Счастье для Хулигана

Глава 43

Чудеса не окружают нас. Они внутри

— Он опаздывает. — бурчу, стоит только вернувшейся из больничного туалета Насте опуститься рядом.

Она выпивает несколько глотков минералки и, тряхнув головой, улыбается.

— Он успеет. Для Егора это не менее важно, чем для тебя. Ты же знаешь, как он волнуется. Это ваше первое УЗИ. Сегодня вы впервые увидите своих малышей.

— Время уже почти подошло. — выпаливаю, расстраиваясь всё больше.

Ничего не могу с собой поделать. Была уверена, что бушующие гормоны обойдут меня стороной, но не тут-то было. Уже на втором месяце беременности я вылила добрую половину слёз по поводу и без, хотя искренне стараюсь с этим бороться. Вот и сейчас на глаза наворачивается соль.

— Тёма вообще не приедет. — так же недовольно брякает Дюймовочка.

— Зато когда ты носила Нику, он всегда был рядом.

— С учёбы было проще сбежать, чем с работы.

Убито вздыхаю, понимая правоту её слов. В самом деле, чего я себя так веду? Егор обещал только постараться вырваться. Если бы согласилась вести обследование в его больнице, то он пришёл бы. Но Настя предложила мне вестись у её гинеколога. К тому же она женщина, а в клинике, где работает Гора — мужчина. Видимо, у меня в голове стоит какой-то блок, мешающий раздвигать ноги перед любыми другими мужиками, кроме любимого. Ну, не могу я и всё тут!

— Боже, он сведёт меня с ума. — шипит Северова, зажимая рот ладонью.

Но уже через секунду вскакивает и снова бежит в уборную. Облокачиваюсь на стену и прикрываю глаза, искренне радуясь, что меня не тошнит каждую минуту. Только по утрам, и то не постоянно.

— Мои вы хорошие девочки. Умнички, что не доставляете маме таких проблем. — шепчу, гладя пальцами живот.

Уже не могу дождаться, когда он начнёт расти, хотя и боюсь этого до жути. Беременность, особенно двойней, даёт огромную нагрузку не только на спину и организм в общем, но и на имплантаты. Благо мой хирург заверил, что никаких осложнений быть не должно.

— Нет, я этого точно не переживу. Он меня добьёт раньше, чем начнёт брыкаться. — возвращается Настя, устало приникая рядом со мной к стене.

— Почему ты всегда говоришь "он"? — спрашиваю заинтересовано.

— Уверена, что будет мальчик. Читала, что, когда носишь пацана, всегда тошнит сильнее. С Никой таких проблем никогда не было.

— А вы с Тёмой хотите мальчика или девочку? — выбиваю, садясь ровно.

— Никому не говори, но я надеюсь на девочку, хотя Тёма мечтает о сыне, пусть и ни за что в этом не признается. — смеётся она. — Он и в первый раз не говорил. А Егор? — вдруг режет она.

Я только улыбаться могу. В какой-то момент была уверена, что он так загорелся дочкой из-за моего желания, но ему удалось меня в этом разубедить, заявив, что не потерпит дома конкуренции другого мужчины.

— Он даже не думал о сыне. — заявляю уверенно.

— Какого это носить сразу двоих? — выбивает Северова, поглядывая на время, которое уже подходит.

— Не знаю. — смеюсь довольно. — Сравнивать мне не с чем. Но я говорила с мамой, и она сказала, что заметно становится, только когда вместо одного ребёнка тебя пинают двое. Да и бегемотом становишься раньше, чем с одним.

— Зато раньше избавишься от пуза. — хохочет она.

— Тут не поспоришь. — отсекаю на тех же эмоциях.

Из кабинета выходит девушка, и Настя поднимается. Она по записи первая.

— Может, пойдёшь со мной? Посмотришь для начала, как всё там устроено.

Меня передёргивает. Мало того, что я до тошноты ненавижу больницы, так ещё и походы к гинекологу для меня настоящая пытка. Но всё же киваю и захожу с ней. Блондинка задирает платье и ложится на кушетку. Когда на экране появляется крошечная точка, на которую указывает врач, не могу перестать лыбиться.

— Послушаем сердечко? — спрашивает у Насти.

— Конечно.

Врач нажимает какую-то кнопку на компьютере, и по комнате разносится быстрое приглушённое эхо малюсенького сердечка. Это звук, который невозможно передать. От него по телу расползаются колючие мурашки, скатываются вдоль спины. Моё собственное сердце набирает оборотов. Кажется, что когда услышу собственных детей, то оно просто не выдержит.

— Что же… Всё отлично. Плод развивается хорошо. Сердцебиение в норме. Одевайтесь.

