Роман… С Ольгой

Глава 33

Осень, год спустя

«Если родится девочка, назову малышку Полей, а если парень, то, наверное, будет Константин» — пока рассматриваю отражение в надраенном до радужного блеска зеркале, перебираю варианты имён для своего ребёнка, чьё присутствие в моём нутре сегодня утром подтвердил врач в задрипанной женской консультации, находящейся на городских задворках.

— Живи, Котян, и не хворай! — шефу здравия желает Фрол, поднимая, вероятно, очередной стакан, наполненный до краёв вишнёвым морсом. — А куда наша Лялька запропастилась? Бешеная стерва в доме босса внеземной портал нарыла? Улизнула бестия за тёмный горизонт и не сказала, когда к нам, грешникам, вернётся. Наша Юрьева выступает только соло и, как всегда, блистает, находясь во всей красе и при обязательном психическом настрое. Твой лучший архитектор, которому ты платишь бешеные бабки, между прочим, ведёт себя, как законченная сволочь, отъявленное, чтоб её, динамо. Эта Оленька, хочу сказать, такая тварь. Мы тратим на её отдел херову кучу бабок, а получаем неизменный ПМС и надоевшую всем лёгкую, но эксклюзивную истерику. Зарядишь мне про творческое вдохновение и бешеный талант? Пусть держит свой характер при себе и ярко прелестями не отсвечивает. Я не муж — молчать не собираюсь. Лялик однозначно заигралась. Премии, какие-то стимулирующие, мать твою, надбавки, милые подарочки на дни рождения подчинённым и помощь по случаю появления на свет визжащих голозадых малышей, редкой, слава Богу, смерти или на торжество весёлой свадьбы. Вероятно, в скором времени наша детка займётся финансами, если осилит, конечно, стажировку по дополнительной профессиональной программе «Дебет-кредит». Сокращённо — ДПП! Что скажешь, а?

— Цыц, Саша! — грозно шикает на наше ФЭО Ася. — Не оскорбляй, пожалуйста, мою…

— Подружку, — заканчивая за неё, заливисто хохочет шалопутный хрен. — А чего такого? Как только я пригласил свою духовную жену на медлячок, так моментально виртуально получил по шее и обязательный, вполне читаемый и осязаемый «от ворот поворот». Я хочу поговорить и…

— Помириться? — еле слышно суфлирует начфину Костя. — Мы не разговариваем о рабочих моментах в этом доме, тем более по случаю, из-за которого все здесь собрались. Всё выполнено, Инга?

— У-гу, — негромкое и ленивое мычание вставляет золотая Терехова.

— Нарекания есть?

— Я подписала акт, Костя. Теперь уже поздно о чём-либо говорить.

— Моя ты ласковая кошечка, — Фролов, наверное, обнимает свою даму сердца, целуя нагло в губы и, как всегда, взасос.

— Что с Олей, Сашка? — теперь гундосит на полтона ниже босс.

— А что с ней?

— Мир, дружба, жвачка, возможно, пирожок?

— Об этом не было уговора.

— А именно?

Да-да! Мне тоже очень интересно. Я выставляю ухо, не спуская глаз с мелькающего отражения в этом зеркале.

— Я с ней не ссорился, Котян, а значит, неадекватное поведение полоумной Юрьевой — чистой воды провокация. Она целенаправленно выпирает меня из фирмы, босс. У меня другой вопрос.

— Ну-ну?

— Пойдёшь ли ты на это?

Вот идиот! И в мыслях того, о чём он говорит, ни разу не было.

— Ромка тебе морду набьёт и без обязательного заключительного слова. Ты давно, любезный, напрашиваешься на его стальной кулак. Приказываю прекратить препирания и взаимные оскорбления. Саша, наша Оля — девочка. Это очень модный тег. Такое, знаешь, ми-ми-ми во всей красе.

— В тридцать девять лет девочка?

— Некрасиво говорить о возрасте, тем более женском, — опять встревает мой белобрысый адвокат.

— Ну, извини, золотко. Хотя, о каких годах лично ты стрекочешь?

— Стоп, писюша. Брейк!

Наш Костя точно знает, куда ударить, а главное, когда и с какой по мощи силой.

