Сторожевой корабль

Глава 32

Голоса стали беспокойными. Они больше не говорили, что то, что происходит - хорошо.

Леруа нервно жевал длинную прядь своей бороды. Что-то расстроило голоса. Пора было возвращаться на корабль. На корабле было безопаснее. Там не было такой широкой открытой местности.

Эти мысли озадачили его, но голоса были по-прежнему мягкими и успокаивающими, в их тоне не было никакой паники. Он медленно ходил по дому, как по музею, поглядывая на те вещи, которые были еще не разбиты и не украдены. Мимо пробегали мужчины, мужчины кричали и разбивали хрупкие предметы саблями, мужчины жадно пили из бутылок вино, ром и виски, а Леруа просто смотрел на все это. Закончив с этим домом, они вернутся на корабль. Времени еще хватало.

В дальнем конце зала была комната, которую еще никто не потревожил, и он пошел туда, пока мужчины развлекались в гостиной и столовой. Он увидел стену, заставленную книгами, изящный ковер, буфет с бутылками. Возможно, он посидит здесь немного.

Он шагнул в дверь, и его глаза скользнули по окнам комнаты. Потрясающий вид! Отсюда все прекрасно видно: берег реки, темная полоса воды в угасающем свете и поля по обеим сторонам. Этот вид будет еще прекрасней, мерцая красным и оранжевым цветами, отражая свет этого дома, после того как его подожгут.

— Леруа?

Голос был хриплым, требовательным. Никто из его людей не стал бы с ним так разговаривать. Никто из тех, кто хотел бы жить, не стал бы так говорить с ним. Он замер, не понимая, действительно ли его имя было произнесено вслух.

— Леруа!

Он мотнул головой. В кресле с подлокотниками сидел мужчина с раскрытой на коленях книгой. Леруа даже не заметил его. И этот человек знал его имя. Что-то грызло его в глубине сознания, что-то тревожило, но он не мог вспомнить, что именно.

— Ты Леруа? Мужчина встал и отложил книгу.

Леруа покосился на него. — Oui, — сказал он, наконец.

— Ты знаешь кто я такой? — спросил мужчина. — Ты знаешь кто я?

Леруа просто посмотрел на него. Мужчина кричал на него. Он не мог в это поверить. Этот человек фактически повысил голос, разговаривая с ним.

— Я Джейкоб Уилкенсон! Я человек, который нанял вас! Тот, кто через Рипли договорился с тобой о сделке, а теперь посмотри, что ты натворил! Это недопустимо!

Леруа снова прищурился. Руки мужчины дрожали. Он вспотел. Он переминался с ноги на ногу под взглядом Леруа. Леруа почувствовал от него запах страха, он хорошо знал этот запах. Хвастовство мужчины было сплошным дерьмом, Merde, и не более того.

— Ты работаешь на меня! — закричал мужчина с нотками истерики в голосе.

Леруа почувствовал движение за спиной. Он повернулся и увидел, что позади него стоит дюжина его людей, наблюдающих за разговором, и еще больше людей подходили. Они приостановили свои разрушения, чтобы посмотреть, что происходит.

— Все вы, послушайте меня, — прокричал мужчина. — Меня зовут Джейкоб Уилкенсон. Я человек, который покупал ваши товары. Я тот, кто снабдил вас деньгами. У нас твердая договоренность, и я не хочу, чтобы она развалилась сейчас. Мы можем сделать друг друга очень богатыми, но вы должны немедленно вернуться на свой корабль!

Леруа не мог понять, о чем говорил этот человек, и пришел к выводу, что тот сошел с ума. Другого объяснения у него не было.

Пираты «Возмездия» начали обходить Джейкоба Уилкенсона, заполнять комнату, и окружать его. Уилкенсон, в свою очередь, заставлял себя стоять более прямо, чтобы встретиться взглядом с Леруа, но его бравада иссякала.

— Приказываю вам немедленно уйти!

— Приказываешь? — наконец, произнес Леруа. — Ты мне приказываешь? Ты не можешь мне приказывать.

— Очень хорошо, тогда я прошу вас, пожалуйста.

— Amusez-vous! Позабавьтесь с ним!

Пираты «Возмездия» теперь полностью окружили человека, наблюдая за Леруа, ожидая от него сигнала.

— Послушай, ты, … — снова начал мужчина, и Леруа еще раз сказал: — Позабавьтесь с ним!

Один из пиратов вытащил из-за пояса саблю и с заискивающей улыбкой ткнул острием Джейкоба Уилкенсона.

— Ты, сукин сын, прекрати! — крикнул Уилкенсон и отошел. Тогда человек, стоявший рядом с первым, тоже ткнул его и заставил отступить еще дальше.

