— Прошу избранных подняться на сцену! — пропищала Чародейка, а её голос потонул в хлопках цветных рук, торчащих из распахнутых люков.
— Да Феникс её сожги! — заворчал Нолан, сжал ладонь ошалевшего, промокшего сына, быстро заговорил: — Не закрывай глаза надолго, смотри сквозь предметы, слушай, доверяй ощущениям. И не вздумай! — Он вцепился в куртку Рихарда, когда тот встал, как зачарованный, серьёзный. — Слышишь, не вздумай применять силу, сын!
Мальчик кивнул, стряхнул руки отца и, не оглядываясь, пошёл вниз. Но смотрел не на Чародейку, которая залезла Бэну на плечи и пыталась стянуть шляпу, а за сцену. Там, в белом блестящем и гладком шатре, рядом с принцессой Теней поднялся другой мальчик, над которым ещё блестел радужный дождь.
Невольный соперник был очень светлым, совсем не здешним, он очень выделялся среди местных — смуглых и темноволосых. Его камзол и штаны будто сияли, как и плащ, наброшенный на одно плечо — сверху синий, снизу белый с россыпью серебристых точек. «Звёзды», — подумал Рихард, спускаясь. Он точно знал, что не ошибся, ведь уже видел такой рисунок. На флаге, во сне, во время инициации. Это был очень жуткий сон, достоверный до невозможности. Он, позабытый, вновь всхлынул в памяти, и в животе заворочался страх, поднимаясь к горлу. В видениях, как наяву, летели отрубленные головы. Будто чужие слова оцарапали мысли: «Я должен что-то сделать, чтобы не произошло того ужасного. Я должен его убить». Голова подкатилась к ногам, красные волосы, распахнутые в удивлении ярко-зелёные глаза. Рихард узнал их. «Найти. Обязательно его нужно найти. И сделать так, как показала Ирнис: привязать к перу на левой руке. Вот только где искать воришку в огромном городе?»
— Осторожно! Смотри, куда прёшь!
Кто-то дёрнул его за рукав. Мальчик сфокусировал взгляд. Красный тканевый мяч с бело-зелёными заплатками валялся у ног, за ним тянулся ребёнок.
— Простите. — Рихард нагнулся, подтолкнул мяч к малышу, оглянулся. Нолан, весь побелевший, смотрел на сына не отрываясь.
Мимо поднимались два лоточника, споря и звеня монетками в чашках.
— А я говорю: ты ошибся!
— Сделал, как велено! Отстань! У хозяина спроси, он не ошибается…
— Хозяин, может, и нет, а вот ты — да!
Рихард спускался, превозмогая тошноту и желание убежать. «Ошибся» — это слово крутилось в голове, потеснив прежние мысли. А на сцене уже стоял второй мальчик, и солнце играло в звёздах его плаща.
— А если это всё ложь? — почти не размыкая губ, шептал Рихард. — Если эти видения просто видения, а не какие-то предсказания? Мне же говорили, что всякое может пригрезиться. И никто не говорил, что оно сбудется. Я надумываю… Я слишком себе надумываю: наверняка видел такой-же узор где-то в книге, вот и запомнил… Вечно я помню не то, что нужно. А сейчас надо только одно: мне нельзя в городе использовать силу. Ни в коем случае нельзя! Это будет очень плохо для моей деревни… Да и зачем? Это же представление — просто потеха без всяких проблем. Да и он такой маленький, прям как я, — ну чего он может? Но я ведь уже взрослый. Я уже много что могу… Да ничего я не могу… Надо учиться. И дядя Маджер, и папа обещали меня учить. Скорей бы! Скорей бы кончилось это дурацкое представление, чтобы вернуться домой! Надо учиться владеть силой по-взрослому. Надо! Очень. Скорее!
Спуск сменился подъёмом на сцену. Чародейка подскочила к Рихарду, потянула на середину, заверещала:
— А вот и второй претендент на мою, во всех отношениях замечательную, персону! И с кислой рожей! Вы только посмотрите, люди добрые, ну до чего же кислая рожа!
Противная девчонка тормошила его, дёргала за одежду, чуть не стянула перчатки. Под дружное «У-у-у» из люков высовывались маски с нарисованными на них гримасами, и все смотрели на Рихарда, а он — сквозь них. Чародейка что-то ещё пищала, зрители орали, музыка звенела и хрюкала, доски сцены вибрировали под ногами. Мальчик медленно обвёл взглядом трибуны, а те будто бы отъезжали, становясь очень далёкими, маленькими и размытыми. Только напряжённое лицо отца во всеобщей кутерьме оставалось недвижимым, бледнеющим с каждой секундой.
— Ну подыграй мне! Не стой столбом, — пробурчал тихий голос над ухом.
