На пластине рядом с остро заточенных гвоздём, на которую рамка должна была насадить голову грызуна, было нацарапано слово «Власть». Какой-никакой, а знак, отправная точка, запутанный клубок торчащих хвостов, один из которых уже точно никуда не вёл.

Шермида несколько дней надоедала напарникам нытьём, а потом, по её словам, уехала отдыхать на парное озеро за городом. Вот только никуда, как оказалось после, она не уехала, по крайней мере, надолго. Следующей целью таинственного поджигателя оказался недавно открытый бордель, переполненный по случаю выходного дня. И те же улики. Затем ещё один и ещё, но уже из старой застройки. Следствие зашло в тупик, но Нолан с умельцами в лаборатории обнаружили, что фейерверки в новых делах содержали перекиси марганца, которыми так гордился забитый до смерти Шермидой подозреваемый. Его лавка не нашла владельца, родных у паренька не было, поэтому совет опечатал имущество, велел вывезти всё на склад, ключи от которого достать в управлении оказалось не так уж и сложно.

В город после сожжения до тла третьего борделя приехал караван Боа-Пересмешников — племени, кочующего с самого сотворения Детей богов, не останавливаясь подолгу на одном месте; поговаривали, если насильно их удерживать или запирать, Боа сходили с ума. И в странствиях своих они занимались куплей и продажей всего, что имело мало-мальскую цену, всего, кроме людей. Обычно кочевники-торговцы вызнавали, где в чём нуждались, и везли туда это, становясь для многих отдалённых деревенек единственным спасением и снабжением. И вот в Лагенфорд прибыл караван с мышеловками, на нехватку которых пожаловалась таинственная молодая леди, скрывшая лицо под маской и купившая сразу несколько таких ловушек недалеко за пределами города.

И Нолан, и Урмё знали, кем работала мать Шермиды. Об этом шепнул старожил в управлении, один из тех, кто выводил задыхающихся детей из пожара. И у обоих сразу возникло подозрение, что именно напарница как-то причастна к поджогам. Но почему-то Нолана не оставляло чувство, что если это и Шермида, то она буквально просилась быть пойманной. Размышляя с Урмё об этом, детективы почти случайно задержали истинного виновника в двух первых случаях. Им оказался старый лесничий, недовольный ростом налогов, цен и особенно тем, что старые парки и рощи внутри города превращали в торговые районы, улицы и застройки. А ведь и отцы, и деды его отдали жизни взращиванию тех деревьев, благоустройству зелёных зон и тщательному планированию насаждений, чтобы круглый год растения радовали горожан. Старика хотели отдать под суд, но многие были против, и лесничего отпустили, взяв слово больше не лезть на рожон.

Когда Шермида «вернулась из отпуска», её допросили мягко и деликатно. Она со смехом призналась во всём, заслужив три первых клейма. На такое город не мог закрывать глаза. И недавно назначенный мэр Виктор Лорэндийский, ещё не заслуживший второго имени «Справедливый», велел вершить суд. Нолан, как сейчас, помнил холодные пальцы через решётку, заливистый смех и ядовитый шёпот: «Я представляла, что это твой огонь жжёт меня, любовь моя пламенеющая! Это было чудесно!». Урмё не верил глазам, его едва удалось оттащить от клетки. Феникс тоже не желал в это верить, но выбора не было ни у кого.

Суд назначили на следующий день. Никто не знал, как Шермида заставила среди ночи охранника открыть дверь камеры, да только тот клялся всеми богами, что непричастен. Она сбежала, чтобы поджечь ещё один бордель. Её искали — безуспешно, даже не помогла поисковая сеть Нолана из огня. А утром бывшая напарница явилась сразу в зал, где ставили клейма, нагло, с усмешкой, как рассказали потом, затребовала воздать ей по заслугам. Четвёртое клеймо легко под ключицы. Суд был быстрым и без проволочек. Шермида, безумная, уверенная в своей правоте, опасная, только смеялась и подтвердила всё, но истинных мотивов добиться не удалось. А пожаров от фейерверков потом не случалось.

