Рихард Феникс. Горы. Книга 1

Глава 4 Дом Матерей

Когда пришло время для посещений, Рихард с отцом поднялись по широкой, вымощенной деревянной брусчаткой дороге к плато, где разводили зимний виноград. Плато дальней своей частью примыкало к горному утёсу, на котором шапкой ещё лежал снег. Рядом с виноградником возвышался добротный, облицованный сверкающей мозаикой трёхэтажный дом, окружённый палисадником и низким заборчиком из ползучей ивы. Это место называлось Домом Матерей.

Воздух был свежим и сладким. Рихард с удовольствием вдыхал щекочущий ноздри запах первоцветов и нежного мха, щурился на блестящее здание, на сияющий снег, на грозди чёрного молодого винограда, который старательно укрывали и взращивали всю зиму, чтобы после посевной отвезти в раскинувшийся у подножья гор город и там продать.

Территория за заборчиком была священна и недоступна для мужчин. Поэтому, отсчитав нужное окно на втором этаже, отец подобрал с обочины мелкий камешек и бросил, попав по резному подоконнику. Окно, блеснув пёстрым витражом, почти сразу отворилось. И оттуда показалась молодая женщина с такими же ясными синими глазами и ямочками на щеках, как у Рихарда.

— Приветствую! — помахал ей мужчина.

— Здравствуй, Нолан! Здравствуй, Рихард! — улыбнулась женщина, высунувшись по пояс в окно. Красная рубашка, застёгнутая под горло, и белый фартук на ней оттеняли светлые волосы и были униформой травниц, чтобы их издалека видели в горах. — Как всё прошло?

— Я — Феникс! — Рихард гордо вскинул левую руку, широкий рукав скользнул вниз, обнажая узорные рубцы.

— Поздравляю! Наконец-то ты стал мужчиной! — Женщина захлопала в ладоши. И в доме отворилось ещё несколько окон, откуда махали и улыбались другие его жительницы.

— Олли, мы идём в город. Тебе что-нибудь нужно? Или другим почтенным дамам? — Нолан с восторгом оглядел всех, приветствовавших их.

— Да, пожалуй, — женщина вздёрнула бровь, задумалась, — подожди немного, — и скрылась в комнате.

Тут же другие дамы принялись по очереди перечислять:

— Костяные булавки! Только возьми в пятом ряду у Бобетты, а не как в прошлый раз!

— Немного голубой глины. Там же, рядом!

— Бумагу простую и устричную!

— Утиных перьев пару-тройку вязанок!

— Можно мне пирожных?.. Парочку…

— Парочку парочек!

— Да что уж там? Бери на всех!

— Полсотни пирожных с шоколадным кремом и персиков дюжину!

— Персики разве уже продают? — дёрнул Рихард отца за рукав.

— Торговый караван прибыл на днях в город. Ты был занят подготовкой к инициации, поэтому мы тебе не говорили, чтобы не сбить настрой, — пожал плечами Нолан.

Вокруг сыпались ещё просьбы. Мужчина рассмеялся, выставив ладони перед собой:

— Дамы-дамы, не все сразу, я же так не запомню, да и не донесу!

— Ах, мужчины, вечно с вами одни мученья! — фыркнула женщина с тугими рыжими косами и в зелёном чепце виноградаря.

— А я ему возьму и помогу, — раздался голос позади Рихарда.

К ним вразвалочку приближался Гарг — сосед через улицу в деревне.

— Только не ты, да не в обиду будет сказано Хлое! — Из приоткрытой двери вышла высокая пожилая дама с крупными чертами лица, одетая во всё тёмное — Магда, старшая смотрительница Дома Матерей. При её словах одно из крайних окон со звоном захлопнулось. — Гарг, дорогуша, Хлоя тебя рожала не для того, чтобы ты пил, играл в карты и всячески позорил нашего бога, да отнимет Феникс твои руку и тень!

— Ты знаешь, старая сука, что я пью с горя! — Гарг рванулся вперёд, оттолкнув Рихарда, перепрыгнул через заборчик. Запах от мужчины шёл резкий — алкоголь, пот, испражнения. — Дай мне денег на выпивку, ты, жадная корова!

— Побойся Феникса, — прищурилась смотрительница, скрестив руки на пышной груди.

Из плеч почтенной дамы выхлестнулись огненные плети, Гарг бросился обратно, не успел. Опасные жгуты схватили его за ноги, подняли, размахнулись и так трахнули о дорогу, что брусчатка пошла ходуном. Пропойца не отключился, он лежал, опутанный огненными, но не обжигающими плетьми, бешено вращал красными глазами, скрипел зубами, скулил.

Отец обнял Рихарда за плечи, прижал к себе, ободряюще улыбнулся. «А ты у меня молодец, не испугался», — будто услышал мальчик невысказанные слова.