Сабли, тесаки, и кинжалы потянулись со всех сторон и вонзались в Джейкоба Уилкенсона. Он все отступал и отступал, но был окружен, а лезвия тянулись к нему со всех сторон.

Он обошел кресло, пытаясь убежать, но они были всюду. Он двигался быстро, но лезвия все равно находили его. Он задвигался еще быстрее, снова и снова бегая вокруг стула. Он начал тяжело дышать. Он начал потеть.

Тогда один из бандитов схватил его и сжал руки, а другой вытащил нож. Движением, словно сдирающим шкуру с птицы, человек с ножом срезал с Уилкенсона камзол, жилет и рубашку обнажив тучный белый живот, уже истекающий кровью из дюжины мелких ран.

Пират, который держал Уилкенсона, подтолкнул его вперед. Он споткнулся, а затем вздрогнул, когда в него вонзилось еще одно острие сабли, и вскоре он снова забегал вокруг стула, спотыкаясь, тяжело дыша, истекая кровью.

— О Боже, о Боже, хватит, — выдохнул он, падая на пол. Глаза Леруа остановились на странных узорах его крови на восточном ковре, когда толстяк катался в агонии, истекая кровью из десятков порезов. Они, казалось, плавали вокруг, кружась и формируя новые узоры перед его глазами. Он не мог понять слов мужчины.

Один из пиратов шагнул вперед и ловкими ударами кинжала снял с Уилкенсона его бриджи и разрезал носки, так что тот лежал на ковре совершенно голый, кроме ботинок.

Голоса теперь орали в голове Леруа, кричали, чтобы быть услышанными сквозь хриплый смех пиратов «Возмездия», выстрелы, бьющееся стекло, задыхающиеся мольбы этого Джейкоба Уилкенсона.

Двое пиратов снова подняли толстяка на ноги, и ему снова пришлось, шатаясь, бегать вокруг стола. Его белая кожа была в прожилках крови, которая свободно стекала по бокам и ногам. Бутылки разбивались о его голову и плечи и вонзались в его плоть. Он хныкал, умолял и молился, и от этого его мучители хохотали еще сильнее.

Малахий Барретт! Малахий Барретт! - Голоса прорывались сквозь грохот, выкрикивая предостережения в мозгу Леруа. Комната, казалось, кружилась, лица колебались, толстяк то появлялся, то терялся в фокусе.

Он забыл! Как он забыл? Но голоса напомнили ему. «На корабль! На корабль! Все это может подождать, все это будет еще здесь, но сначала Малахий Барретт должен умереть.»

Леруа почувствовал, как крик поднимается из его внутренностей, и когда этот звук усилился, его сабля, казалось, вылетела из ножен и вместе с этим звуком поднялась над его головой.

Он бросился вперед. Мимо проплыли лица, удивленные лица его собственных людей, когда они отступили, а этот голый толстяк на полу с залитым кровью испуганным лицом смотрел на него снизу-вверх, а затем его сабля начала опускаться снова и снова, и он никак не мог остановиться кромсать этого человека.

Малахий Барретт! - снова закричали голоса, и Леруа отступил назад и огляделся, забыв о мертвом человеке у своих ног.

— Мы возвращаемся на корабль. Сейчас же сожгите дом этого сукина сына и возвращаемся на корабль.

Секунду люди стояли молча, а потом, словно по сигналу, помчались уничтожать и уносить все, что могли, пока пламя не прогнало их прочь. Они не станут подвергать сомнению решение Леруа. Он знал, что так и будет. Никто бы не стал этого делать, кто хотел бы жить.

Томас Марлоу делал большие глотки из бутылки с ромом и смотрел через большие окна каюты на желтый мерцающий свет на горизонте. Он сидел, не шевелясь, не отрывая глаз от зрелища горящей перед ним его колонии, его приемного дома.

Он был один в большой каюте. Он не был пьян, несмотря на все усилия напиться.

Он хотел, чтобы пожары прекратились. Ему хотелось, чтобы они просто ушли, и Леруа ушел вместе с ними, но каждый раз, когда он думал, что они ушли, вспыхивал и разгорался новый огонь, один за другим, следуя за маршем разрушений вверх по берегам реки Джеймса.

Сколько человек уже убил Леруа? Не было никакого способа узнать. Возможно, никого. Возможно, они все бежали, увидев его. Марлоу представил себе вельмож Вирджинии, во всем их великолепии, бегущих, как крысы, от пьяной орды грязных пиратов. Возможно, он убил их всех. И все же он, Марлоу, сидел неподвижно.

Леруа пробирался к дому Уилкенсонов. Возможно, он, убьет всех этих ублюдков, и избавит его от хлопот. Разве это не было бы прекрасно?

«Плимутский приз» находился в безопасности, и ее люди были в безопасности, и это было его главной заботой и его главной обязанностью на данный момент. У него было желание пытаться остановить пиратов, и он не смог бы это сделать, не пожертвовав при этом всеми своими людьми, а также Элизабет и Люси. Он и так сделал все, что мог.

