Сторожевой корабль

Глава 14

Марлоу был готов к приему, подобающему вернувшемуся герою-победителю. На самом деле, он сам заложил основу для этого, проинструктировав Короля Джеймса, что команда «Нортумберленда» должна быть отправлена на берег после того, как они тихо и рано утром уберут самую ценную из пиратской добычи на свой склад в Джеймстауне.

Получив разрешение, команда шлюпа спустилась к трактирам Уильямсбурга, охотно рассказывая историю своих подвигов, как и предполагал Марлоу. Несколько приукрасив ее, как это обычно делали моряки, но даже в самом грубом виде рассказ был замечательным.

Эта история пронеслась над городом и окрестными плантациями, как ураган, с такой силой, что даже Марлоу не мог предвидеть степень возбуждения, которое встретило «Плимутский приз», когда он, наконец, доплелся до Джеймстауна.

Они прибыли через три дня после битвы, после полутора дней медленного продвижения вверх по реке: «Плимутский приз» впереди, захваченное пиратское судно шло за ними. Сотни людей выстроились вдоль берега и в доках, ликуя, как римляне, приветствующие торжествующего Цезаря.

Каждый дюйм «Плимутского приза» выглядел престарелым участником кампании, с насосами, работающими без остановки, с потрепанным видом и обрубком грот-мачты, укрепленной растяжками. Никто и подумать не мог, что корабль может выглядеть так из-за небрежного обращения, а не из-за интенсивности использования, или что мачта могла упасть сама по себе, а не сбита в отчаянной схватке. Марлоу или кому-либо из его людей никогда и в голову не приходило разубеждать их в этом.

Но даже отсутствующая мачта и наполовину не вызывала у людей такого восторга, как вид угрожающе выглядевшей команды «Плимутского приза», сходящей на берег. Они представляли собой бравурную компанию, и в них витал дух победителя. Одежда у них была новая, и они были хорошо вооружены, сабли, тесаки и пистолеты висели на перевязях у них через шею.

Во главе их шагал капитан Марлоу с легкостью прирожденного лидера, рядом с ним похожий на ученого Бикерстафф. За ним в окружении людей «Плимутского приза», а также отворачивающиеся от городских стражников, прошли заключенные, банда скованных по рукам и ногам пиратов, убийц и головорезов. Это было великолепное зрелище, и толпа отреагировала на него со всем энтузиазмом, которого ожидал Марлоу.

Губернатор Николсон, конечно же, был там вместе с горожанами, все из которых надеялись отразить часть яркого света, излучаемого героями «Плимутского приза», — Марлоу, Ах, Марлоу! — воскликнул губернатор, обеими руками пожимая руку Марлоу. — Вы радуете нас победой, сэр, радуете нас!

Он улыбался, счастливее, чем когда-либо видел его Марлоу. Губернатор пошел на немалый риск, заменив Аллэйра, шаг, который был не совсем законным. И если бы Марлоу тоже оказался неудачником, ему пришлось бы очень неловко.

«Что ж, - подумал Марлоу, - теперь он оправдал надежды. Более того, этот самый важный человек вирджинского общества, теперь у меня в долгу».

— Пожалуйста, Марлоу, Бикерстафф, не могли бы вы прийти ко мне домой, пообедать со мной и рассказать мне подробности ваших подвигов? — спросил Николсон. Теперь их окружали горожане, и каждый изо всех сил старался быть замечен, надеясь, что губернатор пригласит и его присоединиться к вечеринке. В конце концов, губернатор никого из них не пригласил, оставив всех героев себе.

Марлоу с Бикерстаффом протиснулись сквозь толпу, скромно маша руками и со смирением, принимая благодарность и поздравления людей.

Небольшая карета, запряженная единственной лошадью, стояла у края толпы. Из окна, наполовину затерявшись в тенях, выглядывала Элизабет Тинлинг. Ее светлые волосы падали из-под шляпы, обрамляя идеальное лицо, длинную тонкую шею и почти обнаженные плечи с широким вырезом платья.