— Ше-ф-ф-ф-ф!

— Прошу прощения за сленг, но так и есть.

— Саша-Саша, это даже мило.

Я обожаю Терехову! Мадам способна не только удивлять стройным гибким телом, но и вовремя вворачивать нужные и мягкие слова.

— Да за что?

— М? — а это снова Костя или я аудиально ошибаюсь?

— За что мне наносить удары по лицу? К тому же, наш Ромка Юрьев совершенно не ревнивый.

А вот это стопудово ложь! Сашуня нагло врёт, да ещё и как!

— Отменно достаешь его жену. Разве мало? Ромыч не в восторге от того, как вы пикируетесь словесами с Лёлей на обязательной планёрке. Я замечаю, как собственная безопасность сжимает рьяно кулаки и сдерживается из последних сил.

— Наш Ромыч туповат, поэтому и не суёт свой нос туда, куда не надо. Это нервное, потому как Ромка Юрьев искренне страшится проиграть. В конце концов, если что-то молчуна вдруг не устраивает, то пусть раскроет рот и скажет мне об этом лично, прямо, а не угрожает виртуально через сильного посредника.

— Зато удар у безопасности поставлен на высоком уровне. Он скажет, Саша. За это, писенька, не переживай.

— Я сейчас уйду.

Я громко прыскаю, разбрызгивая по стеклу слюну, а Фрол уже, наверное, натягивает себе на спину чёрное огромное пальто.

— Всё-всё! Финал! Но помни то, что я только вот сказал. Ромка скор и беспощаден на жестокую расправу.

Красов определённо знает, о чём неугомонного шального неоднократно будто бы предупреждает.

— Жду с огромным нетерпением.

— Скажет-скажет, а потом… М-м-м, — похоже, босс, поджав по-детски губы, подкатывает сверкающие ярко с некоторых пор глаза.

— Убьёт, что ли?

Начфин напрашивается на тест-драйв или Сашенька не может без меня? Скучает? Вполне возможно, что в этом есть кое-что интимное и нечто большее? Скорее всего, финансовый директор давно и безответно в кого-то из присутствующих здесь влюблен. А если дать Сашуне шанс и посигналить разрешающим оттенком светофора? Как быстро писька холостая попадёт в дивизион хромых, слепых или невинно убиенных мудаков?

— Я сейчас, — негромко произносит Асик.

Пойдет меня искать, а найдя, за шкирку выдернет и приведет в сегодня слишком шумный зал? Живой не дамся и никуда из ванной комнаты не выйду.

Ей-богу, как же так? Не могу поверить в то, про что в десятый раз прочитываю в пока еще амбулаторной карте постоянной пациентки медицинского учреждения, предназначенного исключительно для женщин. Интимные отношения с мужем были регулярными и почти всегда без контрацепции в любом её возможном виде. И так на протяжении двадцати бездетных лет. Да! У нас с ним не было проблем в постели. Однако всего лишь дважды Юрьев смог достучаться до меня, чтобы наградить подвижным эмбрионом.

Восемь недель… Господи, опять? По новой? Обсудим жёсткие условия? А нужно ли оно? В особенности, если учесть, что в городском центральном ЗАГСе тринадцать дней лежит очередное заявление с задравшей наши власти просьбой о расторжении изматывающего брака. Год прошёл довольно быстро, а это значит, настало время выполнять всё то, что было клятвенно обещано триста шестьдесят пять дней назад.

— Олечка, тук-тук? — скребётся еле слышно Ася.

— Одну минуту, — поворачиваю вентиль и подставляю сложенные лодочкой ладони под бьющую холодную струю. — Дай несколько минут, пожалуйста. Я не закончила. Не жди меня, иди к гостям.

— Всё нормально? — шепчет Красова под дверью. — У тебя что-то случилось? Болит или просто неспокойно на душе?

Даже не знаю: плакать или, чёрт возьми, смеяться? От радости, от горя, из вредности, по дурости, назло врагам, на радость людям?

— Голова кружится, — наклоняюсь над неглубокой раковиной, опрыскивая ледяной водой лицо, купаю вспотевшие от внезапного перевозбуждения, горячие ладони.

