Роман… С Ольгой

Глава 5

То же время. Муж

Стройная, скорее миниатюрная в объёмах, женщина вращается вокруг себя в полутёмном гостиничном номере для новобрачных. Запрокинув голову назад, моя Лёля с кокетливо высунутым и скошенным на уголок рта розовым язычком рассматривает высокий резной потолок, неторопливо водит пальцем, выписывая нечто невообразимое в неподвижном жарком воздухе небольшого помещения. Её молочная шея чересчур изогнута, а лицо с оттенками восторга устремлено на верх. Замечаю, как мощно бьёт, пульсируя ритмично, голубая венка на тонкой слабенькой гортани, а крупное коричневое с пикантной рыжиной родимое пятно посередине гладенького подбородка лукаво мне подмигивает, когда жена с усилием проглатывает собирающуюся у зубов слюну.

— Ромка, как здесь тихо, — одухотворённо произносит, при этом дёргает рубашку, расправляя воротник. — Немного страшно, но всё равно спокойно. Хо-ро-шо, — ощутимо вздрагивает пару-тройку раз, будто бы её знобит или колотит.

— Страшно?

— Мы с тобой наедине, — пространно заключает. — Женаты. Я не могу поверить.

— Во что?

— Мы занимались любовью, и ты был во мне. Ну-у-у, там. Понимаешь? — смотрит на меня, желая засвидетельствовать мой ответ, скупое отрицание или стопроцентное согласие. — Блин! Это так… М-м-м, — теперь лепечет, закатив глаза, — не могу подобрать нужные слова. Это что-то с чем-то. Мой исключительный и незабываемый первый раз… Наверное, это было очень круто, милый? Что скажешь? Я справилась, не подвела?

У меня на языке вращается чуть-чуть другой вопрос:

«А что со мной? А как же я?».

— Мне было очень хорошо, женщина, — не отвожу глаза от её фигуры, раскачивающейся из стороны в сторону. — Удобно?

— Где? Когда? Что ты имеешь в виду? — встрепенувшись, мгновенно настораживается. — Не то чтобы, но…

— В моей рубашке тебе комфортно, Лёлик? — уточняющим кивком сопровождаю свой вопрос.

— Очень, — Ольга кошкой щурится, благожелательной улыбкой расплываясь по красивому лицу. — Она пахнет тобой, мужчина. Запах напрочь забивает ноздри, а я почти мгновенно задыхаюсь и тону.

— Резкий парфюм? Раздражает?

— Нет-нет, всё как раз наоборот. Сильное, молодое тело, Ромка. Твоя горячая кожа, душистые волосы, ароматный жар за ушком, — проводит пальцами, лаская невесомо подбородок и лебединую, тоненькую шею. — Я буду её носить. Не возражаешь? — ногтем указательного пальца скребёт открытую ложбинку между своих грудей. — Считай, что я её украла, товарищ лейтенант. Слямзила, пока ты спал. Мой Юрьев случайно отвернулся, отвлёкся на какую-нибудь ерунду, а хитренькая мышка в норку унесла.

— Так ты воровка, Лёль?

— Да-а-а, — гордо заявляет. — И пожалуй, нет. Так что скажешь?

— Носи на здоровье и с удовольствием. Иди ко мне.

— Вай, как же это мило-о-о. Прими, наверное, к сведению, любимый, я совершенно не дружу с домашними халатами и пижамными штанами. Во-первых, это отрицательно сказывается на женском мировоззрении, а во-вторых, у меня идеальная и просто-таки восхитительная фигура, чтобы её прятать под ворохом из грубой ткани.

— Понял-принял! — приставляю руку к голове. — Разрешите вопрос, товарищ…

— Разрешаю! — она, невысоко подпрыгнув, восклицает. — Давай уже! Юрьев, не тяни кота…

— Ой-ой-ой! Спокойно, детка. Вопрос сейчас подгоним, отставить панику, малыш. Хм? Хм? Хм? — ко рту прикладываю палец, будто запечатываю и пару раз похлопываю подушечкой по губам. — Означает ли твоя «недружба» с ночными сорочками, что ты собираешься спать со мной обнажённой? Будешь голенькой всегда?

— Э-э-э…

— Я не закончил, мадам! — отнимаю палец ото рта и направляю к ней, отдавая на расстоянии приказ молчать вплоть до оглашения «приговора». — Я хочу, чтобы ты была раздетой, когда находишься со мной в кровати.