Он сделал еще один глоток из бутылки. Он не очень-то верил всему этому.

— Томас Марлоу, — пробормотал он про себя, медленно и пренебрежительно произнося слова. Во рту от них был неприятный вкус. Все было кончено. Он больше не был Томасом Марлоу. Он хорошо провел эти два года в качестве одного из членов элиты приливных земель, но теперь все закончилось. Он снова стал Малахием Барреттом.

Он полагал, что как только Леруа уйдет, он отправится с «Плимутским призом» на Карибы. Его люди пойдут с ним, он был в этом уверен. Большинство людей, плававших с ним, были всего в нескольких шагах от пиратства, а матросы «Плимутского приза» были еще ближе благодаря его командным качествам. До каперства или пиратства оставалось совсем немного. Бикерстафф, конечно, не пойдет с ними, и Рейкстроу, вероятно, откажется. Он подумал о Элизабет. И тут, словно вызванный его мыслями, он услышал звук ее легких шагов по палубе, ее тихий стук в дверь. — Томас?

Он повернулся в кресле и улыбнулся, как можно приветливей: — Пожалуйста, входи.

Она закрыла за собой дверь, пересекла каюту, села на диван лицом к нему. — Прости, что я ушла. — Марлоу взял ее за руку. Как будто ей было не о чем сожалеть. — Мне жаль, что я такая дура. Я довольна, что ты в безопасности. Я очень рада, что корабль и твои люди тоже спасены и находятся в безопасности.

— Ты?

— Извини, но ты действительно доволен своей безопасностью? — спросила она, и когда он не ответил, она продолжила. — У вас, мужчин, есть большое преимущество перед нами, женщинами. Когда нас унижают до такой степени, то мы не можем ничего сделать, кроме как перерезать себе вены. Вы же можете погибнуть в бою, и люди скажут, что это была благородная смерть.

— И ты считаешь это преимуществом?

— Надежда на сохранения своей чести всегда является преимуществом. Вот почему я и приехала в эти места.

— Также и я. Но даже здесь честь подобна хорошей семье: ты либо рождаешься в ней, либо надеешься, что она когда-нибудь будет твоей.

— Я не верю в это. И не поверю. Это выгодно только таким высокомерным ублюдкам как Уилкенсоны и Тинлинги. И хотя они называют это честью, но это не настоящая честь.

— Настоящая честь? Здешняя честь не более чем слова, которыми прикрываются эти высокомерные ублюдки, называя их настоящей честью. Существует ли то, что действительно является честью?

Они прекратили разговор, Марлоу с бутылкой на полпути к губам, и прислушались к внезапно усилившемуся шуму на палубе, который продолжался всю ночь, что-то заставляло мужчин кричать и выть. Все они были пьяны, празднуя свой удачный побег. Но на этот раз он был громче, и более продолжительным. Он поставил бутылку, вопросительно посмотрел на Элизабет, и она в ответ пожала плечами.

Он услышал шаги за дверью каюты, громкие, грубые голоса, банды мужчин, проталкивающихся к убежищу капитана. «Возможно, это мятеж», - предположил Марлоу. Он надеялся, что это так и было. Он надеялся, что его повесят.

Но вместо удара ногой в дверь раздался вежливый стук. Марлоу посидел еще секунду, затем встал и одернул жилет на место. — Заходите, — позвал он.

Дверь открылась, и вошел Бикерстафф. — Капитан, к тебе пришел джентльмен, — сухо сказал он.

«Джентльмен? Возможно, губернатор, или Финч, или кто-то из горожан». - Марлоу вполне мог представить, что они скажут.

— Очень хорошо, проводи его сюда. – На палубе шумно толкались и кого-то проклинали. Кем бы ни был посетитель, матросы грубо обращались с ним. Если бы это был губернатор, они вели бы себя немного повежливее.

Возбужденная толпа мужчин расступилась, словно порвавшаяся ткань, и джентльмен шагнул вперед. Глаза Марлоу расширились, рот приоткрылся. Он невольно сделал шаг назад, настолько он был потрясен, потому что посетителем оказался Джордж Уилкенсон. Без шляпы и парика, в грязной одежде, весь вспотевший от страха, он стоял в дверях большой каюты сторожевого корабля.

Вопросы крутились в голове Марлоу. Его глаза сузились. Он посмотрел на Уилкенсона.

Ему пришла в голову мысль, что он может повесить этого ублюдка прямо сейчас. Он был уверен, что стоило ему только произнести это слово, как его люди накинут на шею Уилкенсону уздечку и потащат его на рею. По крайней мере, он бы не попытался вмешаться, если бы они сделали это сами. По выражению глаз Уилкенсона, Томас догадался, что и тому пришло это в голову.