— Может быть, таблеточку дать?

Не откажусь, конечно. Но именно теперь не стоит, вероятно, заниматься необдуманным лечением.

— Ась, я сейчас выйду. Потом поговорим. Не через дверь. А с таблеткой… Пожалуй, обойдусь.

— Что она там делает? — а вот и Терехова подвалила. — Будем ломать?

Ведьма с выдумкой! Как так вышло, что эта киса влезла в наш с Красовой тандем, обрела в нём сильный статус и даже некоторое уважение? И никуда от Инги мне с Асиком не деться. Везде найдет и обязательно примкнет, а если не примкнет, то стопроцентно встрянет. Хотелось бы заметить, что беспокойной дамы стало слишком много в моей спокойной жизни. Сей факт не раздражает, а скорее удивляет и немного забавляет.

— Подите прочь, — оперевшись на край раковины, недовольно бормочу.

— Твой Юрьев наконец-то подрулил, если это интересно, а в настоящий момент профессионально мостит крутую тачку перед домом, — произносит Инга. — Грустный, очень хмурый и весьма сосредоточенный. Слышишь? Будет злой?

Огромные проблемы с папой. Старшему, к сожалению, с каждым днём не становится лучше. Скорее, наоборот. Лечение не помогает, однако стремительное развитие всё-таки немного сдерживает, при этом Игорь Николаевич вынужденно проводит почти всё время на ядовитых капельницах, болезненных процедурах и бесконечных рентгенах в специализированном стационаре, строительством которого когда-то занималась наша фирма. Босс считал этот государственный заказ особо важным и весьма полезным делом. Делом собственной чести. Красов — бескорыстный шеф. Справедливый, трудолюбивый и слишком деятельный мужчина. Ещё, конечно, прозорливый и крайне дальновидный человек. Поэтому на сам проект и возведение почти с нуля крутого онкоцентра потратил собственное время и солидный, дорогостоящий человеческий ресурс, за что город в качестве достойной оплаты за выполненные, как обычно, на «пятёрку» строительно-монтажные работы выплатил солидный гонорар и выдал Красову пожизненный карт-бланш, закрепив тем самым архитектурно-проектировочную монополию на местном стремительно развивающемся рынке. Кто же знал, что первым, посетившим высококачественное заведение, станет пожилой тяжелобольной отец начбеза той же фирмы.

— Отойдите, пожалуйста, от двери, — я вытираю насухо ладони, внимательно разглядывая свой внешний вид.

— Цыпа, что там? — кричит наш босс.

— Всё хорошо, — Ася моментально отзывается. — Оль…

— Нам вызвать для Лялика психиатрическую бригаду? Организовать смирительную рубашку? Нарядик подтянуть? Навалиться крупными плечами на дверной проём с неугомонным Котяном? — хохочет идиотом Фрол. — Иди сюда, трусиха. Я всего лишь хочу с тобой потолковать под музыку на чётенькие три с лишним четверти. За ноги не очкуй — не отдавлю.

— Саш, прекрати, — лепечет Инга и тут же обращается ко мне. — Лёль, не слушай.

И снова — в мыслях ничего такого не было. Вот чёрт придурковатый! Да что с него, в конце концов, возьмешь?

Налюбовавшись вдоволь на себя, почему-то останавливаюсь расфокусированным взглядом на маленьком, дешёвом, но в то же время очень элегантном украшении, которое, между прочим, подарила мне… Свекровь!

Марго на тридцать девятый день моего рождения в качестве милой безделушки, о которой я просила исключительно из вежливости и чтобы не обидеть стариков, преподнесла небольшую брошь в виде аиста, удерживающего в здоровом алом клюве белоснежную пелёнку, в которой бултыхается новорожденный карапуз, неуклюже шлёпающий пухлыми ладошками по длинной шее птицы, несущей по известной всем традиции его к заждавшимся родителям.

