Роман… С Ольгой

Глава 26

Десять лет спустя

— Ром? Ромыч? Игоревич, ку-ку?

Отвали, удод. Прочь пошёл. С утра ворчит подкованное в кодексах, законах и вопросах постоянно нарушаемого права протрезвевшее мурло, которому мы с Фролом проиграли, вероятно, пол-ляма чистоганом. Жена меня убьёт, когда узнает, что я заложил нашу с ней квартиру, свою машину, немногочисленные сбережения и первый взрослый раз засранца-Пашки. Я продал девственность кота, чтобы выслужиться за колоссальный проигрыш у профессионала. Шучу, конечно, но рука чесалась обчистить Никитоса, чтобы парню после неповадно было.

— Ку-ка-ре-ку! — вопит кретин, со всей дури разрабатывая совсем не певческое горло. — Кхе-кхе! Желтки-белки. Не смыкаются, ну ты подумай, голосовые связки. Юрье-е-е-е-в, ты деби-и-и-и-л!

Чёрт! Убью его, тем более нужный навык есть. А там, как говорится, за благородное дело можно и присесть. Думаю, никто и не заметит моего отсутствия в течение лет пятнадцати, возможно, двадцати или двадцати пяти. Найду весомую причину, чтобы скостить суровый срок. В конце концов, я обществу помог, избавив всех от игрогниды.

— Охрана, враги на горизонте! Война-а-а-а! Надо что-то делать. Рома-Рома, я боюсь. А-а-а, а-а-а! Где твой наган? Скажи, козлина, что твой чёрный пестик чем-нибудь заряжен. Боже! Прости, любимый, но я отдамся им. Так уж и быть, пожертвую собой, если ты, долдон, сию секунду не поднимешь зад, чтобы начистить мразям морду, — теперь он тормошит меня, подёргивая правое плечо, зачем-то высунутое из-под гостиничного одеяла, пропахшего какой-то душной хренью. — Юрьев, я серьёзно! Твой телефонный аппарат неоднократно трахал тумбу, натирая толстый уголок, вскрытый древесным лаком, сверхчувствительным сенсорным экраном, пока ты, как ангелочек, спал, выпуская бульбы изо рта. Бля, я, что, сейчас сравнил жиденький дисплей с потерянным мужиками женским клитором? Сверхчувствительный, м-м-м! Восемь тысяч нервных окончаний. Дамам, определенно, лучше нас во время секса. Не успокоюсь, пока не проверю свою теорию неоднократной практикой. Вот это лирика, е. ать. Ты, к сведению, храпишь. Советую проверить грудную дыхалку, нос и, конечно, горло. Жена за этим, что ли, не следит? Бедная-бедная, но такая, сука, стерва. Не я сказал, так Сашка два часа подробно убеждал. А это, то есть там, на той стороне телефонного звонка, между прочим, строгий босс визжит. Бесится наш Костя, что ты его прокатываешь уже, как минимум, полчаса. Я…

Вот скотина… Твою мать!

— Да, — глухо отвечаю, приняв всё же вызов, который разбудил проспавшегося — на это я надеюсь — от алкогольного угара адвоката.

— Доброе утро! — елейно шепчет Костя. — Разбудил?

— Привет. Нет, — лениво поворачиваюсь, чтобы раскинуться морской звездой на королевском траходроме, который в этой комнате единолично занимаю, потому как…

«Кто не успел, тот опоздал, Платоша» — рычал, в кулак посмеиваясь, когда где-то в половине пятого утра запускал в двухместный номер знатно погулявшего Никиту. — «Это что такое?» — я пальцем указал на нечто, безжизненно свисающее молочно-беленькой соплей из нагрудного кармана дорогого пиджака юридического болвана.