— Это не очень-то здоровый подход к делу. Отдаёт каким-то извращением. Ты принуждаешь?

— Я не настаиваю на объективном диагнозе, впрочем, как и руководстве к действию, жена.

— Ну, ладно. Чтобы успокоить, скажу, что с твоей одеждой хотела бы установить более тесный контакт. Возможно, кое-что придётся перешить, подогнать по фигуре, подрезать, чтобы укоротить, или дотачать, чтобы удлинить. Ромка, ты ведь напросился. Ей-богу, я этого не хотела, но выбора ты мне не оставил. Довожу до твоего сведения, что собираюсь поковыряться капитально в кованых сундуках с приданым. Что у тебя ещё есть, товарищ лейтенант?

Что бы это ни было, однозначно, всё теперь её!

— Рукава великоваты, — буравлю пальцем воздух, изображая мелкий винт, — плечи не на месте, да и длина…

— Что не так? — останавливает своё вращение, расставив ноги на ширину плеч, упирается, словно погружаясь голыми ступнями в пол, опускает голову, прижав подбородок к груди, тщательно сверяется с параметрами, на которые я ей указал. — Как по мне, то всё нормально. Что скажешь?

— Что-то не так.

— Коротко или…

— Уверен, что достойнее будет смотреться, если рубашка станет на десять сантиметров выше от уголка бедра, — сползаю по кровати, затылком попадаю на поднятую на дыбы подушку, подложив под голову руку, внимательно слежу за хихикающей озорной женой. — Юрьева? — она молчит, но глазками стреляет, как будто разговаривает сама с собой. — Юрьева-а-а? — никак не реагирует или просто-напросто издевается надо мной, испытывая расшатанное и небезграничное терпение. — Ольга Алексеевна, приём-приём?

— А? — внезапно вскидывается, блуждая томным взглядом, цепляется за что-то, что находится за моей спиной, вероятно, на верхней точке изголовья. — Откуда слышен мягкий голос? Кто меня зовёт? Это сон?

— Иди сюда. Пожалуйста, подойди ко мне, — протягиваю руку, на безымянном пальце которой поблёскивает надетое совсем недавно обручальное кольцо. — Детка? Ну же, — хлопаю другой ладонью по матрасу, нехитрым жестом подманивая Лёлика к себе.

— Что? — мягко тормозит и с опаской смотрит на меня. — Что ты хочешь?

— Ещё болит? — со странной хрипотцой в голосе интересуюсь состоянием её здоровья, направив взгляд на нижний край своей рубашки, сейчас доходящий до середины женского бедра.

— Нет, не болит, но немножко тянет. Мне кажется, я всё ещё чувствую тебя там, между ног. Знаешь, — Ольга негромко прыскает, а потом ко рту подносит крепко сжатые кулачки, которые она смешно прикусывает, — ощущение обескураженной случившемся событием лягушки, которую надули в том смысле, что воткнули в маленькую задницу огромную соломинку. Фьюить-фьюить, — расставляет руки, в области талии и низа живота, увеличивая зрительно себя. — Как на дрожжах, Ромка! Раздаюсь, словно меня пучит. Ты двигался внутри, а я словно больше становилась. Знаешь, говорят, и целого мира им будет мало. Так вот…

— Это лучшее, а главное, подробное объяснение весьма неоднозначных ощущений, испытываемых женщиной, когда мужчина… — недоговорив, внезапно замолкаю, с осторожностью и тактом подбирая нужные слова.

— Обиделся?

— Где болит, жена? Подойди ко мне.

— Да нигде не болит, Ромочка. Вот здесь, — она двумя руками проглаживает внутреннюю поверхность своих бёдер, — приятная тяжесть. Так бывает, когда, не задумываясь о завтрашних последствиях, сегодня со всей дури впахиваешь в тренажёрном зале. Туда-сюда, туда-сюда, — сдвигает-раздвигает ноги, будто твист танцует. — Какой у тебя, кстати, обхват талии? Ты не Дюймовочка, Роман Игоревич.

Скажет тоже. Откуда я могу такое знать?

— Кровь идёт?