Когда настаёт моя очередь делать ультразвук, начинаю дрожать и кусаю губы. Медлю расстёгивать джинсы и задирать кофту, стараясь растянуть время и дать Егору возможность успеть и увидеть наших девочек в первый раз. Услышать жизни, которые мы создали вместе.

— Не бойся. Это не страшно. И совсем не больно. — заверяет Лидия Михайловна. — Это первая беременность? — напряжённо киваю. — Впервые увидишь их? — высекает с материнской улыбкой.

Ещё один кивок. Горло так напряжено, что даже кислород проглотить не удаётся.

Мне всё же приходится приспустить штаны, оголить живот и лечь на кушетку. Глубоко вдохнув, выполняю все указания женщины. Крепко зажмуриваюсь, когда на живот льётся прохладная жидкость. В ушах до сих пор гремит учащённый стук.

— Молодой человек, покиньте помещение. — раздаётся возмущённый голос.

— Это моя жена. — без тени сомнения заявляет Гора, подходя ко мне и сжимая мои трясущиеся пальцы. — Я успел. Извини, что так долго.

Распахиваю веки, встречаясь взглядами с горящими бирюзовыми глазами. Цепляюсь за раскрасневшееся лицо, влажные, слипшиеся волосы, утяжелённое дыхание, резкие рывки грудной клетки.

— Ты бежал? — толкаю переставшим подчиняться от облегчения языком.

Любимый наклоняется ниже и оставляет короткий, но горячий поцелуй на моих губах.

— Боялся, что опоздаю.

— Почему так поздно?

Его улыбка становится заразительной настолько, что даже Людмила Михайловна поднимает уголки губ.

— Ассистировал на операции. — оптимистично толкает Гора, горя всё ярче.

— Валерий Павлович допустил тебя?

Он только кивает, не переставая тянуть улыбку.

Я ведь знаю, насколько для него это важно. Как долго он ждал этого момента. И какая ответственность лежит на его крепких плечах.

— Готовы? — вопрошает женщина.

— Готовы. — выдыхаем в один голос.

На мониторе чётко виднеются два небольших пятнышка. Не дыша, неотрывно смотрим на них.

— Ты что-то можешь там различить? — шепчу, потянув Егора ниже.

Он опускается на корточки и так же тихо отвечает:

— Нихуя. Я специалист только делать детей.

— Идиот. — смеюсь, снова возвращая взгляд на экран.

Когда гинеколог включает динамики, мало того, что не дышим, так ещё и замираем. Грохот сердечек наших малышек заполняет не только кабинет, но и всю грудную клетку. Они стучат в разнобой, отдаваясь эхом. Если у Настиного ребёнка стук был чистым и разборчивым, то сейчас я слышу пугающий диссонанс. Будто после каждой пары ударов появляется странный звуковой осадок.

— Это нормально? — выталкиваю перешуганно.

Северов сам превращается в каменное изваяние, не отрывая тяжёлого сосредоточенного взгляда от монитора.

Женщина хмурится.

— Нет. — резко бросает она и надевает наушники, внимательно вслушиваясь.

Поворачиваю голову к жениху, не сдержав слёз и глухого сипа:

— Мне страшно. Что не так?

— Тише, родная. Тише. Всё будет хорошо. У нас были проблемы, но всё наладится.

— Если мы потеряем их? — трещу на панике.

— Не потеряем. — стабильно заверяет он, накрыв ладонью мою щёку. — Перестань сейчас нервничать. Для девочек это вредно.

В этот же момент Людмила Михайловна снимает наушники и обращает всё внимание на нас.

— Что хочу сказать вам, молодые родители. У вас не двое детей. — Северов подскакивает на ноги. От неожиданности хочу сделать то же самое, но он силой удерживает в горизонтальном положении. — Не пугайтесь так. Оба плода в норме. Как и третий.

— Третий?! — это криком вместе с Настей выдаём.

— У вас тройня. Скорее всего, двое однояйцевых близнецов и один разнояйцовый.

— Тогда почему его не видно на УЗИ? — с напряжением высекает любимый.

— Такое часто бывает при многоплодной беременности. Второй или третий ребёнок может прятаться за остальными. Но все они здоровы и развиваются согласно расписанию. Поздравляю.

— Поздравляю? Поздравляю?! — рычу, шагая по коридору к выходу. Егор, улыбаясь во весь рот, сдавливает мою руку. — Как мы будем с тремя детьми разом справляться? У меня всего две руки. Две! — останавливаясь, перекрываю ему путь и трясу кистями перед лицом. — Куда мне третьего девать?

— У тебя есть муж, Диана. — убеждает, не переставая тянуть лыбу, которая меня сейчас бесит до желания вцепиться ногтями в его довольную рожу.