Рихард вздрогнул от неожиданности. Белая маска Чародейки заслонила отца, нарисованная ухмылка на ней скорчилась и растеклась быстро светлеющей кляксой, за прямоугольными щелями блеснули светлые глаза. Мальчик кивнул и криво улыбнулся. Он не хотел ударить в грязь лицом перед всей этой толпой, а разом выкинуть из головы тревожные мысли не получалось.
Бэн подошёл к ним, комкая в руках шляпу, смущённо поглядывая по сторонам. Второй кандидат тоже оказался рядом. Он был выше Рихарда, а серебристые волосы, длинные и прямые, собраны в такой же хвост, как у юного Феникса. Этот, в плаще, улыбался приветливо, чуть обнажая зубы. Но было что-то надменное в его прямой осанке, в высоко поднятой голове, будто он привык смотреть на всех презрительно сверху вниз.
— А теперь пусть претенденты на меня любимую представятся! — Чародейка схватила обоих за правые руки, сложила их ладонь к ладони, потрясла, отпустила.
— Моё имя — Август, — представился соперник, сжал руку Рихарда в перчатке, глянул на неё, не опуская головы, и поднял вопросительно брови. — Ты сильно мёрзнешь? А мне тут теплее, чем дома.
— Привет. Я — Рихард. — Феникс помотал головой на вопрос соперника. Тот кивнул, снова сжал протянутую ладонь и медленно отпустил, не сводя с мальчика внимательного взгляда серо-фиолетовых глаз. «Ну хоть не красных», — пронеслось в мыслях у Рихарда.
— А меня зовут Бэном, — сын пастушки махнул шляпой.
— Приятно познакомиться, — доброжелательно произнёс Август и обменялся с толстяком мимолётным рукопожатием.
Рихард недовольно заметил, что из них четверых он самый низкорослый, но опечалиться ему не дали. Белая маска по очереди приблизилась к лицу каждого из ребят, мерзкое хихиканье из-под неё не сулило ничего хорошего. Чародейка отпрыгнула, из стоп её тугими струями ударила вода, поднимая над сценой.
— Мы узнали имена кандидатов!
Девчонка вытащила из воздуха длинную палку с насаженной на дальний конец красной перчаткой, и ткнула ею в грудь Августа.
— Это — Сахарок! Поприветствуйте!
Толпа заверещала и захлопала, по ряду, полному женщин, прокатилось протяжное: «А-а-ах, какой сладкий и красивый Сахарок!». Чародейка закрутила шест вокруг себя, стукнула о сцену — все замолчали — затем ударила в плечо Рихарда. Перчатка сложилась в кулак, отчего тычок показался весьма ощутимым, будто под ней была настоящая рука. Мальчик потёр ушибленное место, но не отступил.
— А это у нас — Горчица! Ликуйте!
— Горькая Горчица — вот так небылица! — К белым маскам из раскрытых люков приставили пёстрые перчатки и показали «носы». Зрители разразились хохотом. Рихард только зубами заскрипел от досады.
Чародейка постучала шестом по сцене, всё поднимаясь на бьющих столбах воды, которая никуда не стекала, а будто бы растворялась в воздухе. Красная перчатка на конце палки метнулась между Рихардом и Августом и схватила Бэна за нос. Парень вскрикнул, попятился, отмахнулся, но бездушная противница уже отстала, и девчонка назвала последнего:
— А помогать в нелёгком выборе мне будет этот славный рыцарь. Поприветствуйте Тефтельку!
Хохотали все. Даже Август прыснул в кулак, чуть склонив голову. А Рихард, рассмеялся было, но тут же понял, что не хочет этого делать, хотя губы предательски растягивались. Нет, будто их кто-то растягивал. Большого труда стоило вернуть себе обычное выражение лица. Бэн стоял весь красный, опустив голову, сморщив лоб и веснушчатый нос. Широкая спина парня мелко тряслась, светло-рыжие волосы висели сосульками. Рихард вспомнил слова отца про то, что быть дурачком в своём городе не самая везучая участь, и ему стало очень жаль толстяка. Но ещё жальче себя: Горчица — ну и гадкое же прозвище, как теперь с ним жить в Лагенфорде, ведь будут дразнить и показывать пальцами все, кому не лень⁈
— Раз все представились, пора выбрать состязание! — возвестила Чародейка, устраиваясь на радужных качелях метрах в трёх над сценой. — Эй, Тефтелька, засунь-ка руку в шляпку!
Бэн посмотрел перед собой в пространство, медленно перевёл взгляд в сторону. Красная перчатка на палке похлопала его по голове. Тефтелька расправил поля шляпы, засунул внутрь руку. На круглом лице появилось удивление, а между блестевших от пота пальцев — смятая бумажка. Толпа ахнула.
