Счастье для Хулигана

Глава 26

Разрушая последние преграды

Я безоговорочно доверяю Северову не только тело, но сердце, душу, жизнь. Позволяю сковать себя и ослепить. Лишить двух органов чувств из шести. Я могу только ощущать, слышать и дышать. Пугает ли меня то, что он собирается делать? Немного. Признаю. Но и останавливать Егора я не стану.

Он снова проталкивает палец между ягодиц, чтобы медленно скользнуть им внутрь. Я автоматом сжимаю бёдра и булки. Теперь, когда он не отвлекает меня ртом, все ощущения скатываются к его непривычным действиям.

— Не напрягайся, Ди. Не закрывайся от меня.

— Я стараюсь. Не получается. Оно само. — лепечу бессвязно, мотая головой и дёргая руками. — Отстегни меня. Хочу касаться тебя.

Слышу, как громко и глубоко он втягивает воздух. Накрывает моё дрожащее от усиливающего возбуждения тело своим крепким, жёстким, тяжёлым. Кажется, вот-вот расплющит.

— Дикарка. — выдыхает мне в рот. — Успокойся. Перестань думать. Сосредоточься на ощущениях. Именно ради них я всё это и затеял. — ведёт пальцами по рёбрам. Совсем легонько касается, а их мандраж преследует. Где не тронет — током бьёт. Я содрогаюсь и дёргаюсь навстречу его руке. — Вот так, родная. Отпусти ситуацию. Отпусти себя. Доверься мне полностью. Как никогда раньше. Сможешь?

— Смогу. — выпаливаю несколько неуверенно и, чтобы подкрепить слова, киваю головой.

Он, судя по утяжелённому дыханию, оставляющему на воспалённых губах ожоги, склоняется ещё ниже и мягко, неспешно, доводя до полного отупения, целует. Целует так долго, что у меня кислород заканчивается, голова начинает кружиться и, кажется, даже постель подо мной качается. Я невольно дёргаю руками, чтобы обнять, прижать крепче, углубить поцелуй, но удаётся только прогнуться немного в пояснице и усилить наше сопряжение. Егор без слов понимает и даёт то, чего я хочу. Проталкивается языком в рот, заводя хитрую игру с моим языком. Подушечками пальцев каждого миллиметра покрытой мурашками, испариной и сверхчувствительной кожи касается.

Мужские губы жаждущие, голодные, нетерпеливые. Не ласкают, не дразнят — мучают и пытают, сводят с ума своим напором и одновременно нежностью, грубостью и любовью. Они перестают терзать мой рот, чтобы заклеймить ожогами шею, горло, плечи, ключицы, грудь, живот, бёдра. Когда прижимаются к клитору, я уже готова взорваться, понимая, что отсутствие зрения и возможности тактильно касаться любимого обостряют мои собственные ощущения до грани, до предела, до потери разума и сознания. Запах собственной похоти, взмокших от пота тел, терпкий аромат моего мужчины с лёгким остатком освежающего парфюма забивают лёгкие. Сейчас каждый запах, как никогда раньше, чётко распознаю и определяю. Они же кружат моё восприятие в сексуально-чувственном ритме.

— Его-о-р… — тяну, выпячивая таз вверх, когда прикусывает основание бедра и оставляет слабые укусы на половых губах.

Меня начинает колотить от остроты ощущений. Я вгрызаюсь в губы и щёки, стискиваю кулаки, расцарапываю ладони, не имея возможности перенаправить свои эмоции на мужчину, продолжающего доводить меня до состояния неконтролируемого хаоса внутри моего тела. Меня физически ломает. Внутренности выворачивает. Кости выкручивает из суставов — так сильно я тянусь к нему.

Его смех с заводящей хрипотцой оседает на влажном от пота и слюны и стянутом тугим узлом напряжения животе. Неугомонные мурашки размером со слонов уже больше смахивают на укусы огненных муравьёв из какого-то древнего ужастика. Мне хочется открыть глаза, увидеть его лицо, но этой возможности я лишена. Невозможно передать всё, что происходит с моим телом и организмом без зрения.

Северов просовывает ладони мне под задницу и приподнимает выше, ныряя головой между ног. Его волосы щекочут внутреннюю часть бёдер настолько сильно, что меня на куски рвёт от желания почесаться. Впрочем, об этом желании я забываю почти мгновенно. Слабая щетина, пробившаяся за последние несколько часов, раздражает нежную восприимчивую плоть. Я уже натуральным образом трясусь от сексуальной горячки, поразившей мой ослабленный организм. Она в каждой клетке организма. В заражённой этим вирусом крови. В одуревшем, рвущемся наружу сердце.