— У меня нет мужа! — бомблю зло. — Формально мы не женаты! Да и ты постоянно пропадаешь ночами на работе! Как я их троих одновременно кормить буду?! А если они все будут плакать?!

Понимаю, что у меня начинается настоящая истерика, но остановиться просто не могу. Меня разрывает от ужаса. Нет, я очень рада тому, что у нас будет большая семья, но я надеялась увеличивать её постепенно, а ни разом выполнить десятилетнюю норму.

— Дианка, успокойся. — прибивает меня к себе, нежно оглаживая спину. — Мне тоже страшно. — хрипит в ухо. — Но мы с этим справимся. К тому же, твоя мама уже обещала приехать и помочь по первому нашему зову. Будет сложно, но мы уже со стольким справились, что трое вопящих малявок покажутся лёгкой прогулкой.

Глубоко вдыхаю и медленно дробью выдыхаю. Несколько раз проделываю это и поднимаю глаза к его лицу.

— Я боюсь, что не смогу. — шелещу на грани нового взрыва.

— Мы сможем. Смогли забеременеть. Сможем выносить. И сможем вырастить. Выбора у нас в любом случае нет. — ухмыляется Хулиган, но в глубине зрачков сохраняется напряжение.

А ещё мне так нравится, когда он говорит "мы". Мы беременны. Не я, а мы оба. Этим он даёт знать, что готов разделить со мной все тяготы и радости. Он не отделяет себя от меня. Мы — одно целое. И мы со всем справимся.

Сгребает ладонями щёки и ласково целует, стирая все страхи и панические настроения.

— Мне надо будет позвонить маме и сообщить новость. Правда, я не представляю, как она будет кататься за шестьсот километров, чтобы посидеть с внуками.

— Мы с твоими родителями пока не хотели тебе говорить, но… — и гад замолкает.

— Его-ор. — тяну со скрытым предупреждением.

— Они хотят перебраться сюда. Чтобы быть рядом с тобой. Виктор готов оставить компанию на Андрея.

Я только потеряно лупаю глазами. Папа всегда говорил, что будет до глубокой старости приглядывать за архитектурным бюро, которое создал с нуля.

— Егор, — нежданно вставляет Настя, — ваша с Артёмом мама тоже готова помочь.

— Настя. — холодно бросает Гора. — Мы уже говорили об этом. Я не хочу иметь с этой женщиной ничего общего. Пусть скажет спасибо, что я терплю её у вас, но в своём доме видеть её не хочу. И больше не поднимай эту тему.

— Почему ты так категоричен? — выталкиваю тонко. — Хотя бы попробуй.

— Прости, Ди, но нет.

На этом разговор сворачивается. Я уже ни раз старалась поднять эту тему, особенно после знакомства с женщиной, которую любимый запрещает даже называть свекровью. Сам же он даже по имени её не зовёт. Только "вы". Подчёркивает, что она для него чужой человек. С одной стороны, я могу его понять, ведь из двадцати четырёх годов жизни двадцать два он прожил без неё. Но с другой знаю, насколько сильно его ранило предательство родной матери. Просто ему слишком сложно и больно довериться и впустить в сердце человека, разбившего его.

Ближе прибиваюсь к нему в молчаливой поддержке. Он обнимает за талию и выдыхает в волосы.

— Давай больше не будем говорить о ней. У нас есть своя собственная семья. — просит приглушённо.

— Хорошо, Коть. — шуршу, коснувшись губами подбородка.

Выйдя на улицу, сразу замечаю Гелинтваген старшего брата жениха. Да, он всё ещё жених, свадьбу пришлось отложить на неопределённый срок, но меня это не слишком расстроило.

Артём размашистыми шагами подходит к нам, крепко обнимая бегущую ему навстречу жену.

— Мы тоже будем себя так вести после трёх лет брака? — толкаю Егора локтём в рёбра, указывая на целующихся Настю и Тёму.

Он только жрёт и накрывает мой рот не менее жадным поцелуем.

— Надеюсь, что мы будем вести себя ещё хуже.

Его хриплый шёпот и интимные интонации заставляют меня вздрогнуть от возбуждения. Мы уже полтора месяца не занимались любовью. Врач сказал, что это может навредить детям. Меня уже трусит от похоти, как и Гору, но стараемся держать себя в руках, чтобы не потерять наших девочек. Троих девочек. Охренеть можно. У нас будет тройня.

— Вот так новости. — сечёт Артём, пожимая брату руку и обнимая меня за плечи. — Не знаю, порадоваться за вас или посочувствовать.

— Мы пока и сами не знаем. — отсекает любимый.

— А я знаю. — заявляю уверенно. — Мы один раз отмучаемся, а потом будем наслаждаться жизнью. — хохочу, заряжая позитивом и всех остальных.