«Это необходимая для секса с местной публикой надёжная защита. При-го-ди-лось, брат. Я был неудержим. Всем было очень хорошо, а я, естественно, собой доволен. Сашка только быстро кончил. Сбежал, писюша, потому как вспомнил, что уже почти женат. Фрол — такой придуро-о-о-ок» — он гордо вскинул подбородок и подкинул брезгливым жестом кончик использованного резинового изделия номер два. — «Юрьев, обойдемся без нотаций. Ты мне не папочка, а я не твой сынок. Хочу е. у — хочу играю — хочу по улицам с карамелькой за щекой гуляю. Не зыркай-не зыркай, Роман жестокий Игоревич, и вали-ка спать. Завтра…» — он вскинул руку, чтобы полупьяным взглядом свериться с механическими часами, определенно удивившись циферблату и тому, что там вполне отчётливо отображалось, ехидно и весьма глубокомысленно произнёс — «уже сегодня рано всем вставать. Юрьев, не изображай мороз и успокойся. Кинуть палку довелось или ты…».

«Идиот!» — я злобно прошипел, повернувшись к «тридцатилетнему отроку» спиной, и снова повалился на кровать.

«Э-э-э-э…» — матрас пружинил и играл. — «А я где буду спать?».

«На коврике, у входной двери или у ванной. На место, ПЁС!» — столкнул надравшегося на пол и был таков, предусмотрительно развалившись под весь мой рост кроватной диагонали…

— Ром, с Асей беда.

— Что случилось? — мгновенно подскочив, усаживаюсь на кровати, активно ёрзаю, пока передвигаюсь на пятой точке, спокойно приближаясь к изголовью.

— Прикрой мудя, козёл, — шепчет, мне подмигивая, Никитос. — Юрьев, как жена с тобой живёт, если ты, словно маленький ребёнок, которому обо всём, что хорошо ли плохо, нужно громко многократно сообщать?

— Прочь пошёл! — одной рукой прикрыв динамик трубки, второй показываю направление для его немедленного удаления и комкаю покрывало в районе открывшегося так некстати паха. — Закажи чего-нибудь пожрать. Разберись с гостиничным сервисом и не возникай. Скажи спасибо, что её здесь нет, иначе… — а он, по-видимому, этой фразой заинтересовался. Стоит и слушает кретин, а личное пространство, строгая секретность и гребаная конфиденциальность для странного соседа — пустой звук и маленькая профанация? — Это важный звонок, Платонов. Если начнёшь кобениться, пристрелю из чёрного нагана. Отвали!

— Да ты жестокий капитан Козлани. Бедная жена, — покачивая головой и бёдрами, на которых сейчас развесилось большое полотенце, Никита наконец-то отползает от кровати, где вчера так лихо он просрал свой входной и выходной билет на определенно королевское спальное пространство.

— Что? — снова возникает босс.

— Это Платонову. Извини. Я слушаю.

— Она в больнице. Экстренная госпитализация.

Когда неугомонные всё только успевают?

— Её прооперировали.

Ни черта себе!

— Кость-Кость, давай помедленнее, — подтянув к груди колени, раздираю пальцами закисшие за очень непростую ночь глаза. — Что случилось?

— Женские проблемы.

Ему, по-видимому, нужно авторитетное мнение специалиста в этом направлении? Он просит о протекции, которую я не хотел бы Красовым ни за какие деньги предлагать?

— Маргарита Юрьева — не лучший вариант, — цинично улыбаюсь.

— В смысле? — по-моему, шеф очень удивлён — да он практически недоумевает. — Ром?

— Чем я могу помочь? — скривившись из-за своей нерасторопности, дёргаюсь и спешно исправляю обстановку. — Ты где?

— У себя пока. Собираемся с Тимошкой проведать маму. Вы ведь в городе?

— Э-э-э…

Ну твою мать! Голый хрен курсирует между санузлом и широким входом в спальню.

— Никита! — ору дебелому козлу.

— М? — мудила поворачивается чрезвычайно разукрашенной спиной ко мне и поднимает руки, играя увесистыми бицепсами. — Что надо, мой маленький герой? — покачивает бёдрами, словно торпедирует восставшим из небытия здоровым членом открытую в парашу дверь.

— Прикройся, придурок.

