Рихард Феникс. Горы. Книга 1

Глава 17 Старый верный друг

Нолан разглядывал сына, ничего не замечая вокруг. Потянув за распоротый рукав, вздохнул:

— Эх, жалко твою куртку, ещё бы год в ней отходил.

— Почему жалко? — мальчик поднял руку, и ткань провисла лохмотьями. Рихард не любил эту куртку, она раньше принадлежала сыну пьянчужки Гарга.

— Она приняла на себя много ударов. Ты их, наверное, даже не почувствовал. Пора ей отправиться на покой. Такое уже не починить. Снимай.

— Но, папа, ты же говорил!.. — запротестовал Рихард, вспоминая наказы отца по пути в город, и зажмурился, когда купол над площадью развернули в стороны, впуская солнце.

— Нас всё равно раскрыли, — пожал плечами отец. И мальчик заметил, что тот без перчаток.

Рихард пошарил по карманам куртки. Вещицы, которые он извлёк, утром прихватил на удачу, а, похоже, лишь её отпугнул. Персиковая косточка с инициации, уже сухая, приятно грела ладонь. Ритуальный нож почти прорвал тряпицу, в которую был завёрнут. Папа отдал ножны, но мальчик про них забыл, как и о самом ноже, а ведь он пришёлся бы кстати на состязании. Перед глазами вновь возник Август и его скрытый в рукаве кинжал. Последним Феникс достал из левого нагрудного кармана небольшой блокнот, куда зарисовывал иногда пейзажи и разные предметы. Толстая обложка из нескольких слоёв дублёной кожи была проткнута в трёх местах. Рихард вздрогнул, представил, что было бы, не возьми он блокнота с собой. Даже тупой клинок в умелых руках мог ранить насмерть. Мальчик помотал головой, отбрасывая печальные мысли и переложил вещицы в карман штанов. Нолан, наблюдая за сыном, молчал, лишь бросил краткий взгляд на шатёр.

— Пап, я сейчас! — Мальчик указал на мусорный короб в ближайшей арке.

— Лучше туда, — кивнул Нолан на соседнюю, — это к мэрии кратчайший путь. А я пока заберу свои перчатки: забыл на том месте, где мы сидели. Жди меня в арке, никуда не уходи!

— Хорошо! —широко улыбнулся Рихард и спрыгнул со сцены, с упоением ощущая силы в теле.

Плетёный короб со штампованной надписью «мусор» стоял не так близко, как первый, а в глубине у тёмного отворота, закрытого кованной решёткой. Сюда не доставали ни дневной, ни фонарный свет, потому в арке было прохладно, темно и сыро. Рихард поёжился. Между лопатками зазудело, будто от чужого недоброго взгляда. Феникс прыгнул в сторону и не успел.

Его повалили на живот, чужие жёсткие пальцы подняли за волосы голову, у горла задрожало лезвие. «Опять!» — поморщился Рихард, лёжа на выпавшей из рук куртке. Едва уловимый запах персиков коснулся носа. Мальчик улыбнулся. Страха не было. Изнутри поднимались дурашливое веселье и азарт. Но больше всего — любопытство.

— Где он? Где то, что ты у меня украл? — прошипел над ухом знакомый голос.

— С чего ты взял, что это я?

Лезвие чиркнуло по коже. Волосы путались в пальцах напавшего. Он оттянул голову Феникса назад, прижимая коленями его руки.

— Я всё видел! — хрипло выкрикнул человек и впечатал мальчика лицом в землю, однако нож успел убрать.

Снова гул отдавался в голове и теле, но уже не досок, а земли, возвещая чей-то торопливый, тяжеловесный приход. Глухой удар сверху, за волосы дёрнули и отпустили, рядом что-то упало, небольшое, тяжёлое. Но того, кто сидел на спине, больше там не было. Рихард вскочил. Бэн держал подмышки незадачливого вора. С головы того на землю медленно стекал тончайший серый шарф, открывая длинные рдяные волосы, собранные в высокий хвост.

— Спасибо, Бэн, ты меня очень выручил!

Рихард подошёл к воришке, похлопал его по впалым щекам.

— Эй, скажи своё имя!

В ответ — злобный взгляд и плевок — всё мимо. Воришка был чуть выше Бэна, но тот удерживал его без труда. Толстяк, смущённо глядя на Феникса, бормотал:

— Я такой бесполезный. Видел, что у вас там было, а вмешаться не мог: они не пускали.

— Всё хорошо, — успокоил его Рихард и снова спросил, как зовут воришку.

— Зачем тебе моё имя? — просипел тот, нашаривая подогнутыми ногами землю. Он выглядел таким измождённым и тощим, что едва мог стоять сам.

— А я скажу, где находится то, что ты ищешь.