— Уверена, что хочешь поехать туда сегодня? — напряжённо спрашивает Егор, когда прощаемся с Северовыми и садимся в машину.

— Нельзя больше откладывать. Надо съездить на кладбище и отдать должное. Он же погиб из-за меня.

— Ты не виновата, Котёнок. Это его работа.

— Если бы он не вызвался приглядывать за мной, то сейчас был бы жив. — обрубаю, отвернувшись к окну.

Мы ведём этот спор с того дня, как спустя две недели меня выписали из больницы. Понимаю, почему жених не хочет, чтобы я ехала, но сейчас, когда убедилась, что малышкам ничего не угрожает, не могу больше оттягивать момент.

Егор останавливается у цветочного и покупает большой букет красных роз. Чем ближе мы к кладбищу, тем сильнее становится внешняя дрожь и внутренний мандраж. Он накрывает ладонью пальцы, выражая безмолвную поддержу. И сейчас я как никогда рада, что он ничего не говорит. У самой в горле стоит ком, а в груди ледяная глыба. Сколько бы меня не убеждали, что моей вины в его смерти нет, не могу избавиться от этого ощущения. Пусть я не виновата, что Муров повернулся на мне, но не могу не чувствовать причастность.

Пока идём по мощёным дорожкам между огороженных могил и памятников, Егор с давлением прижимает к себе. Подойдя к месту, не сдерживаю слёз. Забираю у него букет и оседаю на колени перед свежей насыпью. Он опускает ладонь на плечо.

— Спасибо тебе. — всхлипываю деревянному кресту с металлической табличкой. Кладу букет к остальным цветам и венкам. — Если бы не ты, то не было бы всего этого. — сжимаю руки на животе. — Если у нас когда-то родится мальчик, то я назову его в твою честь.

Утирая слёзы предплечьями, не могу отвести взгляда от таблички. Не верится, что ещё два месяца назад мы пили вместе кофе и здоровались каждое утро.

"Дегировский Михаил Антонович".

Ему было всего тридцать четыре года. У него осталось двое детей, хотя с женой они развелись несколько лет назад.

Как я узнала, он погиб от руки психопата Мурова в то же утро, когда мы выбирали свадебные наряды. Я вышла за хлебом, пока Егор спал, а псих хотел меня похитить. Тогда он смог перехватить его, но тот вогнал нож ему в шею. Миша истёк кровью раньше, чем успела приехать скорая помощь. Сергей Глебович решил никому не сообщать, чтобы не портить этот день.

Северов присаживается корточки за спиной, обняв за шею.

— Мне нравится имя Миша. — шепчет приглушённо. — Когда родим сына, отдадим ему долг за то, что спас мою жену и детей.

Любимый даёт мне выплакать всё горе и вину, просто находясь рядом и обнимая. Кладбище покидаю уже без груза на душе, с которым пришла сюда. Особенно после того, как подошла к могиле человека, забравшего четыре жизни: трёх ни в чём неповинных девушек и отличного полицейского и человека, и плюнула на неё. Я не ощущала это святотатством. Наоборот. Не понимаю, как его могли похоронить на одном кладбище с его же жертвами. Ему тут не место. Его тело должны были сжечь в пламени, а пепел развеять на свалке. Он не заслуживает покоя. Даже оболочке место в Аду, где горит его чёрная душа. Когда озвучиваю всё это Егору, он только согласно опускает вниз голову.

Дома долго стою под горячими струями воды. Слёз больше нет, но всё ещё немного сложно принять тот факт, что кто-то может воображать себе то, чего никогда не было. Кроме дежурных улыбок, которые были предназначены для всех остальных сотрудников, я никогда не давала Мурову чего-то большего. В голове так много вопросов, на которые я никогда не получу ответов.

Почему я? Почему они? Зачем убивать? Как можно забирать чужие жизни так расчётливо и хладнокровно?

— Перестань об этом думать. — сипит Егор, открывая створки кабины и становясь рядом. — Изменить ничего нельзя, а тебе надо думать только о наших дочках. Их трое, Ди. И им нужны все твои силы.

— Трое… — выдыхаю гулко.

— Карина, Арина и… — прикусывает губу, глядя на меня.

— Придумаем, когда родится, ладно? — вскидываю на него взгляд.

— Ладно, Дикарка. — лыбится мой любимый Хулиган. — Ещё одну дверь закрыли. Осталась последняя, прежде чем войдём в новую жизнь.

— Какая? — толкаю шёпотом, ощущая, как за рёбрами набирает скорость мышца.

— Формальная. Я собираюсь, наконец, сделать тебя своей женой не только перед Богом, но и перед людьми.