— Что у вас там происходит? — похоже, Красов хочет быть и там, и тут. — Я приеду через пару часов. Подыщи мне номер в аккуратной гостинице, пожалуйста. С детским манежем и без излишеств в виде секс-услуг на гардеробе. Нужны удобства и гробовая тишина на этаже. Короче, организуй нам комендантский час. Стоимость, конечно, значения не имеет. Полагаюсь на твой вкус и хватку. Ромка, это важно. Имеется предчувствие, что я надолго задержусь. Не скрывай от администрации, что нас будет двое. Не хотелось бы потом с барбосёнком по ночам шнырять в поисках жилплощади.

— Хорошо. Без вопросов. Разберусь.

— Дашь знать?

— Конечно.

— Платонов жив? — внезапно задает вопрос.

Что беззаботному-то сделается? Никита — здоровый и толковый парень, но временами, мать твою, такой балбес и распиздяй.

— Он доволен жизнью. Личной и профессиональной. Всё нормально — никуда наш сын полка не делся и в неприятности не встрял.

— Поплюй!

«Тьфу-тьфу!» — смотрю на левое плечо и на пустой стакан, раскачивающийся на прикроватной тумбочке возле меня. А у кого-то, видимо, нехилый был с утра сушняк.

— Я очень надеюсь, что так и дальше будет, — продолжает Костя. — Рад слышать, что хоть у кого-то всё в ажуре и без эксцессов.

— Я могу Оле позвонить, если…

— Позвони-позвони, — хихикает наш Костя. — Если Лёлька после всего, что ты натворил, поднимет трубку, увидев на экране обидчиково имя? Ты знаешь, дорогой мой друг, это слишком далеко зашло. От тебя не ожидал.

Это как понять? Что-то я с утра вообще не отбиваю ни одного коронного дубля.

— То есть?

— У меня на рабочем столе лежит миленькая жалоба со слезливой просьбой разобраться в сложившейся ситуации. Она считает, что я долбанный профсоюзный деятель? Мне есть дело до ваших постельных игр? Это что, мать твою, за новости? Юрьева желает организовать, вернее, возродить, древний и ужасный ритуал.

— Вызвать Сатану?

— А ты пока посмейся, потом, Ромка, я над вами посмеюсь, когда под задницы коленом дам и не побрезгую.

— Всё! Я слушаю.

А босс сердит. Это и понятно — у него жена в больнице. А что меня так веселит? То, что у Лёлика с выдумкой нет проблем или то, что босс попал под неуправляемый каток, который бешеная баба разогнала, сняв стоп-кран и вырвав с корнем тормозные, мать её, колодки?

— Её интересует, как проходил во времена социализма, товарищеский справедливый суд. Дева просит разобраться в непростой ситуации, в которую, по её, итить, словам, ты погрузил их с головой. Ты, блядь, на эту голову больной? Планка в стратосферу отлетела? Сначала мордобой на рабочем месте, у меня практически под носом, потом грызня, в буквально смысле слова, на тихом пляже, а теперь вот это! Ты не явился…

— Ко-о-о-сть… — жалобно мычу, перебивая нагло шефа.

— В ЗАГС!

А я её предупреждал! Это — «между прочим». Всего делов-то — накатала письмецо. Значит, шариковую ручку умеет в пальчиках держать.

— А что ещё?

— Мало, полагаю?

— Ну-у-у-у…

— Ромка, вам под сраку лет, а вы с ней чудите похлеще мелкой Цыпы, которую силком пришлось укомплектовать в больничную палату.

— Это же не наши методы, — прыскаю в ладонь, ко рту ковшом приложенную, который сам собой растягивается в очень мерзостной улыбке.

— Это сила, Юрьев. Ты показываешь, что на многое способен. Связи подключил? Без Ростова, полагаю, здесь не обошлось. Выставил гражданку Юрьеву немного невменяемой?