Любимый сын надменно фыркнул и что-то нехорошее сквозь зубы процедил, когда в тот день увидел сильно нервничающую мать, цепляющую мне на блузку дешёвую бирюльку. Маргарита Львовна и мой Юрьев почти не разговаривают: «Привет-пока. Да как дела?». Однако, как это ни парадоксально выглядит, при каждой нашей встрече я остро чувствую вину, испытывая при этом так называемый испанский стыд за мужа. Наш младший бесится и фортели выкидывает, а я жалею Маргариту и, видимо, прихожу к ним в дом только лишь назло ему.

Неужели эта брошка помогла? Я в подобное, естественно, не верю, но ведь что-то мать творила в пустой квартире, пока присматривала за Паштетом. Колдовала, связывая наши рукава.

Щёлкнув замком, открываю резко дверь и тут же натыкаюсь грудью на девчонок.

— В чём дело, Лёля? — смотрит исподлобья Инга.

— Съела что-то не то, — хочу протиснуться сквозь слабый строй. — Сильно пучит и нудит. Вы позволите?

— Не обращай на него внимание, — осторожно дёргает рукав моего свитера. — Просто потанцуй с ним. Пусть успокоится.

— Ты пристраиваешь меня к Фролову, Инга?

— Я хочу, чтобы Саша хоть несколько мгновений помолчал.

Вот это поворот! То есть, по её мнению, он сохраняет тишину, когда якшается со мной?

— Ин, то ли глупо, то ли дебильно выглядит. Подловато, если угодно. Ты не находишь?

— Нет.

— Так надоел?

— Нет.

Одновременно оборачиваемся, отвлекаясь на звук захлопывающейся входной двери, проём которой пересекает промокший сильно Рома.

— Там, что ли, дождь идёт?

— Это Юрьевские слёзы, — язвлю, встречаясь нежным взглядом с мужем.

«Привет!» — шепчу ему, не произнося ни звука.

«Привет!» — кивком здоровается и сразу начинает раздеваться.

Влажные волосы, мокрое короткое пальто, тёмно-синий гольф и узкие, сохраняющие стрелки, чёрные наглаженные профессионально брюки. Юрьев довольно строг в одежде и собственному вкусу никогда не изменяет. Обожаю, когда он выглядит ищущим на свою задницу определенных приключений загнанный, с огромным, закинутым на плечи языком самцом.

— Ты такая колючая, — настырно ноет Асик. — Кусаешься и злишься. Почему так? Твое настроение зависит от погоды?

Вообще-то от формы одежды грозного начбеза.

— С нас хватит одной мягкой и покладистой. Терехова? — сверяюсь со своей почти ровесницей. — Не желаешь чего-нибудь умного сказать или добавить что-то невпопад?

— Но нежности определенно не хватает.

Да пошла ты к чёрту, худосочная мадам!

— Ольга Алексеевна? — нескрываемо ехидничает в мою спину Фрол.

— Саш, отвали, пожалуйста, — прикрыв глаза, транслирую. — Сейчас вообще не до тебя.

— Позвольте пригласить Вас на медленный и чувственный танец. Сольемся на паркете в единое целое. Что скажешь?

— Я танцую только с мужем.

— Он вообще не возражает. Романа Игоревича сейчас интересует только мясо и гарнир. Как знал, что мавр возвратиться обозленным и голодным. Где он, кстати, был?

— Тебе не всё ли равно?

— Спасибо за развёрнутый ответ. Спрошу, пожалуй, у него. Но ты всё же повернись ко мне лицом, красавица. К лесу задом, к Фролу… Рифмуется только с персональным адом. А у тебя там, кстати, горячо?

Его, похоже, не смущает тот факт, что рядом с нами находится его зазноба, от которой он что-то даже хочет. Хочет, но, как это ни странно повелось и состоялось, боится даже попросить.

— Обожжёшься.

— Лялька, пора общаться, а не ругаться и орать. Я буду шептать тебе на ухо, чтобы ты не сбивалась с ритма. Идёт? Сделаем в темпе ларго небольшой кружок?

Странно! Мне показалось, что злое выражение лица начбеза свидетельствует в настоящее время только об обратном: Юрьев сильно злится и готов кого-то растерзать, приговорив к расстрелу без смягчения приговора и учёта обстоятельств о том, что с внешней стороны сооруженной наспех баррикады находится его финансовый дружок и деловой партнер.

