Рихард Феникс. Горы. Книга 1

Глава 29 Перед дорогой

Когда на закате очередной ливень утих, пришёл Бэн, сгибаясь под тяжестью большой круглой сумки.

— Я отпросился у мамы! — радостно завопил парень с порога и подмигнул Рихарду.

— Хорошо, — Нолан на вид оценил размер поклажи и одобрительно кивнул. — Сегодня переночуете здесь, а на рассвете пойдёте.

— Ура-а! — воскликнул толстяк, не переставая улыбаться, расстегнул пуговицу, скрепляющую лямки на груди, скинул сумку и плюхнулся на неё.

— Бэн, — Нолан склонил голову на бок и прищурился, — что ты взял с собой?

— Всё самое необходимое! Так мама сказала! — парень отвёл взгляд в сторону и улыбнулся ещё шире. Уши его предательски покраснели.

— Ладно. Если у тебя найдётся свободное место, положи к себе эти вещи, они не влезли в сумку Ри. Я пойду принесу ужин, а вы оставайтесь здесь, никуда не выходите!

Нолан отправился в столовую, Бэн перестал улыбаться, дрожащими руками зачесал мокрую чёлку назад. Рихард, тоскливо глядящий на свою безразмерную сумку, обернулся и бросил:

— Ты ведь соврал?

— Ну-у… Мама сказала катиться на все четыре стороны… — вздохнул Бэн и принялся выгребать из своей поклажи солому.

— Ты всегда можешь вернуться. Даже сейчас. Тебя-то не изгнали, как меня! — Рихард сделал шаг назад, заметив, что повысил голос.

Бэн с удивлением посмотрел на него и тихо, но твёрдо ответил:

— Но я же хочу пойти с тобой. Не прогоняй меня, Феникс, я тебе пригожусь.

Сена оказалось всего полсумки, другая половина была занята тем, что Бэн показать не пожелал, а сверху запихал несколько одеял, котелок и большой мешок сухарей. Вяленое мясо он нести отказался, поэтому поменял его на тугой моток каната и коробку свечей.

— Прости, но не ем я мясо и даже немного побаиваюсь мёртвых животных, — прошептал толстяк, порылся в карманах и добавил: — Ирнис просила её сегодня не звать, но сказала передать тебе это.

Он кинул что-то, Рихард поймал и с удивлением узнал свою персиковую косточку, только теперь она висела на длинном кожаном шнурке, обвитом тонкими золотистыми нитями. Заметив озадаченный взгляд Феникса, Бэн вспыхнул и принялся оправдываться:

— Понимаешь, когда я тут проснулся, мне твой папа сказал возвращаться вечером… А я долго просыпаюсь… Поэтому только потом, внизу, заметил, что у меня в руке эта косточка. А дома были дядя Азару с Ирнис… Вот… И Ирнис сказала, что это будет талисман тебе. Не ругайся, пожалуйста!

— Не буду. Я и сам хотел его сделать. Но больше моих вещей не бери!

Бэн часто-часто закивал, а Рихард надел подарок на шею и прошёл к своей кровати проверить, что ещё мог случайно прихватить ночной гость. Всё оказалось на месте.

В маленькую сумку через плечо мальчик сложил кубик и нож Алека, свой ритуальный нож, рекомендацию, блокнот, коробку с угольными палочками и карандашами, сверху на кусок верёвки привесил флягу с водой, как учил отец. Бэн собрал сено и потихоньку выбросил за домом. Вернувшись, встал в дверях, пощипывая второй подбородок, задумчиво сказал:

— Вчера, говорят, в городе что-то произошло. Вроде, убили кого-то. У южных ворот очень много охраны, я даже за вещами в гостиницу заходить не стал. Твой папа не рассказывал, что случилось?

— Нет, — качнул головой Рихард, глядя перед собой, не мигая.