Пусть будет так! Хотя, по правде говоря, я никого таким не выставлял. Но боссик прав — Андрей ещё разок помог. У них всё с Василисой склеилось. Пошла лафа. Он проталкивает шарик в лунку под присмотром высококлассного врача, а я пока лишь подготавливаю почву. Обещал затрахать Олю? Обещал ребёнка сделать? Всё обозначенное в скором времени исполню, а на женские писулечки… П-Л-Е-В-А-Т-Ь!

Итак:

— Я мужик, Красов.

Да я сейчас от гордости взорвусь!

Если Оленька забыла, так я напомню. Изображает бедную овечку, бьёт Красова по яйцам, выпрашивая жалость, хотя о непростом развитии событий жена была неоднократно мною же предупреждена.

— В этом я вообще не сомневаюсь, но…

— То, что происходит, останется только между нами. Точка! Прошу прощения, босс, но никаких комментариев в этой связи тебе давать не буду.

— Мне, я полагаю, надо руки вверх поднять?

— Неплохо было бы.

А если дополнительно, на всякий важный и пожарный случай, вежливо попросить его уйти в сторонку, чтобы не мешаться и часом не попасть под жаркую раздачу, которую, я в том уверен, бешеная стерва мне организует по возвращении домой? Нет-нет, вероятно, это слишком!

— Ещё будут поручения? — но я переключаюсь на рабочие моменты.

— Это всё. Звони домой, Юрьев, и не строй е. лана. Тебе такое не идёт. Это амплуа Фролова или Платонова. Разберитесь, а то…

— А то? — почёсываю красноречивым жестом бровь.

— Это мерзко! — кивает на меня Никита.

«На хрен отвали!» — губами чётко и неспешно артикулирую.

— Палец убери! — он тем же «членом» крутит у виска. — Старый пень, а такой…

— Что с завтраком? — обращаюсь к своему соседу, указывая взглядом на входную дверь.

— Через полчаса, папаня, — Платоша совершает книксен и, закатив глаза, смывается наконец-таки с горизонта.

Утешил и немного обнадёжил. Тридцать минут — это ведь недолго. Значит, позвоню потом.

— Она жалуется на тебя, козёл, — а Костя продолжает говорить.

Он говорит. Вещает. Провозглашает. Авторитетно, как главный диктор центрального канала, сообщает. Что там преподнесено? Уверен, Лёля руководствовалась тем, что:

«Я хочу писАть и буду. Поделом тебе, Юрьев. Вот так, вот так! Усерднее мараю — больше получу».

Тут желательно добавить:

«На бумаге, дорогая, накрапать, что против ветра через реденький штакетник полынь-траву кучным дальнострелом обоссать! Пиши-пиши — бумага всё, конечно, стерпит».

Но всё-таки хотелось бы ознакомиться с содержанием телеги, которую на «родного мужа» настрочила «благоверная жена».

— Ты что-то обещал?

Не было такого! Ничего не обещал. Одни наветы, долбаная клевета и, конечно, хитросделанный обман.

— И не сдержал слово, я так понимаю?

— Не понимаю, о чём ты говоришь. Скажи лучше, Ася находится в стационаре?

— Да.

— Надолго?

— Пока не выздоровеет…

По-моему, он хочет кое-что добавить. Возможно, поумнеет, станет краше, старше, обретя при этом опыт, поймав до сей поры неуловимый дзен?

— Хоть приблизительно, — пытаюсь раскрутить на диалог, в котором босс бы не цеплял меня и что-то написавшую жену.

Подумаешь, Юрьева пошла на хитрость. Ну не подлог же, в самом деле.

— Недели две-три, как минимум, — Костя выдает предположения, а я, как идиот, присвистываю.

Да уж, тут, видимо, не обойтись без опытной руки. Придётся звонить той, которую я нещадно прокатил, не прибыв к месту расторжения тире сожжения документа о регистрации законного брака с гражданкой Ольгой Алексеевной…

— Ты мясо будешь? — гоняет по тарелке рис Никита.

— Буду.

— Юрьев, ты мясоед?

Совершенно точно! И под настроение, конечно. Но всё, что бегало, мычало, хрюкало, кудахтало в любом горячем виде я, как и любой здоровый член, люблю. Не вижу в этом ничего зазорного.