Нолан не хотел думать, что будет, если она выследит Рихарда за городом. И знал, что сына надо предупредить, поговорить с ним, но так, чтобы не сильно ворошить прошлое. Но зачем же Шермида упомянула Рихарда, зачем он ей нужен? Что она задумала? Стерва!

Да, Рихард… Маленький Ри, добрый весёлый мальчишка, обожаемый единственный сын… Одна мысль о нём дарила тепло. О нём и об Олли, любимой жене. Как же некстати всё сложилось, перечеркнув прежнюю спокойную жизнь, планы на размеренное обучение сына, аккуратную передачу знаний, выявление предназначения. А что теперь?

Нолан натянул капюшон куртки до кончика носа, не услышал, но, скорее, ощутил сквозь толщу дождя далёкий бой колокола. Быть не могло! Вправду ли это третья жертва? Остановился. В голове будто туго натягивалась струна, готовая лопнуть. На языке крутилось имя.

— Нельзя обвинять без доказательств! Нельзя! — прошептал Нолан, вспоминая паренька из лавки фейерверков, чьё тело по частям Шермида выбрасывала во внутренний двор управления, куда выходило только окно допросной комнаты.

Его окружили. Неслышно. Быстро. Блестящие высокие сапоги, короткие копья, направленные на него, с козырьков фуражек стекали струи дождя, одинаковая форма, нечитаемые лица.

— Покажись! Эй ты! — раздалось со всех сторон.

Нолан злился: вместо того, чтобы ловить убийцу, начиная от места преступления, эти болваны целой кучей вцепились на окраине в одного человека. На окраине, которая в сорока минутах пешком от цехов. От злости и тянущего зуда в голове начало подташнивать.

Колокол снова забил, но иначе: более протяжно, три удара, пауза, один, пауза, снова три. Этот сигнал означал, что вред причинён кому-то из высшего общества. Стражи наступали, острия копий уже касались плечей Нолана. Он почувствовал через металлические наконечники и деревянные древки, как тряслись руки стражей. Заметил, как собравшиеся поворачивали головы друг к другу, будто совещались или переглядывались. «Болваны! Не здесь вам быть надо! Не смейте задерживать меня!» — мысленно рычал он, прикидывая, что делать дальше. Одной рукой медленно снял капюшон, прижимая к затылку, чтобы за шиворот не натекла вода, другой достал треугольный значок. Почти все копья, дрогнув, опустились, стражи замялись и отступили. Феникс убрал значок детектива, сглотнул, ощутил саднящий комок за грудиной. Всё правильно.

— Мы проводим вас к выходу из города! — крикнул кто-то за кольцом стражей. — Уходите!

Ещё один из Теней бежал к ним, поскальзываясь на камнях мостовой. Феникс узнал по голосу: именно этот страж несколько часов назад вынудил его достать значок в толпе горожан.

— Что происходит? — спросил Нолан.

Струна в голове скрипела, выламывая виски. Колючей проволокой боль прорывалась по мышцам шеи в ямку между ключиц и продавливалась насквозь к лопаткам. Это поисковая сила Феникса искала своё привычное место.

— Несколько нападений в разных концах города.

— Цех?

— Нет.

Подбежавший страж протиснулся в круг, оглядываясь на крыши. Ветер глушил голоса, но детектив услышал:

— Другие места…

— Кто жертва?