О, нет, юный Феникс совершенно не собирался говорить, что кубик, украденный им у вора, сейчас лежал под подушкой, в отцовом доме, в горах. Но чувствовал, что этот красноволосый мальчишка ему нужен, что они как-то связаны. Грёза инициации так и стояла перед глазами. Лицо было одним и тем же, только там, в полусне-полувидении, выглядело немного старше.

— Алек. Меня зовут Алек. А теперь говори! — Травянисто-зелёные глаза полнились злобой, но когда воришка медленно моргал, на лице оставалась лишь бесконечная усталость.

— В надёжном месте. Там, где никто не найдёт. — Рихард сильно преувеличил, ведь нельзя же взять и сказать неуместную сейчас правду.

Алек поднял на него тяжёлый взгляд, провис ещё сильнее в руках Бэна. Тот переминался с ноги на ногу, озадаченно посматривая по сторонам. Феникс приблизился, без стеснения рассматривая бедолагу. Замусоленная кофта на том расползалась у горловины, позволяя снова увидеть пять круглых клейм под ключицами. Рихард содрогнулся, представив, как больно было их получать. Не зная зачем, коснулся среднего, ещё незажившего, пальцами левой руки. Воришка застыл, глядя на перьевидные шрамы от кончиков пальцев до плеча мальчика. Ресницы медленно опустились, раздался негромкий вздох.

— Скажи ему, чтобы отпустил, — едва слышно попросил Алек.

— Бэн, пожалуйста… — начал было Рихард, но тут в переулке появились люди.

Первым шёл, высокомерно задрав голову, Август, и ни следа недавнего боя не было на нём. Одежда вся новая, чистая, неприлично дорогая на вид. Звенели начищенные шпоры, целёхонький плащ покрывал левое плечо, а на голове блестело подобие диадемы из листьев, отливающей чернёным серебром. Позади держался высокий человек в чёрном плаще с капюшоном и белой маске Чародея. Разглядывать остальных не было времени.

Наследный принц королевства Прэстан остановился в шаге от Рихарда Феникса. Они долго, в который раз за сегодня, смотрели друг другу в глаза: один, светловолосый, надменный, — с затаённой яростью; другой, темноволосый, игривый — с дружелюбной улыбкой.

— При следующей встрече я тебя убью, — пообещал Август и вместе со свитой прошествовал дальше.

Рихард обернулся ему вслед, но наткнулся на Алека. Тот сплюнул, сказал:

— Ну и мерзкий же тип. С таким нужно быть осторожней. А лучше вообще никогда не встречаться.

— Да ладно тебе…

Рихард беспечно пожал плечами, но договорить не успел: воришка двинул ему в скулу, свалил с ног, цапнул свой шарф и был таков.

— Да что с ним не так? — только и удивился Рихард, поднимаясь с земли при помощи Бэна.

— Может, он тебе завидует? — обеспокоенно предположил толстяк и подал Рихарду истоптанную куртку и два лезвия, соединённых между собой на манер ножниц. — Смотри, это он уронил. Он тебе вот этим, наверное, угрожал. На горле порез… Ой, был и пропал… А как так быстро?

— Потом расскажу, — отмахнулся Феникс, разглядывая находку, и беззвучно добавил: — Теперь точно придёт…

Наконец Рихард добрался до корзины с надписью «мусор», засунул в неё куртку с перчатками, а лезвия-ножницы спрятал в другой карман штанов. В арку вошёл отец, коснулся саднящей скулы сына, заглянул с недоумением в глаза и сказал:

— Ри, ты находишь себе приключений, стоит только на миг отвернуться — поразительное свойство! Ладно, пошли. Тут хоть и по прямой, но довольно далеко. — Мужчина посмотрел на Бэна, уточнил: — Ты с нами?

— Угу, страж тот, который с вами говорил, сказал тоже прийти. Вроде как, я свидетель или пострадавший. Правда, я так и не понял, кто именно.

Нолан кивнул, и они втроём отправились на аудиенцию к мэру.

Дорога от Тысячеликой площади поднималась прямо к зданию мэрии. Сине-голубые маленькие плитки устилали её по всей ширине, заходя на стены домов и складываясь в изображения островерхих гор. Сюда не выходили окна, а узкие переулки, ведущие на соседние людные улицы, перекрывали высокие кованые ворота, на их одиночных полотнах отчётливо блестели клейма Фениксов, заверяя в качестве и долговечности изделий.

Далеко впереди в послеполуденном зное терялась свита Августа. Было тихо и пусто. Почти. Маленький старичок в ливрее, стоя на коленях, начищал мозаику на одной из стен. Увидев Фениксов, вскочил, поклонился, едва не клюнул себя длинным крючковатым носом и молча бухнулся обратно, вернулся к труду.

— Пап, ты его знаешь? — шёпотом спросил Рихард, когда отошли подальше.