Марлоу помолчал, когда их взгляды встретились. Она смотрела на него взглядом, который ему было трудно определить: то ли привязанность, то ли пренебрежение или легкое любопытство, но в нем не было преклонения перед героем, такого, который он получал от других женщин в толпе.

— Извините меня, губернатор, я отойду на минутку, — сказал он и подошел к карете, при этом низко поклонившись до пояса.

— Добрый день, мэм.

— Хорошего дня, сэр. Кажется, это действительно ваш день.

— Провидение помогало мне в моей борьбе.

— Хотелось бы так думать. Хотя мне трудно сказать, глядя на вашу команду, кто из них пираты, а кто люди короля.

Марлоу повернулся и посмотрел на своих людей, которые действительно очень походили на пиратов с их пистолетами, поясами и новой одеждой. — Я думаю, мэм, их легко отличить. Мои люди улыбаются.

— Я так и подумала, — сказала она. Улыбка расплылась прямо под скрытостью ее выражения, улыбка чего-то дьявольского, объединяющего их. Марлоу нашел это очень обнадеживающим.

— Мадам, я принес вам небольшую безделушку, в память о моей битве. Он вынул из кармана золотой крестик и цепочку, на секунду покрутил их на пальце, поймав свет полуденного солнца, и протянул ей.

— О, мистер Марлоу. Она взяла ее у него из рук и поняла, какая это была прекрасная вещь. — Пиратская добыча, да? Разве это не собственность короля?

— Я думаю, что мне позволены некоторые исключения в этих вопросах. И будет справедливо, если эта вещица окажется у вас, потому что именно мысли о вас поддерживали меня в моих испытаниях.

При этом она взглянула на него. На ее лице не было того восторга, на который он надеялся. — Я молюсь за вас, чтобы вы лучше владели своей саблей, чем своей праздной лестью. Но в любом случае, я боюсь, что не могу принять эту вещицу.

— Пожалуйста… Элизабет… умоляю вас, — пробормотал Марлоу, выведенный из равновесия ее нежеланием принять этот подарок или его глупые комплименты. — В знак моей привязанности. Это будет нашим маленьким секретом.

Она улыбнулась и заговорщицки подняла брови, затем надела цепочку на шею. — Хорошо/ пусть это будет наш маленький секрет, — сказала она.

— Марлоу, Марлоу, ну, пойдемте же, — сказал губернатор, раздраженно подходя к ним. — Миссис. Тинлинг, — добавил он, кивнув. — Прости меня, но я должен забрать у вас этого героя, на время, в любом случае. С этими словами он взял Марлоу за руку и повел прочь, заставив его прощаться через плечо. Он в последний раз взглянул на крошечный крестик, висевший на ее бледной коже, прежде чем ему пришлось снова обратить внимание на Николсона.

— Я не сомневаюсь, что вы хотите отомстить, Марлоу, — сказал губернатор, когда они забрались в его карету, — но я должен настоять на том, чтобы охрана обратила на это внимание. Подъем вниз, новая мачта и такелаж и тому подобное. Я не сомневаюсь, что горожане это одобрят. Черт возьми, мы заплатим за это добычей, которую вы захватили.

— Что ж, губернатор, если вы настаиваете.

— И я боюсь, что вы нам понадобитесь на суде. Нам нужно, чтобы этих злодеев быстро осудили и повесили. И я боюсь, что вы должны будете дать показания. На самом деле, это все немного скучно. Был ли у вас опыт участия в судебных процессах раньше?

— Раньше? О да, действительно. Раньше я был свидетелем многих судебных процессов.

— Очень хорошо, — сказал Николсон. — Бикерстафф, пожалуйста, займите это место. Думаю, через две недели мы покончим с этим судебным вздором, а потом вернемся к остальному, а, Марлоу? Вы получите «Плимутский приз» в полном порядке, а, я думаю, как раз к отплытию табачного флота.