— Входите, — сказал Марлоу, и Уилкенсон ввалился в каюту, подталкиваемый сзади. — Вернитесь на палубу, ребята! — крикнул Марлоу, и люди разошлись, корча рожи и воя. Бикерстафф закрыл дверь.

Они стояли там, трое мужчин и Элизабет, молча, глядя друг на друга. Наконец Марлоу заговорил.

— Это очень неожиданно.

— Я тоже так подумал.

— Что вам нужно?

— Я смиренно пришел просить вас прийти на помощь этой колонии. Вы… вы и ваши люди - единственная сила в приливных землях, способная противостоять этим животным.

Марлоу пристально посмотрел на него. Он говорил правду. Это не было похоже на уловку. — Верно. Вы пришли просить, чтобы я отдал свою жизнь и жизни моих людей, чтобы спасти образцовое поместье Уилкенсонов? Это так?

Джордж сделал шаг назад и выглянул в большое кормовое окно огромной каюты. — Вон тот пожар, самый близкий отсюда, это горит поместье Уилкенсонов. Его уже не спасти. Сейчас меня беспокоит остальная часть колонии.

— А вы знаете, кто эти — животные? Кто их капитан?

— Какой-то пират по имени Леруа, это все, что мне известно. И он здесь отчасти по вине моего отца. Мне очень стыдно за роль моей семьи в этом деле. Если бы у меня осталась хоть капля гордости, я бы не пришел к вам, но ее у меня уже нет, и поэтому я готов признать, что вы и вы, — он кивнул Элизабет, — были подло и ужасно использованы мной и моей семьей.

Марлоу презрительно посмотрел на него, затем сел за стол и продолжал смотреть. Он не понимал, как, Джейкоб Уилкенсон мог быть причастен к появлению Леруа в бухте. Это была интригующая новость. Он не знал, что сказать.

— Мой отец, я думаю, уже мертв, — продолжал Уилкенсон, — и, если вы сделаете это, если вы помешаете им убить кого-либо еще, тогда у вас больше никогда не будет проблем с моей семьей, клянусь вам.

Марлоу повернулся и уставился в окно, на пламя, охватившее, по-видимому, деревья, окружавшие дом Уилкенсонов. Единственное, в чем он был согласен с Уилкинсоном, было то, что у того вообще не было необходимости умолять Марлоу сделать то, что он поклялся сделать сам. Если Уилкенсоны подло поступали с Марлоу, то и он с ними поступал точно также. Все они были одного поля ягоды - Уилкенсон, Марлоу, Леруа. Финчи.

Он повернулся к мужчинам в своей каюте, и его глаза встретились с глазами Элизабет. — Что ты обо всем этом думаешь? — спросил он, как будто Уилкенсона здесь не было.

— Я думаю, что Джордж Уилкенсон — подлец, но то, что он сделал, придя сюда с такой просьбой к тебе, - это самый смелый поступок, который я когда-либо видела у таких людей.

— Хм-м-м. Что ж, возможно, ты права. Но он просит то, что я не могу сделать. Я не могу одолеть Леруа. И я не обязан вести на смерть своих людей, для защиты аристократов, которые вели себя так бесчестно.

Бикерстафф заговорил первым: — Ты, должно быть, помнишь, как-то спросил меня, в чем, по моему мнению, разница между простолюдином и человеком благородного происхождения.

— Я помню. Ты сказал, что у одного больше денег, чем у другого, и тот, у кого больше денег, тот и претендует на честь, хотя на самом деле она у них одинакова.

— Да, я так и сказал, и я думаю, что все, что мы видели в прошлом году, подтверждает это. Но это не означает, что к этой чести не стоит стремиться, даже если ты единственный в стране

Марлоу откинулся на спинку стула. Его взгляд переместился с Бикерстаффа на Уилкенсона, потом на Элизабет, а затем снова на Бикерстаффа.

— Я не могу одержать над ним победу. — снова сказал он.

— Очень жаль, — сказал Бикерстафф, — но это не важно. Важно только, что ты даже не хочешь попытаться.

Марлоу посмотрел на свой стол и потер виски. То, что говорил Бикерстаф и то, что говорила Элизабет, все было правильным. Он знал это. Но он боялся. Это была истина, оголенная до самой сути. Он боялся Леруа, потому что знал все, на что тот был способен. У него начала болеть голова. И он почувствовал, что ему надоело бояться.

— Очень хорошо, — сказал он, наконец. Он положил руки на стол и поднялся на ноги. — Нам всем суждено, в конце концов, умереть. Одним раньше – другом позже. — Он посмотрел на Элизабет и выдержал ее взгляд. — Что-ж давайте воспользуемся преимуществом, которое дает нам наш мужской пол, чтобы потом о нас сказали: - «они погибли с честью».