Отец так и не объяснил ничего, но и вопросов про чужаков больше не задавал. Мальчик подумал, что раз уж в Лагенфорде, переполненном стражами из племени Теней происходит нечто ужасное, то и за пределами города может случиться всякое. Зудящий страх вновь сверлил голову, в животе будто лежал стылый камень. Рихарду не хотелось говорить об этом, да и вообще о чём-либо. Хотелось только забиться куда-нибудь в тёмный угол и пересидеть там все эти несчастные пять лет. «Но я ведь уже решил!» — прикрикнул он на себя в мыслях и добавил парочку крепких слов, случайно подслушанных у взрослых.

Вернулся Нолан, хмурый и побледневший, рассеянно осмотрел сумки и ребят, кивнул, казалось, его одолевали тяжкие думы.

— Пап, что там с ужином?

— Будет готов через полчаса. Идите-ка вы в баню, дети, там сейчас как раз никого нет.

Рихард решил не задавать вопросы, наверняка же бестолку, а вместо этого достал из сундука два больших полотенца, указал Бэну на выход. Нолан прошёл в свою комнату, сжатым кулаком придерживаясь за стены. Сын с болью глядел отцу вслед и чувствовал себя виноватым.

— Пойдём помоемся, а то от нас обоих воняет! — Юный Феникс подтолкнул чужака на улицу.

— Он плохо выглядит, — встревоженно заметил Бэн, когда они отошли от дома, — с ним всё будет в порядке?

На это Рихард только пожал плечами: если отец не хочет о чём-то говорить, то никак его не допытаешься.

Старый банщик добродушно приветствовал поздних гостей и пропустил их в одно из чудес Фениксовой деревни. Густой пар, запахи еловой смолы и разогретых камней окружили ребят в небольшом предбаннике. Узкие лавки тянулись вдоль боковых стен, в дальней, под углом, уводя под гору, находилась ещё одна дверь. Светлячки в таких условиях долго не выдерживали, как и свечи, потому с потолочных перекрытий свисали на тонких цепочках маленькие голубоватые кристаллы. Их сияние в клубах пара было похоже на мерцание звёзд в облачную летнюю ночь.

— Как же красиво! — всплеснул руками Бэн.

Рихард хмыкнул и, подражая отцу, когда тот впервые привёл сына сюда, сказал:

— Вещи оставь здесь и спускайся. Впереди тебя ждёт нечто удивительное.

Бэн, охая и краснея, стянул с себя одежду, сложил всё аккуратно и пошёл за провожатым. Тот, уже раздевшийся, распахнул вторую дверь. Из тёмного зева ударила густая струя пара. Рихард разогнал её рукой, указал на широкие ступени. Толстяк осторожно спускался, сперва ощупывая поверхность ногами, будто сомневаясь в её надёжности, затем делал шаг, раскинув руки, касаясь кончиками пальцев скользких от влаги стен. Феникс забежал вперёд и ждал возле каменного пандуса за поворотом несколькими метрами ниже, предвкушая реакцию от того, что находилось внизу. Оттуда, из завесы пара, доносился шум воды. Повсюду светились голубоватым мелкие кристаллы, усиливая сходство со звёздным небом.

— Что это? — восхищённо выдохнул Бэн, глядя поверх головы Рихарда.

— А что ты видишь? — довольно улыбнулся тот.

— Пе… Пещеру?

— Верно! Это грот с горячим озером, которое пополняется от таяния снега на верхушках и из подземных вод, — Рихард обвёл хозяйским жестом открывшееся им пространство, приглашая Бэна идти дальше.

Нутро Красных гор раскрыло свои красоты перед гостями. Потолок был похож на отпечаток смятого бумажного шара, и звуки отражались от него то громко и резко, то тихо и рассеяно-зыбко. Вдоль стен спускался пандус, отделённый от внутреннего пространства деревянными перилами между тонких каменных колонн. А за ними, внизу, в глубине, пузырилась зеленоватая вода в широкой чаше. Шлёпанье босых ног по камням тонуло в шуме нескольких маленьких водопадов, наполняющих озеро через отверстия в стенах, которые переливались всеми оттенками красного.