— Чего надо? — смотрю внимательно в его лицо.

— Хочу поговорить с тобой, — Сашка подается на меня и шепчет точно в губы. — Давай расставим точечки над «i» и кое-что важное и очень злободневное обсудим.

— Мой муж тебя убьёт, — вытянувшись к нему навстречу, с ухмылкой сообщаю. — И будет, между прочим, прав.

— Неа. Кстати, а тебе не жалко меня будет?

— Да, Саша, да. Мне никого не жалко. Так воспитана. Люблю я исключительно себя…

— А под соответствующее настроение нечто милое временами, полагаю, перепадает злому мужу?

— Пошляк!

— Правдолюб, Юрьева. Ещё общительный, весёлый и очень лёгкий на подъем чувак. Я очень нравлюсь женщинам. Вот Инга подтвердит.

Оставлю этот комментарий без ответа. С ним спорить — всегда себе дороже выйдет. А у меня, как это ни странно, сегодня настроение не для этого.

— За упокой твоей души могу поставить тоненькую свечку и подержать за руку Юрьева, чтобы не слишком убивался над земляным холмом, нанесенным на месте твоего захоронения. А что касается жалости или понимания… Хм-хм? Пусть Терехова тебя жалеет и оплакивает, раз она с тобой случилась. Вот так и подтвердит свою заинтересованность или вечную любовь.

— Уже и приговорила, и похоронила, и даже помянула. Быстра! Но в любом случае, я не боюсь. Юрьев! — подняв руку и не оборачиваясь, орёт тому Фролов.

— Что? Чего тебе надо? Кость, — всего лишь на одно мгновение разрывает наш зрительный контакт, чтобы спросить у шефа, — а Тимка уже спит?

— Время позднее, — плечами пожимает Красов. — Вывод делай сам.

Это значит «да»?

— Тогда, ребята, надо быть потише и басами не орать, — Рома мило улыбается, как будто расслабляется, растягивая губы простой доброжелательной улыбкой и формируя симметричные ямочки на заросших за два дня щеках. — Я не возражаю, если наш писюша сделает один круг, вальсируя с тобой.

И ты, мой муж… Козёл!

Беременна! Не может быть. Об этом знаю только я и подтвердивший состояние гинеколог. Сказать сейчас или подождать, выбрав подходящий под условия и содержание момент?

— Злишься? — Фрол подбородком специально задевает мой висок.

— На больных не обижаются. Соблюдай дистанцию.

— Справедливо, — сморгнув, немного отстраняется. — Так я возьму…

— Я ещё не решила, Саша. Твое поведение и долбаное чувство юмора, а также наглость и нездоровая беспривязность не внушают нам доверия.

— Решите, пожалуйста. И побыстрее, — это шепчет, обращаясь прямо в ухо. — А хочешь обниму интимнее, малыш?

Не хочу, но:

— С какой целью?

— Давай-ка выведем на сильные эмоции твоего мужа.

— Он чересчур эмоциональный, — непроизвольно, видимо, включается режим самозащиты. — Ненавижу эпатаж.

— Ромка просто смотрит, а ты ведь хочешь, чтобы Юрьев ревновал. С каких это пор Лялька стала весьма и весьма благоразумной?

— Не хочу. Всегда такой было.

На самом деле мне всего тогда с лихвой хватило!

— Тогда прекращай трепать любимому мужчине нервы, — судя по голосу, кое-кто вещает на полном и безоговорочном серьёзе. — Сколько можно разводиться и сходиться? Это не смешно.

— Что-о-о?

Сказать, что я удивлена, возмущена и возбуждена, на самом деле, ничего конкретного не сказать. Я просто в бешенстве!

— Тяжело быть нежной? Боишься, что сломаешь спину или очкуешь из-за того, что вдруг Ромка заберётся в грязной обуви к тебе на шею и начнет размахивать ногами.

— Пошёл ты, — пытаюсь отстраниться, но Сашка крепко держит. — Ты озверел?

— Будем считать, что у меня включился режим «Мужская солидарность». Чего вам, стервам, на самом деле надо?

— Не проецируй свои проблемы на меня.