Элизабет Тинлинг потрогала крошечный крестик у себя на шее, чувствуя неровную поверхность бриллианта, наблюдая, как Марлоу садится в карету губернатора. За три дня он стал самым знаменитым человеком в колонии, величайшим героем Вирджинии.

Она посчитала, что действительно сделала правильный выбор.

С тех пор не было ни одного слова от Джорджа Уилкенсона, он не присылал никаких поверенных, требующих оплаты за расписку. Возможно, он поверил ее запоздалой записке, предупреждавшей его, что Марлоу там не будет. Возможно, он слишком боялся, что она расскажет о том, что он собирался сделать. Скорее всего эти оба предположения были верны. Но в любом случае он, казалось, ушел из ее жизни, а Марлоу, казалось, наоборот, занял место в ней, и, насколько она могла судить, это было замечательно.

Это произошло за несколько часов до полудня следующего дня, когда она сидела у окна в своей спальне и смотрела, как Марлоу медленно идет по улице Герцога Глостерского к ее дому. Судя по тому, откуда он шел, она догадалась, что он только, что вышел из дома губернатора, где, по слухам, ночевал.

Она наблюдала за ним большую часть часа, надеясь, что он постучится. Теперь он был всего в двух кварталах от нее. Она задалась вопросом, сможет ли он преодолеть это расстояние к ночи.

Толпы поклонников теснилась вокруг него, пока он пытался протиснуться по улице. Когда круг людей становился слишком тесным, чтобы идти дальше, он останавливался и угощал их какой-нибудь историей, несомненно, пересказом своих подвигов на острове Смита. Наконец толпа удовлетворялась, и, размахивая руками и хлопая его по спине, его пропускала.

Обычно он проходил около двадцати футов, прежде чем все начиналось снова. В какой-то момент его практически затащили в таверну «Палмер Хаус», и он снова появился через полчаса. Наконец, он подошел к ее входной двери, и Люси быстро впустила его внутрь.

Элизабет так хотела его увидеть, что не заставила его ждать дольше пяти минут, прежде чем спуститься в гостиную.

— Господин. Марлоу, кажется, вы произвели настоящий переполох в городе. Должна ли я сжалиться над вами или заставить вас снова пересказать мне всю историю ваших подвигов?

— Умоляю вас, только не это. Я столько раз рассказывал эту историю, что сам с трудом в нее верю.

— Хорошо! Что ж, судя по тому, что я слышала, это настолько героически, что в это трудно поверить. - Она улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ.

Он снова был одет в свою красивую одежду, а не в грубую и обветренную, в которой он был, когда покидал «Плимутский приз». Он был подтянут, хотя худым его не назовешь, а камзол и жилет облегали его тело, что делало ему честь. У него было телосложение человека, который не ведет сидячий образ жизни, и это заметно отличало его от большинства богатых людей залива. Его рука покоилась на рукояти сабли с определенной уверенностью, как будто это оружие было частью его сущности, а не украшением.

Элизабет признала, что он был чрезвычайно привлекательным, даже не учитывая его нынешнего статуса. Месяц назад она смотрела на него с чисто практической точки зрения, как на потенциального защитника от Уилкенсонов. Но теперь ее чувства стали другими. Она подумала о нем так, как не думала о мужчинах уже много лет. Ощутила непреодолимое влечение к нему.

— Пожалуйста, сэр, присядьте. - Она указала на стул и, когда Марлоу сел, крикнула: — Люси, пожалуйста, принеси немного шоколада для мистера Марлоу.

Через мгновение появилась Люси с сервизом, и, наливая, Элизабет сказала: — А теперь скажите мне, сэр, как вам нравится ваша известность?

— Это немного утомляет, я нахожу. Это утро было для меня испытанием. Бикерстафф сказал мне, что герои Рима, как они ехали по улицам, держали при себе рабов, которые шептали им на ухо слова, что слава мимолетна.

— Что ж, мистер Марлоу.