— Юрьев, не устраивай истерику и не порть мне настроение. Могу поклясться в том, что ничего не болит и кровью я, на всякий случай к твоему сведению, тоже не исхожу. Одним словом, жить буду! — показывает мне партизанский жест, дёргая мелким кулачком возле головы. — Прорвёмся, муж. Ты счастлив?

— Осторожно! Опять фамилия и грубости? — прищуриваюсь и шиплю. — Ш-ш-ш, — в воздухе перебираю пальцами, скрюченными в когти, — растерзаю, если ты не уберешь иронию и не уменьшишь жёсткость тона.

— Сказать, что я тебя боюсь…

А ты попробуй, детка.

— … означает, обмануть, соврать, сбрехать, если угодно. И потом, можешь меня терзать, но только через три-четыре дня.

Она бесстрашная и своенравная жена.

— Ты подойдёшь или?

— Не-а.

Сказала как отрезала. Если честно, до её замужества такой черты характера или элемента в поведении в упор не замечал. А вот сейчас вижу, что жена с изюминкой и не так проста.

— Будто бы я с лошади сошла, — посмеиваясь, Ольга продолжает. — Теперь, наверное, так и буду ходить, — она специально дугой или коромыслом округляет ноги, игриво ковыляет, демонстрируя мне отменную кавалерийскую походку после того, как незадачливый наездник всё-таки спешился и покинул спину своего коня. — Юрьев, ты крутой!

Это, что ли, комплимент?

— И на том спасибо, — благодушно улыбаюсь.

— Правда-правда. Я женщина, а ты мужчина! — тяжело вздохнув, выпускает предложение в потолок.

— Глас вопиющего в пустыне?

— И тем не менее.

— Тебе было хорошо?

— Не разобралась. Извини, пожалуйста, — плечами пожимает. — Но, — по-видимому, Оля ловит мой обеспокоенный незнанием взгляд, — было не так больно и неплохо.

— Не больно и неплохо, — цепляюсь за слова, и снисходительно вздыхая, повторяю.

— Ни капельки, — отрицательно мотает головой. — Послушать мудрых девочек, так в первый раз с мужчиной в постели царят только страх и дикий ужас. Ах, да, ещё какой-то мышечный спазм обязательно присутствует. Я, к твоему сведению, ничего из этого так и не ощутила. Однако ты, между прочим, запросто мог во мне застрять, наглый Юрьев, — прищёлкнув языком, пространно заключает. — Опа и ты навсегда в моих тисках.

Я и так там. Довольно глупо отрицать столь очевидный факт.

— Подойди, пожалуйста.

— Ромка, не укладывай меня. Не хочу лежать, не хочу спать, ничего не хочу. Я просто счастлива! Бывает же такое?

Наверное! Я не знаю.

— Хочу тебя обнять, — иду ва-банк, беру нахрапом и не унимаюсь.

— Позже.

— Сейчас! — настаиваю на своём.

Жена сгибает в колене ножку и наклоняется, специально выставляя зад:

— Смотри на меня издалека, любуйся, наслаждайся видом и не прикасайся. Хватит! Хорошего, как говорится, понемножку. Не гони лошадей, я хочу к такому привыкнуть и подлечить искромсанные внутренние органы. Ты очень сильный, Юрьев! — теперь жена по направлению ко мне выставляет руку в определённом жесте, развернув ладонь, изрезанную часто линиями. — Оставайся на своём месте и не двигайся. Замри и наблюдай.

— Легко сказать, — плотоядно скалюсь, — но трудно сделать. Считаю до трёх, жена. Если не подойдешь, то буду вынужден применить небольшую силу. Один!

— Небольшую? — на гласном «о» она закатывает глазки и очень пошло раскрывает рот. — И только-о-о?

— Два! Оля, ты не выдержишь…

— Выдержу, Ромочка, выдержу. Привыкай! — жена хихикает и прячется в ладонях, как за тяжёлым занавесом. — Господи, я вышла замуж за тебя.

А я женился!

— Уже жалеешь? Три!

— Нет, — убирает кисти от лица. — Я никогда ни о чём не жалею. Предпочитаю что-то делать, чем бездействовать, сложив покорно руки.

— Поговорим? — киваю на её подушку. — Ничего не будет.

— Не отстанешь?

— Не привык сдаваться. Я человек действия, а ты моя цель.

Моя! Думаю, это Лёлик уже и без объяснений поняла.

— Лучше смерть, чем унижение?