Нолан прикрыл глаза и позволил струне лопнуть. Жаркое пламя Феникса, его сила, притуплённая, загнанная подальше за ненадобностью, воспылала в теле. Мужчина протяжно выдохнул, взглянул вверх, и стражи шарахнулись от него. Значит, в глазах снова зажёгся огонь. Вестник опустил голову, заикаясь, ответил:

— Йон-Шу — начальник городской стражи. Его брат — первый советник Хайме. А ещё Маджер Фе…

Незримая огненная паутина рванула в стороны, замечая всех в ней, передавая движения Нолану. Стремительный разрез нитей сверху, с крыши, к толпе. Нолан схватил вестника за плечи и оттолкнул, отскочил сам. Трык! Арбалетный болт выбил крошку из камня и вошёл туда, где был до этого Феникс. Винтовой наконечник вонзился не глубоко — не тот материал, а если бы в тело… Быстрые шаги по крыше, гром, ливень, порывистый ветер. Часть Теней побежала вслед за стрелком, крича: «Догоните его!».

Паутина огня куполом метров в пять раскинулась над Фениксом, защищая от дождя. Капли отскакивали, шипели, окутывали нагретое пространство паром. Вестник скинул личину, явив перепуганное лицо, озирался и держался поближе к Нолану, даже копьё вложил в поясное кольцо, показав свою безоружность. Мужчины склонились над арбалетным болтом. За пределами полусферы осталось всего несколько стражей, они не решались войти, озирались, и позы их говорили о страхе.

— Да, такими же, сказали, ранили остальных! Как же быстро он сюда добрался…

Вестник встал, держа в платке болт: деревянные перья на конце были окрашены чёрным с двумя жёлтыми кругами и белыми точками в них, будто глаза ночного зверя. «Или Феникса», — с неприязнью подумал Нолан.

— Я должен увидеть их, проводи! — Он удерживал паутину, с горечью отмечая, что годы воздержания от использования силы бесследно не прошли. В прежние времена такой купол мог за раз покрыть пару кварталов. «Пора приводить себя в порядок, похоже, без этого никак».

— Вы не можете ходить по теням, а я вас не протащу. Пешком слишком долго. Я позову экипаж, постойте! — Страж шагнул к самой густой тени между домами, но тут вернулись остальные с отчётом.

— Догнать не удалось, ушёл в сторону южных ворот!

Нолан свернул купол, и дождь сердито и крупно застучал по куртке и голове. Феникс думал: «Стена высока, её никому не преодолеть по верху, внизу арка, но там стражи…».

— У южных ворот охрана есть? — вырвалось у него.

— Да… Вроде, — нерешительно откликнулся кто-то.

— Что значит «вроде»? — рявкнул вестник и пропал в тени.

«Значит, Маджер… Тогда напавший не Феникс точно. Симон и Тавир… возможно, имели ввиду что-то другое… Жив ли Маджер? Олли будет плакать, если он умрёт. Олли нельзя расстраивать… Йон-Шу… Он казался сильным и опытным… Советник Хайме — будущий мэр… Его ещё понимаю почему, но кому это выгодно? Неужели, против диктатуры Теней кто-то решил выступить… Хоть бы Маджер остался цел. Ему ещё Рихарда учить…» — такие мысли сновали у Нолана в голове, пока он сквозь дождь пытался расслышать разговоры стражей.

Вестник вывалился из тени, зажимая рану в боку. Все бросились к нему.

— Ушёл… Охрану… Всех… За стену…

Нолан выругался, велел стражам разобраться с раненными, а сам побежал к дому. Выпустить крылья после долгого перерыва, да ещё и в дождь, — оставалось только мечтать. Поэтому Феникс рассчитывал только на скорость ног.

Зеваки толпились, глядели, им не мешали стражи и дождь, алчно хватали зрелища: пузырящуюся на мостовой кровь, тела — тела Теней — то тут, то там, копья в руках — а толку? Свет фонаря истерично мерцал, высверкивая болты арбалета в шеях и ни одного мимо. Восемь отважных ребят ушли к тени и мраку под низкими тучами. «Кто ж из них о таком мечтал?.. Бедные, невезучие…»

— Идите, мы разберёмся, господин детектив! — махнул один страж, пытаясь сдержать напор горожан.

— Надеюсь!

— Подкрепление прибыло!