— Как здесь красиво! — выкрикнул Бэн, протискиваясь вперёд, но вдруг поскользнулся, плюхнулся и поехал на пухлой белой заднице вниз, по пологому спиральному пандусу к самому озеру.

Рихард фыркнул: пещера не терпела громких звуков, и каждый, кто в ней кричал, был так или иначе наказан. Целый фонтан брызг поднялся в воздух, когда Бэн, вопя, размахивая руками, отклонившись назад, влетел в воду. Рихард тихо засмеялся, но с удивлением уставился вниз: парень, оказавшись на середине чаши, где глубина была в три человеческих роста, легко оттолкнулся от дна и, размеренно шевеля ногами, неспешно выплыл у сходней. Феникс цыкнул, не ожидая от толстяка такой ловкости и умения задерживать дыхание. Сам он воду не любил и не заплывал никогда в чаше дальше метра от берега, и то, если рядом находился отец.

Бэн блаженно улыбался, распластавшись на берегу.

— Где ты научился так плавать? — с завистью спросил Рихард.

— У нас за пастбищем глубокое озеро. В детстве я случайно разбил мамину любимую вазу и выбросил осколки туда. Так мама сказала, пока все не достану, она меня на порог не пустит. Полгода в сарае с овцами жил, пока до последнего кусочка не вытащил и не склеил как было. Ваза потом развалилась, но мама разрешила вернуться домой.

Договорив, Бэн скользнул в озеро, на этот раз без брызг, оттолкнулся розовой пяткой от сходней и поплыл, загребая руками. Рихард постоял на берегу, пытаясь понять, сколько правды было в сказанном, попробовал ногой горячую воду и решил туда не лезть. Походил, разглядывая светящиеся на дне чаши кристаллы, и направился в нишу, где журчал небольшой водопад, утекающий между камней пола.

В нише стояли низкие табуретки и железные тазы с черпаками, корзиночки с мылом, мочалками, щётками и скребками. Стараясь не слушать счастливого повизгивания Бэна, нырявшего на глубину и всплывающего наверх спустя несколько долгих минут, Рихард тщательно вымыл волосы, расчёсывая пряди пальцами, намылился, вычищая кожу до красноты. Рубцы на левой руке окончательно стали шрамами, но не белыми, а тёмными, как почти у всех Фениксов. Вспомнил Маджера, когда тот сказал: «Смотри, как красиво», — и подумал, что дядя прав. Перьевидный узор выглядел аккуратным и изящным. Тут, в клубах пара, мальчик смотрел на свою левую руку, как на чужую, и любовался результатом, а ещё гордился тем, что довёл задуманный рисунок до конца. Чтобы почти как у папы,только немного иначе: чуть более острые кончики перьев и непременная средняя линия на каждом, для целостной картины. Шлепки босых ног за спиной вывели мальчика из самолюбования, и он устыдился, поспешил закончить с мытьём. Набрав проточной прохладной воды в таз, ополоснулся, фыркая и жмурясь, когда мыльная пена попадала на лицо. Всё же для огненного Феникса вода — не его стихия.

— Блаже-е-енство! — протянул Бэн, плюхаясь на соседнюю табуретку, и принялся намываться, что-то напевая себе под нос.

Рихард сидел, вслушиваясь в грот. В этом месте всегда приходило умиротворение, смывающее грязь внешнюю и внутреннюю. И даже сейчас, когда нервы были на пределе, текучая вода и мягкое свечение, казалось, лечили мальчика. Успокоение приходило мягкими толчками, забирало всё плохое и уносило. Накатывало вместе с ритмичным мерцанием кристаллов. Накатывало и уносило…

Бэн намылил волосы, взбил их в гребень и заквохтал, шлёпая себя согнутыми руками по бокам. Рихард вынырнул из потока спокойствия и рассмеялся. Бэн натёр одну из множества мочалок пахучим мылом и протянул её Фениксу со словами: «Не поможешь спину помыть, а то я не дотягиваюсь». Тот помедлил: не очень хотелось этого делать. Но широкая спина уже была перед ним.