Нет согласия в союзе «Сашенька Фролов и Инга Терехова»? Поэтому начфин решил, что имеет право раздавать советы? Психолог хренов и надоедливый задрот!

— Второй раз и…

Она мне с каждым разом нравится всё больше, по крайней мере, Ин отлично зарабатывает тяжелые очки, при этом даже не потеет.

— Бог любит троицу, Сашок. Дай ей шанс.

— Я семью хочу.

— Да и бабуля, видимо, уже настаивает. Мальчик вырос — подай ему на блюдечке жену.

— Нет, — гундосит недовольно и обиженно.

— Отпусти, наверное.

— Бронь остается в силе? — он останавливает нас и нагло смотрит мне в глаза. — Подтверди.

— Да.

— Ляль, значит, мир?

— Да.

— Закрепим результат? — подмигивает финотдел.

— То есть?

Это поцелуй или у меня тактильная галлюцинация на коже?

— Ты обалдел? — отталкиваю обнаглевшего урода и замечаю Ромкин недовольный взгляд.

— Тебе конец? — хихикает писюша.

Это мы ещё посмотрим! Живой не дамся, а тем более теперь…

Мы гоним по пустой дороге с некоторым превышением разрешенной скорости. Муж сдержан и, как всегда, помалкивает, зато я во все глаза слежу за мужским настроением через любимое зеркало заднего вида. Годовое потепление в наших отношениях не смогло обязать меня пересесть вперёд. Юрьев злится каждый раз, но обреченно терпит.

— Проблемы?

Молчать уже устала, поэтому внезапно начинаю первой.

— Да, — негромко отвечает.

— С папой?

— Там как раз таки нормально. Улучшений, как и ухудшений, нет. На сейчас отличный результат.

— Ром? — подавшись верхней половиной тела к спинке водительского кресла, царапаю ногтем шерстяную ткань его плеча.

— Да? — не отвлекаясь от дороги, отвечает.

— Ты меня приревновал?

— Нет, — мурлычет.

«И очень жаль!» — раскладываю про себя, а вслух с глубоким вздохом медленно вещаю:

— И хорошо. Повода-то нет. Это же Сашка, более того он увяз по маковку в Инге. Представляешь, второй раз опростоволосился.

— Снова член не встал?

Чего-чего?

— Не поняла.

— Мужчины лажают в кровати, Лёлик. Ты говоришь, что Фрол опростоволосился, а я это понимаю, как то, что у финика произошёл ещё один половой конфуз. Ты ведь добавила во второй раз, поэтому…

Боже мой, какая грёбаная логика!

— Ты купил корм? — не дав ему договорить очередную глупость, влезаю с не менее важным предложением.

— Да. Всё уже на месте. Разложено и чуть-чуть опробовано.

— Что там? Как у них дела?

— Там всё в лучшем виде. Спят, кормят и едят.

— Об этом тебе твои камеры сказали? — слегка взбрыкнув, хихикаю.

— А у тебя, по-видимому, месячные начались? Что с голосом и настроением?

— У меня задержка, если это интересно. Рассказать подробнее?

— А-а-а-а, — по-моему, кто-то очень широко зевает. — Пожалуй, обойдусь.

— Ты договорился с Андреем? — обнимаю мужа вместе с креслом. — Ромка, не ревнуй.

— Нет, не договорился. И я не ревную. К кому? К писюше? Это бред!

— Ты обещал.

— Оль, было много дел, — носом шумно забирает воздух. — Давай пока спустим ситуацию на тормоза. К тому же мелкий парень не пристроен. И ты ведь знаешь, что если я пообещал, то всё однозначно сделаю. Предлагаю, сначала с непростой семейкой разобраться, а потом с Андреем о чём-то говорить. Я не расслышал, Фрол его берёт? Ничего не изменилось?

— Берёт, — хихикнув, отвечаю. — Я умею торговаться.

— Отлично. Когда?

— Ты торопишься отлучить малыша от материнской сиськи?

— Ага…

У нас произошло довольно неожиданное пополнение в семье. Паштет два месяца назад случайно…

Стала мамой и вынужденно изменила имя. Теперь она Павлина, у которой есть единственный, но очень крупный полосатый сын.