— Гарг, мы все скорбим по твоему сыну и сожалеем, что ему не достало отваги закончить инициацию, и что он спрыгнул с обрядовой скалы, сломав себе шею, — голос смотрительницы был холодным и жестоким. — Но это не значит, что ты должен губить себя и тратить деньги деревни на ерунду. Ты убиваешь себя этим. Как ты не поймёшь, глупый мальчишка⁈

— Я всё понима-аю-у!..— в голос завыл Гарг, перевернулся на живот, упёршись любом в землю. Тощая спина под тающими плетьми тряслась от всхлипов.

Окна потихоньку закрывались. Не замеченная никем, из-за плеча смотрительницы показалась Олли, протянула старшей с лёгким поклоном исписанный лист бумаги. Та взяла его, пробежалась глазами, достала из поясной сумки карандаш, всегда остро заточенный, что-то вычеркнула, что-то приписала, присовокупила кошель с деньгами и кивком подозвала отца Рихарда. Тот, осторожно обогнув Гарга, подошёл к заборчику. Мальчик остался на месте, покачал головой на удивлённо вскинутые брови Олли, когда та взглядом указала сначала на страдающего мужчину, а потом на него, будто спрашивала, не испугался ли такого зрелища.

Смотрительница потрепала Нолана по тёмным с проседью волосам, вручила кошель и список.

— Как там мой старый дурак, жив ещё хоть? — вполголоса спросила она, поглаживая смущённого Нолана по плечу.

— Да, папа всё сидит в тенёчке, курит. И вроде, помирать пока не собирается. Недавно заказал новую рамку для вашей общей фотографии из того города.

Смотрительница бросила взгляд на Рихарда, потом на Олли, стоявшую в дверях, поджала на мгновенье губы.

— Эх, всё страдает… Вот будет тёмная ночь, приду, украду его, пусть до рассвета меня по горам водит, байки рассказывает, как в молодости, — она подмигнула Нолану, — так и передай моему… А этого, — кивнула на медленно садящегося Гарга, — я беру под стражу, попробуем с девочками привести его в вид человеческий. Олли! — позвала, не оборачиваясь.

Молодая травница отвлеклась от перемигивания с Рихардом и сделала шаг вперёд, но с крыльца не сходила — не принято было без разрешения покидать Дом Матерей при мужчинах.

— Олли, девочка моя, принеси настойку из ясноцвета и порошок шип-травы, будем лечить нашего страдальца, — смотрительница упёрла руки в бока, — Так, Олли, и завязывай рожи корчить! Если так хочешь, подзови сына, да обними, один раз можно, раз он только стал Фениксом.

— Ба, да не стоит… Табу же, — Рихард покраснел, опустил голову, силясь сдержать улыбку.

Почтенная дама бросила на него испепеляющий взгляд, но фыркнула и рассмеялась. Огненный щуп из её груди резко вытянулся и застыл у мальчика перед носом в форме кулака.

— Ещё раз назовёшь меня «Ба», птенчик желторотый, я тебя отправлю в горы собирать лунные ягоды. И, если они тебя покусают, я тебя лечить не буду и Олли не позволю.

— Хорошо, хорошо, смотрительница, не буду. — Ямочки на щеках мальчика стали ещё заметней, глаза сузились в весёлые щёлочки.

— Быстро обнял мать, пока разрешаю, дальше-то точно табу! Мне её энергия нужна чистая и ровная. А с вами, мужиками, разве успокоишься?

— А может, мы тоже обнимемся? — скорчил дурашливую рожицу Нолан.

— Ну уж нет, — протяжно выдохнула женщина… И сгребла мужчину в охапку, едва не перетянув его на свою сторону заборчика. — Передай от меня привет старому ворчуну. Скажи, что я соскучилась.

— Обязательно. — Нолан ненадолго прикрыл глаза, уткнувшись лбом в плечо своей матери.

В этот момент Олли выпорхнула на дорогу, обняла Рихарда, чмокнула в нос, потёрлась щекой об опалённые брови и шепнула:

— Я ни капельки не жалею, что моё посвящение в Феникса прошло не через ритуал с вырезанием перьев, а через рождение такого прекрасного тебя. Люблю тебя, малыш, очень-очень сильно! И поздравляю!

Рихард смутился, неловко похлопал мать по спине и отошёл. Отец встал рядом с ним. Смотрительница поднесла ладонь к глазам, замерла, но тут же крикнула:

— Хлоя, дорогуша, мне нужны твои оплетающие чары для одного непослушного мальчишки. Спустись и помоги мне. Сию секунду!

То самое, ранее захлопнувшееся уж явно не по воле ветра окно чуть приоткрылось и снова закрылось. Мать Гарга явно не торопилась выходить.

Рихард и отец спускались по широкой дороге, вымощенной деревянной брусчаткой. Солнце, уже идущее к закату, отражалось от мозаики и витражей Дома, бросая вслед яркие искры. Поворот к деревне, почти не заметный среди кустов и деревьев, остался справа, и почти сразу ухоженная дорога к Дому Матерей сменилась тёсаными камнями, а по бокам возвысились тёмные сосны. Отсюда уже был виден раскинувшийся в долине город с его шпилями и башнями, проспектами и садами, учёными кварталами и рынками. Рихард уже бывал там. Но сколько ещё городов есть на свете, которые мальчик так хотел посетить.