— Что это? — он ткнул Бэна между лопаток, где на бледной коже темнело большое пятно в форме отпечатка лапы то ли кота, то ли собаки.

— Это? А, пятно родимое… От отца мне передалось… У него такое же, — Бэн, как показалось Рихарду, ответил без улыбки, и даже мыльный гребень упал набок.

— А где твой отец?

— Не в Лагенфорде. Поэтому я хочу его найти.

— Думаешь, это так просто? — Рихард шлёпнул мочалкой по пятну.

Бэн смолчал и молчал так долго, что когда спина была намылена и он вдруг решился ответить, Феникс уже забыл про вопрос.

— Я знаю, где его искать!

— Где?

Ответ заглушили шаги и голоса сверху. Несколько мужчин Фениксов спускались к купальне.

— О, малыш Рихард с чужаком⁈ — удивился один из них. — Уже решил, куда податься?

— Эй, не задирай мальца, — хлопнул другой его по спине. — Пусть идёт, куда захочет. Может, наконец, даст Нолану жить спокойно, а не трястись над мелким, как над хрустальным цветком!

— Верно-верно, — подхватил третий и столкнул первого в воду.

Ребята домывались быстро, отвернувшись от плещущихся мужчин. Рихард, не смотря на тщательность помывки, всё равно чувствовал себя оплёванным. «Я не даю папе жить нормально? Зачем они так со мной? Кто дал им право говорить такое?.. Неужели всё так? Неужели все видят, что папа страдает из-за меня?..» Дарованного пещерой покоя как не бывало. Мальчик вспомнил, что нужно держать эмоции в узде, задышал медленно, успокаиваясь, выбрасывая лишние мысли из головы. Сила, спелёнатая водной стихией, казалось, затаилась и затихла, чтобы потом завопить дурным голосом, как младенец, сводя своего носителя с ума.

Юный Феникс встретился взглядом с Бэном. На распаренном веснушчатом лице толстяка мягко сияли ореховые глаза. Парень ободряюще улыбнулся:

— Старшие вечно болтают всякое, не забивай себе голову.

Рихард отвернулся, отказываясь принимать утешение, но на сердце стало теплее, хотя в следующий миг зависть кольнула его. Кто-то из мужчин окутался огнём прямо в воде, и та забурлила, зашипела, заполнила грот плотным паром, другие одобрительно захлопали. Мальчик через плечо глянул на чудо, попытался призвать свой огонь, но тот едва пшикнул на кончиках пальцев и пропал. Рихард подавил едкое чувство в зародыше и пообещал: «Я тоже смогу так! Я всему научусь! Я полюблю воду и смогу призывать в ней огонь!». «Клянёшься?» — прошелестел первоФеникс. «Клянусь!»

— Ты уже всё? Пойдём? — кивнул Бэн на пандус.

Ребята встали, чтобы уйти, но один из мужчин подплыл к бортику, протянул руку и сказал:

— Эй, малыш Рихард, возвращайся мужчиной. Возвращайся домой.

— Да! — был твёрдый ответ.

Краткое рукопожатие и крики в спину:

— Удачи, птенец! Крепких крыльев! Дом ждёт!

Рихард бежал наверх, утирая глаза. Внутри разливалось тепло благодарности и радости от внезапной поддержки. Древний бог Феникс одобрительно клёкотал.

Пока ребята мылись, кто-то постирал и высушил их одежду, развесил на крючках в предбаннике. Бэн кинулся проверять карманы, но с радостным вскриком нашёл их содержимое в маленькой шкатулке, стоящей на вычищенных ботинках.

— У вас тут необычные люди живут! — с восторгом заявил он, рассовывая мелочёвку по карманам и оставляя шкатулку на лавке.

— Конечно! Мы ведь не люди, а Фениксы! — кивнул Рихард, стараясь не поддаваться разным мыслям и слишком сильным чувствам, от которых голова шла кругом. Он припомнил свой вопрос и спросил: — Я, прости, не расслышал ответ про место, где живёт твоей отец. Пожалуйста, повтори.