Дробный стук каблуков, формальные крики, приказы — Нолан понял, что здесь он больше не нужен, и поспешил дальше, вспоминая число городской стражи. Оно редко менялось — легко подсчитать. Что-то не сходилось. Слишком много Теней здесь скопилось, в направлении южных ворот, будто знали, куда двинет напавший. И это выглядело подозрительно, даже чуточку страшно.

Да бездна с ним, с городом! Убийца ушёл за стену! Здесь было, где прятаться, — целые горы! Над наружным постом — старая деревня. От неё вверх по склону сразу новая, жилые дома, где ждали родные и близкие, соплеменники. А если не туда? Севернее, вдоль хребта, — пастушьи угодья и, как и на юг, множество других селений простых беззащитных людей. Казалось бы, кому они нужны, но всё же их требовалось защитить тоже. Теперь это дело Нолана: стреляли в него. А если нет? В кого? В вестника? Зачем? Кому это нужно?.. Вопросы росли — ответы стремились в минус. Проклятый дождь! «Проклятый дождь, зачем ты только усиливался⁈»

Нолан хватал и откидывал варианты — раздумья не помогали, ноги со стуком перебирали шаткие камни, пламя внутри ускоряло сердечный бой, мысли. Лёгкие, отвыкшие от внезапных нагрузок, рвались и сжимались, пропуская вдохи через раз, в боку кололо. Бесполезно терзать себя догадками сейчас, надо скорее добраться к дому, убедиться, что в деревне все целы. Маджер… Какого мрака он делал в городе? Что за дела у него, с кем? Кому перешёл дорогу, встав в один ряд с Тенями-советниками? Дурак Маджер! Самонадеянный отчаянный дурак! Феникс сосредоточил силу в ступнях, чтобы каждым шагом осушать камни горной тропы и ни в коем случае не упасть.

Горы чёрной грядой нависали справа, слева шумел под дождём редкий лес. Нолан, не скрываясь, выпустил силу, сейчас было не важно, видел его кто или нет, а если стрелок шёл в деревню, лучше его привлечь. Золотистый купол пламени окружил, позволяя чуять средь стихии родных — все живы. Тонкие нити к жене, отцу, матери, главе, остальным Фениксам и к Ри. Особенно к Ри. С сыном что-то происходило, но не опасное, просто волнительное или нет? Возможно, тот спал, проснулся от шума дождя, пошёл проверить отца, не нашёл, загрустил… Нолан изо всех сил успокаивал себя, жалея, что не может сейчас взлететь.

Ярким светлячком он бежал по тропе. Деревья слева редели до медоносной прогалины. Скоро дом — стоило добраться побыстрее. Камень предательски шатнулся под ногой, замедляя.

Свист. Треск.

Болт почти задел кончик носа чёрно-жёлтым оперением, пронёсся слева направо, расколол молодое деревце и вонзился в сосну. Нолан ругнулся, так беспечно став лёгкой добычей, скрутил сияющую паутину пламени в тугой ком и вобросил его, раскручивая, как лассо, в сторону стрелка. Услышал скрип, грохот дерева, неужели задел лишь его? Огненная плеть, достигшая дальнего края прогалины, захлебнулась в струях дождя, не позволив увидеть, был там кто или нет. Следом выпущенная поисковая сеть не дотянулась — слабая, и так все силы растрачены непойми на что, все силы, к которым Феникс не прибегал годы вне службы. Ругать себя сейчас было бессмысленно. Нолан затаил дыхание, вспоминая рельеф гор, выдернул болт, и вновь рванулся в деревню. Если стрелок поднимется по склону, то окажется прямо там. Нужно его поймать! Остановить. Убить…

Ещё немного: уже видны скалы-дома, а дождь становился сильнее… «А ведь отлив и смена течения в такую погоду всегда раньше приходят…» — проскользнула случайная мысль. Нолан погнал её, бесполезную, прочь, перепрыгнул через бурный грязный поток, и тут слух обжёг далёкий крик сына: «Па-апа-а!».