— Не веган, наш уважаемый Платоша. Жри — не возникай.

— Я тоже, но…

— Чего тебе?

— По-моему, оно жестковато. Не находишь, что ресторан при гостинице недорабатывает в вопросах жизнеобеспечения, в частности, в приготовлении скудной по составу, но богатой по витаминам, пищи?

— Слушай, у меня до хрена дел. Решил поумничать?

— Здесь? — Платонов выставляет на меня огромные глаза. — Какие здесь дела? Я полагал, что мы за счёт босса наслаждаемся незапланированным отдыхом в виде случайно растянувшейся на неделю вынужденной командировки во владения крабового короля. Такие они придурки, должен тебе сказать.

— Кто? — салфеткой вытираю губы. — Мне нужно позвонить.

— Да ради Бога. Но! — откинув казённые столовые приборы, зевает и потягивается, вздыбив руки. — Достойного контракта стопудово здесь не будет. Я не вижу, на чём Красов мог бы заострить внимание. Слишком прозаично и довольно грустно. Они могут ударить по рукам с кем-нибудь другим. Зачем им Костя? Костя — это премиум-класс, хотя и из провинции, а эти курлычущие индюки — совершающая последний выдох аристократия, гнилая, полудохлая интеллигенция, которую спасёт только смертельно опасная дефибрилляция. И то не факт. Не факт, что после этого сухофрукты не потекут, организовав густой кисель. Бяка какая! То ли они не рубят, с кем связались, то ли…

— Извини, но у меня, действительно, дела. Ты не возражаешь? — беру свой телефон и кивком указываю на балкон, где хотел бы сию минуту уединиться, чтобы сообщить последние известия жене.

— Без проблем. Прогуляюсь в холле. Долго ждать?

— Минут пять…

А я погорячился. Не думал, что моя Юрьева так шустренько ответит на поступивший ей от нехорошего козлины телефонный вызов. Однако Ольга трубочку сняла.

— Привет, — прокашлявшись, наигранно сиплю.

— Привет. Простыл?

— Всё в порядке. Спасибо, что спросила. Беспокоишься?

— Нет.

— Ася заболела, — сразу, как говорится, с места и в карьер, весьма активно наступаю.

А чего ходить вокруг да около?

— Что с ней?

— Женские проблемы.

Нет ответа — тишина и шумное сопение.

— Оль? — пытаюсь заново зайти.

— Это не смешно, Рома.

«Рома»? Люблю, когда так мягко произносит моё имя.

— Я не смеюсь.

— Я прождала тебя…

— Это зря! — моментально отсекаю. — Я сказал, что на то свидание с государственной системой не явлюсь. Ты была предупреждена о том заранее, поэтому неустойку я платить не собираюсь. Ни хрена мне не предъявишь. Кольцо забрать желаешь?

— Нет. Послушай…

Она всё-таки забыла.

— Я всё сказал, — грублю и совершенно не стесняюсь.

— Зачем ты так поступаешь? — Лёля снова забегает в авангард. — Мы всё обсудили и решили.

— Ты решила, — упёршись локтями в стеклянное ограждение балкона, рассматриваю то, что происходит во дворе гостиницы, где сейчас творится, видимо, история или кое-что невообразимое.

Два здоровых бугая — Фролов и Платонов с огромным сытым брюхом — братаются, словно выжившие после очередного апокалипсиса друзья. Вот чудаки! Похлопывают друг друга по плечам, затем подпрыгивают и, вероятно, не сговариваясь, задирают головы наверх:

— Юрьев! Юрьев! Выходи! Выходи гулять!

«Меня мама не пускает» — так и хочется братве сказать.

— Приезжай сюда, — машу им, кулаком приказывая замолчать.

— Что?

— Костя собирается проведать Асю. Давай здесь всё обсудим. Не хочу собачиться по телефону.

— Что обсуждать?

