Рихард Феникс. Горы. Книга 1

Глава 5.5 Воришка

День клонился к закату и ночь обещала быть тёплой. Но вот сытой ли? Пошарив в одном из потайных карманов истрёпанной куртки, Алек извлёк на свет старую игральную кость с вырезанными на ней символами. Не зная истинных значений, мальчишка придумал их сам. Пламя, а точнее лесной пожар, которым Алек себя представлял, — большой куш. Солнце — к удаче, а вот месяц в щербинках звёзд — к несчастью. Капля, что могла затушить огонь, — это беда. Крестик — к ожиданию, необходимости быть внимательным. А пустая сторона — затаиться и ждать.

Алек подбросил кубик. Крестик. Пустой живот заурчал. Лежащий в тени шатра мул, к тёплому боку которого привалился мальчишка, покосился и фыркнул.

— Жуй, жуй, животина, — Алек ногой подпихнул к нему пучок соломы и поморщился — ломающийся голос вновь дал петуха.

Не выпуская кубик из жёстких проворных пальцев, мальчишка выгреб тряпицу из другого кармана, мокрую от жевательного табака, отломил маленький кусочек и сунул в рот. Это делало голос грубее, взрослее, именно таким представлялся гул лесного пожарища. С тех пор, как Алек открыл для себя такую пользу табака, у прохожих частенько начали пропадать портсигары и кисеты.

— Я — всепожирающее пламя. Я — стихия. Вам меня не укротить, — тихонько прорычал свою мантру мальчишка, катая во рту табак. Мул ударил себя хвостом, прогоняя слепней. Алек отодвинулся, чтобы не попало ему.

Сев на пятки, снова решил бросить кубик. Пора было что-то предпринять. Алек не любил ночь, темноту и приходящие вместе с ними голод и холод. Нашитый карман на штанах призывно оттягивали две бритвы, соединённые крепким болтом наподобие ножниц. Ими было очень удобно срезать сумки и кошельки у прохожих.

— Сейчас-сейчас…

Мальчишка снял свою куртку с капюшоном, вывернул бурой драной подкладкой наружу, затем сунул руку за пазуху, скривился от боли, достал тонкий, но плотный серый шарф и повязал на голову аж до самых бровей, скрывая приметные рдяные волосы.

— Три палыша за штуку, — послышался голос продавца из фруктовой лавки.

Алек сглотнул и вытянул шею, кадык дёрнулся, голова закружилась. Мальчишка так долго старался не смотреть на прилавок со спелыми ароматными плодами, что даже забыл о них. Но теперь какой-то тип, просто, но добротно одетый, вместе с мелким пацаном нагребали целую кучу восхитительных персиков в огромную сумку.

Алек медленно натянул куртку, закрыл капюшоном голову и подбросил кубик. Пламя. Да! Отлично! Вот они — те, кто накормит его сегодня. Именно персиками. Этими благоухающими сладкими фруктами. Их сок будет течь по лицу и пальцам, их пушок на спелой шкурке будет щекотать нёбо… Мальчишка охнул. Замечтавшись, он чуть не упустил удалявшуюся добычу.

Пригнувшись, Алек последовал за ними. Бритвы постукивали по бедру. Пальцы мальчишки сжали кубик, с силой провели по символу огня, будто впитывая им самим придуманную удачу, и отправили обратно в карман. Там ещё лежали «ведьмин камень», отпугивающий любую заразу, и единственный неразменный палыш, за который можно было получить две кружки горячего пива или дрянной ночлег и миску супа на окраине города.

— Живут же люди, жируют, — со злобой прошептал Алек, не сводя взгляда с сумки с персиками, плывущей сквозь толпу на спине мужика, остановился у ближайшего фонтана, прополоскал рот, сплюнул в сторону и попил. Вода хоть немного притупляла голод. Ближе к вечеру толпа становилась хоть и более рассеянной, но очень жестокой. Уж если и делать дело, то аккуратно и не попадаясь. Иначе его таки казнят.

Алек пригнул голову, поморщился от давешней боли, которую хорошо запомнил ещё с первого раза. Всем, пойманным на воровстве, под ключицами выжигали клеймо. Если их набиралось пять, то всё — допрыгался — при следующей поимке публичная казнь. Пятое клеймо ещё саднило, проглядывая сквозь горловину истрёпанной кофты.

Парочка с персиками поблуждала по улицам, сожрала что-то вкусное, мясное, — Алек, выжидая, старался на них не смотреть, посасывая найденный неподалёку сухарь. Затем они остановились у рыбной лавки, где папаша отдал мелкому сумку. Алек облизнулся, аккуратно и медленно достал бритвы, раскрыл и весь напружинился, выгадывая лучший момент. С удовольствием заметил, как дёрнулся и отшатнулся чернявый пацан, когда продавец отрубил рыбе башку.

— Трус и слабак, — оскалился воришка.

Алек представил себя искрой, которая вдруг от лёгкого ветерка обратилась ревущим пламенем, и прыгнул вперёд через улицу. А глупый пацан, будто ничего не видя, зацепился ремешком сумки за рогатину с пустыми сетями, стоящую напротив лавки, задёргался, как припадочный, перевернул корзину с раками, врезался башкой в прохожего, несущего охапку сухих кукурузных початков, и чуть было не запорол Алеку всё дело, когда толпа расступилась вокруг этого дурачка с сумкой и незадачливого вора.

— Неужели кость судьбы мне солгала?.. — не задумываясь, прошептал Алек, пригнулся за спиной пацана и щёлкнул бритвами, рассекая ремешок сумки. Схватив её обеими руками, воришка бросился сквозь толпу, чутьём опытного проныры выбирая менее опасный путь.

На бегу связав концы ремешка, стянув узел зубами, Алек перекинул сумку через голову, выхватил и сжал первый попавшийся персик, отгрыз кусок, ещё один. Сок забрызгал лицо и руки. Какое же блаженство! Теперь есть еда. Теперь не страшны погоня и ночь.