— Так точно, — собираю скомканное одеяло, отталкиваю гору, подальше убираю, освобождая место. — Забирайся, а я угощу тебя мороженым.

— М-м-м…

Жена — большая сладкоежка, но маленькая лакомка, просто-таки тащится от сливочного угощения. Лёльку мясом не корми, а дай набить живот холодным взбитым молоком, сладкой ватой и медовой пахлавой, коих на местных пляжах, как говорится, с головой.

Бархатная тёплая кожа исходит мелкой россыпью мурашек, встающих от моих прикосновений: вожу рукой, очерчивая пальцами выступающий плечевой сустав, опускаюсь ниже, чтобы прищипнуть локтевую кость, и бережно царапая тонкое предплечье, торможу на гладком шарике маленького запястья.

— Можно это снять? — дёргаю свою рубашку на её груди.

— Зачем?

— Я тебя не рассмотрел, а сейчас хотел бы ознакомиться с подробностями.

— Так спешил, что родинки не посчитал? — хихикнув, Лёлька скрывается мордашкой на моём плече. — Ром, стыдно.

— Раздевайся.

Неспешно поднимается, но шустро ёрзает на заднице, подальше отползая от меня. Расположившись ко мне спиной, возится с планкой, пропуская через петлицы меленькие пуговицы и наконец раскрывшись, снимает уже помятую рубашку.

— Ну, как? — повернув голову, вполоборота задаёт вопрос.

— Улёт! — с присвистом заверяю. — Будь добра, повернись сюда.

— Обойдёшься.

— Опять до трёх считать?

— Выключи свет.

— Нет.

— Я не привыкла.

— Час назад ты подо мной скулила.

— М-м-м.

— А что такое?

— Зачем напомнил?

— А что такого? — еще разочек повторяю.

— Я выла, как глупое животное. Мычала, словно на местной бойне проходила пересменка и мне не понравились руки молодого палача, — бухтит, по-прежнему не поворачиваясь лицом.

Ровные плечи, шея и спина. Узкая талия и растёкшийся на матрасе когда-то идеально круглый зад. Тонкие, непропорционально длинные руки, и перекрещённые в районе лодыжек ножки.

— Покажи себя.

— Ты услышал, что я сказала?

— Услышал.

— Тогда ты тоже раздевайся, — демонстрируя мне профиль, предлагает.

— Хорошо.

Подцепив большими пальцами пояс и упёршись лопатками в кровать, приподнимаю таз и стягиваю вниз широкие трикотажные штаны и остаюсь, в чём мать родила.

— Э-э-э… — Ольга зажмуривается, закусив нижнюю губу, блеет молодой козой. — Рома-а-а…

— Да-да?

— Боже, это ненормально.

— Ненормально закрывать глаза. Ложись сверху.

— Вопрос «зачем», я так понимаю, не стоит задавать? Он неуместен?

Умница моя!

— Я хочу поговорить со своей женой.

Вижу, что боится, считываю каждый неуверенный женский шаг, наблюдаю за тем, как мнётся и скрывается, пряча под длинными ресницами глубокий взгляд. У Лёльки непростые глаза. И это не обычная оговорка, а достоверный факт. Под соответствующее настроение они почти мгновенно изменяют цвет. Оля злится — её глаза светлеют, превращаясь в высушенный, соскучившийся за влагой, пешеходами замызганный асфальт. Теперь она чему-то радуется, а радужка теплеет моментально. А ещё, когда жена смотрит на меня, то я, как побеждённый злой медузой, в камень превращаюсь и теряю с большим трудом налаженную с миром связь.

— Какие планы на будущее? — вожу рукой, выписывая на хрупком позвоночнике чудные вензеля. — Что притихла?

— Слушаю твою дыхание. А ещё… — резко начинает, но также резко осекается.

— Угу? — скашиваю на возящуюся на моей груди глаза.

— Почеши мне спинку, — Ольга дергает попой, сжимая-разжимая ягодицы. — Это очень приятно. Ну же, Юрьев! Давай-давай. По затаившемуся состоянию понимаю, что тебе чего-то хочется, но чего…

— Никак не можешь осознать?

— В нужную точечку, любимый. Как иголочкой по яичной скорлупе. Ты так предупредителен, что мне становится страшно. Муж, читающий мысли жены, это нечто из другого мира.