— Тут видно будет. Асе точно нужна твоя помощь. Там женские дела, любимая. Что об этом знает Красов? Он ей ничем не поможет, тем более притащит в больничную палату мелкого мальчонку. Как он поедет? Один с барбосиком в здоровом автомобиле? Нужна поддержка. А ты вроде бы перед иконой в церкви обещала ангельские крылья малышу…

Да я сучий спекулянт и гребаный антихрист. Травлю! Травлю — безжалостно женой манипулирую. А как же так? Не я такой, а жизнь плохая. Я вроде бы вчера не пил, но очень хочется смеяться. Зачем я скромничаю? Меня кортит заржать! Она ведь слушает? Да чтоб меня. Конечно. Наверное, я сильный экстрасенс и мерзкий провокатор.

— Я не гинеколог, Юрьев. Ты, видимо, ошибся номером. Кстати, твоя мать навещает меня каждый день. Ты, сучёныш, приказал?

Зачем мне это? У меня есть камеры и безграничное интернет-пространство, устойчивый сигнал и великолепное разрешение экрана рабочего планшета, с которым я никогда не расстаюсь, особенно, когда нахожусь в продолжительных разъездах.

— Нет. Кстати, — захожу обратно, — оставь матери ключи от квартиры.

— Зачем?

— Чтобы она имела возможность приходить туда в любое время суток.

— Спешу и падаю.

Теряю власть? Ага-ага!

— Подумай о которебёнке, Оленька.

Подействовало? Она, по-моему, задумалась? Пиздец, как выверенно и ровно дышит.

— У тебя есть полчаса, жена. Костя ждать не будет. Его карета отбывает согласно расписанию движения и от той же платформы, что и всегда.

— Он дома?

— Пока да.

Приедет… Приедет… Я чувствую. Слышу нужные мне нотки в женском голосе. Прощупываю неспешный ритм. А ещё её дыхание… Ах, как тяжело, родная, врать? Её слова?

— Мать не украдёт твои побрякушки. За это не волнуйся.

— Придурок! — шипит и моментально сбрасывает вызов.

Великолепно! Значит, недолго Лёлика осталось ждать.

Итак, моё первое задание — разобраться с номерами. По-видимому, это спальное место придётся по наследству безбашенному Никитосу передать, а для нас с любимой забронировать самый лучший номер. Для новобрачных? Для давно женатых? Или тот? Тот, где всё между нами и случилось?

Задание под номером два попроще будет. Встретить босса возле областной больницы и проведать девочку, неожиданно угодившую на операционный стол. Очень надеюсь, что тот скандал, который мы с женой непредумышленно организовали в день крестин Тимошки, никак не отразился на самочувствии Аси Красовой. Потому как, чёрт возьми, не прощу себе, что случайно спровоцировали какой-нибудь разрыв или…

Блядь! У Аськи ведь случился выкидыш?

«Костя, что с женой?» — набиваю сообщение боссу.

«Ром, не до тебя, ей-богу. Ты какой-то не такой. Лёльку твою брать?» — прилетает вдруг ответное послание.

«Да. Ася потеряла ребёнка?» — наглею просто на глазах. — «Ответь, пожалуйста».

Я не заткнусь. Не успокоюсь. Не уйду в астрал. Но мне, кровь из носа, нужно знать.

«Пошёл ты, отморозок. Нет, конечно. Поплюй, Ромка. Разрыв кисты, которая давно на нож просилась, если я не ошибаюсь. Давай потом. Мне ещё твою блаженную везти, а это задача повышенного уровня сложности» — в качестве развернутого по всем фронтам послания получаю пёстрый текст, а следом тут же прилетает ехидная тирада. — «Ромка, это жесть! Она такая…».

А я ведь горд, когда читаю то, что пишет Красов. Что дальше будет, когда моя Юрьева сюда прибудет? Итак…

— Ты говорил, что мы вернемся засветло домой? — она стучит ногой, ступая с пятки на носок. — Обманул? Вошло в привычку, Юрьев?

— Марго ведь получила ключи от квартиры?