— Ну-ка, дай-ка! — Красная перчатка вырвала бумажку, Чародейка подтянула шест к себе, выдрала листок из перчатки, а та сложилась в дулю. — Тут написано: «Первая битва: съедобное-несъедобное»!
Бэн замотал головой и нахмурился. Август приподнял бровь, лёгким движением плеч перекинул звёздный водопад плаща за спину и скрестил на груди руки, видимо, готовый ко всему. Рихард маялся от жары полуденного солнца: кожа чесалась, вода с ещё не высохших волос стекала за шиворот и испарялась с негромким, но раздражающим шипением. Стоило больших трудов не дёргаться и спокойно стоять.
Чародейка превратила бумажку в сочное красное яблоко и показала хором сглотнувшей публике. Широкий пасс растопыренной пятернёй, и вот вместо яблока старый башмак с оторванной подошвой. У него вдруг раскрылись кривые крылья, он грузно приподнялся и полетел, хрипло чирикая, метя сцену белёсыми ляпками. Артистка подняла руку, прерывая смешки, запищала:
— Правила просты: если угадаете съедобное — крутите волчок, и тот из вас, в чью сторону он показал, съедает. А если угадываете несъедобное, то…
— Тоже съедаете! — страшным голосом крикнул Луи, выпрыгивая на сцену из ближайшего люка.
— А вот и нет! Не съедают! А вот если не угадываете, то надкусываете! Но смотрите, как бы не надкусили вас! Ха-ха!
Чародейка стукнула ведущего по макушке. Он лишь отмахнулся, достал из кармана красно-жёлтый прут, подул на него, и тот превратился в широкую большую кисть с торчащими в разные стороны щетинками. Луи сунул её в один из столбов воды, соединяющие стопы Чародейки со сценой, и кисть сразу покрылась синей краской.
— Эй, Луи, покрась мне дом! И мне! И мне! — смеялись на трибунах.
Ведущий нарисовал три линии, расходящиеся от центра, при этом он всё норовил наступить кому-нибудь из ребят на ноги своими блестящими большущими башмаками. Претенденты и рыцарь встали каждый в свой треугольник, а в месте схождения линий Луи поместил большой жёлтый волчок с бумажной стрелкой.
— Начинаем!
Красная перчатка отобрала у Бэна шляпу, Чародейка запустила в неё руку по локоть, потом по плечо, засунула голову и с протяжным «У-у-уф» выбралась обратно. На ладони её лежал — хотя как лежал, почти подпрыгивал, — чёрный шар.
— Господин директор, выберите порядок!
Луи крутанул волчок, и тот, лениво повернувшись, указал на Августа. Мальчик поднял вторую бровь. Улыбка медленно сползала с его лица, которое уже не казалось приветливым и спокойным.
— Первый у нас — Сахарок! — Чародейка запихала палку с перчаткой в шляпу, нахлобучила её на голову, потом чуть подбросила шар на ладони и потребовала: — Дальше!
Волчок прожужжал, белая стрелка затрепыхалась, сливаясь в один широкий круг. Кружение замерло. Бумажка чиркнула по доскам сцены и указала на треугольник Бэна.
— Вторым будет мой доблестный рыцарь — Тефтелька! — завопила Чародейка под свист и улюлюканье. — А третьим — Горчица. Раз всё решили, Сахарок, угадывай! Съедобное или несъедобное? — Она перебросила чёрный шар из руки в руку.
— Это нельзя есть, — пожал плечами Август.
— А сейчас и узнаем! — Девчонка кинула в него шар, тот полетел немного вбок, но Август сделал пару шагов, напружинился, не сводя глаз с предмета, выпрыгнул и поймал, будто дикая кошка. Шар в его ладонях тут же треснул и рассыпался, в руке оказался гриб синеватого оттенка. — Не угадал! Ешь!
— Ешь! Ешь! — кричали из люков.
— Сахаро-ок! — завывали дамы с трибун.
Август оглядел гриб, аккуратно отщипнул от ножки и отправил кусочек в рот, медленно прожевал и проглотил. Уж тут его голова и опустилась. Лицо позеленело, он схватился за горло, широко открыл рот, и оттуда брызнули во все стороны мелкие лягушки. Они с оглушающим кваканьем прыгали по сцене, одни падали в открытые люки, другие взрывались, едва коснувшись сцены. Рихарда перекосило: значит в шариках будут находиться предметы, и их никак не подсмотреть.
— А-а-ах, бедный Сахарок! — причитал ряд женщин.
— Фу, ну и гадость! — со злой радостью гоготали остальные зрители.
Чародейка стянула с себя шляпу, вытащила второй такой же чёрный шар, показала и ехидно пропищала:
— Мой рыцарь, угадывай!
— Несъедобное! — выпалил Бэн.