— Моя девочка… Моя… Моя… Сладкая… Горячая… Пиздатая… — обрывками бомбит Гора, снова истязая ртом мою безвольную тушку.

Я могу только кричать, орать, скулить, пищать, молить и угрожать, вызывая у него гортанный нутряной смех, вибрирующий на натянутых нервах.

— Пожалуйста… Его-о-ор… умоляю… — хриплю бездумно, метаясь головой по подушке.

Волосы лезут в лицо и в рот, раздражают шею, вспотевшее тело, воспалённую грудь и скрученные похотью соски. Простынь под спиной промокает насквозь. По вискам скатываются капли влаги. Я прорезаю пространство громким высоким визгом, когда меня закручивает новым ураганом экстаза. Выворачиваюсь наизнанку, выгнув спину и повиснув на наручниках. И похрену, если останутся следы и раны. Я просто не могу пережить это сокрушительное удовольствие. Меня сносит и разрывает на разноцветные осколки. Перед невидящими глазами миллионы сменяющихся калейдоскопом цветов и вспышек. Грудь распирает от попыток дышать. Лёгкие жжёт раскалёнными поверхностными вдохами.

Не успеваю даже упасть обратно на матрас, когда требовательный язык сползает ниже, раздражая и распаляя плотное колечко, которого никто раньше не касался. И я, мать его, даже не думала, что однажды мы с Егором сделаем ЭТО ТАК! Он размашисто гладит, смачивает своей слюной и моей собственной смазкой. Мышцы живота и бёдер непроизвольно сокращаются, хотя я изо всех сил стараюсь расслабиться и позволить любимому мужчине присвоить моё тело полностью. Каждую его часть. Я хочу быть его без преград, без стеснения, без скромности и ограничений.

Гора заталкивает во влагалище два пальца, а потом ими же растирает между ягодиц. Всего лишь массирует, давая мне возможность полностью отвлечься от неконтролируемого страха боли. Проталкивает один палец внутрь, медленно растягивая. Я каждое его движение ощущаю на пределе возможностей. Удовольствие, граничащее с паникой. Дышу короткими урывками, упираясь пятками в лопатки, чтобы дать ему лучший доступ.

Когда к первому пальцу, оказывающему и без того запредельное давление, добавляется второй, я дёргаюсь, хлипко и влажно вдыхаю и перестаю дышать вовсе. Он двигает ими медленно, постоянно добавляя всё больше влаги с помощью языка. У меня нет слов, чтобы описать собственные ощущения, но в одном я уверена: мне приятно, и я не хочу, чтобы Северов останавливался. На грани бессознательности я озвучиваю это вслух.

— Не останавливайся… Хорошо… Да… Да… Божечки… — в бреду мечусь по кровати. Во рту металлический вкус крови, стекающей в горло из разорванных зубами губ. На краю сознания понимаю, что он опускает мои ноги на постель, подкладывает под задницу небольшую подушку и водит головкой по истекающей влагой промежности. Я знаю, что он делает это, чтобы смазать член и завершить начатое. Когда приставляет головку к тугому колечку ануса, едва разум не теряю от возбуждения и предвкушения. Давит слабо, но с достаточной силой, чтобы моё тело поддалось ненавязчивому напору и он смог проникнуть внутрь. — Божечки… Божечки… — почти визжу, когда проталкивает головку. — Божечки… — захлёбываюсь стонами.

— Хватит Бога призывать, Ди. Мы тут как бы грешим. По всем фронтам. — слышу явное напряжение в севшем охрипшем голосе, как скрежещут его зубы, когда толкается глубже. — Мм-м… Бля-я-ядь… Ау… Бля-ядь… Пиздец…

— Божечки… — бомблю, как заезженная пластинка, с теми же шипящими рваными звуками. — Содом и Гоморра… — несу неосознанный бред, но просто не способна сейчас замолчать. — Божечки… Его-о-ор…

— Блядь, Дикарка, заткнись! — рявкает глухо, вытаскивая из меня член. — Приплела прям в тему.

— Любимый… Вернись… Божечки…

— Ещё раз Бога помянешь, и у меня упадёт. — дробит с усмешкой, снова вбиваясь обратно. Я морщусь, он замирает. — Больно?

— Немного. Ты же медленно, да? Нежно? Да? Не сделаешь больно?

— Да. Да. Нет. — сдержанно подтверждает Егор, но я уже не понимаю, для чего он это говорит.