— Зачем спрашиваешь, если и так всё знаешь.

Хм! А поиздеваться? Бесится и злится. А всё из-за того, что Оленьку пугает неизвестность. Жена не посвящена в мой план — она не в курсе. Вот и мечется, активно порождая версии, среди которых, я уверен, есть и та, где безжалостный, жестокий муж продаёт непокорную в рабство, в гарем или на жуткие галеры, обменяв наложницу на здорового коня и золотой мешок в придачу.

Знаю! Конечно, знаю. Осведомлен, и даже в подробностях, о том, как сильно мать опешила, когда, открыв входную дверь, увидела невестку, да к тому же, без сынка, и на пороге у себя. Она связалась сразу же со мной — вероятно, тайком, украдкой, запершись в туалете или в ванной комнате, чтобы младшенькая Юрьева этого, конечно, не заметила — и уточнила, правильно ли понимает, что ей некоторое время придется навещать… Кота? Не повышая голоса и не увеличивая скорости подачи информации, я матери ответил, что так и есть и ошибки в этом нет, а за волосатым пакостником придется последить до нашего приезда. Марго не стала этому сопротивляться, однако тут же снарядила Лёлику небольшой, но всё равно увесистый, пакет для Аси. Что же, милые, случилось? У безжалостной Ягини жалость в сердце пробудилась? Или Лёлька согласилась, что её свекровь — не мировое зло, хотя и не без способностей к крючкотворству мудрая шефиня?

— Идём со мной, — предлагаю руку, на которую Оля смотрит, как на что-то мерзкое, противное. — Тебе понравится. Лёль?

— Это гостиница, — она рассматривает просторный холл. — Что здесь может быть настолько интересным, что мне…

— Номер 1208, солнышко.

— И что?

Она смутилась? Наша брачная ночь. А главное, те же цифры.

— Он забронирован для нас.

— И что?

— Ничего, — дёргаю внизу рукой. — Цепляйся, иначе…

— Что ты можешь, Юрьев?

— Проверить, видимо, желаешь? — прищурившись, на стерву наступаю.

— Идём, — оттолкнув меня, обходит сбоку и направляется виляющей походкой от бедра в сторону гостиничных лифтов. — Опаздываешь, — вполоборота говорит и скалится жильцам гостиницы, проходящим мимо. — Добрый вечер. Я Оля, — протягивает двум дебилам руку.

Умные ребята! Шарахаются все, как один. По-видимому, их моя злая рожа отвращает.

— Ты что творишь? — в три подскока нагоняю.

— Ничего. Не приставай, а то я закричу, что ты…

— Кричать внутри будешь.

— То есть мы сразу трахаться начнём?

— Да.

— А ужин?

— Потом.

— А шампанское, шоколад, орешки или…

— Мороженое? — нажимаю кнопку вызова и выставляю Лёлика перед собой, погружаясь носом в светлый за день разлохматившийся пучок. — Обойдёшься. Презиков нет, жена. Сразу говорю, что секс будет незащищённым. Мы работаем на результат.

— Как будто до этого секс был защищённым? Скажешь тоже. Ты всегда кончал в меня. Потому что не умеешь управлять собой. Это от недостатка баб?

— Не повезло?

— Угу. Я всё-таки сливочное хочу.

— Посмотрим, как пойдет. Если мне не понравится или я замечу, что ты не стараешься или, наоборот…

— Я всегда имитировала, Юрьев, — очень тяжело вздыхает. — Сослаться на недостаток опыта во второй раз?

А может, дать ей… В глаз?

— Что замолчал?

— Каждый раз?

— Что именно?

— Почему не говорила?

— Ты про что?

Двери открываются, выпуская наружу пожилую пару, держащуюся за руки. Женщина смеется, а мужчина тянет за собой.

— Да про твоё притворство, — подталкиваю пахом стерву. — Заходи.