— Рано или поздно мы там окажемся, — пожал Бэн круглыми плечами и накинул на голову полотенце.

Дома ждал накрытый стол: курник с капустой, овощной суп, отварные яйца, бобы с мясными кусочками в густом томатном соусе. Бэн, отказавшись есть «мёртвых животных», ограничился только супом и яйцами. Нолан, читающий незнакомую книгу и свитки у свечной горки, рассеянно кивал на все вопросы сына. А после ужина предложил сходить к дедушке. Гость уже вовсю зевал и отказался их сопровождать.

Улицы оказались почти пусты и тихи, несколько припозднившихся Фениксов расходились по домам, в стороне негромко плакал ребёнок и лилась колыбельная, над лесом хлопали крылья ночных птиц. Рихард вдруг отчётливо понял, что видит деревню в последний раз — дом, который через несколько часов предстоит покинуть. А с этим уходом закончится детство. Навсегда. Такого больше не будет. То, что ждёт впереди — неизвестность, в которой не будет папы, почти всегда находящегося рядом, не будет красивой мамы, которая обнимет и скажет что любит своего малыша, не будет дедушки, с которым так хорошо говорить и молчать, и остальных тоже не будет.

Никого.

Мальчик оглянулся, запоминая всё, отпечатывая образ красноватых скал-домов на листе памяти, повторил про себя: «Ни-ко-го», — и поднял лицо к небу. В стороне висела яркая белая звезда, заверяя, что она точно уж будет. Нолан словно почувствовал, что творилось с сыном, и взял его за руку, но ничего не сказал. Они пошли помедленней к дому дедушки. И каждый шаг приближал Рихарда к взрослой жизни, которой он всегда желал, и каждый шаг отдалял его от детства, которое лучше бы не кончалось, в чём мальчик себе скрепя сердце признался.

Педро попыхивал трубкой под навесом дома. Луна сквозь рваные облака выхватывала дымные фигуры, придавая им почти знакомые очертания. Нолан разжал пальцы, но сын свои ещё нет.

— Подойди, Рихард, — прошамкал старик, выпуская несколько невесомых колечек.

Мальчик присел на корточки и старик зашептал:

— Если ты встретишь девочку в черепе змеи на голове, не бойся и не спорь. Это — Соломея, прорицательница. Я много лет видел её во снах, и она всегда оказывалась права. Сдаётся мне, она знает лучше нас, что будет с этим миром.

— Я… Уже видел её… Во сне, — тихо ответил мальчик, отворачиваясь от желтоватых облачков.

Педро подавился дымом, закашлялся. Нолан, глядя на них сверху вниз, нахмурился, видимо, желая ввязаться в разговор.

— Понятно. Тогда мне больше нечего тебе сказать. Хотя, вот, возьми. — В руки мальчика легла золотая цепочка, на которой старик раньше носил свою трубку. — Верни Соломее при встрече. Это принадлежит ей. — Старик помолчал и добавил: — Здесь твой дом. Я пойму, если ты захочешь остаться в другом месте. Но, помни: здесь тебя любят и ждут. Иди. И… удачи, Рихард.

Он боднул внука лысеющей головой и усмехнулся. Нолан открыл было рот что-то сказать, но старик махнул в его сторону трубкой. Рихард встал, спрятал цепочку во внутренний карман жилетки, одновременно желая и страшась встречи с Соломеей вне сна.

— Вернёшься и сразу ляжешь спать, чтобы утром быть бодрым, — скомандовал отец. Сыну только и осталось, что согласиться. За спиной раздался трескучий смех однорукого Педро.

Бэн уже вовсю храпел, замотавшись в одеяло на кровати Рихарда. Мальчик вспомнил о лёгкой накидке, которую хотел сложить в сумку, скользнул в дальний угол, взял её и на обратном пути обо что-то запнулся. Бэн всхрапнул ещё громче. Феникс присел и коснулся того, что оказалось на пути. Ботинки гостя, но почему-то все грязные, хотя были чистыми после бани. Обойдя кровать, Рихард вернулся в комнату отца. Едва разувшись и раздевшись, нырнул под одеяло, пропал в тягучем сне без образов и смыслов, выбросив из головы всё лишнее.