Пульсирующая внутри потаённого входа эрекция, медленное продвижение глубже, тяжёлое прерывистое дыхание моего мужчины, его сильные руки, прижимающие мои колени к моей же груди…

Я сейчас умру. Если тело не разорвётся от прорывающейся в меня плоти, то сердце точно этой нагрузки не переживёт. Так тарабанит, что и само разбивается, и рёбра в пыль дробит.

— Ты всё? — пищу, но остатками затуманенного порочным мороком мозга знаю, что он и на половину не вошёл.

Я не выдержу. Не выдержу. Умру. Взорвусь. Рассыплюсь.

— Диана. — его густой голос сейчас больше похож на шипение и рычание дикого зверя одновременно. Притискивает ноги ещё плотнее к туловищу тяжестью собственного тела. Когда чувствую его губы на своих, слепо прихватываю зубами. — Рас-слабь-ся. — выбивает жёсткими слогами.

Не успеваю даже кивнуть, как он проталкивает мне в рот язык, одновременно толкаясь бёдрами до упора. Я вскрикиваю. Дёргаюсь вверх. Срываю кожу на запястьях. Почти верещу от острейшей боли, разбивающей моё сознание на агонизирующие ошмётки. Слёзы текут по вискам.

— Не дёргайся. Расслабься. Привыкай. Давай, родная моя. Сейчас станет легче. Ты знаешь это? Знаешь?

— Зачем тебе это? Почему так? Для чего? Его-ор? — голос трещит и срывается, как и дыхание.

— Ты — моя. Теперь полностью. Везде. Всегда. — служит мне ответом, но больше ничего спросить возможности нет. Гора сдёргивает с глаз повязку, давая мне увидеть и его влажные глаза. Несколько раз моргаю, привыкая к лунному свету, заполняющему спальню, окрашивающему серебром литое тело любимого мужчины. — Я люблю тебя. Постарайся расслабиться. Дианка… Девочка моя… Ты же помнишь, что если будешь сжиматься, то больно будет нам обоим?

Неуверенно киваю, опускаю веки, глубоко вдыхаю, дробью выдыхаю и требую:

— Поцелуй.

Он целует. Скользит языком мне в рот. Гладит и ласкает, начиная медленно двигать бёдрами. Разрывая сплетение губ, изучает отблески каждой эмоции, мелькающей на моём лице, в глубине расширившихся зрачков. Я так же на него смотрю. Стараюсь не думать о том, что он делал что-то похожее с другими. Северов ухмыляется и качает головой.

— Только с тобой. — обрубает осипшим шёпотом. — Никогда и ни с кем, любимая Дикарка. Только ты.

Я хочу посмеяться. Пошутить, что он читает мои мысли. Сказать, что я вообще не умею скрывать то, что гложет нутро. Но я ничего из этого не делаю. Шуршу только:

— Расстегни наручники. Обнять тебя хочу.

Он послушно подаётся вверх и щёлкает браслетами. Как только руки оказываются свободны, чувствую тупую ноющую боль в запястьях, но и на ней сосредоточиться не выходит. Оборачиваю его плечи и тяну к себе. Касаюсь таких же искусанных губ, как мои собственные. Пью его кровь. Пью свою. Пью дыхание. Пью душу. Пью любовь и нежность, которые он отдаёт добровольно.

Егор возобновляет медленные, томные, едва ощутимые толчки внутри моего тела.

Боль и удовольствие в этом контакте неразделимы. Они — одно целое. Играют на самых тонких и чувствительных ниточках нервов. Дарят неземное блаженство. Сводят с ума, вынуждая стонать и полностью подчиняться заданному Егором темпу.

То, что мы сейчас делаем — высшая степень доверия.

Каждая девушка однажды лишается девственности. Кто-то с любимым человеком, кто-то лишь бы с кем-то. Одни делают это в панике, другие с удовольствием, как я. Но все однажды отдают свой первый раз. Тот первый раз, который мы разделяем сейчас с Егором, для многих никогда не наступает. Не каждая пара имеет тот уровень доверия, где возможен анальный секс. Далеко не все могут открыться полностью. Отдать второй половине и тело, и душу. Я смогла. И я никогда об этом не пожалею.

— Люблю тебя. Аномально. — шелещу ему в губы.

— Аномально, любовь моя. — тем же низким шёпотом разрывает мне сердце.

От счастья — плачу. Не могу сдержаться. Слёзы самопроизвольно покидают мои глаза. Гора замирает, ловит губами капли.