— Юрьев, будь джентльменом, а не озабоченным скотом. Чтобы женщина…

Она следит за мной? Смотрит, как я нажимаю кнопку, таращится на мой профиль, пытается пылинки снять с плеча. Издевается? Врёт? Или правда? Оля никогда со мною не взлетала, не испытывала наслаждения, лежала стонущим бревном, раздвинув ноги и поплевывая в потолок, считала количество проникающих в неё толчков и мечтала о том, чтобы я побыстрее кончил и ушёл?

— … её нужно сильно возбудить, но сначала накормить и…

— Отсосёшь — получишь сливочное и даже с шоколадной крошкой.

— Что? — отпрыгивает, как от чумного.

— Я хочу, чтобы ты мне пососала. Много прошу?

— Твой член — не еда, — Ольга пятится назад и забивает ягодицы в угол, затем подпрыгивает и повисает на руках, удерживая тело над полом лифтовой кабины. — Юрьев! — кивком зовёт. — Не приближайся!

— Я полижу, — всё равно иду.

— М-м-м, — у неё дрожат предплечья, скользят вспотевшие от напряжения ладони, а сама она кубарем стремится вниз, но не успевает приложиться задом о металлическую землю, потому как я подхватываю и сразу же закидываю, как увесистый мешок с картофелем, себе на правое плечо. — Ты чего?

— Так лизать или… — она мне там рубашку, что ли, в брюки заправляет? — Лизать надо или…

— Угу, — мурлычет, прокручивая между пальчиков ремень. — Юрьев, отпусти меня.

Ага! Рад, что не ошибся. Жена становится собой, когда покидает свой обычный круг и вырывается на волю. Что же мучает, что же угнетает?

— Оль?

— М?

— Ты другая, — смотрю на то, как меняются этажи на лифтовом табло.

— Ты тоже.

— Что это значит?

— Ты обнаглел, что ли?

— Обнаглел?

— Будешь повторять слова?

Помню, что это жутко раздражает, но, честное-благородное, не специально — так само собой выходит. Я в этом не виноват.

— А где Платонов и Фролов?

— Понятия не имею.

— Ты или разверни меня лицом, или…

— Не возникай. На этаже никого нет. Люди заняты делом.

— Каким? — пощипывает мне бока.

— Что ты делаешь?

— Возбуждаю.

Только я что-то ни хрена не возбуждаюсь. Но да ладно. Пусть себе играется.

— Люди сексом занимаются.

— Все?

— Поголовно, — направив вверх указательный палец руки, свободной от полезной ноши, глубокомысленно вещаю, всё сказанное подтверждая. — Это дорогая гостиница, Лёлик. Приезжих много, ночные бабочки не дремлют. Промысел, догоняешь?

— А ты откуда знаешь?

Я неделю здесь живу, к тому же кое-какими способностями обладаю. Люблю расследовать и наблюдать. Девочки меняются, а мужики как будто остаются прежними. Вот взять, например…

— Добрый вечер! — с открытым ртом на нас таращится Фролов.

Какого чёрта финик выполз в коридор?

— Привет, — бурчу и направляюсь дальше, похлопывая по оттопыренному заду.

— Это…

— Спокойной ночи! — поворачиваюсь к нему лицом, чтобы не отсвечивать — уверен, что покрасневшей от стыда — мордашкой, которая затихла и рвано дышит.

— Юрьев, ты…

— Пока, Сашок! — наглею и прикладываю «сладкий пирожок» своей ладонью.

— Прекрати! — шипит жена.

— Лялька, как дела? — писюша, сука, приседает и подмигивает, облизывая пошло губы.

— Спокойной ночи! — повторяю и прикладываю палец к носу. — Она, она, она, — тем же ногтем указываю на добычу, которую волоку в свой угол.

«В добрый путь!» — Фрол поднимает вверх кулак, а после, оттопырив большой палец, показывает жестом повелителя, что я, как настоящий гладиатор, должен сделать. — «Зае. и! Зае. и! Зае. и! Чувак, ты сила!» — беззвучно мне скандирует Сашок, а после звонко хлопает в ладоши и орёт, как на параде:

— Ура, ура, ура-а-а-а!

Вот козёл!