— Подъём! — Нолан хлопнул в ладоши.

Рихард вскочил и сразу поморщился от далёкого грома. Где-то бушевал ливень, но за стенами дома чувствовалась разряжённая, предгрозовая сухая духота.

Отец так и был во вчерашней одежде, сидел у стола перед догорающими свечами. Несколько свитков лежали в стороне. На раскрытой книге, не давая увидеть содержимое, растянулся исписанный лист. Нолан обнял сына и отправил умываться.

У рукомойника снаружи стоял Бэн, кормил светлячков. Рихард зачерпнул маленьким стаканом травяного полоскания для рта, оглядел толстяка. В свете нежного рассветного солнца были видны пятна внизу на штанинах и на обуви.

— Куда ты вчера ходил, пока нас с папой не было? — спросил Феникс и погонял во рту душистую жидкость.

— Никуда… — Бэн выронил личинку, которую собирался кинуть светлякам и присел, чтобы поднять. Всё лицо и даже кожа под светло-медными волосами покраснели. — В туалет, — прошептал он.

— Зачем ты мне врёшь? — Рихард толкнул Бэна в плечо и тот повалился на спину, ударился головой о рукомойник, а сверху упал железный ковш и звонко покатился по мозаике на полу маленькой террасы.

— Да не вру я! — захныкал Бэн, закрыв лицо руками.

Горячие ладони легли на плечи юного Феникса. Голос отца, необычайно твёрдый и суровый, сказал:

— Перед дорогой ссориться — последнее дело. Успокойтесь оба!

Рихард вывернулся и утопал в столовую, прогоняя от себя неприятные мысли. Он и сам не избегал лжи, но такой очевидной не допускал. Ругаться и искать правду больше не хотелось, но и прощать тоже.

Завтрак прошёл в молчании. Бэн не поднимал глаз, Нолан тяжело вздыхал. Пожилая женщина, дежурящая сегодня в столовой, разрешила не мыть за собой и даже дала «поклевать в дорожку» два узелка пирогов.

— Крепких крыльев, Феникс, — улыбнулась она и обняла Рихарда. И тот оттаял, будто снова вернулся в умиротворение грота.

— Спасибо! — Он легонько сжал её узкие плечи и вышел первым на улицу.

Возле дома их поджидали двое. Кого-кого, а их Рихард точно увидеть не ожидал, особенно в этой части деревни, почти в центре. Слишком тонкие, большеголовые, у обоих на лицах блаженные улыбки, те, о ком рассказывал позавчера отец — дальние родичи: Альх и его семилетний сын Альмер.

— Мы пришли пожелать хорошей дороги, — пробормотал Альх. В руках он теребил мягкую панаму.

— Хорошо тебе погулять! — прогнусавил Альмер. Большие веснушки на его лице сливались в острова, на удивление симметричные. А румянец делал их ещё темнее, что всегда смешило Рихарда, но не сейчас. — Можно тебе подарить кое-что?

Малыш опустил большую голову и снял с шеи шнурок с тёмной подвеской. Наощупь она оказалась металлической, хотя казалась костяной или каменной. Пустая внутри, с двумя дырочкам: сверху, возле колечка для шнурка, и снизу в длинном хвостике. Рихард склонился, позволив малышу надеть дар себе на шею.

— Это свисток Короля Зверей. Наследство. Если захочешь, верни по возвращению. — Альмер посмотрел на Рихарда чуть косящими глазами, слишком серьёзно для своих малых лет.

— Да, это наследие предка нашего, Айлаха, прими его, Рихард. Вдруг сослужит тебе хорошую службу. Лёгкого полёта, — пожелал Альх, обнял своего сына, и они тихо ушли, две тонкие большеголовые фигурки, дальняя родня.

Спустя полчаса Нолан и Рихард с Бэном с тяжёлыми сумками на спинах спустились на поле перед козьей тропкой. Там их уже ждали.