— Так больно?

— Нет… Нет… — улыбаюсь сквозь слёзы. Верчу головой по подушке. — Мне очень… Очень хорошо. Не останавливайся только, родной мой, любимый, лучший. Мой первый и единственный. Мой самый-самый. — выбиваю всё это на одном дыхании, которое заканчивается. Резко втягиваю кислород и продолжаю покрывать его словами. Ну не могу я молчать. Так много за рёбрами бушует, что требуется выплеснуть. Срочно. Не выдержу ведь сама. Захлебнусь. — Продолжай. Двигайся. Я люблю тебя, мой Хулиган.

Дважды просить его не приходится. Тело принимает его, растягивается, подстраивается, обволакивает твердокаменный, пульсирующий, обжигающе-горячий член. Очень скоро мой бессвязный лепет перерастает в такие же сбивчивые стоны, всхлипы, влажные булькающие звуки. Егор хрипит и рычит, наращивая скорость, но не меняя ритма. Так же плавно вколачивается в меня. Почти полностью выходит, размашисто возвращается. Мне же кажется, что это удовольствие нельзя пережить.

— Ласкай себя, Дикарка. — вбивает сипом в ушную раковину. — Я хочу, чтобы ты кончила. Для меня.

Кто я такая, чтобы отказывать ему? Сопротивляться? Никто. Совсем никто. Частица вселенной. Всего лишь половина целого. Крошечная точка на карте мира. Ничего, даже по сравнению с самой малюсенькой звёздочкой на полотне неба. Никто. Без него. С ним я — мир, я — вселенная, я — суть, я — смысл, я — сама жизнь. С ним я могу всё.

Без возражений проталкиваю руку между нами. Давлю на разбухший, вибрирующий клитор. Кружу по нему пальцами, пока Гора беспрепятственно вколачивается в мои глубины. Удовольствие, накрывающее меня, непереносимо острое. Кончая, выкрикиваю его имя. Снова, снова и снова. На периферии сознания улавливаю пульсации члена, выплёскивающего струю горячей спермы.

— Дианка… — рычит, кусая меня за шею.

Вгоняю ногти в крутые плечи, оставляя кровавые полосы. По всему телу пролетает сладкая судорога. Меня словно изнутри выворачивает. Сердце, подловив момент наивысшей слабости, сваливает в его грудную клетку, чтобы там стучать. Единым целым стать.

Ещё пара натужных движений. Глухое рычание, шипящий вдох, и Егор перекатывается на бок, покидая моё измученное, истерзанное, поруганное нашим безумием тело. Ноги самопроизвольно распрямляются и ноют. То, что происходит между ними, даже описывать не стану. Боль, удовольствие, вибрации, пульсации, судороги, сокращения и непривычная пустота.

Северов притягивает меня к себе, что-то шепчет, но я ни слышать, ни видеть не могу. Столько разноцветных огоньков перед глазами, а в ушах разрывы салютов, наши стоны и крики. Даже не знаю, как удаётся осознавать его действия. Он гладит пальцами вход, в котором секунды назад был его член, собирает вытекающую оттуда сперму, чтобы затолкать её во влагалище. Кажется, что все нервные окончания перекочевали в промежность. На каждое его касание разрядами тока по мышцам летит. Я вздрагиваю, трясусь, зубы выбивают дробь.

Божечки, да меня как в припадке колотит! Не верю, что мы это сделали!

Любимый притягивает меня ближе, прижимает к груди, в которой теперь моё сердце бьётся. Всего одно. Но и моей стук раздаётся, а значит, мы поменялись. Равноценно. Согласна.

Гора покрывает моё лицо поцелуями, гладит спину.

— Дикарка, я, сука, описать не способен, как люблю тебя. Как много ты для меня значишь. Я бы сказал, что ты моя жизнь, но это не так. Ты — моё счастье.

— Почему? — выталкиваю горящими губами, задевая его горло. — Жизнь важнее.

— Жизнь есть у каждого, но истинное счастье не всем дано заслужить. Не знаю, чем я заслужил своё, но всё же… — хмыкает, поднимая моё лицо на себя. Встречаемся взглядами, происходит замыкание. Дыхание, сердце, все системы организма глохнут, уходят на экстренную перезагрузку. Лишь запасной генератор работает, не давая умереть здесь и сейчас. — Ты — моё счастье.

Накрываю его щёку ладонью, всю нежность, имеющуюся в резервах, вкладываю в это касание. Тянусь своими губами к его и шепчу:

— Счастье для Хулигана.