— Пожалуста.., называйте меня Томас. И давайте перейдем на «ты

— Хорошо, я буду называть вас Томас, если вы будете обращаться ко мне как Элизабет. Я собиралась сказать, что если бы ты не освободил своих рабов, ты мог бы поступить точно также.

— Для этого мне не нужны рабы, Элизабет. У меня есть Бикерстафф, который прекрасно воздействует на мою совесть. Хотя я об этом тоже думал, но считаю, что слава не так уж мимолетна.

Она улыбнулась ему и отпила свой шоколад. Его ложная скромность не обманула ее. Она наблюдала за ним с того момента, как он сошел с «Плимутского приза», и видела, как сильно он наслаждался лестью. Но эта сторона его личности ее не беспокоила. Наоборот. Она обнаружила, что это делает его еще более привлекательным. Это был путь всех великих людей или всех людей, предназначенных для величия.

— Боюсь, тебе придется еще некоторое время терпеть поклонение как герою. Жители этой колонии живут в постоянном страхе перед пиратами, и ты практически первый человек на их памяти, который хоть что-то сделал для них.

— Ты слишком добра, Элизабет. Но на самом деле я освобожусь от этого бремени на какое-то время, когда мы отгоним «Плимутский приз» на кренгование.

— Кренго… что? Боюсь, я не понимаю твоего морского жаргона.

— Кренгование - это когда мы чистим и ремонтируем днище корабля. Это тяжелая задача. Сначала мы снимаем с корабля все его верхнее оборудование, мачты, реи и тому подобное, а также все большие орудия и все припасы из трюмов. Затем во время прилива мы отгоняем корабль к берегу и, когда отлив уходит, оттаскиваем его и переворачиваем на бок и таким образом обнажаем днище.

— Да, я поняла, как это делается, теперь, когда вы это объяснили. Но неужели вы какое-то время будете отсутствовать в Уильямсбурге? - В ее голосе прозвучало гораздо больше разочарования, чем ей хотелось бы. Она заметила, что ее тон совпал с настроением Марлоу. Надо было спешить. Ей хотелось проявить больше застенчивости, чем получилось.

— Меня недолго не будет. Но я хотел бы попросить тебя и за ранее прошу не счесть мое предложение неприличным, ибо я ничего подобного не имею в виду, но не могла бы ты сопроводить меня в этой поездке? Я поплыву на собственном шлюпе «Нортумберленд». Если хочешь, можешь взять с собой Люси. Король Джеймс будет командовать шлюпом, и я уверен, что он будет рад ее увидеть, несмотря на его заявления, что она ему безразлична. Это может оказаться что-то вроде прогулки на яхте.

— Надо подумать, сэр…— В голове Элизабет пронеслись различные намеки. Такая поездка может вызвать много пересудов среди светских людей. С другой стороны, как раз в это время не было ничего лучшего, чем быть замеченной в компании с капитаном Томасом Марлоу. — …поплыть с тобой, я даже не знаю…

Ей очень хотелось поплыть с ним, но она боялась... Не Марлоу, совсем нет, хотя это тлеющее, опасное качество, которое она впервые увидела в нем, не рассеялось за последние два года. Она боялась того, что могут подумать другие.

— Мы управимся за один день, мэм, не больше. Мы выйдем с утренним приливом и вернемся к вечеру.

«Что, черт возьми, со мной не так? — спросила она себя. - Неужели она так долго пробыла среди глупых, претенциозных жителей Уильямсбурга, что сама стала одной из них? Она никогда не стеснялась добиваться того, чего хотела. И теперь она хотела Марлоу, и впервые в жизни у нее появилась причина понадеяться, что то, чего ей хочется, что он будет принадлежать ей и не погубит ее. Никто не поведет даже бровью по поводу простого дневного плавания».

— Если это так, сэр, то я буду рада поплыть с тобой, — сказала она. Это было одно из самых правдивых заявлений, которые она произнесла за это время - долгое время.