— Можно сказать и так… Он служил лакеем при бывшем первом советнике. А сейчас новый — из племени Теней. С их приходом, судя по всему, всё изменилось

— А откуда ты знаешь?

Нолан смолчал. Сын дёрнул его за рукав пару раз, не дождался ответа и отошёл. От сине-голубых плит рябило в глазах; свита Августа, казалось, растворилась вдалеке между небом настоящим и отражённым, воздух дрожал от солнечных отблесков, делая всё вокруг зыбким, будто идёшь по поверхности воды изнутри ручья. И что-то плеснуло в этом потоке, надвинулось тёмной массой. Мальчик проморгался и понял, что это недалеко впереди открылись одни из ворот. Оттуда, звеня связкой ключей, выскочил невысокий мужчина и запер за собой. Увидев шедших на аудиенцию, он замер, подпрыгнул и чуть ли не бегом бросился к ним. Рихард спрятался за спину отцу, врезался в мягкого неповоротливого Бэна, а человек подбежал и стиснул в объятиях Нолана.

— Я рад! Я рад! Как же я рад тебя снова видеть, мой драгоценный друг!

— Здравствуй, Урмё, и я рад, — ответил Нолан, смущённо похлопал того по спине, отодвинул от себя, оглядел и добавил: — А ты совсем не изменился.

— Некогда меняться! Столько дел! Столько работы! А ты уже почти старик — да как же так⁈ Возвращайся! Работы полно! Знаешь, как бодрит-молодит⁈

— Ты же знаешь: я завязал, — пожал плечами старший Феникс.

Рихард шагнул в сторону, разглядывая того, кого отец назвал Урмё: невысокий, одет как стражи, но форма не серая, а тёмно-синяя; сзади на поясе трое ножен с короткими клинками и хитрым креплением, чтобы нельзя было достать исподтишка; плоская сумка на длинном ремне через плечо; сбитая на сторону кепка на курчавых рыжеватых волосах. Светло-зелёные глаза и живая мимика делали человека очень молодым, хотя мальчику казалось, что возраст мужчин примерно одинаков: около сорока восьми лет.

— Вот что я тебе скажу: променять работу, для которой ты создан, — дело не правое! Но — личное. И я тебя уважаю за это — за умение выбирать семью и дом. Не то что я, — Урмё рассмеялся, хлопая себя по бокам ладонями, а потом резко обернулся к ребятам. — Который из них твой? А, вижу, — он неожиданно пристально посмотрел на Рихарда, будто видел его насквозь. — Похож! А глаза-то мамкины. Эх, хороший парнишка! Давай его к нам!

— Не-не, нервная работёнка, да и он ещё не определился, кем хочет стать, — Нолан пошёл вперёд, а Урмё вытанцовывал рядом, широко улыбаясь.

— Сколько ж эта дорога тебя не видела? Лет тринадцать? — Человечек щелчком сбил кепку на макушку, обвёл широким жестом и сине-голубые плитки, и серые стены над ними, и будто бы весь мир.

— Шесть. Всего шесть. Когда я сдавал значок. А до этого семь.

Нолан поманил ребят, чтобы те не отставали, но оба и так чуть ли не наступали на пятки взрослым, ловя каждое слово. Рихард напрягся: отец никогда не говорил о своей работе. И мальчик был уверен, что тот всегда был занят на полях в предгорье, а пока не построили сталеплавильный завод, в городских кузницах. Даже в мыслях не было расспрашивать, чем жил отец до появления сына на свет. А тут вдруг всплыла какая-то работа, да к тому же и нервная — было о чём разузнать.

— Ишь, какой жук! — погрозил пальцем Урмё, вновь заливаясь смехом. — Был, а к бывшему напарнику даже не заглянул. А я всё хотел к тебе наведаться. Да столько дел, столько забот! То одно, то второе, то сейчас ещё вот это, — он махнул в сторону, где вдалеке, за домами, над цехами поднимался дым. — Мы уже всю голову сломали. И знаешь, на кого все косят? На вас! А я им так и говорю: «Господа Тени, разуйте глаза! Фениксы — последние, кто пойдут на убийство!». А они мне: «Да что ты знаешь? Им же выгодно, чтобы их к работе вернули!» А я им: «Да ваши трупы прямо в сталь упали! Фениксы те ещё дотошные мастера! У них сталь чистейшая! Даже ваши лекарские кабинеты грязнее, чем фениксова сталь!». Нет, ну ты представь: не верят, хоть ты тресни! Ну до чего упёртые бараны!

— Я бы на их месте тоже не поверил. — Нолан хлопнул Урмё по плечу. — Друг, нас на аудиенцию вызвали. Мы пойдём вперёд.