Ну, что сказать?

— Нечто?

— А?

— Продолжай, пожалуйста. Я внимательно слушаю.

— Много болтаю? — я пару раз моргаю. — Полагаю, что даже в магазин женского нижнего белья я теперь не смогу пойти, чтобы не рассинхронизировать с тобой мозги.

Молча продолжаю делать то, что до её просьбы совершал.

— Ты болтушка, Лёлик?

— Есть немного. Люблю мальчиков стебать! М-м-м, вот так, вот так, — специально подставляется, — ласкай меня, — шепчет в основание шеи, обдавая кожу тёплым воздухом, который на каждом слове выдыхает.

— Что ещё предпочитает молодая жена?

— Когда ты трогаешь грудь, я млею.

— О-о-ох, чёрт!

Ну ни хрена себе она ввернула?

— Лёль, ты… Хорошо подумала? — тяну слова.

— Да. Мне нравится, как ты обращаешься с моим телом. Знаешь, всё же стоило так долго ждать, чтобы сегодня разойтись по полной.

— Долго? Тебе восемнадцать лет, звезда пленительного счастья. Сколько же ты ждала?

— Не придирайся к тому, что я сказала.

Да и в мыслях, если честно, не было. Но фраза о том, что Ольга засиделась в «девках», сильно напрягла. По-моему, я начинаю понимать, что говорила моя мать, когда доказывала с пеной у рта о невинности будущей избранницы единственного сына. Так уж вышло, что мы с Лёлькой друг у друга стали первыми. Нам, конечно, не с чем сравнивать, как и не к чему придраться, да и не из-за чего поскандалить, и напоследок, не в чем друг друга обвинить. Совершенно всё равно, с кем она встречалась до нашей встречи, главное, что теперь все подобные свидания для неё навсегда прикрыты.

— И всё же? Я чуть с ума не сошёл.

— Ну, — щурится смешно, — не сошёл же. А от чего? Дай-ка угадаю, — я вижу, как она закатывает глаза, определенно слышу, как щёлкают мозговые перфокарты, переворачивая каталог простых событий, а чересчур подвижные синапсы связываются с удачно подвешенным языком, чтобы упаси Господь, его хозяйка чушь случайно не снесла. — Вот так сильно ты меня хотел, да?

— Нет, но ты язвительная стерва, Юрьева.

И да! Я её хотел. Правда, до некоторых пор совсем не подозревал, что тяжело смирять желание в то время, как объект просто-таки адского хотения фланирует со мною рядом, придерживая прыть за руку, и заглядывая при этом щенячьим взглядом в лицо.

— А то! — гордо задирает нос. — Короче!

— Да-да?

— На первом месте, конечно, институт. Ром, что думаешь? — приподнявшись, укладывает под свой подбородок тёплые ладони. — Я хочу окончить ВУЗ и устроиться на хорошую работу.

Хочу? Прямо заявляет о своих желаниях. Не виляет, не подыскивает фразочки, чтобы улизнуть и выкрутиться с ответом.

— Ты всё уже решила?

— Тебе, мужчине с высшим юридическим образованием, нужна полуграмотная дама, которой ты мог бы только чухать зад и потирать соски? Тебе будет интересно находиться с такой, например, в компании своих друзей? О чём мы будем говорить, когда начнем встречаться за чашкой кофе по утрам? На чём станем выезжать, если вдруг поссоримся?

— Оль, мои друзья — менты! Считаешь, что высшее образование нивелирует последствия каких-то ссор?

— Да! Твои друзья, Юрьев, офицеры полиции, причем разных сословий и мастей.

— Это звания, — спокойно поправляю.

— О-о-о! — Оля раздражается, но всё же продолжает. — Не нужно опошлять выбранную профессию, употребляя бандитский сленг. Мне, как твоей жене, это неприятно. А если настойчиво придерживаться подобной терминологии, то ты ещё и «волк позорный», и «мусор», и даже «держиморда».

— Ты не ответила на мой вопрос, зато устроила дискуссию, чтобы щёлкнуть мужа по носу, — сжав сильно ягодицу, жду её «звонка».

— Ай! Придурок! — заведя себе за спину руку, лупит по моим клешням. — Что ты делаешь? Юрьев, прекрати. Это неприятно.