Шар прыгнул ему в лицо, и из носа потекла кровь. С громким «Пуф!» на сцену упал сухой венок полевых цветов и растёкся вонючей лужей. Бэн, зажимая нос рукой, отступил. Толпа бесилась и требовала зрелищ.
— Ну-ка, Горчица, угадай! — Третий шар перекатывался по плечам Чародейки, крутился, выскальзывал из пальцев, скакал по полям шляпы.
— Это съедобное! — выкрикнул Рихард.
Шар остановился, артистка сцапала его и швырнула игроку. Мальчик едва успел поймать его на уровне колен, и в руках оказалась надкушенная булка.
— Угадал! Смотрите-ка, угадал! — гаркнул Луи и крутанул волчок.
Жужжание, мельтешение и белая стрелка ткнулась в треугольник Августа. Мальчик судорожно дышал, когда брал у Рихарда булку.
— Заба-авное представле-ение, — тихо сказал Сахарок и куснул чуть чёрствую выпечку с целого края, пожевал, проглотил и улыбнулся: — Недурно, только слегка заветренная.
— Так сама же пекла! Смотри, какая я хозяюшка! — Чародейка чуть поклонилась, раскачиваясь на качелях, на коленях крутился четвёртый шар. — Давай, Сахарок, твой выход!
— Съедобное!
Август напружинился, но брошенный предмет упал ему в протянутую руку: половина червивого яблока. Луи тут же крутанул волчок, стрелка заметалась, иголка выбивала мелкую стружку. Из люков с нетерпением выглядывали маски. Жужжание не прекращалось.
— Хватит! — рявкнул ведущий, и волчок замер, указав на Августа. Невозможно было стать ещё бледнее, как казалось Рихарду, но сопернику удалось.
Август встряхнул левой рукой, и между пальцев показалось узкое длинное лезвие. Им мальчик срезал кусочки яблока, пока не нашёл не повреждённый червями участок. Съел, чуть скривившись. Рихард смотрел во все глаза: Сахарок оказался полон сюрпризов.
Только увидев следующий шар, Бэн крикнул «Съедобное!» и получил хвостом сушёной рыбы в распухший нос. Волчок вяло качнулся и ткнул в сторону Рихарда. Рыба на вкус была не очень: слишком солёная, воняющая подвалом и сырыми ботинками.
— Прости, — Бэн сам кривился больше Феникса, глядя, как тот вяло пережёвывает крошечный кусочек.
— Да ну ты, брось извиняться, — улыбнулся Горчица и швырнул рыбу в одну из торчащих из люков масок, что зрители восприняли на ура.
Дальше Рихард угадал несъедобное и получил конфетти из мелких камешков и сухих листьев. Август хмурился, не торопился назвать следующий шар, Луи бегал вокруг него, подпихивая локтями.
— Да-вай! Да-вай! Са-ха-рок! — скандировали трибуны.
Чародейка раскачивалась всё сильнее, отталкиваясь ногами от воздуха.
— Ладно, пусть будет съедобное, — наконец сказал Август.
Шар полетел к нему, увернулся, исчез, оказался сзади и шлёпнулся на голову тухлым яйцом. Сахарок побелел, покраснел, вытянул из кармана платок и с омерзением на лице вытер волосы.
— Ешь! Ешь! Ешь! — орали трибуны.
— Давай! Твоё наказание! — Чародейка подпрыгивала на качелях.
— Я не буду это… — начал было Август, зло прищурившись, но тут его перебил Бэн:
— Хватит издеваться! В той бумажке было написано «Битва на мечах», а не это вот всё! — голос его был тонким, звенящим.
Внезапно все затихли. Луи нагнулся, поднял волчок и прыгнул в один из люков, нарисованные синие линии исчезли, Чародейка перестала раскачиваться, струи воды из её стоп рассыпались искрами. Август с очень тёплой улыбкой посмотрел на Бэна, а тот стоял, полыхая до самой макушки, потупив глаза. Рихард почувствовал себя бесполезным. Наглая девчонка нарушила молчание:
— А у нас тут, значит, бунт — славно-славно! Победителем этого состязания становятся Тефтелька и Горчица, а вот Сахарок проиграл. И теперь у нас битва на мечах! Но для начала партия в «камень-ножницы-бумагу» на первенство в выборе оружия.
Мальчики потрясли кулаками. Две «бумаги» против одних «ножниц».
— Право выбора оружия достаётся Сахарку! — выкрикнула Чародейка. — И в следующем состязании участвуют только претенденты на мою восхитительную особу, а вот Тефтелька будет наблюдать, чтобы дуэль была честной.
Все кивнули. Август расправил плечи и с вызовом глянул на Рихарда.
— Я с пяти лет занимаюсь фехтованием и добился кое-каких успехов. А ты?
Как Рихард не пытался смотреть в его холодные глаза, но таки отвёл взгляд, не выдержал. Меч в руках юный Феникс не держал никогда.