— Так и меня тоже! — Живчик перехватил руку старшего Феникса, потряс. — Ты представляешь, мы только взяли целую повозку, до верху забитую никшеком и кокке, как пришло сообщение, что весь наш сыскной отдел требуют в мэрию! Паразиты! Вот слов нет, какие паразиты! Мы ж этих голубчиков дней двадцать выслеживали, вели их аж от самого Пестролеса, всё красиво сделали, уже тёпленькие были — подходи и бери. А тут это! Пришлось на Теней всё скидывать. Не, так-то Тени не плохие ребята, вот только вечно до самых печёнок пролезут, чтобы узнать, кто, где, почему. Я им говорю, что деликатнее надо, по-человечески, а они… Ой… Тут же дети. Ну что, ты разве забыл, как Тени работают? Хрясь! И всё!

— Да помню я, — вздохнул Нолан.

Вчетвером они дошли до конца синей дороги и упёрлись в ворота в высокой изящной ограде, перед ними под треугольным тёмным карнизом стоял страж. Урмё что-то показал, и их пропустили. А дальше, до белокаменного здания мэрии с двумя башнями по краям, раскинулся широкий сад. Десятки тропинок разбегались во все стороны, огибая массивы цветущих фруктовых деревьев и клумбы с переливающимся радужным мхом. То тут, то там били небольшие фонтаны со скульптурами обнажённых людей в причудливых позах. На перекрёстках стояли низкие гипсовые тумбы, на каждой — по золотой клетке, в которых пели пёстрые птички. Закончив выводить рулады, они спархивали к кормушкам и поилкам, стоящим на дне светлиц.

Рихард остановился у одной из клеток, поцокал, подзывая птичку, но та забилась на самую дальнюю жёрдочку. Бэн подошёл и сунул палец между прутьев, пёстрая певичка тут же уселась на него, надулась, распушила перья и завела звонкую трель, которую тут же подхватили остальные. Феникс завистливо покосился на паренька.

— Не отставайте! — прикрикнул Нолан, и ребята бросились догонять.

У больших двустворчатых дверей под широким портиком, который держали четыре каменные фигуры, стояли двое стражей. По серой форме и неуловимым чертам лица Рихард понял, что это Тени. И снова в душе появился гаденький страх. Возникло ощущение из детства, когда мальчик едва не вступил в гадючье гнездо: казалось, сделай шаг внутрь здания, и в тело вопьются ядовитые зубы.

— Нам назначена аудиенция, — сухо сказал Нолан.

— Поторопитесь и пропустите нас, господа, — встрял Урмё, посмеиваясь, — если мы опоздаем на аудиенцию к мэру, я скажу, что всё из-за вас! Хоть я вас и не различаю, но нажалуюсь! А там разберутся!

— Да проходите, никто и не задерживает вас, господин старший детектив. И вас тоже.

Стражи потянули за крепкие ручки, двери распахнулись, и пришедшие вступили в здание мэрии, гулкое и тёмное после улицы. Шаги разносились эхом по просторному залу без окон, поскрипывали тёмные лакированные доски пола, одинаковые, гладко пригнанные одна к другой, ряды колонн бросали длинные тени от светлячковых фонарей, подвешенных к потолку. И других людей вокруг не наблюдалось.

— Так ты уже старший? Поздравляю! — Нолан хотел было похлопать Урмё по плечу, но рука безвольно повисла.

Рихард увидел, что отец опустил голову, улыбка пропала с лица — и эта перемена озадачила сына, усилила страх. «Что было у папы в прошлом такого, что теперь он грустит? Он, что, завидует этому дядьке?»

— Не с чем! — отмахнулся живчик. — Ты представляешь, как сложно подыскать стоящего напарника? Скольких мне пришлось перебрать, научить, переучить, особенно новичков! И всё ради того, чтобы прийти к логичному, единственно верному ответу, что лучше тебя никого нет! Тринадцать лет безуспешных попыток, мой драгоценный друг, — а, каково? А ещё эти бумажки! Столько писанины! Будто мы не детективами нанимались, а канцелярскими крысами! Пишешь-пишешь без остановки… А раньше⁈ Вспомни, как было раньше!..

Его звучный голос отражался от стен, усиливая драматизм сказанного. А размашистые жесты напомнили Рихарду начало представления бродячего театра. Нолан посмотрел на ребят, на друга, нахмурился и, вздохнув, указал вперёд, на чёрные высокие двери с гербами Лагефорда — островерхие золотые горы на тёмно-синем фоне. Стоило к ним подойти, как створки бесшумно распахнулись навстречу. Рихард заметил по бокам двух стражей, но те растаяли в тенях, оттого казалось, что двери открылись сами собой. Урмё тут же смолк, вошёл первым. Нолан весь будто бы сжался, но приобнял сына за плечи, ободряюще провёл по растрёпанным волосам. Бэн улыбался и хлопал глазами, грузно переваливаясь позади всех.