Мне, по всей видимости, прошедшей близости не хватило. Кровь бурлит, растягивая бешеным напором жилы. Член упирается в её живот и поднимает «голову», когда жена касается его.

— Какой? — теперь изображает недалёкую.

— Какой? — сильнее сдавливаю мышцу.

— Юрьев, я тебя ударю! — ласково прикладывает ладонью мне по щекам.

— Ты любезно сообщила, что после института планируешь устроиться на работу, при этом добавила определение «хорошую». Я спрашиваю, что в твоем понимании означает фразочка «хорошая работа».

Я запросто мог бы зачитать ей строфы небезызвестного произведения о том:

«Куда бы я пошёл и где меня хорошему научат?», но сдерживаюсь и дожидаюсь, вероятно, шаловливого ответа.

— Итак, хорошую? Это…

— Та, которая приносит пользу обществу, а мне — денежки, соответственно.

Что сказать? Не удивила и не разочаровала. Так все, без исключения, молодые специалисты хотят.

— Достойно. Принимается, — нажимаю на её затылок. — Не отвлекайся. Что дальше?

— Где мы будем жить?

Со мной, вернее, у нас. Пока, естественно, с родителями. Дай-то Бог, чтобы временно и, конечно же, недолго.

— Есть хорошая квартира, в которой одна комната принадлежит только мне.

— М-м-м, — прогнувшись в пояснице, Ольга упирается животом в мой член, зажатый между нашими телами.

— Тихо-тихо, — зажмурившись, будто заклинаю. — Я сейчас…

— Опять? — опускает голову, переводит взгляд и смотрит в точности туда, где мы с ней лобками соприкасаемся.

— Чем ты недовольна? Смотри на меня, пожалуйста.

— Лучше в общежитии или на съёмной квартире. Например, однокомнатная жилплощадь. По-моему, отличный вариант. Неважно, где, хоть в жопе мира. Ром, у нас семья. Пусть молодая, новая и неопытная, но…

— Всё будет.

— «Будет»? Ненавижу это будущее время. «Будет» или «надо потерпеть», «всё наладится», «посмотрим, посмотришь или увидишь»! Я хочу сейчас.

Знаю, что права. Более того, я её поддерживаю, но на рассмотрение вариантов подходящего местожительства требуется небольшой, но всё же срок, а до момента подписания контракта нам с ней нужно где-то квартировать.

— Родители не помешают, Юрьева.

— Речь не об этом, — забирается повыше, пока не утыкается лбом мне в переносицу. — Ромка, а как мы будем спать с тобой?

Что за херня? Тут вообще без вариантов.

— Исключительно в одной постели.

— А секс?

— Да ты похотливая жена-а-а-а, — приподняв подбородок, целую в что-то шепчущие в мой нос розовые губы.

— Знать, что за стенкой спят твои родители и…

— Будем решать проблемы по мере их поступления, — прохожусь ещё одним поцелуем по губам. — Что скажешь?

— А если я забеременею?

— Тут без вариантов, Юрьева. Беременеешь — идём рожать, — переворачиваю нас, подминая Ольгу под себя. — Полежи тихонько.

— А если…

— Я всё сказал!

Не знаю, можно ли, правильно, стоит ли, но мы занимаемся любовью ещё раз. Я проникаю внутрь нежно, будто заново знакомясь с женским телом. Грудь моей жены укрыта маленькими родинками, которым по первому впечатлению, нет числа. Целую каждую, оказываю внимание каждой, слежу за тем, как тянется за лаской Лёля, как просит, как ждёт нежности, как настаивает на моем внимании, как отзывается на прикосновения, как помогает, как подстраивается, как стонет, как всхлипывает, как трепещет длинными ресницами и как с полной отдачей наслаждается нашей близостью.

— Юрьев, я хочу спать, — последнее, что слышу перед тем, как удовлетворенная и разморенная сексом, подложив ручонки под щеку, жена укладывается на бок и поджимает согнутые в коленях ноги к своей груди.

— Угу, — мычу и подползаю ближе. — Иди сюда.

Я полностью копирую женскую позу, однако добавляю кое-что своё: перекинув через подрагивающее тело руку, обнимаю за талию и крепче прижимаю к себе.

— Сладких снов, малыш

Нет ответа. Болтливый «абонент» больше недоступен. Стёб окончен! А у нас, по-видимому, начинается новая жизнь…